Специально искать Юлию Сергеевну не пришлось, та подкараулила меня на выходе из института сама. Кругом было не протолкнуться от студентов, так что в ответ на её требовательный взгляд лишь утвердительно кивнул.

— Ну и? — тихонько выдохнула барышня.

— Позже поговорим, — отрезал я и, раз уж выдался свободный денёк, отправился на квартиру доделывать реферат.

Просидел за умными книгами допоздна, зато вторая моя попытка сдать работу на проверку оказалась куда успешней, её не препарировали на скорую руку, а пообещали озвучить оценку на очередном семинаре. После занятий собирался перекинуться парой слов с Карлом, но отыскать того не смог, а вот со Львом затевать разговор не стал совершенно осознанно: и сам не готов был, и атмосфера к непринуждённой беседе не располагала.

Вечером, как и было условлено, пошли с Лией в буфет при столовой горбольницы, и там я битый час выступал в роли стенки, о которую начинающие теннисисты колотят свои мячи. Моя бывшая одноклассница была особой в высшей степени разумной и прекрасно осознавала возможные последствия перехода на другую кафедру, оставалось лишь подавать правильные реплики, озвучивая её собственные сомнения.

— Ладно, — печально вздохнула в итоге Лия. — Ограничусь пока йогой, а дальше видно будет. Ещё с девчонками поговорила, в бассейн начну ходить. Там секция плаванья есть, а я ведь занималась в школе!

— Вот и здорово! — улыбнулся я.

Лию всегда отличали сверхактивная натура и не столь уж великая усидчивость; успокоение ей могла принести либо загрузка внеучебными мероприятиями, либо развитие романа с Виктором. Но вот о втором варианте я даже заикаться не стал. Судя по случайным обмолвкам, именно разлад в отношениях и подтолкнул Лию к поиску новых занятий. Сначала она захотела освоить алхимическую печь, затем увлеклась йогой, теперь к ней ещё и плаванье добавилось. Эту бы энергию…

Додумывать эту мысль я не стал, и без того мурашки по спине побежали.

В среду занятиям йогой я предпочёл посещение боксёрской секции. И дело было отнюдь не только в рекомендации кураторов прекращать заниматься ерундой и переходить к полноценным тренировкам, просто собирался улучить момент и пообщаться в неофициальной обстановке со Львом.

Но первым делом переговорил с Карлом. Спросил напрямую:

— Не хочешь в добровольной дружине поучаствовать?

Был готов к тому, что здоровяк начнёт отнекиваться, но ко мне тут же подступили Ян и Николай.

— А мы? А нам можно?

Я от такого напора несколько даже растерялся, а ларчик просто открывался: на военной кафедре участие в студенческой дружине шло в зачёт обязательной летней практики.

— Уж лучше час в день по студгородку гулять, чем летом в самую жару пыль глотать, — усмехнулся Ян.

И Карл, соглашаясь с товарищем, кивнул.

— Научный факт! — Но тут же поскрёб бритый затылок. — А нас возьмут вообще? Там характеристики и рекомендации нужны. И старшекурсники в очереди на зачисление стоят.

Этот вопрос я пообещал взять на себя и сказал:

— Готовьте бумаги.

— Когда начнём? — оживился Коля. — И можно ещё Бекку к нам взять? Сколько вообще человек нужно?

Я развёл руками.

— Не всё так сразу. Завтра все детали проясню.

На этом мы тему и закрыли, отправились тренироваться. В спаррингах я не участвовал, колотил груши и молотил мешки. Старался особо не напрягаться и всё же вымотался в один момент. Удары начали отдаваться болью в левое плечо, стал прихрамывать, припадая при движении на простреленную ногу. Ну да — это не йога, тут совсем другие нагрузки.

В очередной раз вытерев лицо полотенцем, я решил взять паузу и отправился понаблюдать за тренировкой по савату. Лев на каких-то совсем уж запредельных скоростях бился с Антоном, остальные казались на их фоне натуральными сонными мухами. И тут же обнаружилась Милена. Как видно, ей надоело дожидаться подопечного в машине, вот и стала упражняться в женской группе. В плане физической подготовки студенткам, надо сказать, она нисколько не уступала.

Постояв так немного, я вернулся к отработке ударов, но краем глаза поглядывать на Льва не переставал, поэтому и в раздевалку успел войти непосредственно перед ним. Ну а там в проходе меж шкафчиков нам было никак не разминуться.

