Книга: Полынь скитаний
Назад: Заглянем в прошлое, чтобы понять настоящее
Дальше: Новое пристанище

Первая волна русских переселенцев в Парагвай

Гонимые в Европе белоэмигранты потянулись в неведомый Парагвай. Сначала плыли на пароходе до Аргентины, оттуда по реке Парана дальше, пока не оказались в джунглях, где возмечтали создать русские общины и возродить старую Россию. Одна из групп переселенцев стала осваивать участок земли в нескольких десятках километров от городка Консепсьон. Белые офицеры, герои Первой мировой войны, с семьями поселились под навесами из пальмовых ветвей: чужие и непонятные джунгли окружали их убогие хижины.

Михаил Дмитриевич Каратеев (1904–1978), русский историк и писатель, штабс-капитан, кавалер Георгиевского креста, покинувший Россию с войсками Врангеля в 1920 году, оказался в Парагвае с первыми группами русских переселенцев в 1934 году.

Один из героев его книги «По следам конквистадоров» говорил: «На первый взгляд все как будто бы ничего: и страна хорошая, и народ симпатичный, и земля прекрасная, и растет на ней все, что посадите. Но попробуйте сначала очистить участок под посевы! Дают вам полосу леса, абсолютно непроходимого: все заплетено лианами и колючками, без топора шагу ступить нельзя. Срубите вы дерево, оно повисает на лианах и не падает. Срубите все соседние, образуется гигантская куча, которую никакими силами не растащишь. Остается только одно: жечь все на месте. Лес сырой, горит плохо, приходится повторять эту операцию много раз. В результате мелочь сгорит, а стволы и пни останутся. Стволы можно распилить и вытащить, но это каторжный труд, ибо деревья там твердые и тяжелые как железо. А с пнями вообще ничего не поделаешь, корни у них такие, что корчевать и не пробуй. Пахать на подобном поле нельзя несколько лет, пока пеньки не сгниют. В ожидании этого парагвайские крестьяне кое-как взрыхляют землю мотыгами и сажают между пнями маниоку и кукурузу, довольствуясь тем, что вырастет. Запросы у них невелики: есть над головой навес, а на обед вареная маниока, вот и ладно. У нас же потребностей больше, и удовлетворить их при таком хозяйстве никак нельзя…»

Русские назвали свою колонию «Надежда», по-испански “Esperanza”. Бывшие дворяне прокладывали дороги, вырубали джунгли, сажали хлопок, маниоку и земляные орехи, пытались подоить единственную на всю колонию корову: парагвайская полудикая корова упорно не подпускала к себе, выбивала из рук ведро и ни за что не хотела давать больше двух литров молока в день.

Колонисты делились в письмах: «Что нас здесь встретило? Полная неприготовленность к нашему приезду, даже растерянность. После нескольких дней нудного пребывания в городе, в казармах, нас перевезли на быках в лесную местность за двенадцать километров от города. Лес здесь настоящий; тянется на огромные пространства, наполнен всяким зверьем: дикими свиньями, пантерами, броненосцами, обезьянами, различными птицами… Обезьяны просто приходят во двор, где есть апельсины, и лакомятся…» (Парагвай – Париж, 16 августа 1934).

«Первое время я чуть с ума не сошел от скуки. По вечерам страшно. Один в хатке, а кругом лес. Думал, не выдержу. Хотел бежать. Да куда бежать-то? А теперь ничего, пообвыкся. Сижу, с правой руки электрический фонарик наготове, с левой руки двустволка заряженная стоит и топор… При случае обязательно и револьвер куплю» (Парагвай – Париж, 1 ноября 1934).

«Здесь все продукты и материалы после нашего приезда поднялись в цене страшно, например курица стоила двенадцать, а сейчас двадцать пять. Кило луку – семь песо, а сейчас – тринадцать, и так все, а особенно дорого стоит мануфактура – приступить к ней невозможно, а посему я и осмеливаюсь тебя просить прислать мне старого тряпья. Не стесняйся и пришли мне именно тряпки: они нам будут служить бинтами, ведь в лесу то наколешь, то разрежешь руку, ногу, и я порвал все кальсоны и рубашки для этой цели. Опять-таки, ты смотри там, если пересылка будет недорого стоить» (Парагвай – Париж, 1 декабря 1934).

