Допрашивали весь вечер и всю ночь напролёт. Хотя нет — вру. Ночью лишь изредка дёргали для уточнения каких-то деталей и прояснения дополнительных моментов, а так даже в караулке подремать удалось, благо бывшие сослуживцы выделили диванчик. И да — в моём опознании одного из террористов никто не усомнился, поскольку в покушении на профессора Палинского засветился тот самый пропавший невесть куда прошлым летом броневик.

— Узнать бы ещё, где его прятали, — вздохнул Георгий Иванович, велев подписать очередное обязательство о неразглашении.

— А как Палинский вообще уцелел? — поинтересовался я, возвращая листок. — В него же чуть ли не в упор из крупнокалиберного пулемёта очередь всадили!

— Александр Петрович — фигура! — задумчиво протянул капитан Городец. — И вот тут концы с концами не сходятся. Летом они опасались студентов Палинского, теперь рискнули напасть на самого профессора. Что изменилось? Чего выжидали всё это время? Почему именно сейчас? Нет ответов… — Он поглядел на меня красными глазами и спросил: — Тебя домой или в институт?

Я предпочёл отправиться на занятия.

Вчера хватило ума вернуться на контрольно-пропускной пункт, прежде чем на звуки стрельбы набежали студенты, и о моём участии в перестрелке никто не прознал; обошлось без расспросов. А так институт гудел почище растревоженного улья.

Виданное ли дело — покушались на одного из ведущих профессоров и не просто покушались, но обстреляли из броневика ОНКОР! Слухи на этот счёт множились в геометрической прогрессии, студенты только тем и занимались, что выдвигали собственные версии случившегося и в пух и прах разносили чужие. Окрестности института заполонили патрули, на всех перекрёстках стояли пикеты, и в усиление бойцам комендатуры помимо бронетехники придали ещё и пехотинцев, а на крышах домов маячили фигуры снайперов. Документы проверяли у всех без разбору, но всё это было лишь имитацией бурной деятельности.

Вот кто действительно вкалывал, так это служба охраны РИИФС. У нас вывели на дежурство всех сотрудников и поступили так отнюдь не напрасно: обстановка на территории студгородка царила на редкость нервозная, споры и дебаты с пугающей регулярностью оборачивались мордобоем. Даже добровольную дружину из актива военной кафедры сформировали, о чём прежде в ректорате и слышать ничего не хотели.

Ну и я смену после учёбы отработал, ладно хоть ещё в ночь не поставили. Собирались, но Василий Архипович затребовал меня на практику, так и прогуливались с ним до позднего вечера от корпуса к корпусу, приглядывая за порядком, да ещё попутно приходилось отвечать на вопросы наставника и высказывать собственное мнение относительно заинтересовавших его моментов, касавшихся преимущественно поведения студентов. Такое вот обучение в полевых условиях.

Домой приполз едва живой и спал из рук вон плохо, до самого утра снился один и тот же сон: раз за разом наблюдал, как взрывается злосчастный броневик, и было уже не разобрать, наблюдаю я за этим действом со стороны, изнутри или и вовсе спускаю с поводка сокрушительную мощь сверхсилы собственноручно.

Встал с головной болью и невыспавшимся, а предваривший посещение занятий разговор с Альбертом Павловичем отнюдь не улучшил ни настроения, ни самочувствия. Консультант все кишки вымотал, право слово. Под конец ещё и пошутил, что я неприятности со страшной силой притягиваю — такого уникума, мол, надо в стан врага засылать. И о наивной попытке укрыться от обстрела из крупнокалиберного пулемёта за бетонным столбиком он тоже напомнить не преминул, будто я и сам не отдавал себе отчёта, как вчера сглупил.

А мне и без того было тошно. Только ведь начало казаться, что на тихое спокойное место устроился, ан нет — месяца не прошло, и теракт!

Настроение было ни к чёрту, именно поэтому и предпочёл прогулять йогу, загодя отыскав Юлию Сергеевну и напомнив ей о давешнем желании напиться. Желания этого барышня не утратила, но и ко мне на квартиру идти отказалась наотрез.

— Знаю я тебя! — фыркнула она. — Поматросишь и за дверь выставишь! Ну уж нет, веди в какое-нибудь злачное место! Сегодня суббота — вот и гульнём!

Никаких злачных мест я в Новинске попросту не знал и тем более не знал таких заведений, куда можно безбоязненно привести приличную девушку, но кивнул и пообещал зайти за ней к половине восьмого.

— У чёрного хода жди, — попросила Юлия Сергеевна и вдруг испуганно глянула мне за спину. — Да никуда я с тобой не поеду, дался мне твой мотоцикл! — заявила она, повысив голос. — Пристал как банный лист!

Я оглянулся и развязно ухмыльнулся.

— А давай тогда тебя прокачу, крошка?

Почему с языка именно эта дурацкая «крошка» сорвалась, сам не понял, но эффект вышел что надо.

— Животное! — надменно выдала Анастасия, гордо вскинула голову, и подружки поспешили прочь. Юлия Сергеевна на ходу оглянулась и подмигнула.

«Ещё повезло, что Анатоля не было, а то бы опять подрались», — подумал я и отправился на курсы, а после в столовую заскочить уже не успел, поспешил на свидание. Ладно хоть ещё накупил по пути пирожков и шанег, перекусил всухомятку на ходу, запив всё купленным в палатке стаканом газводы без сиропа.

Юлия Сергеевна немало удивила тем, что вышла без опозданий ровно в половине восьмого, ещё и оделась неброско, даже макияжем пренебрегла; губы накрасила, и только.

— Покажешь городское дно? — поинтересовалась она, беря меня под руку.

Лично мне опускаться на городское дно ещё не доводилось да и не хотелось, вот и повёл барышню в единственное заведение, которое могло худо-бедно сойти за пристанище маргинального элемента, — в рюмочную, куда захаживал выпить чаю с бренди во время патрулирования улиц.

