Каждый день Ритка выходила на разведку. Транспортная станция оказалась недалеко, и там толпилось множество народу: все они пытались достать билеты легальным или нелегальным способом. Ритке было совершенно ясно: нужно ехать в другой город. Она стала потихоньку вызнавать, куда пытается добраться большинство из возбужденных путников.
Молоденькая татарочка с сыном лет восьми, уставшая от многочасового ожидания, охотно разговорилась с Риткой, прекрасно владеющей татарским, и рассказала, что ее русский муж покупает билеты, и им очень нужно попасть в Шанхай.
– А что вы будете там делать?
– О, там можно делать все что угодно! Это город мечты!
Старый Шанхай
Тут татарочка прикусила губу и, перейдя на шепот, боязливо спросила:
– А ваши родители – кто? Случайно, не красные?
Ритка гордо ответила:
– Мой дедушка – самый лучший врач, а папа – белый офицер!
Татарочка успокоилась и поделилась:
– В Шанхае мы обратимся в иностранную контору, нас поставят на учет как беженцев, и после этого (тут она перешла на шепот) китайцы и Советы больше не будут иметь над нами власти. Мой муж – тоже белый офицер, и ему опасно здесь жить… Когда ставят на учет как беженцев, можно получить документы и свободно ехать в Гонконг, а потом в любую страну.
Слова «Гонконг», «иностранная контора», «документы» звучали музыкой для Ритки. Она несколько раз повторила про себя эти слова, чтобы получше запомнить, потом спросила еще:
– А трудно доехать до Шанхая?
– Очень трудно! Но люди едут: кто на бричках, кто на грузовиках, кто на поезде… Я слышала, что в центральном Китае приходится идти пешком по пескам – там, где рыщут голодные шакалы. Некоторые красят волосы, лицо, чтобы выглядеть как китайцы… Опасная, очень опасная жизнь сейчас настала! Вы даже не представляете, милая барышня, какая опасная!
Ритка вздохнула: уж она-то точно представляла…
– А здесь, вы знаете, коммунисты уже везде: в школах, в учреждениях, и они мудрят и мудрят! В школе сначала дали задание ловить мышей – они-де истребляют урожай, и детишкам велели приносить мышиные хвосты в доказательство, что они принимают участие в борьбе с грызунами. Правда, Петенька?!
Насупленный Петенька слегка кивнул головой – он явно не одобрял разговор матери с незнакомкой.
– А потом велели убивать птичек и приносить в школу их трупики.
– Птички-то чем помешали?!
– Сказали: тоже враги урожая. Вредители. Это такое нынче популярное слово: вредители. И что вы думаете?! На следующий год птичек стало так мало, что все деревья в городе оголились! Оказалось, птички – никакие не вредители, а, наоборот, очень полезны: они питаются червями, которые поедают листья деревьев! Катастрофа! Что вы думаете? Кто-то принес извинения за эту катастрофу?! Ничего подобного! Просто перестали требовать трупики пташек… Нужно уезжать отсюда, срочно уезжать… А вы куда едете?
– Я? Да тоже в Шанхай…
Но убежать Ритка не успела. В тот же день, когда она ходила на разведку на транспортную станцию, к Родионовым пришла старая подруга бабушки, Лилия Александровна, – высокая седая дама преклонных лет, богато одетая, с царственной осанкой. Она была женой высокопоставленного чекиста, но хотела помочь подруге и имела возможность это сделать. Ее муж тоже хорошо знал семью Дубровиных, познакомившись с ними еще до начала своей чекистской карьеры. Помог ли он чем-то или просто не препятствовал своей жене – это осталось тайной как для Ритки, так и для самой Елизаветы Павловны.
Лилия Александровна принесла бабушке деньги, и они долго шептались в бабушкиной комнате, а тетя Люба ходила поджав губы, недовольно поглядывая в сторону гостьи. Лидочка не обращала внимания на беседу бабушки с подругой – мало ли о чем говорят две старые женщины, но Ритка прислушивалась и не находила себе места: чувствовала всей кожей, что идут большие перемены. От предчувствия бил озноб и щемило сердце.
