Епископ Иоанн приехал в Шанхай туманным ноябрьским утром в 1934 году и все эти годы трудился над объединением и сплочением разрозненной епархии. Он также занимался строительством кафедрального собора в честь иконы Пресвятой Богородицы «Споручница грешных» и основанным им же детским приютом имени святителя Тихона Задонского, Воронежского чудотворца. Так что дел у епископа Иоанна хватало…
Ритка бросилась поить сестренку морсом, а необычный гость стал выкладывать из пакета продукты: стеклянную банку с молоком, печенье, хлеб.
Ритка смотрела во все глаза то на еду, то на спасителя Лидочки: она точно знала, что он совсем не обычный земной человек. Хотела спросить, что означают его слова «я вас не брошу», но колебалась, не зная, как правильно к нему обратиться.
– Детка, ты можешь звать меня «владыка Иоанн» или просто «владыка», так положено обращаться к епископам. Я хочу пригласить вас с сестренкой в наш приют. Там вы сможете жить и учиться.
Ритка нахмурилась: снова каторжник?! Снова охранники, бурда на обед и прочая прелесть?! Чтобы они по собственной воле отправились в приют?!
– Детка, наш приют – это отнюдь не каторжник, и у нас нет охранников!
Ритка замерла: он читал ее мысли! Она сразу догадалась: он ангел или святой, о которых рассказывала бабушка!
– Детка, ты ошибаешься, я совсем не святой, хотя опыт встречи со святыми у тебя уже есть.
Ритка даже начала заикаться:
– Ка-ка-кой такой опыт?
– А как же старичок у проруби?! Ведь ты хорошо его помнишь! Помнишь? Ну, вот видишь! Твой дедушка очень почитал святителя Николая Чудотворца, а святитель Николай своих не бросает!
Ритка уже даже не заикалась, она совсем потеряла дар речи, а владыка Иоанн между тем продолжал:
– Что касается бурды на обед: с продуктами у нас действительно не так хорошо, как хотелось бы, но, по нашим просьбам, молочный комбинат ежедневно привозит нам свежее молоко, а кондитерская фабрика дарит печенье. Ты сейчас размочи печенье в молоке и покорми сестру: ей нужна легкая пища после болезни. А про приют поговорим завтра. Ты ведь не против моих визитов?
– Против ваших визитов?! Да я теперь за вами в огонь и воду пойду! – выпалила Ритка и сама изумилась своим словам: неужели она это сказала – она, всегда такая недоверчивая и подозрительная?! И тут же поняла: да, сказала и повторит хоть тысячу раз – такую любовь она чувствовала сейчас к этому едва знакомому ей человеку!
Владыка нисколько не удивился, улыбнулся ласково:
– В огонь и воду не нужно, детка, ты просто будешь теперь рядом со мной!
Он ушел так же бесшумно и быстро, как появился – ни скрипа половицы, ни топота шагов. Ритка бросилась кормить Лидочку, с радостью отмечая прекрасный аппетит сестры. Непонятная болезнь отступила, словно ее никогда и не было. Поужинав с вечера, Лидочка дважды просыпалась и снова просила то пить, то есть, и Ритка с радостью скормила ей все, что принес владыка. К утру обе спали без задних ног.
Владыка Иоанн с детьми
Ранним утром приехали Мишка с мамой и новым врачом – знаменитым в Шанхае доктором Глассом. Врач, осмотрев Лидочку, не заметил никакого заболевания, кроме недостаточного веса. Предположил нервную горячку. Он ушел, а Мишкина мама, тетя Надя, робко попросила Ритку выйти с ней на лестницу для важного разговора. Ритка почувствовала недоброе, и интуиция, как всегда, ее не подвела.
– Риточка, прежде чем разговаривать с твоей младшей сестрой, я хочу просить твоего согласия и поддержки.
– О чем вы, тетя Надя?
– Девочка моя, вы остались без бабушки, без денег и документов. Я видела владыку Иоанна, он хочет забрать вас в свой приют.
– И что?