— Слушай, Лев! Мы в субботу на танцы в горсад собираемся, не хочешь развеяться?

Бывший одноклассник как-то странно глянул в ответ, потом кивнул.

— Отличная идея! Где встречаемся?

Голос его был бодр и весел, а вот у меня внутри всё так и перевернулось. Льва ведь точно попросили в обязательном порядке принять любое моё предложение, но что ещё ему сказали? Кем он меня считает: предателем или простофилей, которого используют втёмную? И до того разлад пошёл, ну а теперь о дружбе и вовсе можно забыть. Зараза…

Не о том сокрушался. Присоединившийся к нам в раздевалке Антон услышал последнюю фразу и обрадованно потёр руки.

— Встречаемся? Где встречаемся?

Прежде чем я нашёлся с ответом, высказался Лев:

— В субботу думаем в горсад сходить. Ты как?

— Я всегда за!

Ну и что тут мне оставалось, кроме как через силу улыбнуться?

— Давайте, наверное, часов в восемь?

Предложенное время устроило и того и другого, дальше мы определили местом встречи популярное в студенческой среде кафе, и я отправился в душ. На сердце было неспокойно. Ещё и к реализации плана толком приступить не успел, а он уже по швам трещит. Антон тот ещё проныра, он вполне может знать, что Юлия Сергеевна из монархистов. Озвучит сей факт и поломает всю игру. Придётся импровизировать на ходу…

Увы, как ни ломал я себе голову, ничего толкового придумать не смог. Одно было ясно: Юле на встрече появляться нельзя; так ей об этом и сказал. В ответ на моё категоричное заявление барышня состроила обиженную гримасу, пришлось растолковать возникшее в последний момент осложнение.

— Да и не важно! В любом случае пока дядюшка в Новинске, сможем разве что за ручки держаться, а это ни тебе, ни мне не интересно, — заявила Юлия Сергеевна и после недолгих раздумий продолжила: — Тогда встретишься с Софьей без четверти восемь у центрального входа в горсад. Она тебя сама узнает. А насчёт меня соври что-нибудь.

Тут я, такое впечатление, спиной чужой взгляд ощутил, обернулся и обнаружил направлявшегося к нам молодого человека мрачной наружности — одного из компании монархистов.

— Всё в порядке? — обратился тот к Юлии Сергеевне, демонстративно меня проигнорировав.

— О да, Кеша! — произнесла барышня, ещё сильнее обычного растягивая слова. — Господин мотоциклист зазывал меня прокатиться на своём железном коне.

Последняя фраза была просто-таки напитана ядовитым сарказмом, и когда парочка слушателей «Общества изучения сверхэнергии» двинулась прочь, я не утерпел и бросил им вслед:

— И не такой уж он железный! Шины резиновые! Сиденье кожаное!

Показалось, что плечи Юлии Сергеевны дрогнули, словно та подавила смешок, но никакого ответа не последовало, и я отправился на военную кафедру, где встал на учёт в качестве звеньевого студенческой дружины, заодно сдал собранные приятелями характеристики и рекомендации. Дальше отправился на физиотерапию, а оттуда заглянул в бассейн, дабы зарядиться энергией перед дежурством на воротах.

Поплавал в своё удовольствие — жилы не рвал, но и у бортиков не висел. А под конец сеанса из женской раздевалки выпорхнула стайка смешливых девиц в купальниках. Среди них я приметил Лию, засмотрелся на неё, и будто что-то изнутри подтолкнуло.

— Привет! — помахал рукой. — Мы со Львом в горсад в субботу собираемся — не хотите с Витей присоединиться?

Лия принялась заправлять локоны под плавательную шапочку и вздохнула.

— По субботам мы в «СверхДжоуль» ходим, Витя с друзьями в карты играет.

— А!

— Но знаешь, Петя… — Девушка закусила нижнюю губу. — Там такая скука… Пусть один идёт! Где встретимся? Давай, как в прошлый раз, у фонтана? И пешком прогуляемся. Погода чудесная!

— Давай, — кивнул я. — А Витя не приревнует?

— А может, я этого и добиваюсь? — улыбнулась Лия и встрепенулась при длинной трели свистка. — Всё, бежать пора! Во сколько встречаемся?

— В половине восьмого.

Барышня поспешила к первой дорожке, а я не отказал себе в удовольствии посмотреть ей вслед. Наверное, даже слишком пристально уставился, проходившие мимо пловчихи даже рассмеялись, ещё и оглядываться начали. Вот же вредные!

