8. Западня
Темнота сковала дом Фёдора Матвеевича. В комнате горела свеча, отбрасывая на стены длинные танцующие тени, мерцая в окнах и освещая пол, исписанный какими-то знаками, значение которых знал лишь сам хозяин дома. Вокруг свечи, на полу, чёткой белой линией выделялся круг, тщательно выведенный белым мелом. Сам хозяин дома и его гость сидели за столом, на кухне. Здесь так же горела свеча, стоявшая на столе, электричества в деревне не было уже давно, с тех пор как в трансформатор попала молния. Люди сидели молча, отбрасывая на стены кривые, уродливые тени, даже отдалённо не напоминавшие человеческие силуэты. За окном можно было наблюдать, как по земле стелется густой, плотный туман, слишком подвижный, чтобы казаться обычным.
– Если бы сам с этим не столкнулся – ни за что бы не поверил! А как же милиция? Как же люди? Неужели вообще никакой помощи из райцентра? – Вадим почему-то говорил приглушённым голосом, почти шёпотом, видимо, опасаясь нарушить мёртвую тишину дома.
– А что люди?! Что милиция? Ты думаешь сюда никто не приезжал? Когда участковому доложили, какие здесь дела начали твориться, он первым делом заинтересовался, куда Тамара пропала, кто-то видимо ему всё рассказал. Я слышал, что на соседней улице родственница его живёт, или уже правильней сказать жила, вот она-то ему обо всём и докладывала. Ну, не суть. Начал Кирилл Сергеич разбираться, по дворам ходить, допрашивать всех, да только через неделю застрелился – прямо в дежурке пулю себе из табельного в висок пустил. Но самое странное то, что на стене символ его же кровью нарисован был, напоминает дерево, только вершиной вниз направлен. Жаль, хороший человек был! – Матвеич задумался.
– А что этот символ означает? – спросил Вадим. – И почему органы свыше этим вопросом не заинтересовались?
– Символ этот богу чёрному принадлежит, лишь он может перемещаться между мирами и принимать облик волка, либо ворона, только обязательно чёрного цвета. Ещё старцем может представиться высоким суровым, с посохом, но таким его могут только избранные видеть, к тому же в определённые дни года. А днём Чернобога считается двадцать девятое февраля – понедельник. Такой день, конечно, редко выпадает, но уж если выпадет… Ты вот думаешь, почему люди считают понедельник тяжёлым днём? Это ещё с древних времён идёт: по понедельникам людей казнили, все расправы именно в этот день недели вершились, поэтому, как не любили этот день раньше – так до сих пор и не любят, только уже подсознательно, неосознанно. Страх перед понедельником в народные приметы перетёк, из поколения в поколение передаётся: от деда – отцу, от отца – сыну. А то, что люди сюда не приезжали, так неправда: следствие несколько раз затевали, да только за недостатком улик и неправдоподобных сведений, быстро дело закрыли, списали всё на самоубийство, нервный срыв. Слишком уж невероятные события здесь разворачивались. К тому же Кирилл Сергеич как раз в то время с женой своей разводился, та ещё стерва была, я тебе скажу. Только и успевала рога наставлять, пока муж на работе по деревням мотается. И так-то работа нелёгкая, а тут ещё такое в семье творится! После той трагедии люди никому ничего и рассказывать-то не хотели, просто собирались и уезжали кто – куда. А те, кому ехать некуда было, молчали, терпели.
– Всё равно странно, что это всё незамеченным остаётся, – задумчиво произнёс Вадим.
– Вот ты, Вадим, почему не уехал отсюда? Ты ведь уже на выезде был, тебе полкилометра до трассы оставалось, почему вернулся? – спросил Матвеич.
– Так, дерево упало, дорогу перегородило! Я бы с такой преградой не справился, вот и вернулся помощь искать! – удивился Вадим вопросу старика, он уже успел перед этим вкратце рассказать Матвеичу о своих злоключениях, которые привели его в заброшенный дом.
