Судьбы людские
Ритка узнавала ближе то одного человека, то другого и была поражена судьбой большинства из тех, с кем свел ее Господь на Тубабао. Это о них много лет спустя напишет инок Всеволод (Филипьев) свои пронзительные строки:
Мы познали вкус расставания
И пошли без карт и ветрил.
Не в изгнание, а в послание
Нас Всевышний благословил.
Не нектар, а полынь скитания
Каждый из нас испил,
Но мы верили, что в послание
Нас Всевышний благословил…
Совершите о нас поминание.
На Руси наших нет могил.
Даже мертвые мы в послании —
Так Всевышний благословил.
Вот Ольга Александровна Морозова – на момент их знакомства ей исполнилось семьдесят три года, и Ритка, первый раз увидев ее, была поражена: как эта пожилая леди похожа на ее бабушку! Такая же сухонькая, как засушенный осенний цветок в старой Псалтири, но с той же бесстрашной силой в глазах!
Ольга Александровна только что переболела лихорадкой и была слаба, но самоотверженно старалась помочь Ритке: то поила лежачих, то помогала кормить ослабленных пожилых, то присматривала за больными детьми. Ее мучила бессонница, и несколько раз они беседовали ночью с Риткой, которую тянуло к Морозовой, так похожей на бабушку.
Постепенно жизнь Ольги Александровны раскрывалась перед девушкой, как книга. Дворянская семья, счастливое детство, главным авторитетом для маленькой Олечки всегда являлся отец – умный, добрый, благородный. Колесов Александр Андреевич был и ученым, и литератором, и директором земледельческого училища. От него дочь унаследовала любознательность и прекрасные способности. Она окончила институт ведомства императрицы Марии Федоровны и даже получила в награду за отличную учебу «золотой шифр большого размера» – металлический вензель императрицы, который носили на левом плече на белом в полоску банте. Олечка имела дар слова и пробовала свои силы в литературе.
Кроме способностей, она переняла от отца то, что было свойственно лучшим представителям русского дворянства: жертвенность, благородное горение духа и желание сделать жизнь лучше. Еще до революции девушка, имевшая прекрасное приданое, основала на собственные средства начальную школу для крестьянских детей. Ольга Александровна могла танцевать на балах и гулять с книжкой и лорнетом по собственному саду, но вместо этого она добровольно отправилась на фронт Первой мировой войны и трудилась в Красном Кресте сестрой милосердия. Кровь, грохот снарядов, грязь, холод, смертельная опасность – вот то, что выбрала она вместо покоя и неги.
После войны Ольга Александровна вышла замуж за такого же, как ее отец, порядочного и благородного человека, агронома по профессии, сменила фамилию Колесова на Морозова и родила двух дочерей и сына.
Во время Гражданской войны, в ноябре 1919 года, при эвакуации из Омска, муж и дочь Ольги Александровны были убиты большевиками в поезде Верховного правителя России адмирала Александра Васильевича Колчака. Вторая ее дочь Вера спаслась и эмигрировала в Китай, в Тяньцзин.
Ритка размышляла над судьбой Ольги Александровны. Этой женщиной могла гордиться Россия, но вместо этого семью Морозовых ждал удел изгнанников. Девушке было совершенно непонятно, зачем убивать гражданского человека, агронома, да еще с ребенком?
Гибель любимого мужа и ненаглядной дочурки не сломила Ольгу Александровну, не ожесточила ее большое, доброе сердце: она потратила почти последние сбережения, чтобы основать в Семипалатинске лазарет на пятьдесят мест. Наступление красных и смертельная опасность заставили Морозову с сыном покинуть Семипалатинск и уехать к дочери Вере. Позднее они оказались в Шанхае и на Тубабао.
Морозова часто записывала что-то в толстую потрепанную тетрадь. Как-то Ритка спросила робко:
– Ольга Александровна, простите меня, пожалуйста, за любопытство… Вы пишете стихи?
– Нет, Риточка, я пишу роман.
– Это очень интересно! А как он называется?
– Он будет называться «Судьба».
– В нем будет описываться ваша жизнь?
– Пожалуй… Хочу попытаться рассказать потомкам – тем, кто будет жить спустя лет этак пятьдесят, – о судьбе нашего поколения… А стихи я тебе сейчас прочитаю, они мне очень нравятся и, мне кажется, передают суть того, о чем я пытаюсь написать… Только они не мои, их написал харбинский поэт Арсений Несмелов.
И Морозова негромко читала Ритке отрывок из стихотворения с коротким названием «Потомку»:
Иногда я думаю о том,
На сто лет вперед перелетая,
Как, раскрыв многоречивый том
«Наша эмиграция в Китае»,
О судьбе изгнанников печальной
Юноша задумается дальний.
На мгновенье встретятся глаза
Сущего и бывшего: котомок,
Страннических посохов стезя…
Скажет, соболезнуя, потомок:
«Горек путь, подслеповат маяк,
Душно вашу постигать истому.
Почему ж упорствовали так,
Не вернулись к очагу родному?»
