Первая группа, прибывшая на Тубабао девятнадцатого января 1949 года, состояла из сорока восьми мужчин: инженеров, техников и квалифицированных рабочих под началом инженера Олега Мирама. На следующий день самолетом перебросили еще пятьдесят беженцев, среди них были уже женщины и дети.
Они не обнаружили здесь гавани – только грязный берег и слякоть. Они также не нашли ни бараков, ни электричества, ни дорог, ни запаса питьевой воды – ничего, кроме диких джунглей и остатков американской военной базы: нескольких маленьких полуразрушенных бараков и одного крупного, но тоже полуразрушенного строения из рифленого железа.
На острове не было ни палаток, ни инструментов для строительства, зато в достатке имелись скорпионы, сколопендры, ядовитые змеи, москиты и комары. Последние особенно обрадовались появлению здесь людей или, как их теперь называли, ДиПи.
Еще на Тубабао росли пальмы, и еще пальмы, и снова пальмы и банановые деревья. Также остров часто посещали тайфуны, срывавшие с пальм кокосы, – и это были далеко не самые сильные из тайфунов.
Филиппины
Первой группе беженцев пришлось тяжелее всех: им предстояло расчистить дикие джунгли, проложить дороги и наметить место для лагеря. Спали они в полуразрушенных бараках, воду носили из маленького ручья. Первопроходцы торопились с работами: им нужно было подготовить лагерь к прибытию четырехсот девяноста двух беженцев на старом пассажирском пароходе «Хуа-Льен» под руководством штабс-капитана царской армии, полковника Белого движения, георгиевского кавалера Константина Ивановича Клуге.
Пароход «Хуа-Льен» покинул Шанхай еще четырнадцатого января, владыка Иоанн отслужил напутственный молебен и благословил всех в дорогу. «Хуа-Льен» находился в пути десять дней, и за это время бедные ДиПи натерпелись страху: к первой же ночи поднялся сильный ветер и начался шторм. Волны бросали пароход как щепку, то поднимая его на гребни, то опуская в бездну, так что у пассажиров ухало внутри и перехватывало дыхание. Палубу заливало водой, а сам старый пароход натужно кряхтел, скрипел своими заржавевшими люками и болтами, кренился то на один бок, то на другой, и каждый раз казалось, что он не сумеет выправиться.
Беженцы собрались в столовой и напряженно ждали, чем закончится борьба старикашки «Хуа-Льена» со стихией. Когда внезапно погасло электричество, дети начали кричать, женщины заплакали, а несколько смелых мужчин стали с большим трудом пробираться на капитанский мостик, чтобы выяснить, в чем дело. Но шторм незаметно закончился, и все успокоились.
По пути русские даже сочиняли частушки и распевали:
На хваленом на «Хвальене»
Едем в тепленький Самар!
Слава Богу – не в Находку,
Не в кипящий самовар!
Спустя десять дней после отплытия из Шанхая, двадцать четвертого января, они приплыли на Тубабао – оживленные, радостные, достигшие пусть не земли обетованной, но безопасного пристанища.
Однако пристанище отнюдь не выглядело безопасным: дикие джунгли и проливной тропический ливень – просто стена воды. Полковник Константин Иванович Клуге отказался высадить под ливень вверенных ему пассажиров, особенно женщин и детей, и попросил дать им немного времени, на что получил категорический отказ. Более того, рассерженный филиппинский чиновник, приказавший Константину Ивановичу немедленно высаживать пассажиров, в качестве наказания прекратил выгрузку багажа русских и запретил самому Клуге вход на Тубабао, отправив его в Манилу, столицу Филиппин.
Под проливным ливнем беженцы сошли с трапа парохода «Хуа-Льен» – и в мгновение ока оказались мокрыми до нитки. Кроме того, они были полностью обескуражены увиденным: сырая поляна, окруженная лишь дикими джунглями, и поляна по соседству, на которой высилась гора старых дырявых армейских палаток, – все, что ожидало их на острове.
Таким оказалось последнее пристанище русской дальневосточной эмиграции! Мир оказался столь тесен, что Европа и щедрая Америка не смогли найти для этих пяти с половиной тысяч русских лучшего места, чем необитаемый остров в тропиках.
Несколько дней русские ставили палатки как попало, безо всякой планировки. Один из них, Юрий Савицкий, написал по этому поводу забавные стихи:
Мы тяжко потом обливались,
С трудом палатки воздвигались,
Ворчали старики:
«Не может, что ли, тетя ИРА
Нам всем здесь выстроить квартиры
Иль хаты, что ли, для близира,
Мы мокнем, как сурки!»
Стихи, конечно, были шуткой, все они были благодарны ИРО за заботу, за то, что их не бросили на произвол судьбы. Благодарны и американцам, неоднократно помогавшим, и филиппинцам: как бы там ни было, их бедная страна, только что пережившая все ужасы Второй мировой войны, тем не менее все же согласилась их принять.
Между тем ДиПи продолжали прибывать на остров. На помощь снова пришли американцы: их транспортные самолеты, вмещавшие пятьдесят человек каждый, сделали тридцать рейсов Шанхай – Манила – Тубабао и перевезли около полутора тысяч беженцев. Остальные четыре тысячи с небольшим приплыли морем на «Хуа-Льен», а также на втором таком же старом пассажирском пароходе «Кристобал». Третий пароход «Хейвен» доставил на Тубабао четыреста последних белоэмигрантов.
Условия жизни первых русских ДиПи на острове мало чем отличались от условий лагерей для военнопленных. Официальные лица ИРО, чувствуя свою вину, даже ввели цензуру всей исходящей с острова корреспонденции: принимались только письма на английском, и цензоры проверяли их на наличие критики и жалоб. Когда условия улучшились, цензуру сняли.