– А ты думаешь, что там на самом деле дерево было? – настаивал Матвеич.
– А что, по-твоему? Я своими глазами видел, даже рукой прикасался, – оправдывался Вадим.
– Я тебе вот что скажу, Вадимка: в голове твоей дерево было – обман это всё! Наваждение! Нет там никакого дерева, заморочили тебе голову! Я тебе больше скажу: поедешь ты другой дорогой – там обрыв будет, или дорога в непроходимые заросли упрётся, или ещё сто причин найдётся. Только на самом-то деле – всё это обман, внушили тебе, чтоб в логово своё заманить, что ей, ведьме проклятой, и удалось.
– Ну, и что теперь делать? Как мне отсюда выбраться?
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Поможешь мне ведьму найти, и всё закончится, как для тебя – так и для нас, кто ещё жив остался. Ты с ней, с недавних пор, связь имеешь, видишь то, что я видеть не могу, да и никто больше. Разглядел ведь ты в старых развалинах дом, каким он раньше был, значит, связь крепкая.
– Откуда она взялась? Связь эта.
– В озере ты купался, хотя, впрочем, можно просто в воду зайти, даже этого достаточно будет. А как я тебе уже рассказывал: в озере этом Тамару утопили, до сих пор она там лежит на дне, с камнем на шее. После этого вода испортилась, мы в озере после того случая купаться перестали. По воде энергия как по проводам передаётся, а энергии этой негативной в озере накопилось немерено. Сам посуди, что человек перед смертью испытывает? Да ещё такой насильственной? Что Тамара чувствовала, когда тонула?! С каким сердцем тяжёлым на дно опускалась! Люди потом опомнились, снова набожные сделались, кто-то даже службу заказал тогда в церкви по Тамаркину душу. Да только сжечь её нужно было, а не топить! Сжечь, причём обязательно на рассвете!
– Матвеич, ты мне скажи, чем я-то помочь могу?
– Как я уже говорил, связь ты с ней имеешь, поэтому…
Договорить старик не успел, звон бьющегося стекла в комнате, где стояла свеча, разорвал тишину дома. По полу с глухим стуком прокатился камень и, ударившись о стену, остановился, едва не опрокинув свечу на полу.
– Ну, вот и гости. Дождались, – ничего не выражающим тоном сказал Матвеич и спокойно поднялся из-за стола. – Пойдём, Вадимка, ночь предстоит длинная.
Вадим встал из-за стола и последовал за стариком, который направлялся в комнату, где разбилось окно. Они вошли в круг, очерченный вокруг свечи. Ждать пришлось недолго, через разбитое стекло заструился туман, будто не туман вовсе, а дым. Небольшое количество парообразной субстанции спустилось с подоконника, словно вода вылилась из ведра на пол. Сгусток стал расползаться по полу и, наткнувшись на линию круга, начал обтекать её в обе стороны. В голове Вадима слышался непрерывный шёпот, в висках запульсировало, по всему телу прошла легкая вибрация и навалилась слабость, захотелось лечь на пол и закрыть глаза. В этот момент он почувствовал удар по голове, подзатыльник, отвешенный Матвеичем, вывел его из оцепенения.
– Чего расслабился? Не вздумай уснуть! Всё только начинается! Второй раз я тебя оттуда вытаскивать не буду, – буркнул Матвеич, он был спокоен, даже, не к месту, немного весел.
– Постараюсь, – Вадим потёр затылок.
