Его сердце болит обо всех нас!

«Знаешь, дорогая моя бабушка, я узнала о владыке что-то, что еще больше увеличило мою любовь к нему, хотя, казалось бы, я и так люблю его всей своей душой. Дело было так.

Как-то ночью я штопала на кухне облачение владыки. Все давно спали, и когда на свет моей лампочки заглянула наша заведующая Мария Александровна Шахматова, она строго спросила у меня, не устала ли я и не пора ли мне спать, ведь всем детям нужно спать по ночам. На это я несколько резко ответила, что давно не ребенок и спешу закончить работу к утру. Потом мне стало неловко от своей резкости, я постаралась смягчить свои слова и сказала ей:

– Простите, Мария Александровна, но сам владыка ради нас вообще не спит, и с моей стороны не будет великой жертвой, если я тоже немного не посплю!

Тогда, дорогая бабушка, тогда Мария Александровна изменилась в лице и заговорила со мной как со взрослой – как с духовной сестрой, а не воспитанницей, так мне кажется. Она села рядом со мной и стала говорить со мной о владыке, и говорила так, словно ей давно нужно было с кем-то поделиться этим рассказом.

Она рассказала мне о том, как некоторое время назад, до моего появления в приюте, у них было особенно трудно с продуктами, владыка же продолжал приводить все новых и новых детей. Как-то вечером она сильно унывала, поскольку не знала, чем кормить детей на завтрак, и когда владыка зашел в приют, она не смогла сдержаться и высказала ему все, что было на душе.

Мария Александровна помолчала. Я видела, как дрожат ее губы. Потом она собралась с духом и продолжила. Она видела, как устал владыка, каким изнуренным, обессиленным и замерзшим он был, но не смогла сдержаться, за что до сих пор себя корит. Она потеряла контроль над собой и сказала владыке, что им нечем кормить воспитанников, упрекнула его в том, что он приводит новых детей.

Владыка грустно посмотрел на нее и спросил: “В чем вы больше всего нуждаетесь?” Мария Александровна ответила сразу же: “Во всем, на худой конец – в овсянке. Мне нечем кормить детей утром”.

Владыка посмотрел на нее печально, поднялся к себе, и тогда она услышала, как он усердно молится и бьет земные поклоны так, что это было слышно даже из-за двери.

Утром в дверь приюта позвонили. Когда Мария Александровна открыла, то увидела на пороге незнакомого господина, на вид англичанина. Он сообщил, что является представителем зерновой компании и они решили пожертвовать лишние запасы овсянки детям. И в приют начали вносить мешки с овсянкой.

Как раз в этот момент владыка спускался по лестнице. Он молча прошел мимо Марии Александровны, но она увидела в его взгляде упрек за недостаток ее веры. Ей хотелось упасть на колени и лобызать его ноги, но владыка уже ушел, чтобы молиться и благодарить Господа.

И Мария Александровна спросила меня со слезами в голосе:

– Ты понимаешь?! Понимаешь, какова сила его молитвы?! Многие смотрят на него и видят просто невысокого священника в поношенной рясе… А ведь он, ведь он…

И я ответила твердо:

– Я знаю, Мария Александровна, знаю, что владыка – святой человек! Вот поэтому я и штопаю ночью его облачение.

Тогда Мария Александровна рассказала мне, как совсем недавно ей понадобилось уже в поздний час, после отбоя, подняться на колокольню, куда можно попасть только с крыши приходского дома. Когда она открыла дверь на крышу, увидела владыку Иоанна: холодной ночью он стоял на пронизывающем шанхайском ветру (ты ведь знаешь, какие сильные здесь бывают ветра) и молился – пребывал во внутренней глубокой молитве, не замечая ни ледяного ветра, ни холода. Мария Александровна замерла на месте и увидела, как владыка благословлял сверху дома своих духовных чад и всех прихожан. Она тихо закрыла дверь, не осмеливаясь мешать молитве духовного отца.

Тут, дорогая бабушка, наша всегда сдержанная Мария Александровна заплакала и сказала мне:

– Пока весь мир спит, владыка стоит на страже, охраняя свое стадо ревностным заступничеством перед Богом, чтобы никакое зло не рассеяло его овец. Он молится там, на пронизывающем ветру, долгими зимними ночами, когда все люди предаются обычному отдыху в своих удобных постелях.

Облачение владыки Иоанна Шанхайского

Когда она сказала эти слова, я почувствовала, как в моем сердце тоже закипают слезы. Мне не хотелось, чтобы они потекли по моему лицу в присутствии чужого человека, даже такого хорошего, как Мария Александровна. Я плакала только перед владыкой. Наверное, она почувствовала это и отошла к окну, а когда повернулась, спросила меня:

– Зачем нужно такое самопожертвование, когда его присутствие требуется везде и всюду? – и сама ответила на свой вопрос: – У владыки неутолимая любовь к Богу. Он любит Бога как Личность, как своего Отца, как своего самого близкого Друга. Он жаждет все время говорить с Ним, и Господь слышит его… Просто наш духовный отец так любит Бога, что никогда не хочет с Ним расставаться…

Я воскликнула, не сдержавшись, сама не знаю как:

– Мария Александровна, еще он очень любит нас, своих духовных детей! Его сердце болит обо всех нас! Кровью истекает! Молитесь же о нем, милая Мария Александровна, ведь он же изнемогает, когда тянет один такой страшный груз! Он один тянет всех нас!

Она очень удивилась моим словам и, бросившись ко мне, стала обнимать меня. Я поднялась на ноги, отложив облачение, и тоже обняла ее. Так мы стояли, обнявшись, и знаешь, дорогая бабушка, раньше я не понимала, что такое духовная сестра, духовный брат. Мне казалось это чем-то наигранным, придуманным. А теперь я это понимаю…

Наутро наша заведующая сделала вид, что ничего не произошло ночью, но отношение ее ко мне сильно изменилось. Я понимаю, что она должна относиться ко мне как к воспитаннице, но теперь ей очень трудно это делать, и она относится ко мне как к равной. Мне трудно это объяснить, но ты у меня всегда все понимаешь, дорогая моя бабушка!»