В пятницу первый раз вывел на патрулирование территории студгородка новообразованное звено добровольной дружины. Компанию мне составляли Карл, Ян и Николай со своей черноглазой пассией. Худо-бедно поддерживать разговор с Ребеккой был способен лишь её кавалер, так что смуглянка просто прогуливалась с нами за компанию. Впрочем, не напрягались и мы — вызванные покушением на профессора Палинского страсти успели поутихнуть, обошлось без происшествий.

Раз только, заслышав смех и свист, завернули во двор одного из общежитий, а там наткнулись на компанию Северянина. Сам он в обнимку со смазливой барышней сидел на лавочке, рядышком развалились Слава-Бугор и Панкрат-Заноза, а двое парней помладше перекидывали друг другу кепку, играя в «собачку» с тощим длинноволосым студентом, уже изрядно упревшим.

Шансов поймать свой головной убор у него не было вовсе, если б не наше появление, мог подпрыгивать и махать руками хоть до вечера. А так хулиганы заметили красные нарукавные повязки, сунули бедолаге кепку, ещё и придали ускорение толчком в спину: мол, вали!

Руки так и чесались надавать им по ушам, но прошли мимо, разве что обменялся хмурыми взглядами с подпевалами Северянина. Ну и студента я нагнать не преминул. Узнал его — уже как-то сталкивался при обходе служебных коридоров в начале года.

— Не позволяй этим отбросам себя третировать! — заявил я, придержав паренька под локоть. — Напиши заявление — мигом отстанут!

— Да всё нормально! Мы просто дурака валяли! — буркнул тот, выдернул руку и потопал прочь, нелепый словно пугало.

Ян покачал головой.

— Бесполезно! Сколько раз мы с ним на этот счёт говорили, и не сосчитать.

— У Гоши с головой не всё в порядке, — поддержал товарища Карл, перехватил мой взгляд и развёл руками. — Это даже не научный факт, а медицинский диагноз! Он у психиатра на учёте состоит.

— У Рейса, что ли? — уточнил я.

— Не, Рейс — психолог. Ну или психотерапевт, а Гоша в больнице наблюдается.

— Да он и к Рейсу на консультации будто на работу ходит, — добавил Ян. — Как его ещё не отчислили, ума не приложу.

— Он тихий, — пожал плечами Карл. — Безобидный.

— И золотой румб.

— И это тоже.

Наверное, не навещай я сам Льва в психиатрической клинике, забеспокоился бы на предмет того, что оператор съедет с катушек и натворит дел, ну а так тревожиться на этот счёт не посчитал нужным. Раз болезного опекают и сопровождают, значит, для людей он не опасен. Что, собственно, недавний эпизод с игрой в «собачку» и подтверждал.

Мы вывернули к круглому зданию, опоясанному колоннадой, со скульптурной композицией над портиком и широкими мраморными ступенями; напротив входа был разбит небольшой сквер с обставленным лавочками фонтаном. Строение это из-за разительной непохожести на учебные корпуса бросилось в глаза ещё в самое первое блуждание по студгородку, но всё повода справиться на его счёт не было, а тут поинтересовался:

— А это что?

— Дворец культуры, — пояснил Карл. — Там театральные и художественные студии занимаются, концерты и праздники проводят. Посвящение в студенты, самодеятельность всякая. Ерунда, в общем.

Я кивнул, двинулись дальше. Помимо всего прочего, наш маршрут проходил по территории кампуса, захватывал он и корпуса, в которых проживали иностранные студенты. Прежде меня туда ещё не заносило, поглядывал по сторонам с интересом. Если где-то царил образцовый порядок, то между другими строениями были протянуты бельевые верёвки с гирляндами трусов, маек и наволочек.

А в остальном — люди и люди. Разве что, когда попались вставшие кружком молодые люди, подтянутые и светловолосые, Карл шепнул мне:

— Оксонцы.

Ещё одна подобная компания обнаружилась на лавочке; там играли на губной гармошке. Мы прошли мимо, и Коля оглянулся, зло процедил:

— Они бюрократов Лиги Наций вышибли, так чего их самих не вышлют?

На ломаном доманийском он принялся что-то объяснять черноволосой подруге, а Карл сказал:

— Семестр закончится и всех одним чохом вышлют, и не важно уже — доучились или нет. Я на кафедре слышал.

