9. Прощальный костёр
– Матвеич, у тебя там колодец что ли? Откуда такая глубокая яма взялась? – поинтересовался Вадим, помогая старику подняться на ноги.
– Так, я тут ни при чём – прежний хозяин постарался. Обычно погреб копают ещё при закладке фундамента. А как по-другому? Потом-то, как землю из-под пола доставать? Ну, можно, конечно, только зачем так изворачиваться? Нужно сразу, заранее копать, пока пол не застелен. А в деревне всё своё: картошка, овощи разные, соленья, а то и аппарат самогонный ставить где-то нужно – вот и нужна яма вместительная. Здесь два метра глубина, сам лично стены кирпичом укреплял, полки мастерил. Мы ведь с Нюркой много чего заготавливали раньше, это сейчас погреб пустует. Однако же, сегодня для дела сгодился? Ты не бойся, шатун не вылезет, я лестницу ещё пару дней назад убрал, подготовился, так сказать, к визиту. Ещё на заднем дворе кое-какие приготовления сделал, на всякий случай. Только вот ночью нам его не одолеть, без толку его резать, да и дубины он не боится, потому что боли не чувствует. Нужно утра дождаться, а там как-нибудь на свет его вытащим и прикончим, избавимся от этой мерзости раз и навсегда. До утра ещё пару часов осталось, ты иди, отдохни пока, вздремни немного, а я постерегу, выспаться тебе нужно, а то еле ноги таскаешь! Ступай в комнату, в спальню справа, ложись на мою кровать, как светать начнёт – я тебя разбужу.
– А как же этот… в погребе? Вдруг вылезет? – недоверчиво спросил Вадим, косясь глазами на крышку погреба.
– Если хочешь, можешь флягой с водой крышку придавить, для своего успокоения, на кухне фляга стоит.
– Это-то я обязательно сделаю, а вот ты сам-то как? Сильно он тебя ушиб, Матвеич? – Вадим с беспокойством оглядел старика, но тот выглядел на удивление бодро.
– Иди, иди! Нормально со мной всё! А спать я всё равно не буду, накануне выспался, да и много ли мне старику нужно? Вздремнул часок днём – вот тебе и бессонница ночью! Не переживай за меня, а на сегодня всё кончено, это я тебе точно говорю. Не сунется больше к нам никто, рассвет скоро, так что иди, спи, нечего попусту трепаться, а как выспишься, так и поговорим, что нам дальше делать.
Старик указал место, где стояла фляга с водой, Вадим перетащил её в коридор и поставил на крышку погреба. Внизу, под полом, слышалось приглушённое ворчание, лишь отдалённо напоминающее человеческую речь, речь умалишённого человека. Затем Сорокин ушёл в комнату, спальню старика, и повалился на большую деревянную кровать, не забыв при этом скинуть обувь. Сил больше ни на что не оставалось, и сон сразу же накрыл его с головой.
Сон, в который погрузился Вадим, оказался тревожным, беспокойным, жутким. Снилось огромное озеро, окруженное густым, дремучим лесом. Полоса берега образовывала правильной формы круг, обступая зеленоватую гладь воды. На поверхности озера не было даже лёгкой ряби. Солнце клонилось к закату. Вадим спокойно держался на плаву, изредка перебирая ногами, чтобы оставаться на поверхности. Вода была прохладной, и мелкая дрожь время от времени пробегала по мокрым плечам, остающимся на поверхности. Под ногами не было дна, более того, Вадим сомневался – было ли оно вообще у этого озера. Какое-то странное чувство подсказывало ему, что под ним огромная пропасть, в которую можно опускаться целую вечность, так и не достигнув предела и быть раздавленным невообразимой толщей воды. Что-то поднималось из глубины, прямо под ним. Что-то тёмное и огромное, Вадим всем телом чувствовал неумолимое приближение опасности, встреча была неизбежна. Когда что-то липкое и холодное обвилось вокруг лодыжки, он не удивился, и в тоже время его парализовал животный страх, страх за свою жизнь, он знал, что для него всё кончено, спасения нет и не предполагалось. Тем временем его ноги оплетали уже десятки щупалец, они тянули его на дно, всё больше и больше увлекая за собой под воду. Вадим попытался высвободиться от захвата. Как оказалось, это были водоросли, длинные и необычайно толстые водоросли. Они полностью утянули его под воду и стремительно направлялись в черную бездну, на самое дно озера. Но чернота водной массы рассеивалась по мере погружения, в ушах ломило, а остатки воздуха выдавливались из лёгких с пугающей силой, оставалось совсем немного, прежде чем он начнёт задыхаться. Вадим стал различать песчаное дно, усеянное причудливыми кустами водорослей, словно лесная поляна с высокой и густой травой. Они тянулись к нему уродливыми тёмными щупальцами и присоединялись к уже опутавшим его ноги побегам, крепким, как