Мишкины родители работали в штате швейцарского отделения Международного комитета Красного Креста: мама, Надежда Ивановна, занималась документацией и переводами, папа, Леонид Сергеевич Суворов, распределял продукты в лагеря интернированных. Оба совершенно свободно владели французским и немного английским.
Суворовы имели китайские паспорта: после октября 1920 года русские беженцы в Китае должны были брать паспорта, а фактически вид на жительство в Китайской Республике. Паспорта представляли собой удивительное зрелище: в развернутом виде размер этих бумаг с печатями, сложенных в виде книжечек, составлял метр на метр. В этих книжечках помещалось многое: информация обо всех членах семьи, малолетних детях, их фотографии, куча печатей.
Получить такую книжечку труда не представляло, проблема заключалась в другом: старый паспорт ежегодно приходилось менять на новый, что было источником дохода для китайских властей и источником проблем для малообеспеченных русских эмигрантов. Лишние хлопоты приносила и проблема фотографий: фотостудии в городе страдали от наплыва клиентов, а их фото часто оказывались такого качества, что граждане никак не могли узнать самих себя. По этому поводу шутили: бери любую фотографию, все равно нельзя понять, кто на ней изображен.
Оба Суворовых, к счастью, приносили домой раздаваемое штатным работникам швейцарского Красного Креста яблочное повидло, патоку, арахисовое масло, консервы. Мишка делился запасами с Риткой. Сначала делал это тайком, а потом, где-то в середине августа, привел девочку на обед, и тоненькая сероглазая соотечественница, оставшаяся без родителей, тронула сердце Мишкиных родителей. С той поры его мать раз в неделю собирала корзинку снеди для Ритки, ее бабушки и Лидочки.
Девчонки смешивали арахисовое масло с патокой, мазали на хлеб, долго жевали: вязкая сладость липла к зубам, обе жмурились от удовольствия. Повидло клали в кипяток и пили, смакуя каждый глоток. Кипяток с повидлом – это совсем не то, что просто кипяток! Посвежевшая, радостная бабушка улыбалась внучкам, а по вечерам долго стояла на коленях – молилась.
С деньгами становилось все труднее: курс оккупационного юаня менялся несколько раз в сутки. Мишка получал от родителей небольшую сумму юаней, которую мог расходовать по собственному усмотрению. После того как он познакомил родителей с Риткой, они стали давать сыну чуть больше денег: их хватало на покупку нескольких порций баоцзы, так полюбившихся девочке, на пару початков сладкой кукурузы и кока-колу. Мишка тратил все деньги, угощая друга, – Ритка не отказывалась, чувствуя себя постоянно голодной: молодой организм наверстывал упущенное, хорошо запомнив голод каторжника.
Иногда Мишке перепадала серебряная монета, и в случае подобной удачи они с Риткой наловчились разменивать серебро на медь, затем искали обменную лавку с самым лучшим курсом и вновь меняли медяки на серебро, но уже с выгодой центов в десять. На эти гроши можно было купить порцию лапши, тофу или риса – обед для Ритки. Мишка никогда не ел сам – отнекивался, терпел: он знал, как тяжело выживать девочке с больной бабушкой и младшей сестрой, и старался всеми силами помочь.
Ритка быстро проглатывала свою порцию, и они шли дальше, иногда задерживались на минуту у колбасного магазина на Avenue Joffre: запах свежей колбасы, завозимой ежедневно в три часа дня, манил и притягивал как магнит. Ритка раздувала ноздри своего аккуратного точеного носика:
– Когда я разбогатею, Мишка, мы с тобой придем сюда, и я куплю нам целый вагон разной колбасы!
– Вагон?
– Ну, шучу, конечно, не вагон – мешок колбасы! И мы будем есть долго-долго!
И друг улыбался в ответ.
Август между тем близился к концу, все с нетерпением ждали конца сезона fu-tien и наступления долгожданной осенней прохлады, когда друзья подверглись страшной опасности, и только Риткино чутье спасло их жизни.
Произошло все так: угрозу Ритка почувствовала внезапно, когда они с Мишкой мирно гуляли недалеко от промышленного района. Ничто не предвещало опасности, молчали сирены противовоздушной обороны. Вдруг воздух стал быстро набирать плотность, погустел, мощно завибрировало невидимое напряжение, низко загудели бесплотные высоковольтные провода. Ритка, не теряя ни секунды, схватила друга за руку:
– Бежим, Мишка! Бежим!
Смекалистый мальчишка не стал сопротивляться и ринулся за ней. Ритка летела как птица в ту сторону, где воздух мягчал, делался легким и тихим, – прочь от низкого угрожающего гудения. Не успели они пробежать и ста метров, как обоих опрокинула взрывная волна. Когда друзья приподнялись и оглянулись назад, то увидели: на том месте, где они только что стояли, зияла огромная воронка.