А вот отрывки из писем русских дам: «С огородом не повезло – засох. На память от него осталась только тыква. Французские дыни выросли с кулачок и созрели, но плети посохли. Что касается огородных овощей, то вообще они не всегда удаются – иногда без всякой видимой причины не выходят. Здешние овощи по качеству хуже европейских – грубее. Семена привозные. Акклиматизированных семян нет, как нет и ассортимента семян специально для Парагвая… Встаем в три – три с половиной часа утра и до вечера не знаем покоя. Муж работает даже под дождем и в праздники. Кроме того, он сам сапожничает, сам чинит конскую упряжь и вообще изворачивается на все руки»; «…такая жара, что дышать нечем… Уже полтора месяца нет дождя – солнце жжет, как вы понятия не имеете… И если вы мне пришлете номера “Возрождения” (последние новости мы узнаем от знакомых) или какой-нибудь журнал русофильный, самый дешевый, то я вам буду очень благодарна. И это мне доставит больше удовольствия, чем платье, так как я хожу почти без платья. Это потому, что температура доходит до 45° и больше…»; «…у меня все живет надежда вернуться в Россию».

Константин Константинович Парчевский в своей книге «В Парагвай и Аргентину» писал о парагвайской колонии: «Утверждали, что урожай бывает четыре раза в год. Но забыли упомянуть, что собрать его удается только раз в четыре года. То налетит саранча, то пожрет бродячий муравей, то уничтожит какой-то неведомый паразит… Вредители сидят повсюду – в земле, под землей, в воздухе, в лесу».

Надежды русских колонистов не оправдались: выращенный с трудом хлопок удалось продать за сущие гроши, маниоку сбыть вообще не удалось, а урожай орехов сожрали саранча и муравьи.

Михаил Дмитриевич Каратеев вспоминал о здешних муравьях: «Однажды во время дальней верховой поездки я заночевал на очень уютно выглядевшей чакре. Вечером мы пили с хозяином терере возле его хижины, окруженной тенистым апельсиновым садиком, а утром, проснувшись, я не поверил глазам: все эти апельсиновые деревья стояли голыми, листья с них срезали нагрянувшие ночью муравьи-стригуны. Позже я не раз наблюдал организацию таких налетов: часов в десять вечера, когда все уже спят, несметные полчища муравьев вливаются в сад. Часть их сейчас же взбирается на деревья и начинает срезать с них листья, перекусывая черенки; другая часть режет их внизу на небольшие кусочки, а третья, сплошным потоком, напоминающим зеленый ручеек, тащит эти кусочки в муравейник, иногда находящийся за добрый километр от сада. Другой сорт здешних муравьев, более мелких, агрокультурой не интересуется, но такие же ночные набеги устраивает на жилые помещения. Тогда надо вскакивать с постелей и попроворней удирать. За ночь муравьи сожрут в доме все съестное, а заодно и все живое, то есть тараканов, пауков и прочую пакость. К рассвету они уходят, и хозяева получают возможность возвратиться в свое отлично вычищенное жилище. Насколько я заметил, парагвайские крестьяне такие санитарные нашествия даже любят».

Михаил Дмитриевич свидетельствовал также: «Однажды, обедая во французском ресторане, в Консепсьоне, я обратил внимание на трех сидевших за соседним столиком японцев; по одежде и по манерам сразу было заметно, что это вполне культурные люди. Хозяйка нас познакомила, все трое отлично говорили по-испански и по-французски. Из разговора выяснилось, что японское правительство командировало их сюда для детального ознакомления с краем и изучения степени его пригодности для японской колонизации. Один из них оказался ученым-агрономом, другой доктором медицины, третий инженером. Они обстоятельно исследовали район, не оставив без внимания ни одной мелочи, нашли здешние условия мало благоприятными для земледелия, и после этого ни один японский колонист сюда не приезжал».