Предчувствия не обманули – поздно вечером бабушка шепнула Ритке и Лидочке:
– Милые мои, сегодня ночью за нами приедет американский грузовик. Спите вполуха, и, как только я к вам подойду и начну будить, сразу же тихо вставайте и будьте готовы быстро идти за мной. Ни о чем не спрашивайте и не издавайте ни звука – просто бесшумно идите за мной.
Лидочка захныкала:
– А мамочка? Мы уедем, а как же найдет нас мамочка?
– Она спросит у тети Любы и найдет нас, не плачь, детка.
Ритка не спрашивала о мамочке – она знала, что больше никогда не увидит матери, чувствовала это всем сердцем. Она спросила:
– А что мы возьмем с собой?
– Ничего, деточка, не возьмем – нам не разрешили брать с собой никаких вещей. Дай Бог самим выбраться – не до вещей уж тут. Одежду я вам сейчас приготовлю, все, что потеплее, наденете на себя.
Ритка возражать не стала, но сама подумала: «Не разрешили брать вещей? Что же мы, дураки, что ли, без припасов ехать?! Их дело разрешать или не разрешать, а наше дело приготовиться как следует! Апа говорила: “Голые ноги – не обутые, им бояться нечего!”»
Насмерть перепуганная Лидочка свернулась калачиком на постели, заснула, на маленьком личике – гримаса страдания и страх грядущих перемен. Ритка сбегала тайком в кладовку, достала приготовленный мешок, немного подумав, сунула туда еще одно старое пальто для Лидочки, тихонько, через зимний сад, вышла на улицу и в наступающей темноте спрятала мешок в овражек на обочине дороги. Вернулась, долго не могла уснуть от возбуждения, потом провалилась в крепкий сон и почти сразу проснулась от легкого прикосновения бабушки.
Темной ночью к дому подъехал грузовик. На цыпочках беглянки вышли через задние двери из дома, послужившего им кратким приютом. Родионовы спали, и не было ни прощаний, ни объятий, ни напутствий. Похоже, бабушка даже не сказала сестре о предстоящем побеге. Почему? Ритка не знала. Может, бабушка не вполне доверяла Родионовым? Может, боялась расспросов или даже доноса? Может, не хотела подставлять Лилию Александровну?
Ритка успела захватить из овражка спрятанный мешок, пристроила его под одеждой. Водитель, пожилой русский военный, помог девочкам и бабушке залезть в кузов, залез сам, накрыл беглянок брезентом. На Риткин мешок под одеждой хмыкнул, но ничего не сказал. У бабушки, кроме маленькой сумочки в руках, ничего больше не было.
Ехали недолго и скоро оказались на летном поле. Ритка дрожала от ощущения сильной опасности, но опасность эта была не рядом, а далеко и с каждой минутой становилась все дальше. Беглянок посадили в аэроплан. Ритка чувствовала себя словно во сне или в сказке – будто не с ними происходят эти странные ночные события, будто это не реальность, а морок. Аэроплан между тем побежал по летной полосе, взлетел, и от страшного напряжения у Ритки затряслись руки и ноги.
Они полетели в Ланьчжоу, а потом в Шанхай – так далеко, куда дикий гусь не залетал, – в тот самый город, куда собиралась Ритка добираться на перекладных.
Они покинули Урумчи вовремя. Очень скоро Гражданская война, которая полыхала в Китае, докатилась до Синьцзяна. Гоминьдановцы убивали русских эмигрантов, подозревая в них агентов Советской армии. Некоторых подвергали страшным пыткам: заливали рты и глаза расплавленным оловом, разрезали тела на части. В числе убитых была Лилия Александровна, организатор побега Елизаветы Павловны с внучками в Шанхай.