Там за минувшие месяцы ничего не изменилось: та же публика, тот же бородатый буфетчик. Завсегдатаи с интересом уставились на Юлю, и решительность мигом оставила барышню — она повисла на моей руке, пришлось чуть ли не тащить её за собой.

— Давно не появлялся, — припомнив меня, заметил буфетчик.

— Болел, — пояснил я. — Сядем в углу?

— Конечно!

Я повёл Юлию Сергеевну к столику на двоих и уточнил:

— Что будешь пить?

— Возьми что-нибудь сладенькое, — попросила барышня. — Только не очень крепкое.

На полках за буфетчиком стояли преимущественно бутылки водки, дешёвого плодово-ягодного вина, горьких настоек и фруктовых наливок, среди них инородными пятнами цветастых этикеток выделись кофейный и мандариновый ликёры, а ещё в продаже имелся «Какао-шуа». Но я подумал-подумал и остановил свой выбор на бочковом портвейне — сладком и по сравнению с наливками не слишком крепком.

Выложил девять рублей за литровый кувшинчик, прихватил пару гранёных стаканов и вернулся к спутнице. Десертное вино смотрелось жидким рубином, да и на вкус оказалось очень даже неплохим, расцвело на языке ягодным вкусом, защекотало рецепторы сонмом нюансов, растеклось приятным теплом.

Но если я сделал добрый глоток, то Юля лишь слегка пригубила, едва смочив губы.

— Ну да, это тебе не лютиерианское игристое, — с усмешкой заметил я тогда.

Барышня фыркнула и залпом осушила стакан до дна. Зажмурилась, выдохнула, улыбнулась, и на побледневшие было щёки мигом вернулся румянец.

— Думаешь, я дни напролёт шампанское пью? — спросила Юлия Сергеевна. — Да у меня львиная доля пансиона на оплату обучения уходит, а из оставшегося приходится на аренду квартиры откладывать и ещё жить на что-то надо!

— Обучение в обществе не бесплатное разве?

— Если хочешь посещать занятия в институте — нет.

Я приложился к стакану и пожал плечами.

— Кому хлеб чёрствый, кому жемчуг мелкий.

— И не поспоришь, — согласилась с этим замечанием Юлия Сергеевна, но подумала точно о чём-то своём.

И я ещё выпил. Мне это было нужно.

Ну а дальше алкоголь развязал языки, нашлись какие-то темы для разговоров — ничего серьёзного, просто о всяких пустяках болтали, не затрагивая острых тем. Местные завсегдатаи глазеть на нас бросили, да и цепляться никто не стал, хорошо посидели. Под конец ещё пол-литра портвейна взяли. Вот это уже зря, наверное.

Когда перед самым закрытием вывалились из рюмочной на улицу, выяснилось, что на ногах я стою не слишком-то и крепко, а Юлия Сергеевна и вовсе самостоятельно перемещалась с превеликим трудом и потому не нашла ничего лучше, чем повиснуть на мне.

— Не хочу домой, — заявила она. — Идём к тебе!

И мы пошли. Отчего не пойти? Точнее — поехали, благо в соседнем квартале повстречался припозднившийся извозчик. Своим ходом бы точно не добрались.

Утром проснулся с головной болью и пересохшей глоткой. Под боком тихонько посапывала Юля, и я ворочаться не стал, принялся вспоминать наши вчерашние беседы и очень скоро пришёл к выводу, что ничего лишнего ей не сболтнул. Пустой пьяный трёп ни о чём, и не более того. Ну а сейчас маетно просто в силу похмелья.

Я попытался осторожно отодвинуться, и барышня заворочалась, открыла глаза.

— Ох! — протянула она, после приподняла край простынки и заглянула под неё. — Не помню, как раздевалась.

— Ты и не раздевалась, — сказал я, усаживаясь на кровати. — Мне пришлось.

— Петя, ты ведь не воспользовался моим беспомощным состоянием?!

— За кого ты меня принимаешь? — фыркнул я. — Конечно, воспользовался! — Вздохнул и развернулся спиной. — И не такое уж у тебя беспомощное состояние было. Как прикажешь мне теперь в бассейн ходить?

Спина так и горела из-за длинных царапин, и Юлия Сергеевна хихикнула.

— Не помню. Как выпивали — помню, а дальше — провал.

— Тебе хорошо.

— Ой, да не зуди, у меня голова раскалывается! — отмахнулась Юля и попросила: — Принеси водички, а? Сил нет, как пить хочу.

Я сходил на кухню и напился из-под крана, потом наполнил кружку и отнёс в комнату, по пути отметив, что Миша уже куда-то с утра пораньше умотал.

Юлия Сергеевна утолила жажду и с облегчением перевела дух.

— Уф! Это был первый и последний раз. Больше выпивать с тобой не буду!

— Да ты мне как собутыльник и неинтересна, — усмехнулся я и потянул за край простыни, но барышня успела придержать ту, не позволив обнажить грудь.

— Ну нет, Петя! — простонала она. — Только не сегодня! Я не в состоянии!

— Главное, что я в состоянии.

— У тебя сосед дома!

— Уже ушёл.

— Ну пожалуйста! — жалобно попросила Юля. — В другой раз, хорошо?

Наверное, стоило настоять на своём, но я сдался и повалился на кровать, а барышня воспользовалась моментом, замоталась в простыню и принялась разбирать скиданное на пол нижнее бельё.

— Можно подумать, я тебя голой не видел, — заметил я.

— Можно подумать, ты при виде моей идеальной попы свои низменные позывы сдержать сумеешь! — парировала Юлия Сергеевна, которой после кружки воды определённо полегчало, взяла со стола цепочку с подвеской в виде золотой рыбки и часики, собрала одежду в охапку и убежала на кухню. — И не подглядывай! — потребовала она напоследок.