– Риточка, ты знаешь, что мы работаем на швейцарцев. У нас появилась возможность поехать в Швейцарию – маленькая, но возможность, и, если Господь управит, мы всей семьей скоро поедем в Женеву. Миша еще не знает, я не хотела его заранее волновать. Мы посоветовались с мужем и хотим удочерить Лидочку и взять ее с собой. Я всегда мечтала о дочери… К сожалению, у нас не получится оформить документы на вас обеих, это дорого, очень дорого, – прости нас, милая девочка! Позже ты, конечно, будешь приезжать к нам в гости!
Ритка еле устояла на ногах: события последних дней могли выбить из седла самого лихого наездника. Она только что потеряла бабушку, теперь она потеряет еще и Малька, верного, преданного, заменившего ей Рукию! И эта женщина хочет, чтобы она отдала ей еще и Лидочку?! Она что – с ума сошла?! Ритка так и отчеканила холодно:
– Вы, кажется, сошли с ума! Что вы такое говорите?! Я даже не буду обсуждать с вами эту тему! Не вздумайте говорить об этом с моей сестрой!
Тетя Надя опешила: перед ней стояла не милая девочка-подросток, а противник – взрослый и жесткий. Мишкина мама не смогла больше вымолвить ни слова, и они молча вернулись в комнату.
Мишка смотрел подозрительно, но, как ни расспрашивал он Ритку позднее, она не рассказала ему, о чем говорили они с тетей Надей на старой деревянной лестнице маленького пансиона. Пусть родители сообщат ему эту новость сами.
Январь 1946 года не баловал шанхайцев хорошей погодой. Пронизывающий ветер с моря свистел в пустых проемах полуразрушенных бомбежками зданий, вздымал клубами мусор на пустырях, метал ледяные пригоршни мокрого снега в большие окна приюта в доме № 3 на улице Victor Emanuel.
Здесь нашли себе пристанище русские и китайские сироты, дети бездомных и спившихся родителей, а также беженцев-эмигрантов. С момента основания приюта двадцать четвертого февраля 1935 года до его закрытия в 1949 году через него пройдут более трех с половиной тысяч детей. Нескольких младенцев, обреченных на страшную участь сгнить в мусорном ящике или заживо быть съеденными собаками, владыка, рискуя собственной жизнью, выменял на бутылки китайской рисовой водки в страшных трущобах Шанхая.
Владыка Иоанн с детьми в Шанхае
В приюте кормили, учили и старались дать воспитанникам ту любовь, которой они были лишены ранее. Правда, не хватало продуктов, денег, одежды, письменных принадлежностей – всего: послевоенная разруха и бедность не способствовали благотворительности, но, благодаря горячим молитвам и неустанным трудам епископа Иоанна Шанхайского, пожертвования на приют не иссякали.
Низкое пасмурное небо нависло над большим городом, тяжелые облака скрывали луну и звезды. Приют святителя Тихона Задонского спал. На долю каждой из спящих девочек выпало немало скорбей, и спали они неспокойно: во мраке большого, холодного дортуара раздавались то скрип зубов, то протяжный стон, то сонное хныканье.
Только с одной из кроватей не доносилось ни стона, ни скрипа зубов, ни тихого сопения – ее обладательница не спала. Конечно, это была Ритка. Она не могла плыть по течению: ей нужно было понять, правильно ли она сделала, когда согласилась жить с Лидочкой в приюте. При свете фонарика под одеялом Ритка писала дневник. Делала она это медленно, поскольку писала вообще плохо, но постепенно дневник заполнялся кривоватыми, зато искренними строчками.
Ритке казалось странным просто вести записи, и она писала не для себя, а для бабушки и была просто уверена, что бабушка сможет прочитать все, что она ей напишет. Довольно странное предположение, но совсем не такое ошибочное, как может показаться на первый взгляд.
Итак, Ритка писала:
«Милая бабушка! Ты ведь знаешь, что я не особенно умею говорить ласковые слова: Лидочка говорила их тебе за себя и за меня. А теперь я принимаю решения за нас обеих.