Наконец русские также догадались создать комиссию, чтобы исследовать, насколько подходит Парагвай для русских иммигрантов. В 1935 году такая комиссия была создана, ее наиболее важными персонами явились Николай Дмитриевич Авксентьев, бывший правый эсер, и Николай Николаевич Стогов, белый генерал.

Комиссия съездила в Парагвай и по результатам поездки составила отчет. В отчете, который был перепечатан в парижской газете «Возрождение» от 5 января 1936 года, в частности, говорилось: «Переселение в Парагвай возможно для следующих лиц: быть землеробом или способным стать таковым, обладая при этом недюжинной энергией, отличным здоровьем и громадной выносливостью; иметь в виду, что предстоят несколько лет упорного, самоотверженного труда и борьбы с природой в условиях существования более чем примитивных; отказаться от каких-либо культурных условий существования и от каких-либо культурных развлечений…

Только при наличии всех вышеупомянутых условий, если не случится какого-либо непредвиденного несчастья, колонисты могут рассчитывать через несколько лет начать постепенно создавать свое относительное благополучие, разумея под ним отнюдь не богатство, а лишь деревенское довольство, конечный предел которого – среднезажиточная крестьянская жизнь… Колонисты не могут рассчитывать дать детям образование, да и в будущем им будет трудно поднять детей на высшую социальную ступень…

Все местные болезни, кроме проказы, при надлежащей медицинской помощи могут быть быстро излечены, но в некоторых местах рассчитывать на эту помощь трудно как по ненахождению вблизи врача, так и вследствие бездорожья и отсутствия средств передвижения».

Но отчет этот опоздал: все, о чем в нем было написано, русские уже испытали на практике. Первые колонисты, прожив с 1934 по 1935 год в паргвайских джунглях, всеми силами старались выбраться оттуда, переехать в столицу и найти работу по специальности (большинство из них были высокообразованными людьми), а не заниматься нереальными проектами. Михаил Дмитриевич Каратеев, также уехавший из колонии с супругой и семилетней дочерью в столицу, делился в своей книге «По следам конквистадоров» выдержками из писем, которые свидетельствовали о медленной агонии русской «Надежды».

Декабрь, 1935 год (через три месяца после развала колонии). «Живем предельно бедно. Деньги иссякли окончательно, и фактически мы перешли на подножный корм: мясо едим раз в неделю, и то лишь потому, что пока нам дают его в долг. Общая наша мечта – дотянуть как-нибудь до нового урожая, когда, Бог даст, выручим хоть что-то за хлопок. Отделился от нас Богданов, который теперь работает самостоятельно и копит деньги на отъезд в Бразилию».

Ноябрь, 1936 год. «Часть долгов удалось заплатить, продав пару волов. Наличности едва хватает на покупку таких предметов роскоши, как соль и керосин. Некоторые дошли до полного обнищания, Мясников отделился от Раппов, поставил себе в лесу шалаш, питается вареной маниокой и кукурузой, оброс бородой и ходит завернувшись в одеяло… Словом, Андрюша одичал, что и с нами, вероятно, скоро случится».

Декабрь, 1937 год. «В этом году в нашем округе почти весь хлопок съела саранча, а маниоку – какая-то гусеница. Сильно ощущается недостаток овощей и зелени, но мы нашли в лесу съедобную травку, из которой получается недурной салат. Недавно съели своего последнего вола. Теперь нас четверо, так как Полякевич уехал в Асунсион».

Июнь, 1938 год. «Хлопок в этом году уродился скверно, а цена на него вдвое ниже прошлогодней. Еле-еле перебиваемся. Уехал в Концепсион Владимир Компанеец, устроился в тамошней школе преподавателем французского языка, так что осталось нас трое. Вокруг царит мерзость запустения, все заросло бурьяном, у большинства построек провалились крыши – не хватает ни времени, ни желания с этим бороться… Вокруг развелось много гремучих и коралловых змей, удавы тащат из курятника последних кур…»

Апрель, 1939 год. «Месяц тому назад уехал Колесников, его устроили на службу в каком-то провинциальном городке, и это для него спасение, потому что он последнее время сильно болел и в наших условиях едва ли протянул бы долго. Через неделю уезжаю и я, удалось устроиться рабочим на мельницу, хоть отъемся немного, а дальше – что Бог даст. Остается тут один Чистяков, но и он, конечно, долго не задержится. Так закончила свое существование наша бесславная “Надежда”».