Я не стал, продолжил валяться на кровати. Юля заглянула обратно уже одетая, встала в дверях, смерила меня пристальным взглядом.

— Ну чего ещё? — спросил я, несколько даже напрягшись.

— Сегодня в город приезжает один из моих дядьёв. Он хочет с тобой встретиться.

У меня чуть глаза на лоб не полезли.

— Чего?!

— Да не волнуйся ты так. О нас с тобой он ничего не знает! Это по другому поводу!

Я уселся на кровати и потребовал объяснений:

— По какому ещё — другому? Ты о чём вообще, дорогая?

Юлия Сергеевна нервно потеребила кофточку.

— Повышенная эмпатическая чувствительность — это у нас семейное, понимаешь? Все в родне на первом-втором витках инициацию проходят. Вот я в письме и упомянула технику, которую ты мне дал.

— Я тебе её дал, не кому-то ещё.

— Она ведь не секретная! Тебе жалко, что ли?

Удержаться от тяжёлого вздоха не удалось.

— Жалко! — в пику барышне заявил я совершенно искренне. — Знал бы — не дал!

— Не дуйся, Петенька! — попросила Юля. — Поговоришь с моим дядей на этот счёт, хорошо?

— Да не буду я ни с кем разговаривать! — раздражённо выдал я. — Очень надо!

— Надо, — подтвердила барышня. — Я в подробностях не знаю, о чём именно будет разговор, но, поверь, прийти на встречу в твоих собственных интересах! А если останешься разочарован, я компенсирую тебе потерянное время. Договорились?

— Так, может, сейчас и начнёшь компенсировать?

Но только я поднялся с кровати, и Юлия Сергеевна ойкнула и выскользнула из комнаты.

Ну и что мне оставалось? Отказаться? Даже не смешно — кураторы, если прознают, точно шкуру спустят. Так что бросил ломать комедию и спросил:

— Где и когда?

— Восемь вечера, бистро «У Максимилиана». Это рядом с главпочтамтом. Знаешь такое?

— Найду, — хмуро пообещал я.

Юлия Сергеевна надела туфельки, выпрямилась и пристально глянула на меня.

— И, Петя, очень тебя прошу, не намекай Фёдору Ильичу на наши отношения. Лучше тогда вообще на встречу не ходи!

Тут-то я и закатил глаза.

— Вот ты молодец! А с чего бы мне иначе давать тебе тот конспект, а?

Барышня потупилась и как-то не слишком уверенно произнесла:

— Ну… Я сказала, что за мной один застенчивый юноша из мещан ухаживать взялся… — И, желая предвосхитить взрыв негодования, зачастила: — Послушай, если всё откроется, меня родные поедом съедят! Иди речь только об интересах семьи, я бы и не подумала так рисковать, но для тебя это тоже важно! Второго такого шанса точно не представится! Поверь, я знаю, о чём говорю!

— Напустила тумана…

— Пообещай, что будешь паинькой! Не заинтересует предложение, просто скажи «нет». Не выдавай меня, ладно?

Юля захлопала ресницами, и я указал на дверь.

— Ой, да иди ты уже! Один чёрт, всё рано или поздно вскроется.

— Если поладишь с дядей Федей, он стукнет пальцем по столу, и все мигом притихнут, — уверила меня Юлия Сергеевна и выпорхнула из квартиры.

Я запер за ней и прислонился спиной к двери.

Дела! Неужто вербовать станут? Прямо как в авантюрных романах!

Впрочем, воодушевление долго не продлилось, поскольку лично от меня ничего не зависело вовсе: этот дядя Федя не со мной переговоры вести станет, а с Георгием Ивановичем и Альбертом Павловичем. А я так — марионетка чревовещателя, передаточный механизм, и не более того.

Звонить кураторам я не стал, вообще за день из дому не вышел. Пил чай, пытался готовиться к семинарам и доделать наконец тот невозможный реферат. Получалось не очень.

Ближе к шести пришёл Миша Попович, глянул на меня как-то странно и вдруг спросил:

— А у неё подружки нет, случаем?

— Сильно шумели? — вздохнул я.

— Ты — нет, она — да.

— Ох, ёлки! Извини, не буду больше на ночь приводить.

— Так что насчёт подружки?

— Спрошу, — пообещал я и бессовестно соврал, поскольку делать этого по вполне понятным причинам не собирался.

Никак особенно к встрече не готовился, разве что сорочку свежую надел да полуброги надраил. Правда, ещё вышел сильно заранее и заглянул в парикмахерскую, попросил побрить, подстричь и освежить одеколоном.

Бистро «У Максимилиана» было заведением не из дешёвых, но воскресным вечером не пустовало и оно, свободных столиков не оказалось вовсе, ещё и у входа две парочки ожидали возможности попасть внутрь. Я заявил, что меня ждут, и спокойно миновал вахтёра, но вот дальше слегка растерялся и завертел головой по сторонам. Тут же рядом оказался официант, справился о причине возникшего затруднения, а после указал на нишу в углу зала и даже сопроводил меня к ней.

Я спокойно выдержал взгляд расположившегося там господина лет сорока пяти — моложавого, но уже с тронутыми сединой висками, — и сел напротив него.

— Пётр, полагаю? — осведомился тот.

— Так и есть, Фёдор Ильич, — подтвердил я, нисколько в личности собеседника не сомневаясь — очень уж разительным было семейное сходство. Вот ведь не повезло бедной Юленьке фамильную челюсть унаследовать. Беда прямо.

И ещё господин Карпинский был оператором, слабеньким — едва уловил его потенциал, — но всё же оператором.

Задумчивость едва не сыграла злую шутку: Фёдор Ильич не пожелал следовать этикету и не стал беседовать на отстранённые темы, переливая из пустого в порожнее, и сразу рубанул сплеча.

— Позвольте поинтересоваться, молодой человек, насколько серьёзные у вас намерения в отношении моей племянницы?