— Ну да, — с кислым видом подтвердил Ян, — зато срединцев учить продолжим. Это просто вредительство какое-то! Сами врагу помогаем!

— Не мы устанавливаем правила игры, — заметил я.

— А должны — мы! — вспылил вихрастый паренёк. — В правительстве предатели засели!

Вот так остаток часа и провели за обсуждением политической обстановки в республике и за её пределами. Ну а затем я пообедал и отправился на курсы. Там впервые вместо не слишком-то полезного урока случайного иностранного языка меня взялись натаскивать действительно полезному навыку — вскрытию замков с помощью сверхспособностей. Требовалось отвести в нужные положения собачки и провернуть личинку, и простым это действо могло показаться лишь на первый взгляд. Я худо-бедно справлялся с простейшими заданиями лишь из-за отработанного навыка воздействия на предметы при тактильном контакте. Понятно, что при желании любой сейф мог вскрыть буквально в пять секунд, но в этом случае пострадала бы секретность. Вот и приходилось внимать наставнику, оказавшемуся вовсе не оператором сверхэнергии и даже не преподавателем, а институтским слесарем.

По возвращении на квартиру предложил Мише Поповичу познакомить его с кузиной подружки, и сосед ухватился за такую возможность обеими руками. Мне как-то немного совестно стало. На всякий случай даже предупредил, что компания собирается большая и кто кому глянется — совершенно непонятно.

В итоге нас оказалось даже больше, чем я полагал. Нигилист позвал закадычного дружочка Прохора, а тот привёл с собой подружку. Барышня никакими сверхъестественными способностями не обладала, но это её достоинств в виде крупной груди и симпатичного личика нисколько не умаляло.

Мы встретили Лию у фонтана, и я представил всем бывшую одноклассницу, а дальше отправились в горсад. Было по-летнему жарко; с превеликим удовольствием отказался бы от пиджака, но щеголять подтяжками поверх сорочки было как-то совсем уж неприлично, выставлять себя невежей не стал.

По пути угостили барышень мороженым, а после купили в палатке газированной воды, и там Миша негромко шепнул мне на ухо:

— К тебе ведь другая приходила, так?

— Сказал же: одноклассница это, — пояснил я и попросил: — Ты давай, о том случае не распространяйся. Усёк?

Нигилист понимающе ухмыльнулся.

Племянница господина Карпинского оказалась миленькой блондинкой с умными голубыми глазами и далеко не столь породистым, а потому куда как более симпатичным лицом. Увы, пусть ей и повезло не унаследовать тяжёлую семейную челюсть, но и фигура определённо недотягивала до идеальных пропорций Юлии Сергеевны. Наряд выглядел предельно просто: лёгонькое платьице, туфельки, шляпка. Из украшений лишь золотые серьги и гранатовый браслет — вещицы недешёвые, но и не выставляющие напоказ благосостояние семьи.

Барышня сама подошла ко мне и с вопросительной интонацией произнесла:

— Пётр?

— Так и есть, — улыбнулся я в ответ. — А вы, наверное, Софья? Юля просила показать вам город.

— О, это было бы чудесно! Кузина приболела, а я только третий день в Новинске и ничего тут не знаю.

Дальше последовал обычный ритуал представления друг другу, и в кафе с верандой, выходившей на просторную танцплощадку и эстраду с оркестром, мы явились уже одной компанией, что всё предельно упростило.

Льва и Милену я углядел ещё от входа, тут же приметил рыжую шевелюру Антона и в первый миг принял сидевшую рядом с ним барышню за Ингу, но та оказалась лишь слегка похожа на нашу бывшую одноклассницу — просто один типаж. Звали её Герда, решил даже, что иностранка, но, сколько ни прислушивался, акцента уловить так и не смог.

Перезнакомившись, мы решили первым делом заморить червяка, а заодно промочить горло. После недолгого обсуждения было решено заказать барышням сидр, а молодые люди остановили свой выбор на пиве. Лично я не стал бы пить сидр даже под угрозой расстрела, а для грога сейчас было слишком жарко, поэтому последовал примеру остальных и не пожалел: пиво, светлое и прозрачное, удивило неожиданно сильной, но при этом весьма приятной горчинкой, а ещё было таким холодным, что едва не хрустело на губах. Сам не заметил, как пол-литровую кружку осушил.

В ожидании сделанного заказа принялись болтать о всякой ерунде, и всё было отлично, пока вдруг неожиданно болезненно не укололо ясное осознание того, что подружка Прохора не нашего круга. Симпатичная и очень даже неглупая, она не вписывалась в компанию столь очевидно, что мне даже неловко стало. И немного стыдно.