Практически все поселения, организованные по инициативе генерала Беляева, распались: романтические мечты столкнулись с прозой жизни, и это столкновение оказалось для них роковым. Следует добавить, что сам генерал жил с супругой в Асунсьоне и никогда не пытался заняться тем, на что вдохновлял других, – сельским хозяйством в парагвайских джунглях.

В 1932–1935 годах многие из русских офицеров приняли участие в Чакской войне с Боливией за спорную смежную территорию Чако.

В 1933 году генерал Деникин в Париже произнес речь о бессмысленности русских жертв в Чакской войне. Ответом на эту речь стало письмо капитана первого ранга князя Язона Константиновича Туманова (1883–1955), ветерана Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. Письмо было опубликовано в журнале «Часовой», основанном русскими офицерами-белоэмигрантами в 1929 году в Париже.

В письме говорилось: «Парагвай – одна из немногих, если не единственная страна под луной, где нет и не было “русских беженцев”… Небольшая русская белая колония уже много лет живет здесь так, как, наверное, она жила бы у себя на родине. Русские доктора здесь лечат, а не играют на гитарах в ресторанах, русские инженеры строят дороги и мосты, а не вышивают крестиками, русские профессора читают лекции, а не натирают полы, и даже русские генералы нашли применение своим знаниям, то есть служили в военном ведомстве и титуловались, несмотря на скромный штатский пиджачок, почтительно – “mi general”. Здесь, в Парагвае, никто из русских не слышит упрека в том, что он ест парагвайский хлеб, что он здесь засиделся, что пора, мол, и честь знать… Русские искренно и глубоко привязались к этой маленькой и бедной стране и ее народу, особенно тепло оценив его гостеприимство после скитаний по бывшим союзническим и несоюзническим странам. И вот над приютившей их страной стряслась беда: на нее напал сосед, трижды сильнее ее… Что же должны делать старые русские борцы, ходившие на немца, турка и на Третий интернационал и много лет евшие парагвайский хлеб? Сложить руки и сказать приютившему их народу: вы, мол, деритесь, а наша хата с краю; наши жизни могут пригодиться нашей собственной родине?.. Конечно – нет».

Генерал Иван Тимофеевич Беляев (впереди) с индейцами Парагвая


Старые русские вояки будут обучать парагвайских новобранцев и даже станут национальными героями Парагвая, а четырнадцать улиц столицы назовут их именами: Команданте Саласкин, Команданте Беляев, Команданте Канонников, Офисьеро Серебряков… Имя русского генерала Ивана Тимофеевича Беляева будет увековечено в памяти народа Парагвая.

Назад: Заглянем в прошлое, чтобы понять настоящее
Дальше: Новое пристанище

sportsbettingLom
cleveland cavaliers betting and 1xbet betting company .the betting expert the kelly criterion sports betting the open betting tips the royal exchange betting the sun football betting tips
Willieiteta
порно захотела большой Порно пиздец голая порно скачать бесплатно порно видео инцест новинки порно видео домашнее волосатые порно копро девушки порно зрелых мам анал порно девушка много кончает смотреть порно видео на телефоне порно молодые мамки порно письки онлайн бесплатно смотреть фильмы онлайн порно без порно больший попы женщин много красивых девушек порно d9769a7
Michaelcog
I am lucky to have stumbled across this web page, it's toally what I have been dreaming for. The details here on the webpage is definitely appreciated and will help me all throughout the week. It shows that the site gained a large amount of specifics concerning this and the other hyper links and info also show it. I'm not usually on the web during the week but when I get a break I am always searching for this kind of information or others closely having to do with it. I have two of my relatives that have developed an interest in this because of what I have put together about it and they are more than likely going to be visiting this site since it is such an awesome treasure. I'm also interested in government issues and dealing with the new twists and turns in world politics. When someone gets a chance, take a look at my website: Reconciliation nearby of Wesley Chapel FL