Едва ли мне удалось сохранить совсем уж невозмутимое выражение лица, но справился как-то с удивлением, пожал плечами.

— Серьёзные или нет — кто знает? Всё в этом мире относительно, Фёдор Ильич.

— Под серьёзными намерениями я подразумеваю матримониальные планы, — с улыбкой подсказал собеседник.

Мелькнула мысль, что Юлия Сергеевна обвела меня вокруг пальца и наплела своему дядюшке с три короба, но линию поведения решил не менять и заявил предельно прямо:

— Полагаю, в моём возрасте ещё рано задумываться о женитьбе.

— Удачный брак может обеспечить безоблачное будущее.

— А неудачный — его сломать.

Фёдор Ильич отодвинул от себя тарелку с недоеденным луковым супом и прищурился.

— Неужели вам не хочется войти в высший свет?

Тут меня и разобрала злоба, холодная и расчётливая.

— Высший свет? — хмыкнул я. — При всём уважении, но вы мыслите категориями прошлого века. Дворянство давно утратило свою главенствующую роль в обществе. Возможно, в Айле всё не так, но и в республике, и в большей части континентальной Латоны у него нет ни реальной власти, ни даже просто серьёзного политического влияния. Современная элита зиждется на трёх столпах: капитале экономическом, капитале политическом и сверхсиле. Операторы — вот новое привилегированное сословие, если вам так угодно.

Тут я, вдохновлённый дебатами на риторике, самым бессовестным образом сгустил краски, но взрыва негодования со стороны собеседника не последовало. Наоборот, улыбнулся тот как-то очень уж снисходительно. Как взрослый ребёнку.

— А кто говорил о дворянстве? — спросил он. — Могу заявить со всей определённостью, что Юлия Сергеевна никогда не получит родительского благословения на брак с человеком вашего происхождения. Разумеется, настоящим чувствам это не помеха и вы можете быть вместе, но — вне семьи. Это ясно?

— Это неинтересно, — отмахнулся я. — Поясните, пожалуйста, что тогда вы имели в виду, говоря о вхождении в высший свет?

— Ровно то же, что и вы. Операторы и в самом деле способны взять власть в свои руки. Не прямо сейчас, но в самом ближайшем будущем. Вот только мощность в сверхджоулях и все эти ваши разряды — фикция. Самые искусные рыцари не становились королями даже в седой древности. Их уделом было ездить с турнира на турнир и вдохновлять своими победами почтенную публику. А мир с тех пор ушёл далеко вперёд. Человек не возглавит государство, лишь потому что способен сравняться силой с батареей гаубиц. Он так и останется слугой. Современное состояние авиации и артиллерии делает потуги на культивацию лишёнными всякого смысла. Рано или поздно всё это выродится в ещё один вид спорта вроде стрельбы по тарелочкам или бокса.

Вот тут мне стало действительно интересно. И я даже не постеснялся сказать, что упустил нить рассуждений собеседника.

— Боюсь, не вполне понимаю…

— А вот руководство института всё прекрасно понимает. Оператору ни к чему высшее образование. Зачем, если есть сверхспособности? Нет, здесь прямо на наших глазах пытаются создать новую, в том числе интеллектуальную, элиту. Вырастить зерно грядущего миропорядка, если угодно. Такой подход обесценивает операторов или лишает их индивидуальности, превращает в шестерёнки государственного механизма и даже питательную субстанцию грядущих свершений, но имеет право на жизнь. Мы исповедуем принципиально иной подход. Для нас уникален и важен каждый оператор.

— Мы — это семейство Карпинских?

— Не семейство — клан. Стать частью семьи вы не сможете, войти в клан на правах равноправного члена — вполне.

— Что-то пока не хочется, — признался я и отвлёкся на принёсшего чай и круассаны официанта.

— Ваше право, — ничуть не огорчился этим заявлением Фёдор Ильич, когда мы вновь остались наедине. — С вашего позволения, перейду к делу. Мы не гонимся за голой мощью, не делаем культа из сверхсилы самой по себе. Мы руководствуемся постулатом «знание — сила». О, во многом это получилось случайно. Я с братьями прошёл инициацию на третьем витке. Никто из наших отпрысков не продвинулся дальше второго, большинство не сумели покинуть пределов первого. Остаётся лишь поблагодарить за это провидение.

— В самом деле?

— Бесспорно! — подтвердил господин Карпинский. — К чему цирковые фокусы со взрывами и полётами, если можно получить секретную информацию, не выходя из дома, или навязать кому-либо свою волю таким образом, что человек этого даже не осознает? Ментальное доминирование сулит невероятные возможности тем, кто возьмёт его на вооружение! И пусть пока работа с ноосферой проходит по разряду фантастики, я уверен, что покорится нам и эта вершина. А дурачки будут кидаться шаровыми молниями и меряться киловаттами. Место этим шутам гороховым в балагане!

Я отпил чая и со значением отметил:

— Насколько понимаю, я не вписываюсь в профиль вашего… клана.

— Молодой человек, вы — абсолют, это немало уже само по себе.

— Но недостаточно?

Фёдор Ильич смерил меня пристальным взглядом синих глаз и решительно заявил:

— Полагаю разговор об этом преждевременным. Сейчас это всё останется одними только словесами, а я не привык тратить своё и чужое время попусту.

— Чего вы от меня хотите? — спросил я.

— Содействия, — уклончиво ответил собеседник. — Та техника, описанием которой вы одарили Юлию Сергеевну, чрезвычайно интересна, но это лишь кусочек чего-то большего. Полностью её потенциал раскроется лишь при задействовании неких специфических препаратов, отсутствующих в свободном обороте. Нет, не волнуйтесь, я не собираюсь подбивать вас на государственную измену. Мы не преступаем законов страны проживания, пусть даже и не испытываем симпатии к её властям. Моя просьба абсолютно невинна.