Не за неё, и не за Прохора, а за своё подсознательное разделение людей на сверхов и обычных. Проклятье! Я же ещё и отношу последних ко второму сорту, будто какой-то драный аристократ! Сроду ведь снобом не был!

Настроение скисло, и Лия каким-то образом уловила это, потянула танцевать, как только заиграл оркестр. Ну это у меня такое впечатление сложилось, а вот когда положил ладонь барышне на талию, то чуть ногу ей из-за неожиданного вопроса не отдавил.

— Так это кузина Софьи тебе спину расцарапала?

Лично я был уверен, что царапины давно зажили, но припомнил улыбки смешливых пловчих и вмиг покраснел, будто варёный рак.

— Ну… — выдавил из себя. — Гм…

Лия глянула на меня заблестевшими после пары фужеров сидра глазами и улыбнулась.

— Так непривычно себя снова запасным вариантом ощущать. Словно в школу вернулась!

— Слушай, ну ты чего? Какой ещё запасной вариант? — возмутился я. — Да она в принципе никуда со мной идти не собиралась, просто попросила кузину с кем-нибудь познакомить. А плохое самочувствие — простая отговорка! Ёлки! Я и не звал её даже!

— Какие-то странные у вас отношения, Петя.

— Да это вообще не отношения. Мы не подходим друг другу, слишком разные. Никаких общих интересов.

Лия вздохнула.

— Как оказалось, у меня с Витей — тоже.

— Но вы хоть нравитесь друг другу!

— Петя, а зачем встречаться с тем, кто тебе не нравится?

Неудобный вопрос поставил в тупик, но тут уж я проявил характер и юлить не стал.

— Для удовлетворения естественных потребностей.

Теперь пришёл черёд краснеть Лии.

— Это для мальчиков только критично… — не слишком уверенно пробормотала она после явственной заминки и уже куда напористей продолжила: — Ей-то это зачем? Значит — у неё чувства. А ты, Петя, свинтус!

На «свинтуса» я не обиделся, покоробило совсем другое.

— Чувства? Это ты меня усовестить решила или напугать?

Лия только фыркнула. Ладно хоть тут медленная мелодия смолкла, и оркестр заиграл фокстрот, стало не до выяснения отношений. Танцор из меня был никудышный, да ещё в шерстяном костюме мигом упрел, и если Лия на веранду вернулась, лишь чуть раскрасневшись, то я в один присест осушил сразу полкружки пива.

Пока мы отсутствовали, Миша Попович успел разговориться с Миленой, у них даже дошло до спора на какую-то столь заумную тему, что остальные в ней ровным счётом ничего не понимали. Софья тоже время зря не теряла и завладела вниманием Льва рассказом о знаменитом на всю республику гипнотизёре, на столичном концерте которого ей недавно довелось побывать. Оставшиеся две парочки по нашему примеру ушли на танцплощадку и лишь изредка возвращались промочить горло и перевести дух.

Мы тоже преимущественно танцевали, под конец даже разболелась простреленная лодыжка. Ещё голову ломить начало, и, когда Лия в начале одиннадцатого решила закругляться, я поводу откланяться только порадовался.

— Ой, да не нужно меня провожать! Спокойно доеду на трамвае, — заявила Лия, впрочем, лишь когда мы уже покинули кафе и двинулись от танцплощадки к центральной аллее.

— Так это ты меня провожаешь, — усмехнулся я, начав демонстративно припадать на правую ногу.

— Ещё скажи, тебя нужно до квартиры довести и в кроватку уложить!

Я бы не отказался, но по понятным причинам настаивать на этом не стал и с улыбкой произнёс:

— Сойдёмся на промежуточном варианте: я не провожаю тебя, ты не провожаешь меня, просто расстаёмся на проходной.

— Ладно, — покладисто согласилась Лия.

Мы доехали до трамвайного кольца, а там она соизволила взять меня под руку, так и пошли дальше — молча. Да мне поначалу и не до разговоров было: покинув вагон, первым делом внимательно изучил освещённую фонарями улицу и неспешно прогуливавшуюся по ней публику. Потом, когда не заметил никого подозрительного, а вот комендантский вездеход и двух пеших патрульных, напротив, углядел, немного расслабился, но ничего путного для поддержания беседы в голову так и не пришло. Пусть Карл и утверждал, будто кружка пива с потом выходит за полчаса, но, судя по шуму в голове, с тремя подряд моему организму оказалось так просто не совладать.

