Ты могла сегодня умереть

Апа доверяла Ритке, знала, что не подведет, и часто посылала то за водой, то тайком за молоком, а иногда даже за хлебом. Сероглазая высокая для своих лет русская девочка была упорной и настойчивой, всегда боролась за все, и Апа знала, что она найдет хлеб.

Как-то раз Рита пошла за водой: она любила выходить из каторжника и идти так, словно она совершенно свободна. Летом эти походы превращались в чудесные прогулки. Зимой, конечно, особенно не погуляешь: зимы в Синьцзяне бывали суровые – сибирские, но даже тогда вокруг было очень красиво.

Сухой климат Синьцзяна помогал легче переносить морозы, и тут даже минус двадцать переносилось легче, чем минус десять на юге. К тому же здешняя погода способствовала хорошему настроению: обычно ярко светило солнце, снег выпадал не чаще одного-двух раз в месяц, и высокое безоблачное небо сияло яркой лазурью. Деревья покрывались белоснежным инеем, русские называли его куржа или куржак.

Детский труд

Старые железные ведра, даже пустые, оттягивали детские руки, и Ритка шла медленно, наслаждаясь свободой, любуясь солнечным днем и сверкающим на солнце снегом. Она знала, что удовольствием будет прогулка только в одну сторону – дорогу обратно прогулкой назвать будет трудно, скорее, тяжелой работой, ну что ж, за все нужно платить. Обычно на обратном пути ей удавалось сделать подряд только несколько шагов, потом приходилось отдыхать и снова хвататься за неподъемные ведра. Когда снега выпадало не слишком много, передвигала их по очереди юзом.

Ритка подошла к проруби, с силой опустила в замерзшую тонкой наледью прорубь первое ведро – тяжелое железо пробило ледок, и она набрала воду удачно. А вот со вторым ведром вышла незадача: набрала и не удержала. За потерю следовало жестокое наказание. Ритка, не колеблясь ни секунды, бросилась за быстро тонущим ведром и стала падать в темную, жадную пасть проруби. Откуда ни возьмись – рядом оказался старичок. Он спас девочку – буквально схватил за ноги, легко вытащил и строго сказал:

– Будь очень осторожна – ты могла сегодня умереть.

Насмерть перепуганная Ритка объяснила старичку, что за потерю ее накажут. Он куда-то сходил и – к ее несказанной радости – принес другое ведро!

Девочка внимательно разглядывала своего странного спасителя, который появился непонятно откуда. Это было настоящее чудо: ведь рядом с ней в момент падения совершенно никого не было. Она смотрела на него во все глаза: высокий лоб с залысинами, седая борода, внимательные и добрые глаза. Ритка запомнила его на всю жизнь.

Позднее, став старше, она все думала: был ли это вообще человек или какое-то духовное явление?

Мир без добрых людей

В 1943 году Ритке исполнилось одиннадцать, и год этот ознаменовался для нее страшным ударом. Осенью в воспитательном доме началась эпидемия скарлатины. В помещении витала стойкая вонь рвотных масс, из разных углов неслись стоны и вопли бредивших от высокой температуры детей. Медицинской помощи им почти не оказывали, и большинство заболевших находолись в крайне тяжелом состоянии.

Ритка знала об эпидемии, знала о том, что предстоит суровая зима, но понятия не имела, живы ли ее дедушка, папа, мамочка. Она также понятия не имела о том, что ее Родина, истекающая кровью в жестокой войне, начала освобождение Украины от фашистов.

Кровавый романтик нацизма, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Пауль Йозеф Геббельс осенью 1943 года писал в дневнике: «Проблема состоит в том, к какой стороне нам надлежит обратиться сначала – к Москве или к Англии и Америке. Во всяком случае, трудно успешно вести войну против обеих… Я спросил фюрера, можно ли что-нибудь решить со Сталиным в ближайшем будущем или в перспективе. Он ответил, что в данный момент нельзя… Во всяком случае, фюрер считает, что легче иметь дело с англичанами, чем с Советами».

Никто в каторжнике не слышал и о прошедшей в конце ноября знаменитой Тегеранской конференции, на которой Советский Союз фактически обрел статус великой мировой державы.

Сталин, Рузвельт и Черчилль на Тегеранской конференции. 1943 год

В России происходили и другие знаменательные события. Осенью 1943 года в новом здании Московской Патриархии в Чистом переулке состоялся Архиерейский Собор, в котором участвовали девятнадцать русских архиереев. На Соборе произошли судьбоносные события: избрание Патриарха и Синода. Русская Православная Церковь восстанавливала свои права на русской земле. Происходило это с величайшим трудом: слишком тяжелый урон понесла Церковь. Когда новоизбранный Патриарх подал ходатайство об амнистии двадцати пяти архиереев, которых он «желал привлечь к церковной работе», оказалось, что из всего списка в живых остался лишь один епископ – остальные были расстреляны или погибли в лагерях.

Но для Ритки все эти события были очень далеки, ей приходилось жить одним днем – и каждый из них мог стать для нее последним. Смерть могла заявиться в любую минуту и принять вид скарлатины с ярко-красной сыпью, кровавой дизентерии от испорченной пищи, крупозной пневмонии от неподходящей для сырой и холодной осени одежды. Смертельную опасность сулили травмы на тяжелой работе или отказ почек от избиения палкой. Множество болезней и травм при отсутствии лечения могли привести к фатальному исходу.

Слава Богу, болезни обходили Ритку стороной: она вообще ничем не болела после ужасного тюремного тифа, словно той страшной мукой исчерпала предназначенную на ее долю чашу болезней на годы вперед.

Как-то Апа послала ее раздобыть молоко для больных за четыре квартала от каторжника. Ее решительная воспитанница сумела, как всегда, отыскать драгоценный напиток жизни и бережно несла свою ношу.

Она заметила, как догоняет ее мужчина в черном чабане, круглой татарской шапке и с черным шарфом. В ранних осенних сумерках Ритка не могла рассмотреть его лица, видела только, что ему примерно лет сорок. Мужчина приказал:

– Кыз, бар монда!

Она послушалась взрослого, аккуратно поставила тяжелый бидон и подошла – и он надругался над ней. Ритка плохо помнила само насилие, его отвратительные подробности, и стыд, и боль, и страх. Она даже не поняла толком, что произошло. Ее всю трясло, и она была как маленький ежик – вся в иголках. Видимо, предусмотрительная память спрятала происшедшее от сознания своей маленькой хозяйки, скрыла насилие мутной белесой пеленой, чтобы девочка смогла пережить этот ужас и жить дальше.

Ритка утаила то, что случилось с ней, от Апы – и та, несмотря на всю свою проницательность, не смогла ни о чем догадаться. Мать бы догадалась, но мамочки рядом не было – ее вообще уже не было в мире живых.

Апа же была слишком занята, слишком озабочена тошнотой, рвотой, лихорадкой и сыпью своих больных воспитанников: в те годы, когда еще не знали антибиотиков, скарлатина вела себя куда более жестоко, чем сейчас, и нередко становилась последней болезнью в жизни своих жертв. А когда эпидемия пошла на убыль и Апа могла уделить Ритке больше внимания – девочка замкнулась, и никакие вопросы не смогли бы вызвать ее на откровенность.