Тем временем клочья густого тумана расползлись вдоль всего круга, вздымаясь, словно волны, и пульсируя. Послышались слабые стоны и завывания – долгие, протяжные, не человеческие, еле слышимые. Через какое-то время от общей массы отделился небольшой сгусток, он отстранился в сторону и начал преображаться, уплотняясь, пульсируя и сворачиваясь невероятным образом, с каждым новым движением всё больше и больше завязываясь в какое-то продолговатое, узловатое тело, размером с огромную собаку. Сначала из клубов тумана сплёлся скелет, затем кроваво-алые внутренности, одновременно появился неприятный, едкий запах бойни. Постепенно образовавшийся остов обрастал мясом, затем проявилась чёрная шерсть, не шерсть даже, а плотная щетина, больше напоминавшая иглы. На вытянутом черепе засветились красные огоньки глаз. Существо обнажило клыки, вся пасть состояла из многочисленных острых зубов, заточенных лишь для того, чтобы отрывать куски мяса. Клыки располагались под разными углами относительно друг друга, как зубья пилы, они были чересчур большими, чтобы поместиться в пасти, и торчали острыми штырями, выступая из порванной кожи рта. Вдоль всего позвоночника, гребнем протянулись костяные отростки – шипы, словно иглы дикобраза. Шипы время от времени вздымались, и межу ними можно было разглядеть перепонки, похожие на крылья летучей мыши. Четыре мощных ноги оканчивались трехпалой лапой с острыми когтями, похожими на орлиный клюв. Длинный, тонкий хвост постоянно извивался, на его конце был острый костяной шип, ещё несколько длинных костяных шипов было на голове, напоминая воротник. Существо утробно зарычало, из открытой пасти на пол падала слюна и тут же испарялась, превращаясь в дым, и возвращалась в туман, соединяясь с ним и снова образуя одно целое. Существо двинулось вдоль черты, словно опробуя, ища слабое место – брешь в защите. Люди внутри круга замерли, молча наблюдая за движениями призрачного существа, вместе с людьми замерло и время. Ни стелящийся по полу туман, ни зверь – не отбрасывали ни малейшей тени. Зверь остановился напротив Вадима, немного помявшись, он протянул свой длинный хвост в направлении человека, но когда шип на конце хвоста коснулся невидимой границы круга – раздалось шипение, как будто на сковороде жарили яичницу, и кончик хвоста на секунду вспыхнул ярким, синим пламенем. Зверь заскулил и резко отдернул хвост, запахло гарью. Но вскоре страх сменился неудержимой яростью, и зверь, сверкая красными угольками глаз, с рёвом смертельно раненого хищника, громко клацая челюстями, бросился прямо на невидимую преграду. Удар оказался сильным, существо всем телом ударилось о завесу. Шипение, дым, снова прыжок – так несколько раз, пока зверь не упал обессиленный, в метре от границы круга. Он обуглился, как головешка в печи, оставшаяся от берёзового полена. Запах горелой плоти наполнял всю комнату и забивался в нос, затрудняя дыхание. Всё время, пока существо прыгало на преграду, пытаясь пробить брешь, пламя свечи колыхалось из стороны в сторону, едва не потухнув. За это время свеча сильно уменьшилась – оставался небольшой огарок, белая черта потускнела и теперь едва виднелась в полумраке комнаты. Языки тумана облизывали линию и отступали назад, в тень. Зверь тем временем затих на полу и стал медленно растворяться, плоть расползалась серыми клубами дыма и сливалась с туманом, пока уродливый силуэт полностью не исчез.
Старик оставался равнодушным к происходящему, он молча наблюдал за всеми метаморфозами, творившимися вокруг, держа в руке новую свечу, в любой момент готовый зажечь её и поставить на место сгоревшей. У Вадима отлегло от сердца, когда последняя поволока дыма исчезла с того места, где лежало обугленное существо, осталось лишь небольшое темное пятно на полу. Вадим надеялся, что всё закончилось, но взглянув на старика, стоявшего над огарком свечи и напоминавшего сейчас корявое, ветвистое дерево, под которым разожгли костёр, он понял, что это далеко не так. Матвеич готовился к новому нападению, весь его сосредоточенный вид говорил об этом. И вскоре туман снова зашевелился. На этот раз от него отделилось несколько сгустков, и все они таким же образом начали превращаться в уже знакомых существ.
