Земной ангел и небесный человек

После похорон Лидочка замолчала и отказалась разговаривать с кем бы то ни было: смерть бабушки стала для нее слишком тяжелым ударом. Через два дня, так и не сказав ни слова, девочка слегла с горячкой и металась в бреду по постели. Мишкины родители привели одного и второго врача, – но они не могли поставить диагноз и не знали, чем лечить больную.

Мишка сидел рядом и с отчаянием смотрел на сестер: страдал за обеих и мучился от невозможности помочь. Поздно вечером он ушел домой, твердо решив прогулять на следующий день занятия в колледже и отправиться с раннего утра на поиски нового доктора – самого лучшего, самого умелого.

Лидочкина слабая плоть сгорала заживо, личико потемнело, словно тень смертная уже опустилась на девочку, и Ритка металась по комнате как тигрица, перебирала зачем-то Лидочкину одежду, прижимала к груди то бабушкину Псалтирь, то ее надколотую чашку. Если бы мудрая и неунывающая бабушка была жива, она обязательно нашла бы средство вылечить внучку! А она, Ритка, вечно надувала щеки и строила из себя независимую, сильную личность, но что она такое по сравнению с бабушкой?!

Она снова заметалась по комнате, подлетела к швейной машинке, где работала Лидочка последнее время, схватила недошитое платье – сестра старалась для нее, Ритки. Бросила платье и села у постели больной, схватившись за голову от ужаса.

Лидочка была последней нитью, что связывала Ритку с семьей, с прошлым, с мамочкой и бабушкой. Еще малышка была спасательным кругом, что мог удержать старшую сестру от отчаяния и уныния. Ритка часто сердилась на младшую – медлительную, боязливую – так непохожую на нее саму, но только сейчас она поняла, как много значила для нее сестренка.

В памяти – вспышка: она сама исцарапанными в кровь руками собирает плоды-костянки джигиды, будущие бусы для Лидочки, – малышка теребит слабенькими ручонками бусы, смотрит восхищенно на сестру, улыбается, тянется к ней. Лидочка всегда восхищалась Риткой – старшей, сильной, решительной.

Всего три года разница между сестрами, а как много значили эти годы! Ритка помнила деда, его крепкие, добрые руки, помнила веселого отца, и как он подкидывал ее высоко-высоко, а она нисколько не боялась: знала, что отец всегда подхватит и защитит. Помнила мамочку и ее любовь, теплоту семейного круга. Лидочка, которой на момент ареста деда и отца исполнилось всего два с небольшим, не помнила ничего. Тюрьма, тиф, лагерь, голод – вот чем была наполнена жизнь младшей сестры.

Ритка напоминала собой сильное растение с крепкими корнями, получившее все необходимое для своего развития, но внезапно заслоненное от солнца преградой, отчего оно искривилось, неправильно вытянулось, кое-как выжило и дотянулось до солнечных лучей. Лидочка же была похожа на слабый росток: и корни малы, и стебелек хрупок – любая гроза или засуха могут легко его погубить.

Бабушка была единственной защитой малышки в этом страшном мире. А теперь, когда ее защитница умерла, зачем было оставаться жить Лидочке? И ведь Ритка пообещала бабушке позаботиться о сестре. Нечего сказать – позаботилась! Не прошло и нескольких дней с похорон, а на носу новые похороны! Ритка застонала сквозь зубы, и стон ее перешел то ли в рычание, то ли в вой – так рычит смертельно раненный зверь.

Тогда дверь снова растворилась неслышно, и он снова пришел, и, как и в прошлый раз, его никто не звал – он пришел сам. На нем была та же поношенная ряса и сандалии, одетые на босу ногу. Был ли он человеком? Может, он был ангелом?

Ритка встретила ласковый взгляд чудесных бархатных глаз и, вскочив со стула, подбежала, вцепилась в большую теплую ладонь:

– Исцелите! Исцелите Лидочку!

Она не просила – требовала, но он не удивился. Ответил мягко:

– Исцеляет только Господь. А мы с тобой попросим Его об этом. Молись со мной!

Маленькая сутулая фигурка опустилась на колени у кровати больной. Ритка встала на колени рядом. Священник стал молиться – и сначала ничего не происходило: все тот же полумрак комнаты и тень смертная на худом маленьком личике. Но постепенно все вокруг стало меняться. Стены комнаты раздвинулись, исчезли, убогое помещение наполнилось ярким нездешним светом и тонким благоуханием, и белоснежные светоносные ангелы зашелестели крыльями, и свежая живительная прохлада опустилась на измученный лик больного ребенка.

Ритка не знала, сколько времени она пробыла в этом ласкающем душу свете, и хотела только одного: навсегда остаться здесь, среди шелеста белоснежных крыльев и благоухания. Вдруг она почувствовала, как крепко взял ее за руку этот странный маленький священник:

– Сейчас снова будет темно, но ты не пугайся.

– Я не боюсь!

Стены вернулись на свое обычное место, вокруг воцарился прежний вечерний полумрак, но личико больной больше не было темным – это было обычное лицо спящей девочки. Веки затрепетали – Лидочка открыла глазки, посмотрела на сестру и жалобно попросила:

– Я так хочу пить! И еще я, кажется, очень хочу есть!

Неожиданно для самой себя жесткая и отнюдь не сентиментальная Ритка бросилась в ноги к чудесному гостю и стала лихорадочно целовать его большие, натруженные руки. Она плакала и не скрывала своих слез, а Лидочкин спаситель поднял ее с колен неожиданно сильным для его невысокой фигурки движением:

– Все хорошо, детка, я вас не брошу, не бойся!

– Кто вы? Вы ангел?

Он улыбнулся:

– Что ты, детка, я вполне земной человек.

Но это оказалось не так: спаситель Лидочки был небесный человек и земной ангел, и звали его епископ Иоанн. Это был тот самый святитель Иоанн Шанхайский, кто знал в деталях обстоятельства жизни людей, ранее ему не знакомых, тот, кто отвечал на вопросы до того, как их задавали, и сам называл имена тех, о ком собирались попросить его помолиться.