До самой проходной никто из нас не произнёс ни единого слова, и, только поцеловав меня в щёку на прощание, Лия сказала:

— Спасибо, что на танцы позвал, — хоть развеялась. А то в последние дни всё просто из рук валится. Даже из состояния синергии выпадать начала — просто беда. У нас финальные показы на носу, профессор недоволен, Витя психует. А я собраться не могу — как отрезало.

— Это всё нервы, — уверил я барышню. — Отдохни завтра, и всё образуется.

— Хорошо бы! — мечтательно вздохнула Лия и легко взбежала на крыльцо, будто и не протанцевала два часа подряд.

Прежде чем скрыться за дверью, она обернулась и помахала узкой ладошкой, и на меня как-то разом навалилась тоска. Мелькнула даже мысль наведаться к Юлии Сергеевне, но очень уж неприятно ныла нога, плюнул на всё и похромал на квартиру. Да и не сидит дворяночка субботним вечером дома, точно с приятелями развлекается. Так что — спать!

Утром встал уже в девятом часу, натянул трико, надел майку и, позёвывая, отправился на кухню, а там замер на пороге при виде сидевшей за столом Милены.

— Доброе утро, Пётр, — поприветствовала меня барышня безо всякого смущения и отпила чая. — Будешь завтракать?

Именно так я и собирался поступить, а ещё намеревался поваляться в кровати с книгой, но в ответ этот на вопрос отрицательно покачал головой.

— В кино опаздываю.

Напился воды, вернулся в комнату и быстренько собрался. Не могу сказать, будто испытывал в обществе Милены такой уж дискомфорт, — свои планы поменял исключительно из мужской солидарности. Глядишь, Мише ещё чего-нибудь обломится.

До «Зари» дошёл пешком, благо ногу с утра не ломило, а уже в фойе кинотеатра сразу углядел массивную фигуру стоявшего в очереди к кассе Матвея. Двинулся к нему, заметил рядом Варю и передумал, свернул к буфету, а там едва не наткнулся на Марину и Антона, покупавших пирожные.

Навязываться бывшим сослуживцам не хотелось, и я отказался от просмотра кинофильма, вышел на улицу. Там растерянно поглядел по сторонам и отправился в швейное ателье, которое посоветовал Карл, заказал пошив летнего льняного костюма. Когда портной снял мерки, попросил сделать брюки с ремнём, чтобы носить их в том числе и без пиджака, внёс задаток и тогда уже сел завтракать на веранде летнего кафе.

После дошёл до главпочтамта, отправил домой письмо и денежный перевод на сто рублей, рассудив, что открытый институтом кредит точно покроет остаток платежа за курс процедур по развитию сверхспособностей, а жалования старшего вахтёра, пусть даже и урезанного на две трети, с лихвой хватит на безбедную жизнь. До следующей получки точно дотяну, а на костюм заначку потрачу.

Ещё ответил на письмо Василя. О расставании с Варей он так и не упомянул, да и о работе писал весьма расплывчато, как если бы его послания цензурировались перед отправкой. Понял лишь, что со столичной сыскной частью сотрудничество не задалось и работала их опергруппа то ли под армейским патронажем, то ли рука об руку с республиканским идеологическим комиссариатом.

Никаких особых планов на сегодня не было, двинулся в студенческий клуб, да так там до ужина и проторчал. И наше звено собралось в полном составе, и тема обсуждения оказалась весьма близка. Как оказалось, вчера накрыли шайку, распространявшую в студенческой среде наркотики, в том числе замели и тех двух ухарей, которые дали мне отпор при задержании. Подробностей никто толком не знал, но сто к одному — именно за эту ниточку следствие и потянуло. Отследили связи, возможно, даже подвели подставного поставщика и вот — результат.

Честно говоря, позлорадствовал. Но вообще — было не до смеха.

— В последнее время реакционная пресса с маниакальным упорством запугивает обывателей, многократно преувеличивая опасность операторов сверхэнергии для общества, и такие вот отщепенцы дают продажным борзописцам прекрасную возможность раздуть из мухи слона! — объявил Вениамин Мельник. — Нас начинают обвинять во всех смертных грехах и призывают лишить остатков гражданских прав, а репрессивный полицейский аппарат шлёт в парламент призыв за призывом передать в их юрисдикцию не только преступления, совершаемые операторами, но и контроль над особой научной территорией!