– Откуда они берутся?! Эти твари! Матвеич, что нам делать? – Вадима накрывала волна паники.
– Да всё оттуда, – констатировал Матвеич и без того понятный факт. – Сегодня они решили окончательно с нами расправиться, надоело играться с нами, серьёзно за дело взялись! Ну, ничего! Старика так просто не возьмёшь, мы тоже не лыком шиты!
С этими словами Матвеич зажёг зажатую в руке свечу и протянул её Вадиму, затем поднял с пола огарок и приготовился отступать к выходу. Твари тем временем бились о невидимую преграду, скаля клыки и яростно рыча, когти скрипели по полу, оставляя глубокие царапины на поверхности. Две твари уже бились на полу в конвульсиях, источая запах гари и палёной шерсти, последний оставшийся, ожесточённо хлестал себя хвостом по бокам, приводя себя в ещё большую ярость. Черта почти совсем стёрлась, казалось, что вот-вот – и вся эта невидимая защита исчезнет, открывая укрывшихся внутри людей на растерзание злобной, призрачной твари, появившейся из ниоткуда. Матвеич достал из-за пазухи небольшую фляжку и, перехватив на ней взгляд Вадима, пояснил:
– Настойка это полынная, а ты, верно, подумал, что дед самогон решил перед смертью пригубить, чтоб помирать не так страшно было? Не дождётесь! Пока от ведьмы землю эту не избавлю – хрен вы меня похороните! – с этими словами он открыл фляжку и сделал большой глоток.
Тварь прыгнула. На этот раз преграда не выдержала, и черта, задымившись, окончательно исчезла, оставив лишь тёмную линию пепла. Огарок свечи в руке Матвеича погас, пламя, вильнув напоследок из стороны в сторону, вспыхнуло на секунду синим огоньком и затихло. Зверь почти вплотную подобрался к Матвеичу, готовясь растерзать его своими зубами – крючьями, но старик брызнул изо рта водой прямо в оскаленную морду чудовища. Зверь тут же вспыхнул ярким, синим пламенем и разлетелся на мелкие сгустки тумана, который стал редеть и отступать к стенам. Старик засмеялся:
– Ну, что? Нравится? Подходи за добавкой, проклятое отродье!
С этими словами он подошёл ко второму, нетронутому окну, снял пучок сухой травы и, вернувшись на прежнее место, поджёг его от свечи Вадима. Пока Матвеич шёл к окну за пучком травы, туман под ногами расступался, плавно огибая старика, словно опасаясь участи той твари, уничтоженной только что. Когда трава в руке старика загорелась, потянуло горьким запахом. Матвеич отщипывал немного из пучка и бросал на пол в разные стороны. Туман стал быстро редеть, метаться по комнате неровными волнами, забиваться в углы, пока не растаял совсем, завывания прекратились. Матвеич приготовил ещё несколько пучков травы, положил рядом, вынул из кармана ещё одну маленькую свечу и остановился. Из проёма разбитого окна на них смотрело ещё одно существо, по всей видимости, уже давно наблюдающее за ними и ожидающее исхода борьбы. На первый взгляд – это было человеческое лицо, лицо молодого парня, но если приглядеться повнимательнее в тёмный проём окна, то в глаза сразу же бросались те чудовищные изменения, которые уродовали внешность: огромные кривые зубы, торчащие из рваного рта, грязные клочья волос, одного уха не было, вместо него торчал безобразный обрубок. Но вот существо зашевелилось, разнося остатки битого стекла из оконной рамы, осколки со звоном рассыпались по полу, дальше последовал треск ломающегося дерева и показались руки существа… Три руки… Одна была раздвоена на две уродливых клешни, отходящих от локтя. Этими-то клешнями существо и ломало оконную раму, не обращая внимания на острые осколки стекла, сдирая кожу с конечностей, словно картофельную кожуру. Фигура полностью закрыла собой оконный проём, взобравшись на подоконник, затем медленно спустилось на пол, встав на кривые ноги. На левой ноге был рваный кроссовок, из которого торчали скрученные пальцы, на второй ноге и вовсе не было ничего, ступня была завернута внутрь под неестественным углом, словно лодыжка была переломана несколько раз, а потом снова срослась. Из одежды были лишь жалкие рваные лохмотья, измазанные грязью и запёкшейся кровью. Существо источало отвратительное зловоние, оно стояло, покачиваясь из стороны в сторону, бормоча что-то неразборчивое.
