И пришли проливные дожди

За лето Ритка и Мишка здорово сдружились, но лето уходило в прошлое вместе с оглушающей духотой, влажностью и долгими путешествиями по огромному странному городу. Начались проливные тропические дожди, и было так приятно засыпать под убаюкивающий шум падающей воды, но у Ритки в сырую погоду ныли ноги, и, безмятежно уснув, она просыпалась в темноте, ходила, морщась, по комнате, долго сидела, закусив губу, у окна, стараясь не разбудить бабушку.

Но бабушка все равно просыпалась, вставала, охая, вытаскивала из недр комода рисовую водку в бутылке из толстого зеленого стекла, купленную специально для Ритки, натирала внучке больные ноги, иногда делала компрессы из трав, – и потихоньку боль отпускала, девочка засыпала, а бабушка отодвигала мокрые волосы с ее вспотевшего лба, укрывала одеялом, тихо плакала и молилась до самого утра.

У Мишки начались занятия в колледже. Ритка ждала возвращения друга из непонятного ей заведения, и чаще всего они шли к нему домой, слушали музыку, разговаривали. Им как-то всегда было о чем поговорить: о прошлом и настоящем, о ребятах и преподавателях в пансионе и, конечно, о будущем.

Очень скоро Малек взялся пересказывать Ритке содержание некоторых своих уроков: истории, географии, литературы. Раз начав, паренек делал это с большим усердием, преодолевая сопротивление своей ученицы: она не понимала, зачем ей эти ненужные знания – ведь они не помогут найти ни еды, ни денег. Но потихоньку Ритка заинтересовалась и уже сама ждала Мишкиных рассказов.

Он также выяснил, что его подопечная с трудом читает по слогам, еле-еле вспоминая уроки мамочки. Малек счел своим долгом учить девочку читать и писать. Сначала Ритка читала неохотно, но Мишка проявлял удивительное терпение, и, с увеличением скорости чтения, Ритка незаметно для себя втянулась в этот процесс и начала глотать одну за другой книги из прекрасной библиотеки Мишкиных родителей.

Родители же, заметив, с какой скоростью девочка расправляется с их книжными сокровищами, стали, словно невзначай, задавать ей вопросы о прочитанном и были поражены вполне взрослыми ответами такой юной читательницы. Ритке было чем гордиться: она унаследовала аналитический ум, творческое воображение и необыкновенную интуицию своего знаменитого на весь Синьцзян деда-врача.

В страшных экстремальных условиях Ритка обнаружила в себе и собственные, пока не совсем понятные ей дары предчувствия и духовного видения, которые она тщательно скрывала от окружающих. Шли ли они ей на пользу? С одной стороны, помогали избежать опасности, но с другой – погружали в иной мир, в Зазеркалье, где стирались различия между реальностью и мороком.

Это было слишком опасно: вдруг когда-нибудь она не сможет вынырнуть из Зазеркалья и останется там – рядом с черным в его черном чабане и липкими паучьими руками, или рядом с вечно юной фарфоровой куколкой Рукией, или под страшным мостом с его сжигающей плоть ледяной водой? Вдруг беспощадный черный зев проруби, до сих пор разверстый, позовет ее к себе, чтобы навсегда затянуть в свою черноту, затмить мраком безумия сознание и разум?

Если бы родители Мишки узнали о видениях и прошлом милой сероглазой девочки, подруги их сына, о ее твердом намерении стать наемным убийцей – вряд ли бы их порадовала эта дружба. Комок ненависти в душе Ритки не распространялся на близких: бабушку, Лидочку, Мишку, но он и не становился меньше со временем – наоборот, твердел и рос, как растет ледяная глыба зимой. При умелом направлении Ритка действительно могла стать опасным орудием убийства – и только Промысл Божий был в силах это предотвратить.

Мишкины родители не понимали, почему бабушка не отправляет внучек в какой-нибудь из колледжей, но Елизавета Павловна до сих пор не пришла в себя от ужаса тюрьмы и лагеря и очень боялась общественных мест. Ей казалось: стоит проявить себя во внешнем мире, заявить о своем существовании за стенами пансиона, и мирная жизнь закончится – ее с девочками снова ждет тюрьма.