Что тут началось! Спорили до хрипоты.

Когда я, изрядно взбудораженный последними известиями, вернулся на квартиру, Миша и Милена пили чай на кухне и обсуждали какую-то замысловатую схему компоновки энергетической конструкции. Я из их разговора ничего не понял, а потому мешать не стал и ушёл к себе в комнату.

С Нигилистом всё понятно, он товарищ увлекающийся, но неужто и Милена ему под стать? Вот ведь подобралась парочка! Или это лишь игра? Поди — разберись! Начинаю привыкать во всём двойное дно выискивать.

На следующее утро перед первой парой я подошёл ко Льву с некоторой даже опаской, но тот поздоровался, пожалуй, даже приветливее обычного. А Милена глянула строго, хоть я о её вчерашнем времяпрепровождении и словом не обмолвился. Ну — это тут. На встрече с Георгием Ивановичем рассказал обо всём без утайки.

— Аккуратней с ней, не сболтни лишнего, — предупредил сделавший несколько пометок в блокноте капитан Городец. — В целом — приемлемо. Свободен.

Меня так и распирало от вопросов, но перед кабинетом выстроилась очередь в два десятка студентов, да и времени оставалось в обрез: на сегодня была назначена первая процедура по смещению от пика румба к пику витка. Побежал в лабораторию, убрал одежду в шкафчик, замотался в простынку и сел пить травяной чай. Сегодня тот заварили куда крепче обычного, от интенсивного вкуса даже скулы немного свело. Очень уж терпким получился напиток.

Дальше — больше. Вместо привычных процедурных Леопольд отвёл меня в просторное помещение с куполообразным сводом потолка и стенами, выложенными огнеупорным кирпичом. В центре стоял вырубленный из гранитной глыбы постамент, на том было высечено ложе и закреплены кожаные петли под руки и ноги, ещё одна предназначалась для фиксирования головы. Резко стало не по себе.

— Не мандражируй! — в своей привычной резкой манере потребовала Федора Васильевна и протянула заполненную какой-то белёсой жижей пробирку. — Пей!

— А что это? — опрометчиво поинтересовался я, получил в ответ взгляд выразительней некуда, и решил, что лучше мне этого и не знать, но принюхаться к студнеобразному содержимому мензурки всё же не преминул.

То ничем не пахло, тогда собрался с духом и влил в себя странную субстанцию, показавшуюся холодной и склизкой; почему-то на ум пришло сравнение с устрицами, коих сроду не пробовал. Побороть приступ тошноты удалось с превеликим трудом, но не дал слабину — удержал препарат в себе.

— Это гриб, выращиваемый на двенадцатом витке Эпицентра, — произнесла тогда Федора Васильевна, — и если ты выблюешь его, то увеличишь долг на двадцать пять рублей.

Но нет, рвотные позывы уже стихли, пищевод словно заморозили, да и по животу растекался странный холодок. А вот знал бы наперёд — точно вывернуло бы.

Мир стал каким-то смазанным, стал реагировать на повороты головы с явственным запозданием, пришлось даже взгромоздиться на постамент, и седовласая тётка покачала головой.

— Быстро же тебя разобрало! Ложись давай! Да не бойся — ремни, чтобы сам не сверзился или других не покалечил.

После мимолётного колебания я опустился на каменное ложе и обнаружил, что гранит ничуть не холодный, словно снизу его подогревали трубы парового отопления. Федора Васильевна мигом зафиксировала меня ремнями, и тогда мир вновь обрёл былую резкость. Как видно, просто не следовало вертеть головой по сторонам. Такое впечатление — мозги в такой же студень превратились или какая-то беда приключилась с вестибулярным аппаратом.

Распахнулась дверь, внутрь вкатили тележку из нержавеющей стали с несколькими стеклянными сосудами; видеть их я мог лишь самым краешком глаза, поэтому содержимого не разглядел.

Федора Васильевна приспустила простыню, обнажив мне грудь и живот, прошлась по ним пальцами, удовлетворённо хмыкнула. А после запустила руку в один из сосудов, выудила из него огромную пиявку и положила ту мне чуть правее пупка!

Если б не ремни, точно на пол сверзился, и терапевт горестно вздохнула:

— Как предсказуемо!

— Но зачем?!

— Прямое воздействие на оператора в резонансе чрезвычайно рискованно и чревато спазмом энергетических каналов, а такое вот опосредованное позволяет сдёрнуть пациента с суперпозиции без особого риска заполучить целый букет осложнений.