– Рита, ты нам жизни спасла!
– Держись меня – со мной не пропадешь!
Парикмахер Милица отблагодарила бабушку за изумрудное платье, пообещав бесплатные прически ей и внучкам пожизненно, и в доказательство сделала Ритке и Лидочке модные стрижки «буби-копф». Лидочка осталась очень довольна, а ее старшая сестра только пожала плечами: внешность ее совершенно не заботила – она не собиралась никому нравиться.
Когда Мишка увидел Ритку с новой стрижкой, он смотрел на нее не отрываясь, так долго, что девочка не выдержала:
– Рот закрой – муха залетит! Чего ты уставился?!
– Рита, знаешь, я давно хотел сказать тебе – еще когда мы только встретились…
– Чего?
– Знаешь… – обычно словоохотливый Мишка замялся.
– Сейчас я тебе по лбу дам, и сразу все вспомнишь!
– Я хотел сказать, что ты самая красивая девочка на свете!
Ритка была просто поражена.
Она никогда не думала о том, что может кому-то понравиться. Дерзкая девчонка с языком как бритва опешила:
– Мишка, ты чего? Шутишь так, что ли?
– Нет. Нисколько не шучу. Еще я хотел тебе сказать, что когда вырасту, буду иметь честь просить твоей руки!
Ритка подозрительно глянула на белобрысого: уж не издевается ли он? Но Мишка был торжественно серьезен. Да, похоже, малый спятил…
– Ты мои ноги синие видел? Рубцы видел на плечах и руках? Знаешь, что они никогда не заживут?
– Видел. Ты в каторжнике сидела – ты сказала об этом. Вскользь сказала, но я все понял. Ты сама не знаешь, какая ты хорошая, – а я знаю: я тебя чувствую. И немного попозже, лет через шесть, я буду просить тебя выйти за меня замуж!
– Ты, Мишка, совсем с ума сошел! Глупый, как бамбук неокученный. Ты ведь маленький совсем – и по возрасту, и вообще… Ты меня чуть не на голову ниже! Малек…
– Не на голову, а только на полголовы. И я вырасту! Я тебе обещаю, Рита, что вырасту – и стану высоким и очень сильным! Я сумею тебя защитить – ты не бойся! Никто больше не посмеет тебя обидеть!
Ритка молчала. Как она могла объяснить другу, что никогда в жизни не выйдет замуж? Ведь у наемных убийц не бывает семей… Кроме того, ей предстоит убить целую кучу личных врагов: черного в черном чабане, смуглых сартов, которые сожгли отца Рукии, и мужа Рукии, из-за которого она умерла, и воспитательницу Лейсан, и красавицу с черными змеиными волосами, и ее спутника, которые приезжали убить мамочку, и тех, кто убил дедушку и папу.
Черная ненависть в душе Ритки была живой: она жила своей жизнью, нетерпеливо ворочалась в глубине души и предвкушала сладость мести, ждала момента, чтобы обрушиться на всех врагов своей маленькой хозяйки. Как она могла объяснить все это доброму и простодушному Мишке?
Мишка прервал затянувшееся молчание:
– Рита, я знаю, о чем ты думаешь.
Девочка усмехнулась:
– Что ты можешь знать о моих думах, Малек?!
– Рита, есть одна пословица. Моя мама иногда говорит ее папе, когда он грустит. Подожди, сейчас вспомню… А, вот: «Ты не запретишь птицам скорби виться над твоей головой, но ты можешь помешать им свить гнездо в твоих волосах». Это народная мудрость.
Ритка вспыхнула:
– Ты ничего не понимаешь! Птицам скорби вить гнездо в волосах… Как красиво и как бесполезно! Народная мудрость… Иди ты, знаешь куда, со своей мудростью?! Ты можешь оживить мою маму?! Отца и деда?! Ты можешь оживить Рукию, которая умерла в муках, не сумев разродиться?! Умерла вместе со своим нерожденным ребенком!
– Рита, прости, я не хотел тебя задеть… Не сердись!
– Да что – не сердись?! Я не сержусь! Чего это мне сердиться?! Ты можешь стереть из моей памяти, как меня насиловали?! Да, насиловали – не смотри на меня так! Чтоб ты знал! А то – замуж он меня возьмет, видите ли… Ты можешь стереть эти рубцы с моих плеч?! Можешь вернуть нормальный цвет моим ногам?! А они болят, Малек. Они так часто болят… И мое сердце – оно тоже болит… И ты ничего не можешь исправить! Ни-че-го!
Мишка не ответил – просто подошел ближе, совсем близко, и взял Ритку за руку. Он держал ее за руку так, словно хотел взять на себя часть ее боли, – и она поняла это. Малек был совсем не так прост, как казался.
А через пару дней Мишка на деле доказал, что сумеет защитить свою избранницу.