Ты не беспокойся: я думаю, что пойти в приют было правильным решением. Здесь вполне можно какое-то время перекантоваться. Кормят здесь хорошо – с каторжником не сравнить. Это очень важно: ты ведь знаешь. Когда-то Апа говорила: “В Поднебесной нет ничего труднее, чем поесть”. Где-то она сейчас? Жива ли? Как бы я хотела ее увидеть!
По утрам здесь всегда дают пару кусочков хлеба и горячий чай, и он даже сладкий. На обед овсянка или овощной суп. На ужин обязательно по стакану молока и еще печенье.
Иногда молока не бывает, но наш повар, китаец Миша (это мы так его зовем, Мишей, а на самом деле он, конечно, никакой не Миша), научился делать молоко из соевых бобов. Перемалывает бобы жерновами и выдавливает из них соевое молоко – такое сладковатое. Ничего, пить можно.
Прошлое воскресенье я и еще две девочки ездили на грузовике на фабрику “Ткаченко и Кº”. Это даже забавно: посмотреть Шанхай с грузовика. Я думала, что мы с Мишкой облазили его вдоль и поперек, оказалось, есть еще много незнакомых мест. На фабрике остается ломаное печенье, которое нельзя продавать, потому что это брак. Мы набили печеньем два наматрасника и две наволочки. Рабочие помогли нам погрузить все в грузовик, и мы привезли печенье в приют. Сдали наматрасники на кухню, а наволочки нам разрешили взять в спальню и поделить. Мы с Лидочкой вдоволь наелись печенья!
Тут у многих девочек фурункулы. И у нас с Лидочкой тоже. Владыка говорит, что это от сырого климата, но особенно от авитаминоза – значит, организму не хватает витаминов. У меня несколько здоровенных фурункулов на шее, довольно сильно болят. В каторжнике нас кормили очень плохо, но там фурункулов у меня не было, думаю, это потому, что в Синьцзяне более здоровый климат.
Владыка договорился с пивным заводом, и они привозят нам пиво. Довольно неприятный напиток. Пиво смешивают с молоком и заставляют нас пить этот коктейль. Девчонки морщатся, но я понимаю: надо – значит, надо. Пью сама и заставляю пить Лидочку. Фурункулы от пива становятся меньше, это я уже заметила.
Еще нам каждый день дают рыбий жир – он тоже очень полезен. Если полить им кусок хлеба, то похоже на бутерброд с рыбой. Так что вполне съедобно.
Недавно к празднику нам подарили большой рыбный пирог, его оставили с вечера на столе. Запах от него шел – закачаешься! Разве можно было такой пирог без присмотра оставлять?! Ночью кто-то из девчонок снял верхнюю часть пирога, съел всю начинку и снова закрыл сверху – будто ничего не произошло. Но все, конечно, сразу заметили, что начинка тю-тю!
Как оказалось впоследствии, та девочка, которая слопала общую долю, указала воспитательнице на меня. Если человек крадет у своих – он на любую пакость способен… И воспитательница схватила меня за руку, отвела в ванную комнату, набрала воды и потребовала признаться в воровстве, иначе пригрозила меня утопить. Милая бабушка, это было даже не смешно! Я не стала ее бить, хотя вполне могла врезать ей как следует: она с меня ростом и силы мы примерно одинаковой. Пожалуй, я даже сильнее, поскольку мне приходилось часто драться, а ей, видимо, нет. Но как-то неудобно бить взрослую женщину, тем более что она хотела испугать меня из лучших побуждений. Я просто завернула ей руку за спину и несколько раз опустила ее голову в воду.
Честное слово, я не собиралась ее топить – просто представила на моем месте более слабую девчонку, скажем Лидочку, и как-то немного рассердилась. Когда я опустила ее голову в ванну в третий раз и, подержав немного, отпустила – она перестала быть такой важной, как до купания. Я не спеша вышла из ванной, а она побежала жаловаться владыке. У нее была такая смешная мокрая и всколоченная голова! Я думала: вот и закончилась моя жизнь в приюте. Но владыка не выгнал меня и даже никак не наказал, сказал только: “Пообещай, что больше не будешь так делать. Если случится подобное, просто расскажи все мне, и я разберусь”.