— В самом деле? — вздохнул я, немало утомлённый изящным кружевом словес.

— Ваш друг Лев прошёл инициацию на первом румбе первого витка. Это недостижимый пока для нас идеал. Мы хотим не гадать, но точно знать, к чему стремимся и как далеко простираются границы возможного. С человеком со стороны он откровенничать не станет, но если вы представите нас друг другу…

Я прекрасно отдавал себе отчёт, что человеку со стороны завести со Львом разговор на профессиональные темы попросту не позволят, но говорить об этом, разумеется, не стал, с невозмутимым видом откусил от круассана, после глотнул чаю и заявил:

— С вами он не станет общаться в любом случае. В нашем кругу недолюбливают дворян.

— Понимаю и принимаю. Но вы вполне способны представить ему мою двоюродную племянницу. Не Юлию Сергеевну, разумеется. Об этом в силу целого ряда причин не может идти и речи.

Выбора у меня не было — я не имел возможности ни согласиться, ни ответить отказом. Требовалось время для разговора с кураторами, но перво-наперво стоило поинтересоваться наживкой.

— И что я получу в обмен?

— Окажете содействие мне, я отплачу тем же. Услуга за услугу, — улыбнулся Фёдор Ильич. — Да будет вам известно, я занимаю пост сопредседателя комиссии по репатриации. В частности, в круг моих обязанностей входит согласование кандидатур республиканских операторов, выдвинутых вашим институтом на реинициацию в айлийском источнике сверхэнергии. И смею уверить — нами отклоняются девять претендентов из десяти. Вас — одобрят.

И вот тут я изумился совершенно искренне, ни о каком лицедействе и речи не шло.

Шутка ли — перенастроиться на другой источник и разом преодолеть заложенные не слишком удачной инициацией ограничения! Да это же подарок небес! Неспроста Юлия Сергеевна заявила, будто эта встреча важна в первую очередь для меня самого. Второго такого шанса и в самом деле может не представиться!

Но воодушевление как вспыхнуло в душе, так и погасло, вернулась ясность мысли. Ну право слово, ну с какой стати кому бы то ни было выдвигать мою кандидатуру на поездку в Айлу? Это же просто смешно!

Очевидно, на моём лице достаточно явственно отразилась вся гамма чувств, потому как господин Карпинский слегка подался вперёд и ободряюще похлопал по руке.

— Разумеется, вам придётся изрядно потрудиться, дабы попасть в число избранных, но уверен, что для столь целеустремлённого человека нет ничего невозможного. Особенно если он знает, что дверь для него уже открыта.

Я поморщился.

— А если откажусь, она окажется заперта?

Фёдор Ильич покачал головой.

— Я не столь мелочен. В этом случае всё пойдёт своим чередом.

Сам не знаю почему, но я ему не поверил.

— Получается, я оказываю вам услугу сейчас, но ещё не факт, что сумею воспользоваться ответной…

О том, что уже оказанная услуга ничего не стоит, я упоминать не стал, только собеседник всё понял и без слов. Понял и сделал вид, будто пропустил намёк мимо ушей.

— Наше семейство не столь богато, чтобы предложить вознаграждение, которое при желании не перекроет кто-либо другой. И ваше содействие лишь желательно, но никак не критично. Мы всегда можем предложить институту официальное сотрудничество, уступить в каких-то непринципиальных для нас моментах и получить нужную информацию. Но в этом случае информацию получим не только мы, а мне на текущем этапе хотелось бы этого избежать. Ну так что? Ваше слово?

И вот тут я не колебался ни мгновенья.

— Мне надо хорошенько всё обдумать, — заявил я, наливая себе чая. — Ответ дам завтра.

— Не затягивайте с этим, Пётр, — попросил господин Карпинский и поднял руку, подзывая официанта.

Оплатив свой счёт, он небрежно кивнул мне на прощание и отправился на выход. Тут же следом двинулся неприметный молодой человек, и ещё один успел выйти в дверь первым. Точно не слежка — скорее телохранители.

Но вот за мной вполне могли пустить хвост, поэтому я спокойно расправился с круассанами, заплатил, не забыв и о чаевых, и отправился домой. Никому по пути звонить не стал, и отнюдь не только лишь из-за возможной слежки.

Искушение. На миг мной овладело сильнейшее искушение принять предложение и провернуть всё втихую, не ставя в известность кураторов. А ну как те подумают-подумают да и забракуют идею на корню? И что тогда?

Поймал себя на этой поганой мыслишке, и вмиг стало противно. Как вообще мог только помыслить о сотрудничестве с реваншистами?! Не говоря уже о том, что это глупость несусветная! Каждый новый человек в окружении Льва вызовет пристальное внимание опекунов моего бывшего одноклассника, тогда уж точно проблем не избежать. Не говоря уже о том, что без поддержки Георгия Ивановича и Альберта Павловича на поездку в Айлу уповать при любом раскладе по меньшей мере наивно.

Опять же — это измена. Измена, как её ни назови! Предательство! Родины, идеалов, себя самого. Нет, это точно не для меня!

Вся надежда, что кураторы закрутят какую-нибудь интригу. Только станут ли?

Ни тем вечером, ни следующим утром я так никому и не позвонил. Решил не суетиться попусту. Ну а то и дело попадавшуюся на глаза Юлию Сергеевну и вовсе демонстративно игнорировал. Спокойно отучился, пообщавшись для виду перед началом занятий со Львом, а после третьей лекции заглянул на военную кафедру, где по понедельникам в это время как раз и консультировал студентов капитан Городец.

На сей раз ожидание в очереди надолго не затянулось, как не смог похвастаться продолжительностью и наш разговор. Георгий Иванович выслушал меня, задал несколько уточняющих вопросов и кивнул.

— Принято.

— И что дальше? — поинтересовался я.

А дальше мне указали на дверь.

— Но… — заикнулся было я и оказался немедленно перебит.