Нужно сказать, что опасения ее совсем не были беспочвенны. Как говорится, если вы параноик, это еще не значит, что за вами никто не следит. А бабушка определенно не стала параноиком: она и внучки, не имея документов и денег, на самом деле находились в опасности.

Бабушка радовалась общению Мишки с Риткой, а также старалась чаще говорить с девочками по-французски. Ритка легко вспоминала язык, которому учила ее мамочка: то, что хорошо знаешь в детстве, легко вспоминается. Теперь, по настоянию бабушки, они втроем общались между собой день на русском, а день на французском. Мишка, заходя в гости, присоединялся к французской беседе: он говорил на этом языке как на родном.

Елизавета Павловна завела также обычай каждый вечер рассказывать внучкам о своем детстве в родовом дворянском имении Голицыных, окруженном цветущими садами, где весной благоухали черемуха и сирень, и яблони, подобно невестам, надевали белоснежный наряд, а зимой катались на санях и наряжали пушистую елку. Она рассказывала о своей юности, русской Родине, ее обычаях и традициях, о таинственном Рождестве и светлой Пасхе, о знакомстве с бравым военным врачом Константином Петровичем.

Бабушка вспоминала прошлое и словно заново переживала самые яркие моменты своей жизни: как они с мужем, юные, полные сил и надежд, отправились в путешествие в загадочный, неведомый Синьцзян, как ее молодой супруг самоотверженно лечил больных, как родились у нее Верочка и Сережа, и еще многое – то, от чего сердце начинало биться чаще, а глаза блестели радостью. Внучки слушали затаив дыхание и очень ждали этих историй.

Бабушка также выучила Лидочку отлично кроить и шить. А образование? Что ж… Закончатся смутные времена, закончится наконец эта страшная война – и тогда… Лидочка увлеченно шила и, стараясь облегчить бабушке труды, брала на себя основные операции, но, конечно, девочка не могла достичь пока мастерства опытной швеи и нуждалась в постоянных подсказках.

Вообще Лидочка изменилась. Если раньше она казалась просто слабым, невнятным дагеротипом старшей сестры, то теперь у нее проявился характер: не по годам серьезная, трудолюбивая, она не обладала силой духа и решительностью Ритки, но превосходила ее усидчивостью и аккуратностью. Слишком рано оказавшись в тюрьме, Лидочка не захватила в раннем детстве хорошего питания, свежего воздуха и других необходимых для развития ребенка условий и отличалась от старшей сестры миниатюрностью и хрупким телосложением. Елизавета Павловна очень боялась, что Лидочка заразится от нее туберкулезом.

Кончились проливные дожди, наступила самая приятная в году пора, которая, однако, длилась недолго и сменилась пронизывающими зимними ветрами и холодной сыростью. Наступил 1945 год, который, несмотря на отвратительную погоду в Шанхае, складывался пока вполне удачно для Ритки.

Улицы послевоенного Шанхая

Бабушка чувствовала себя сравнительно неплохо, появилась даже надежда на ее выздоровление, Лидочка тоже ожила, стала общительней, спокойней. Мишка оказался самым лучшим другом – верным, умным, добрым. Все они питались довольно скудно, но не голодали. А еще они были свободны! Чего же еще желать?!

Ритка пристрастилась к чтению и постоянно приносила книги из библиотеки Мишкиных родителей: себе уже серьезные, Лидочке – детские. Мишка продолжал учительствовать и учил теперь обеих сестер: перед девочками открывался огромный новый мир, неизвестный и притягательный. В этом мире легко соседствовали первобытные люди и цари из древних царств, Шекспир и Леонардо да Винчи, американские ковбои и Дикий Запад и еще много чего.

Елизавета Павловна шила и тоже слушала Мишкины рассказы. Она думала о том, как много упустили ее внучки из-за тюрьмы и лагеря. Правда, Лидочка в лагере находилась рядом с ней, но там некогда было заниматься учебой и не имелось ни книг, ни бумаги, ни карандаша.