Где-то упомянут – со страницы
Встану. Выжду. Подниму ресницы:
«Не суди. Из твоего окна
Не открыты канувшие дали:
Годы смыли их до волокна,
Их до сокровеннейшего дна
Трупами казненных закидали!
Вырос ты без тюрем и без стен,
Чей кирпич свинцом исковыряли…
В наше ж время не сдавались в плен,
Потому что в плен тогда не брали!»
И не бывший в яростном бою,
Не ступавший той стезей неверной,
Он усмешкой встретит речь мою
Недоверчиво-высокомерной…
– «В наше ж время не сдавались в плен, потому что в плен тогда не брали!» – эхом отозвалась Ритка и замолчала. А что тут скажешь? Ни убавить, ни прибавить…
Внезапно девушка встрепенулась:
– Ольга Александровна, а в мужской палате лежит писатель Борис Борисович!
– А как его фамилия?
– Кажется, Филимонов!
– Как интересно! Узнай, пожалуйста, о нем побольше! Мне было бы так приятно познакомиться с коллегой…
Но Ритке ничего не удалось узнать о Филимонове: Борис Борисович скоропостижно скончался от тяжелой болезни, и Ритка за делами даже не успела узнать, от какой именно.
Филимонов был еще совсем не старым человеком – ему только что исполнилось пятьдесят, и был он офицером и сыном офицера.
Воспитанник Псковского кадетского корпуса, семнадцатилетний Борис Филимонов с 1918 года служил добровольцем в Белой армии. Ах эти мальчишки-кадеты, как храбро они сражались, как самоотверженно проливали кровь за Веру, Царя и Отечество! Воспитанные в преданности Родине, сплоченные духом товарищества, с юношеским максимализмом, они шли в атаку первыми – и первыми погибали.
Юнкера и кадеты царской России
Филимонов, военный историк, храбрый поручик артиллерии, участник гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке, после вынужденной эмиграции жил в Шанхае и трагически скончался на Тубабао, не успев издать свое детище – книгу «Конец Белого приморья».
Но если есть воля Божия, то книга найдет своего читателя вне зависимости от обстоятельств. Спустя много лет машинописный текст книги Филимонова попал в руки его сослуживца, поручика Евгения Александровича Леонтьева, который и подготовил ее к печати.
В госпитале Ритка узнала и Бологова – мужественного, самоотверженного человека, которого называли «спасителем русской дальневосточной эмиграции».
Родился Григорий Кириллович Бологов в 1895 году в казачьей станице Александра Невского (нынешнего Куйтунского района Иркутской области), в 1917-м окончил Иркутское военное училище. В чине есаула командовал большим отрядом белых пехотинцев и казаков, участвовал в страшном незабываемом Сибирском Ледяном походе, был дважды ранен. Одним из последних покинул Россию: Бологову было не привыкать спасать друзей, забывая о себе самом.
В 1930 году был расстрелян его старший брат – крестьянин-единоличник станицы Александра Невского, в 1937 году репрессированы еще трое из семьи Бологова, так что иллюзий по поводу большевиков Григорий Кириллович не имел.
Лишенный Родины, семьи, близких людей, вынужденный скитаться на чужбине, задыхаться от лихорадки на тропическом острове, Бологов, как и многие другие русские, не озлобился, не ожесточился сердцем. Он думал в первую очередь о тех, кого послал ему Господь на жизненном пути, и, хотя давно мог уехать с Тубабао и позаботиться наконец о собственной жизни и благополучии, уехал только в самом конце, когда остров покинули почти все беженцы.
О таких, как Филимонов и Бологов, писал донской казак, офицер Белой армии поэт Николай Туроверов:
Запомним, запомним до гроба
Жестокую юность свою,
Дымящийся гребень сугроба,
Победу и гибель в бою,
Тоску безысходного гона,
Тревоги в морозных ночах,
Да блеск тускловатый погона
На хрупких, на детских плечах.
Мы отдали всё, что имели,
Тебе, восемнадцатый год,
Твоей азиатской метели,
Степной – за Россию – поход.
Ритка узнавала ближе больных госпиталя и поражалась их благородству и самоотверженности. Словно Сам Господь, по молитвам духовного отца, наставлял ее: «Смотри: не ты одна пережила скорби! Учись у этих людей бороться с памятозлобием, учись сохранять мир и покой душевный, учись любить!»
Страшное зло способен сделать человек, предавшись духу тьмы. Стоит допустить в своей душе воспоминания об обидах, о зле, которое тебе причинили, стоит почувствовать ненависть к обидчикам – и в твоей собственной душе начинает разрастаться зло. Это битва в душе между Богом и дьяволом.
Когда ты злопамятен, когда враждуешь, когда корчишься от обиды за то, что с тобой и родными сделали, – зло бушует рядом с тобой, а человеческая душа умирает. Когда ты прощаешь – чувствуешь освобождение, спокойствие, мир и покой душевный. Это такая благодать! И тогда ты обретаешь силу духа и живешь дальше. Этому научили Ритку ее духовный отец, архиепископ Иоанн Шанхайский, и те люди, которых она встретила в госпитале на острове Тубабао.