Вот такой у нас владыка! Он чудесный, бабушка! Это он приходил к тебе – исповедал и причастил. А еще он исцелил Лидочку! Мне так жаль, что ты не успела узнать его как следует!
Помнишь, дорогая моя бабушка, как часто ты называла меня бродяжкой? Ты знаешь, как я люблю свободу, как ненавижу ходить строем. Если бы не владыка, только бы меня и видели в этом приюте! Мы встаем по сигналу, потом молимся, монахини следят за нашей молитвой. Стараемся заработать деньги для приюта: вышиваем скатерти на продажу, ухаживаем за козами – у нас есть свои козы, помогаем стряпать пирожки. Еще делаем кофе под маркой “Т.З.”, и у нас его неплохо покупают.
Старшие мальчики работают в слесарной мастерской. Владыка и наставники приюта воспитывают наших мальчишек как кадетов. Каждый вечер они все вместе поют гимн “Боже, царя храни!” Еще я слышала, как им читают поучения Александра Васильевича Суворова – вождя чудо-богатырей. Мне врезалось в память несколько поучений:
– Все начинай с благословения Божия и до издыхания будь верен государю и Отечеству.
– Воздай честь небу, потом земле.
– Бог нас водит – Он нам генерал.
– Безверное войско учить, что железо перегорелое точить.
Вот такие поучения – мне они понравились… И еще много, но остальные я не запомнила.
Мы также время от времени ходим по двое с кружками и просим пожертвования, заходим в магазины, обращаемся к прохожим. Дают в основном мелочь, но иногда и крупные купюры, и мы накалываем булавкой ромашку на одежду каждому, кто жертвует деньги.
Еще дежурим на кухне, в столовой. Это нетрудно, но занудно: нужно накрывать столы, мыть посуду с мылом, а посуды всегда очень много. Как-то мы с Лидочкой мыли посуду, воспитательница пришла, провела пальцем по одной из тарелок (и ты, наверное, уже догадалась, что это я ее мыла). Тарелка не скрипела, а должна скрипеть, – и нас заставили перемывать все заново.
Обычно девчонки боятся оставаться на кухне вечером, потому что, когда стемнеет, начинают летать огромные, с палец величиной, черные тараканы. Они летают по кухне со страшным шумом, бьются о стены, падают на пол – я их нисколько не боюсь, но все равно неприятно, когда в тебя врезается на полной скорости такой таракан. Я отпустила бедную Лидочку спать, а сама перемывала посуду, и если бы я не помнила о владыке, то точно ушла бы из приюта!
Мы также дежурим по спальне: нужно подмести и вымыть пол. Моем так: одна из дежурных таскает воду и выплескивает ведро на пол, вторая щеткой намыливает, а третья затирает все тряпкой насухо. Это довольно занудное занятие, как и мытье посуды.
Так что, как ты поняла уже, милая моя бабушка, главная трудность для меня в приюте – это то, что все приходится делать по команде. Еще я скучаю по Мальку и вижу его только раз в неделю: владыка разрешил нам с Лидочкой по воскресеньям навещать его и его родителей. Со Швейцарией у них пока ничего не получается, хоть их друзья по работе, швейцарцы, хлопочут о разрешении для них уехать в Европу.
Мы с Мишкой обычно гуляем, слушаем музыку или мечтаем, а Лидочка с тетей Надей пьют чай и разговаривают – они очень привязались друг к другу. Тетя Надя одела Лидочку с ног до головы и мне тоже купила обновку – хорошее пальто, совсем новое, представляешь?! Мне даже жалко его надевать…
Дорогая бабушка, я теперь не знаю, может, я должна отпустить Лидочку к тете Наде? Они хотят лечить ее больной желудок у лучших швейцарских докторов и еще хотят дать ей вместе с Мишкой хорошее образование в Женеве. Ты ведь помнишь, какая Лидочка слабенькая, она здесь часто болеет и лежит в изоляторе. Я очень боюсь ошибиться и все пытаюсь представить, какое решение приняла бы ты сама.