– А вот и шатун! Пришёл всё-таки! Я уж думал: забыл ты обо мне! Ну, проходи, не стесняйся! – в голосе старика сквозил неприкрытый сарказм.
Матвеич осторожно отступил на шаг назад и оказался рядом с Вадимом. Обернувшись к Сорокину, старик принялся быстро нашёптывать ему что-то на ухо, не спуская глаз со стоявшей у окна горбатой фигуры. Вадим кивнул и начал отступать вглубь коридора, и через какое-то время скрылся в проеме двери. Шатун не торопился, он присматривался, к тому же свеча в руке Матвеича настораживала его. Но вот существо решилось, уверенно двинувшись вперёд, прямо на старика. Хоть комната и была просторной, но всё же не настолько, чтобы можно было проскочить мимо упорно движущегося шатуна, да к тому же старику. Их разделяло несколько шагов, Матвеич отхлебнул из своей фляжки и брызнул на шатуна, идущего к нему. Существо сначала отпрянуло, как будто опалённое огнем, немного помялось с ноги на ногу, а затем бросилось на старика, на ходу раскрывая безобразный рот, усеянный костяными штырями, готовыми воткнуться в первую же попавшуюся часть тела. Лицо, правильнее было бы сказать морда, существа задымилась, источая неприятный запах тухлого вареного мяса, словно в эту морду брызнули сильным концентратом кислоты. Той небольшой заминки, перед атакой шатуна, хватило Матвеичу для того, чтобы зажечь свечу и выставить её перед собой, словно кинжал, приготовленный для защиты от нападения. Это остановило шатуна, и он нерешительно затоптался на месте, жмурясь и прикрываясь рукой от света, исходящего от свечи. Матвеич медленно отступал назад, в полутьму коридорного пространства. Единственным источником света там была свеча, стоящая на кухонном столе, и отбрасывающая из кухонного проёма лишь малую толику света – тусклый прямоугольник. Этого света едва хватало, чтобы различить контуры стен и пол, застеленный широким паласом. Вадим стоял у входной двери, в руке он держал погасшую свечу, ту которую ему дал Матвеич, видимо огонёк некстати погас во время движения. Теперь Вадиму оставалось довольствоваться отблесками, которые проникали с кухни, больше нагоняя сумрака, чем неся свет. Вадим затаился, отступать было уже некуда, в узком коридоре едва могли разойтись два человека, за спиной оставалась запертая на засов дверь. На улице он вряд ли бы нашёл спасение, там был туман, из которого могли в любой момент появиться те твари, с шипами на спине, они в один миг растерзали бы его, не оставив даже костей. В воздухе повисло сильное напряжение, которое накапливалось с каждой секундой и в любой момент могло лопнуть, словно мыльный пузырь. Развязка неумолимо приближалась, всё могло закончиться в любой момент. Первым не выдержало существо. Шатун резким движением раздвоенной руки выбил свечу из рук старика, та отлетела в тёмный угол комнаты, погасла и скрылась из виду. Сразу за этим последовал второй удар, уже другой рукой. Удар пришёлся в грудь Матвеича, и тот повалился на пол, не успев даже вскрикнуть. Он упал как раз в проёме кухонной двери и остался лежать, схватившись одной рукой за грудь, он не предпринимал никаких попыток подняться на ноги. Удар дезориентировал Матвеича, и тот растерянно оглядывался по сторонам, соображая, что делать дальше. Существо двинулось к распростёртому на полу старику, готовое расправиться с упрямым человеком, так долго отравлявшим жизнь его хозяйке. Матвеич отполз назад, продолжая беспомощно озираться по сторонам в поисках какого-нибудь выхода из этого положения. Шатун наклонился, протягивая к старику свои клешни, как вдруг крик Вадима, словно гром, разорвал тишину:
– Оставь его! Ты, гнилой огрызок, отойди от Матвеича! – кричал Вадим и, видя, что шатун снова принялся за старика, со всей силы швырнул в него свечу, до этого момента зажатую в руке. – Чтоб ты провалился, кусок дерьма!