— Тут от меня ничего не зависит, доведу информацию до ответственных лиц. При необходимости тебя поставят в известность о принятом решении, — сухо и даже казённо заявил капитан Городец и хлопнул ладонью по столу. — Ну всё уже! Не задерживай людей!

Я и не стал. Покинул кабинет, вышел через боковой вход на улицу и уселся на лавочку в самых что ни на есть расстроенных чувствах. Вот так и проходит жизнь мимо. Такой шанс подвернулся и…

Уж не знаю, как глубоко бы погрузился в пучины депрессии, не попадись на глаза знакомое лицо. За последнее время я самым существенным образом натренировал память и наблюдательность, но тут далеко не сразу припомнил, где встречал этого молодого человека прежде. Просто никак не ожидал наткнуться на него в студгородке.

Елисей! Мимо только что прошествовал мой бывший сокурсник, изучавший в учебном центре ОНКОР премудрости контрразведывательной деятельности. И вот он здесь — в штатском. К чему бы это?

Я замешкался и вскочил с лавочки слишком поздно, поэтому и остался незамеченным, поэтому и передумал приставать с расспросами. Ещё и припомнил рекомендацию лишний раз наше знакомство не афишировать.

Но всё же пошёл на поводу у своего любопытства, точнее — пошёл вслед за Елисеем. Проследить за ним оказалось до чрезвычайности легко, он не оглядывался, не останавливался и ни с кем не заговаривал по пути. Шагал по направлению к главному корпусу и шагал. В многолюдном вестибюле протолкался через толпу студентов, миновал вахту и вышел на улицу. Но перед тем поздоровался за руку с Митей Жёлудем — небрежно так, на ходу, и всё же поздоровался.

И вот где мог бы свести Елисей знакомство с приданным в усиление вахтёрам сотрудником комендатуры?

Вспомнились слова капитана Городца о том, что свято место пусто не бывает, и я озадаченно поскрёб затылок.

Неужто Митю на курсы взамен меня зачислили? Но если так, то его либо из-за подпольного тотализатора на короткий поводок взяли, либо вся та затея изначально устраивалась с тем расчётом, чтобы предельно осложнить распределение Барчуку. Пусть деньги и собирал этот рыжий проныра, всем было прекрасно известно, что покровительствует ему заместитель командира учебного отделения. Выставили бы Маленского организатором и прижали, да не пришлось. То-то Георгий Иванович касательно благодарности речь тогда завёл.

Уколол мимолётный приступ ревности, но я тут же справился с эмоциями. Своё получил — грех жаловаться, да ещё и бабка надвое сказала, что догадка насчёт зачисления Мити на курсы верна. С этим вполне мог пальцем в небо угодить. А раз так — нечего себе нервы мотать. Но вот запомнить на будущее — стоит.

Взглянув на часы, я немного поколебался и всё же решил ненадолго заглянуть в читальный зал и поработать над рефератом по судебной психиатрии. Не вышло. Только раскрыл книгу, как на стул по соседству плюхнулась Лия.

— Привет, Петя! — улыбнулась она. — Сильно занят?

Я закрыл книгу и покачал головой.

— Да не особо. А что?

— Я с тобой посоветоваться хотела.

Подумал, что речь зайдёт о Викторе, и потому кивнул безо всякого энтузиазма, но в своих предположениях ошибся. Барышня завела разговор об учёбе.

— Понимаешь, Петя, я после поступления особо ни с кем с других кафедр и не общалась даже, просто времени ни на что не хватало. А тут с девчонками на йоге разговорилась — им куда больше дают. У меня все тренировки исключительно на увеличение продолжительности резонанса и синергетический эффект направлены, а сама я ничего собой не представляю. Как оператор, я полный ноль!

— Скажешь тоже!

— Да меня даже на коррекцию для развития самоконтроля не записали! — произнесла Лия с нескрываемой обидой. — А на неё всех пирокинетиков отправляют в обязательном порядке, я узнавала! И никто ничего не сказал! Даже Витя, который сам её проходил!

— Может, тебе и не нужно? — предположил я. — Всё же индивидуально.

— Ещё как нужно! — уверила меня бывшая одноклассница. — Я до занятий йогой и не понимала, насколько плохо сверхсилу контролирую. — Она растерянно улыбнулась и перескочила на другую тему: — Алхимическую печь мне строго-настрого разжигать запретили, кстати.

Я с кислым видом кивнул.

— В курсе. Уже получил втык.

— Извини, Петя. Я не думала…

— Да брось! — отмахнулся я, глянул на учебник и отодвинул его на край стола, а сам откинулся на спинку стула и смерил заинтересованным взглядом девичьи коленки. — Так ты к чему это всё?

Лия сделала глубокий вдох, будто в воду броситься собиралась, и заявила:

— Я вот тут подумала: может, есть смысл на другую кафедру перевестись?

Лично мне перевод с престижной кафедры феномена резонанса представлялся идеей не самой умной, поэтому спросил:

— А смысл?

— Да у меня из практики одна синергия. Она все учебные часы съедает, а толку от неё — ноль! — пожаловалась Лия. — Будто передаточный механизм какой-то готовят! Петя, я полноценно развиваться хочу!

Я припомнил давнишнее заявление Льва о том, что его собираются задействовать в роли своеобразного мула, и кивнул, но вместе с тем не преминул заметить:

— Ты только горячку не пори. Хорошо всё продумай. Опять же — йогой занялась. Чем не развитие?

— Развитие, — признала бывшая одноклассница. — Вот ты меня понимаешь. Я поэтому с тобой и советуюсь.

— А почему с Витей не поговоришь? Он что на этот счёт думает?

Лия передёрнула плечиками.

— Говорит, у нас самая престижная кафедра и от добра добра не ищут.

— Так и есть.

— И времени будем друг с другом меньше проводить. Так хоть практикуемся постоянно вместе.