Да, еще я советовалась с владыкой о сестре, и он сказал, не хочу тебя пугать, бабушка, но он сказал, что в Шанхай скоро придут коммунисты, и мы должны будем бежать далеко-далеко, потому что их приход сулит нам смертельную опасность! Еще сказал, что нас ждет трудный путь, и он может оказаться непереносимо трудным для Лидочки. Посоветовал отпустить ее с родителями Мишки в Швейцарию.
Я даже боюсь говорить тебе об этом, ведь я обещала заботиться о Лидочке, а как же я смогу о ней заботиться, если отпущу ее в Швейцарию? Мне так страшно принимать решение! Думаю, если родители Мишки получат разрешение ехать в Европу, тогда можно отпустить с ними Лидочку, но с условием, чтобы я всегда знала, где она находится. Потому что, когда я вырасту и начну работать, – заберу ее к себе. А если такого разрешения они не получат, то отпускать к ним Лидочку не имеет смысла: коммунисты в Шанхае будут им опасны так же, как и нам.
Что еще рассказать тебе, милая моя бабушка?
Владыка заботится о нашем образовании. Малыши ходят в подготовительные классы прямо при приюте, а потом переходят в Русское коммерческое училище на улице Avenue Patain, почти в самом ее конце, в сорока пяти минутах ходьбы отсюда. Там учатся семь лет, так что получают вместе с подготовительными классами десятилетнее образование. Приютские мальчишки живут в помещении училища, в двух огромных дортуарах на втором этаже, а мы, девочки, здесь, на Victor Emanuel.
Нам с Лидочкой не приходится ходить далеко: мы с ней учимся в среднем подготовительном классе, хотя по возрасту должны быть в училище. Но мы обе совсем плохо пишем и не знаем математики, поэтому занимаемся с малышами. Лидочка успевает на отлично – она старательная и усидчивая. А я, как ты знаешь, милая бабушка, совсем не усидчивая, люблю только читать и по-прежнему много читаю, а вот математику терпеть не могу и пишу как курица лапой, так что отметки у меня не очень…
Учителя у нас хорошие. Английскому учит Николай Кондратьевич по прозвищу Hundredweight. На английский язык вообще обращают особое внимание. Учат также французскому – по нему мы с Лидочкой первые в классе. Русский преподает Мария Григорьевна Верхотурова, пожилая, седая и властная дама; китайский язык – китаец, священник Илья Вень, по китайскому я тоже первая в классе; математику – Николай Иванович Иванов. Когда у него хорошее настроение, он шутит и интересно объясняет, а когда плохое – прикрывает рот платком и ссылается на “зубную боль”. Литературу преподает Николай Павлович Покровский, профессор русской словесности и литературы и директор нашего училища. Он очень интересно рассказывает то, что даже в учебнике не прочитаешь. Есть еще “Ка в кубе” – Константин Константинович Краковский. Он совершенно лысый, а наши приютские мальчишки часто просят у него для смеха расческу, но он не обижается. Он ведет физику, химию и астрономию, вот про астрономию я бы хотела узнать подробней, но это только в училище.
Письму учит Николай Александрович, за отлично выполненное упражнение чистописания он дарит золотое перышко или красивую открытку. Обращает внимание на каллиграфию, на нажим пера и чтобы не было клякс. Мы все стараемся заслужить золотое перышко, Лидочка уже получала такое, мне же оно не светит. Есть еще священник, отец Иннокентий, он в совершенстве знает четырнадцать языков и даже переводит книги с китайского на русский и с русского на китайский.
Мой любимый предмет – Закон Божий, и, как ты, наверное, уже догадалась, милая бабушка, это потому, что ведет его сам владыка Иоанн. Еще по воскресным дням мы ходим в собор, где служит владыка. Нас поднимают рано, и мы молимся на долгой монастырской службе. Кормят только после службы, а она идет много часов. Но это не наказание, а духовное воспитание. Я понимаю, для чего оно: владыка Иоанн учит нас выдержке и терпению – иначе как мы сможем жить дальше в этом мире?! Владыка молится за нас!