Резко обожгло кожу, будто бы крапивой ошпарило, и следующая пиявка, которую устроили мне ближе к паховой складке, вгрызлась в кожу ничуть не менее болезненно. Впрочем, и не более. Не могу сказать, будто приходилось стискивать зубы, перебарывая неприятные ощущения. Так — неприятно, и не более того. Дальше кровососущих тварей начали устраивать на мне всё выше и выше, примерно повторяя схему Лизаветы Наумовны для коррекции энергетических каналов. Последнюю усадили на правый висок. Пиявки моментально присасывались, и кожу сначала жгло, а через минуту-другую словно замораживало уколом обезболивающего, но легче от этого не становилось. Правда, тут свою роль скорее играла элементарная брезгливость.

— Где-нибудь в болоте вблизи Эпицентра разводите? — полюбопытствовал я, облизнув пересохшие губы.

— Не нужно тебе этого знать! — отрезала Федора Васильевна и распорядилась: — Войдёшь в резонанс строго по команде и уж постарайся не вывалиться из него раньше времени. Чем дольше продержишься, тем лучше. И не держи в себе энергию, избавляйся от неё сразу. Усёк?

Я невольно сглотнул и подтвердил:

— Усёк.

Правда, вот так сразу делать ничего не пришлось, минут двадцать просто лежал и кормил кровососущих тварей, после этого появились новые действующие лица. Ассистировать Федоре Васильевне взялись сразу пятеро молодых людей и барышень, словно каждый отвечал за свою пиявку, но обдумать эту мысль не успел, начался обратный отсчёт:

— Три! Два! Один! Давай!

Даже прилагать никаких усилий не пришлось, вошёл в резонанс с необычайной лёгкостью, меня словно тянули вперёд невидимые руки — создалось даже впечатление, что приток сверхэнергии идёт куда быстрее обычного. Но за это не поручусь — реальность вновь расплылась и потеряла чёткость, выложенный кирпичом потолок с бешеной скоростью закружился перед глазами, и я бы даже зажмурился, но уже не мог.

Сверхсила захлёстывала меня с головой, летел, будто на санках с горы — стремительно и с чудовищным ускорением, а потом со всего маху в стену врезался. Ладно хоть не в бетонную, бетонную бы не пробил. Тут — кирпичная, тут ассистенты терапевта, зацепившие меня через пиявок своей волей почище чем железными крючьями, протащили сквозь пролом чуть дальше, нежели позволяли возможности организма.

Дёрнулся так, что заскрипели и едва не оборвались кожаные ремни. Тело разметало в клочья, энергетические каналы — порвало, остатки потенциала вспыхнули синим пламенем, думал — сгорю.

Но — нет, очнулся относительно целым и почти невредимым. Уставился ошалелыми глазами на Федору Васильевну, а та вытерла платочком выступивший на перечерченном глубокой морщиной лбу пот и заявила:

— Это как с лишением невинности. Первый раз нужно потерпеть, дальше — проще.

Я даже не нашёлся, что на это сказать. Так и замер с открытым ртом, ладно хоть и до того был от перенапряжения натурально пунцовым, прилив крови к щекам остался незамеченным. Потом опомнился и потребовал избавить от мерзких пиявок, но в том уже не было никакой нужды: кровососущие твари сгорели все до одной. Просто чудо, что на коже ожогов не осталось, только лишь багровые пятна синяков с треугольными отметинами укусов.

Меня освободили, усадили в кресло-каталку и вывезли в буфет, где дожидался недопитый травяной настой. Остывший, он показался совсем уж нестерпимо-терпким, после первого же глотка к горлу подкатила тошнота, едва успел добежать до уборной.

— Это всё из-за гриба, — успокоил меня Леопольд. — Их станешь раз в неделю принимать, но там дозировки меньше будут. Привыкнешь.

Я скривился от отвращения.

— Оно того стоит вообще?

— Сегодня ты пробыл в резонансе на две секунды дольше пика румба. Сам как считаешь — достойный это результат или ну его к лешему?

Аргумент лаборант привёл железный, и я только вздохнул, прихватил чайничек с кружкой и отправился отлёживаться в парилку. В итоге на дежурство пришёл едва живым. Вроде и самочувствие не беспокоило, но устал так, что ни рукой пошевелить, ни ногой. А мне — работать. О-хо-хо…