— Ну вот видишь! — развёл я руками, глянул на часы и предложил: — Слушай, сейчас время поджимает. Давай куда-нибудь поужинать сходим, только не сегодня, я сегодня работаю, и всё обсудим. Ты как?

Лия просияла.

— Отличная идея! Может, завтра? После йоги?

— Замётано!

Я сдал учебник, подхватил портфель и поспешил в больничный корпус на физиолечение. После пообедал, а вот дежурить на воротах сегодня не пришлось — нашему караулу предоставили внеочередной выходной. Меня и Савелия Четвертка ещё и вызвали к заместителю коменданта.

Не знаю, о чём беседовали с дежурным по КПП, а мне за проявленную в прошлый четверг инициативу объявили благодарность с занесением в личное дело. И пусть торжественность момента смазало постное выражение морщинистой физиономии хозяина кабинета, на этом приятные сюрпризы не закончились.

— Ты как оператор дальше развиваться собираешься вообще? — спросил Роберт Маркович, закурив.

— Так точно!

— И это правильно! — похвалил меня собеседник. — В качестве поощрения было принято решение открыть тебе беспроцентный кредит для оплаты процедур по развитию способностей. Интересует?

— Ещё как!

Тянуть резину заместитель коменданта не стал и выложил на стол долговое обязательство.

— Ознакомься и подпиши.

Тысяча рублей, без процентов, ежемесячное гашение в размере пятой части заработной платы, в случае увольнения график возврата остатка — тоже не самый драконовский. Условия меня всецело устроили, поставил подписи во всех нужных местах.

— Отнеси в бухгалтерию, — распорядился Роберт Маркович, — и, раз уж у тебя сегодня свободный день, загляни на обратном пути в лабораторный корпус, разберись со всеми формальностями.

Я взял под козырёк, но так сразу уйти не получилось.

— И вот ещё что! — остановил меня возглас заместителя коменданта. — Вступительный курс ты прошёл, сейчас начинаешь учиться на начальника караула. Назначение на эту должность — дело отдалённого будущего, но опыт руководящей работы надо нарабатывать уже сейчас. Организуй звено добровольной студенческой дружины. Справишься?

— Постараюсь, — ответил я не слишком-то и уверенно.

— Дежурить будете час в день. О включении в общий график сам договорись. Это не к нам, этим на военной кафедре занимаются. Кто-то из аспирантов. Стройнович, если не ошибаюсь.

Поручение немало озадачило, но растерянности я постарался не выказать, пообещал оправдать ожидания и отправился в бухгалтерию. На этот раз блуждать от кабинета к кабинету в поисках ответственного лица не пришлось, первым делом навестил господина Горицвета.

— Разрешите, Михаил Прокопьевич? — сказал я, заглянув в дверь.

— Да-да! — отозвался тот, присмотрелся и улыбнулся. — О, а я вас знаю! Вы…

Он наморщил лоб и прищёлкнул пальцами, тогда я подсказал:

— Пётр Линь. Уже заходил к вам, и на занятиях йогой встречались.

— Точно! — просиял бухгалтер. — Вы из группы дражайшей Федоры Васильевны! И как вам занятия? Всё устраивает? А хотите чаю? Мне привезли замечательный зелёный чай с горных плантаций Джунго!

Я несколько даже потерялся от такого напора, от угощения отказался и неопределённо ответил:

— Ну… эффект есть…

Михаил Прокопьевич, который как раз взял фарфоровый заварочник, даже головой покачал.

— Эффект! — горестно произнёс он. — Я безмерно уважаю Федору Васильевну как гениального реабилитолога, но выхолащивание йоги и низведение той до уровня банальной лечебной гимнастики иначе как надругательством над великим искусством назвать нельзя! Йога — это в первую очередь путь духовного развития. Поиск дороги к просветлению, а укрепление организма — это лишь одна и далеко не самая важная её часть.

Многозначительный жест привлёк моё внимание к развешанным на стенах фотографиям и вырезкам, ну а потом я никак не меньше четверти часа был вынужден внимать разглагольствованиям собеседника об удивительных возможностях истинных йогов, которые тысячелетиями культивировали невероятные для обычных людей способности даже без задействования сверхэнергии. Ладно хоть ещё удалось всучить этому чудаку документы, не впустую время потратил.

Впрочем, мозги он мне запудрил мастерски — даже возникло желание на его занятия походить, оценить различия в двух подходах. И сходил бы, если б надвое разорваться мог. А так — никак.

Из бухгалтерии я отправился в первую лабораторию, но на приём к заведующему попасть не сумел. Просто не возникло нужды. Справившаяся насчёт цели визита секретарша повела острым ноготком по перекидному календарю и заявила:

— Документы по вам уже подписаны. Спускайтесь в лабораторию.

Я и спустился, а там, к превеликой моей радости, сегодня дежурил знакомый лаборант. Как ни странно, Леопольд обрадовался встрече не меньше.

— На ловца и зверь бежит! — расплылся он в улыбке, пожимая руку. — Вот только по тебе заявка пришла. Погоди-ка! — Лаборант разворошил бумаги и протянул какой-то бланк, отмеченный сразу несколькими подписями, штампами и круглыми печатями. — Дуй во вторую лабораторию, сдай на разряд и возвращайся, мы тебе пока схему распишем. Ты же с реабилитацией закончил уже, так?

— Неделю ещё походить сказали.

— Ну вот со следующей и начнёшь. А пока травяной чай попьёшь и в парных погреешься. Всё, жду через час!

Я с откровенным изумлением уставился на вручённый мне листок, но от расспросов воздержался и только уточнил дорогу. Правильно сделал — подниматься на лифте не пришлось: как оказалось, здесь имелся прямой переход.

Для сотрудников второй лаборатории мой визит неожиданностью тоже не стал, всё прошло быстро и чётко. Приняли документы и велели готовиться, а через десять минут пригласили и направили на прекрасно знакомую силовую установку.