Как жаль, что ты не можешь пойти со мной в наш собор: он так красив, особенно на Рождество! Когда я зашла в него на праздник – просто обомлела… Не умею описать тебе его красоту, но, думаю, ты была бы просто поражена! На всех выступах кирпичной кладки стояли горящие плошки, горели сотни свечей, так чудесно пахло ладаном, и владыка весь светился, так, что я просто не могла отвести от него глаз. Знаешь, бабушка, я думаю, что на самом деле он не совсем человек – он ангел или святой…
На Рождество владыка устраивает нам елку, а под елкой – подарки для каждого, представляешь? Я слышала, как одна из воспитательниц предлагала вместо подарков купить побольше еды, но владыка отказался. Он сказал, что самое тяжкое душевное испытание для сирот наступает перед великими праздниками: сироты видят, как отцы и матери заботятся о своих детях, и осознают, что они всего этого лишены. И я видела, как радовались и малыши, и старшие елке, рождественскому представлению и подаркам! До слез!
И еще, милая бабушка, я видела, как на глазах у самого владыки выступали слезы… Какую сильную любовь я чувствовала к нему в эту минуту! Никогда не смогла бы поверить, что буду так любить чужого мне человека, но я его очень люблю! Я жизнь за него отдам!
Праздничный стол в приюте святителя Тихона Задонского в Шанхае
Что еще рассказать тебе, милая моя бабушка? Ну, в приюте играют в разные игры… Например, в марбулы. Это такие цветные, прозрачные стеклянные шарики. Шариками нужно попасть в лунки, и тогда можно забирать кон со всеми марбулами. Чемпиона легко узнать – его карманы набиты шариками. Меня пытались учить этой игре, но мне она кажется совершенно детской и бессмысленной.
Еще мальчишки играют в “жоску”: обшивают кожей большую пуговицу, прикрепляют к ней перо и пинают – кто больше и дольше сможет пинать. Некоторые тайком курят и даже сбегают из приюта, чтобы поразвлечься в городе. Когда-то Апа говорила: “Хорошему надо учиться три года, а дурному – и одного утра довольно”.
Недавно произошла смешная история: мальчишки залезли в шкаф к врачу и выкрали коробку жвачек – chewing gum. Они раздавали эти жвачки всем, и даже девчонкам перепало. Лидочка хотела взять, но я ей не разрешила – мне вид этих жвачек сразу не понравился, я как-то такие вещи чувствую – сама не знаю как, но чувствую. Когда обнаружили пропажу, воспитатели хотели искать виновников, но врач сказала: “Виновники найдутся сами!” И так зловеще улыбнулась, что я очень обрадовалась, что не разрешила Лидочке брать угощение.
Оказалось, что эти жвачки – слабительное, и все, кто жевал, выстроились в очередь у туалета. Виновников и правда искать не пришлось: они сжевали больше всех и двое суток от унитазов вообще не отходили. Владыка распорядился их не наказывать, поскольку они сами себя наказали. Вот такое забавное происшествие…
Девчонки шьют платья куклам, и Лидочка преуспевает в этом занятии, она шьет так искусно, что все спрашивают ее совета и помощи. Я не шью: моя тряпичная куколка осталась в далеком прошлом, вместе с моей Рукией, и мне даже не совсем понятно, как могут мои ровесницы вообще заниматься такой ерундой. Владыка говорит, что я рано повзрослела, но его это определенно не радует – он говорит об этом очень грустным голосом. Мне кажется, он знает обо мне все-все, даже то, что я не могла рассказать тебе, милая моя бабушка, прости меня за это…
У меня, как ты уже наверняка поняла, сейчас три любимых человека: владыка, Лидочка и Малек. Любимых занятий тоже три. Первое: я очень люблю делать что-то для владыки, да хоть что! Хоть просто стоять с его посохом! Второе: общаться с Мальком, он мой лучший друг! И третье – это читать книги.
Вот, пожалуй, я и рассказала тебе все свои и Лидочкины новости, дорогая бабушка! Люблю тебя и всегда о тебе помню! Твоя Ритка».
Довольная Ритка поставила точку – и через минуту уже крепко спала, сон ее был легкий-легкий и спокойный: по молитвам владыки, черный с его паучьими руками-лапами затаился и не смел пока преследовать свою жертву.