Снаряд угодил точно в цель, свеча с глухим шлепком ударилась точно в голову и, отскочив, упала на пол. Вадим сам не ожидал такого попадания, он не переставал поливать существо отборной руганью, отвлекая внимание на себя. Реакция последовала незамедлительно: шатун повернулся к Вадиму и неуклюже двинулся в его сторону, тяжело подволакивая покалеченную ногу.
– Матвеич, ползи в кухню! – кричал Вадим.
В узком коридоре Сорокин был в западне, между ним и чудовищем оставалось каких-то три или четыре шага, проскочить мимо шатуна он не смог бы при всём желании. Старик оклемался, но по-прежнему лежал в проёме двери, обессиленно наблюдая за происходящим. В голове Вадима за короткий миг промелькнула вся его жизнь. Неужели ему суждено умереть здесь, в незнакомом доме, при таких чудовищных обстоятельствах? В свои двадцать восемь лет он так много не успел сделать, хорошо ещё, что до сих пор не обзавёлся семьёй – жена не будет убиваться от горя, а ребёнок не останется сиротой. У Вадима не осталось родственников, кроме сестры… Сестры… Сорокин подумал о своей сестре, только что вышедшей замуж, начинающей новую жизнь, к тому же она ждала ребенка, собственно, поэтому и решили так скоро сыграть свадьбу, всего через полгода после знакомства. Хороший же подарок вручит Вадим своей единственной, родной сестре – собственные похороны! Это неправильно! Этого не должно быть! Мысли метались в голове успевшего попрощаться с жизнью Вадима, словно пчелиный рой над цветочной клумбой. Смерть неумолимо приближалась. Оказывается, смерть необязательно должна быть старухой и держать косу в руках, для этого достаточно иметь три руки и мерзкую, уродливую внешность с едким, дурным запахом, чтобы претендовать на роль великого вершителя судеб. Казалось, время застыло в ожидании, разрешая сделать ещё несколько вдохов, прежде чем отправиться на тот свет, если он, конечно, есть. Движение – ещё одно, противный хруст увечной конечности – снова шаг… Шатун никуда не торопился, словно нехотя выполняя свою работу, словно его гнали из-под палки, против его воли. Ещё один шаг и грузное тело чудовища резко ушло по пояс вниз, увязая в скомканном паласе, словно в топком болоте. Небольшая пауза и существо уже просело до самых плеч, успев зацепиться своими клешнями за сползающий вместе с ним палас. Очертились края открытого погреба. Существо барахталось, пытаясь подтянуться за соскальзывающий вместе с ним палас, всё больше и больше увязая в открытом люке погреба. Вадим подскочил к беспомощно копошащемуся неуклюжему чудовищу и со всей силы впечатал ногой в морду существа, стараясь не попасть в острые зубы, чтобы не повредить свою ногу. От удара голова чудовища резко откинулась назад, а руки разжали плотную ткань паласа. В то же мгновение шатун провалился окончательно, с глухим шлепком грохнувшись на дно глубокого погреба. О глубине погреба говорила временная пауза, предшествующая удару тела о землю. Вадим скинул оставшийся край паласа в яму, метнулся в тёмный угол, где находилась вешалка, достал массивную деревянную крышку от погреба, она была прикрыта развешанными на вешалке куртками, и закрыл лаз в погреб.