Задание оказалось проще не придумаешь: час работы в полную силу, затем вход в резонанс. В сумме я сгенерировал сто пятьдесят мегаджоулей, что прилично перекрыло порог для десятого разряда, но не могу сказать, будто остался так уж собой доволен. Потерял форму после ранения, не смог выложиться на полную катушку.

Впрочем, результат есть результат. Разряд присвоили, ещё и к окладу какая-то прибавка пойдёт. Но вот воодушевления и гордости я не испытал вовсе, был рад — и только. Ну в самом деле — наперёд же знал, что получу десятый разряд, а девятого не видать, как собственных ушей. И чем тут тогда гордиться?

Леопольд принял результаты прохождения испытания и отправил переодеваться и пить заваренный специально для меня травяной сбор. Разом пропотел весь, а потом ещё и в парную за номером два велели двигать, греть косточки.

Там меня уже ждали.

Помещение с мраморными полом, стенами и лавочками заполоняли густые клубы пара, через них разглядел лишь смутные силуэты людей и принял их за случайных посетителей, но не тут-то было.

— Ну наконец-то! — подал голос Георгий Иванович.

Он определённо был чем-то раздражён, а вот в интонациях Альберта Павловича проскользнуло несомненное самодовольство.

— Вы куда-то торопитесь, дорогой друг?

— У меня работы непочатый край!

— Вы и сейчас работаете, не так ли?

Я присел на одну из тёплых мраморных плит и приготовился внимать продолжению пикировки, но тут Альберт Павлович зашёл с козырей.

— А злитесь вы, коллега, по той простой причине, что я оказался прав и вербовать нашего юного друга стали по предусмотренному мной сценарию. Глупо, нелепо и насквозь неправильно, но я такую возможность предугадал, а вы — нет.

В ответ капитан Городец лишь фыркнул, а вот мне стало интересно.

— Почему — неправильно?

Мой институтский куратор вздохнул.

— Георгий Иванович не даст соврать, не в моих принципах щадить чужое самолюбие, но факт остаётся фактом: вступать с тобой в интимные отношения девочке из приличной семьи Юлии Карпинской не имело ровным счётом никакого смысла. Вербовка через постель работает для господ в возрасте, обременённых должностью, репутацией и семьёй. К молодому человеку вроде тебя следовало подвести симпатичную вертихвостку. Игра на высоких чувствах в ситуации, подобной этой, беспроигрышна по своей сути. Петя, ну сам посуди — как можно отказать барышне в беде? Особенно если это любовь всей твоей жизни? А Юлия Сергеевна тебе даже не нравится. Так?

— Так, — подтвердил я.

— А это неправильно. Непрофессионально.

Я не выдержал и поставил вопрос ребром:

— Скажите уже: мне вербоваться или нет?

— Вербоваться, конечно, — заявил в ответ Альберт Павлович, с округлого лица которого враз пропала ироничная улыбка. — Поклёвка была сочтена достойной внимания, кураторы Льва Ригеля дали добро на его знакомство с племянницей Карпинского. Только учти: им о твоей истинной роли в этом деле неизвестно. Мы всё представили оперативной разработкой, не раскрывая источников информации. Имей это в виду, если что-то вдруг пойдёт не так.

Я хоть и находился в парной, по спине пробежал холодок.

— А что может пойти не так?

Георгий Иванович коротко хохотнул.

— Видишь ли, Петя, в операции, которую курируют сразу несколько структур, не так пойти может решительно всё. Кто-то решит что-то переиграть, не поставив нас в известность, и придётся тебе бежать за границу и обживаться где-нибудь в Айле. И это ещё не самый плохой вариант.

Шутка вовсе не показалась смешной, более того — она и шуткой-то не показалась.

— В Айле? И что мне делать в Айле?

— А я бы съездил! — мечтательно протянул Альберт Павлович. — Да и тебе лишним не будет — глядишь, на их источник настроиться свезёт.

— Там, помимо допуска, специальная подготовка нужна, — вздохнул я. — Уже узнавал.

Капитан Городец раздражённо фыркнул, а мой институтский куратор поцокал языком.

— Лично мне было предельно очевидно, какой морковкой постараются склонить тебя к сотрудничеству, поэтому меры на этот счёт предпринял заранее. Согласись, глупо соглашаться на вербовку человеку, который не в состоянии воспользоваться обещанной наградой. На такое пойдёт либо полный глупец, либо провокатор.

У меня даже сердце быстрее забилось, сглотнул и спросил:

— Хотите сказать, я способен настроиться на айлийский источник?!

— Именно. И это не только заключение в твоей учётной книжке, это объективный факт.

Я немного помолчал, обдумывая услышанное, затем высказал догадку:

— Новый заведующий первой лабораторией…

— Первоклассный специалист, — отрезал Альберт Павлович со столь показной категоричностью, что разом зародил во мне сомнение в верности сделанного предположения.

А что, если инициатива попрактиковаться на мне исходила вовсе не от Филиппа, а от Лизаветы Наумовны? Он бы точно ей не смог отказать!

Тут было о чём подумать, но несравненно более важным моментом представлялась роль в операции бывшего одноклассника. Быть может, его столь плотная опека со стороны аналитического дивизиона вызвана отнюдь не только уникальностью инициации на первом румбе первого витка? Возможно, из него намеренно сделали наживку? И отсюда все эти эпатажные чёрные очки и тросточка слепца — чтобы уж точно заметили и обратили внимание?

— Лев знает? — спросил я. — Или его используют втёмную?

— Вопрос не по существу! — не стал распространяться на эту тему Георгий Иванович. — Слушай, что тебе нужно будет сделать…

Ну и выслушал, конечно. А сверх этого получил приказ прекращать валять дурака с йогой и со следующей недели возвращаться к полноценным тренировкам.

Денёк выдался — закачаешься!