верёвка. Что-то страшное находилось среди этой живой растительности, какой-то тёмный силуэт, напоминающий человеческую фигуру, и Вадим неумолимо приближался именно к ней, именно она управляла всеми этими водорослями. Иссиня-чёрное лицо женщины смотрело на него пустыми провалами глазниц, длинные чёрные волосы развивались в воде, будто бы она висела вниз головой. Волосы непрестанно колыхались в воде, тянулись вверх, казалось, ещё немного и они отсоединятся от головы и метнутся к нему, к Вадиму, словно большой косяк мелкой рыбы. Лохмотья уцелевшей кожи трепыхались в такт волосам, как флаг на ветру, выступая сквозь рваное платье. Кожи на руках и ногах не было, серые кости уже начали обрастать различными микроорганизмами, напоминая остов затонувшего корабля. Руки были связаны верёвкой, до сих пор сохранившей свою прочность, они были подняты над головой, говоря о том, что женщина до последнего боролась за свою жизнь, пытаясь всплыть, но так и захлебнулась, с протянутыми вверх, словно в мольбе, руками. Массивный камень лежал у её ног, вокруг него была намотана такая же верёвка, как и та, что стягивала руки, второй конец этой верёвки был петлёй-удавкой накинут на шею утопленницы. Вадим стал задыхаться, из последних сил удерживая воздух в лёгких, ему даже удалось высвободить одну ногу, но вдруг в глазницах начали наливаться, набухать, словно почки дерева, белые комочки глаз. Комочки росли, увеличивались в размерах, пока не заняли собой всё пространство глазниц. Затем откуда-то из глубины белесых шариков, всплыли чёрные точки зрачков и уставились прямо на Вадима. Вадим закричал, выпуская бурлящие пузыри воздуха, крик утонул в толще воды, грудь сдавило с такой силой, что, казалось, его собственные глаза сейчас выскочат из орбит, а из ушей брызнет кровь. Жизнь стремительно покидала его тело, вырываясь вместе с остатками воздуха из широко открытого рта.
Вадим очнулся, он сидел на кровати и кричал, его пробирал холодный пот. Понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и успокоится, всё это время он не переставал кричать. Но вот, наконец, сознание полностью вернулось к нему, и Вадим замолчал. Его бил озноб, он даже не заметил старика, стоящего в проёме двери. Старик был встревожен не меньше Вадима, в его руках был зажат небольшой синий термос. Они встретились взглядом и какое-то время рассеяно смотрели друг на друга.
– Что? Пришёл плюнуть в меня, своим раствором? – Вадим кивнул на синий термос.
– Так-то чай в термос наливать собирался, а тут ты базлаешь, как голодная корова! Чуть не до смерти старика напугал! Чего кричишь-то? – Матвеич начал успокаиваться, видя, что Вадим пришёл в себя.
– Приснится же такое! Сам чуть не помер, только во сне! – Вадим говорил уже спокойнее. – Ведьма меня на дно хотела утащить, ещё бы немного… и всё…
– Эх, Вадимка! Не отпустит она тебя просто так, если уж начала дело своё, так обязательно закончит! Не сегодня – так завтра. Немного у нас с тобой времени осталось, торопиться нужно. Пойдём, позавтракаем, а то скоро солнце встанет, а нам ещё этого бедолагу из ямы достать нужно. Я там помощника привёл, да только он чуть было не удрал, помощник-то, от твоего крика! – Матвеич засмеялся хриплым, старческим смехом.
Вадим тоже улыбнулся и, поднявшись с кровати, обулся и пошёл вслед за стариком на кухню, знакомиться с помощником, по пути обходя стоящую посреди коридора флягу с водой. На кухне сидел мужичок, на вид чуть моложе Матвеича, но с ещё не начавшей седеть головой. Чёрные, коротко стриженые волосы неаккуратно торчали в разные стороны. Недельная щетина на лице и небольшие мешки под глазами придавали ему измученный, измождённый вид. «Похоже, в этих краях уже давно отвыкли спать по ночам», – подумал Вадим, глядя на гостя. Ещё не рассвело, но уже близились первые признаки восхода, по всему дому по-прежнему горели свечи, скрадывая контуры углов и предметов, бликуя в оконных стёклах.
– Вот, знакомься, сосед мой Степан Петрович, – Матвеич кивнул в сторону мужика и жестом пригласил Вадима сесть за стол, – проведать пришёл, узнать – жив ли я ещё.
– Точно, я ведь видел всё, что возле дома твоего творилось, – Степан Петрович отхлебнул чай из стакана и надкусил пряник, немного прожевав, продолжил, – смотрю, шатун окно разбил и стоял долго, смотрел чего-то, а я всё из окна наблюдал, но на помощь идти не решился, туман этот проклятый повсюду был. А потом этот нехристь в окно полез, ну, думаю, конец Матвеичу! Когда стихло всё, туман отступил, я сразу сюда побежал!
– Ага! Точно! Смотри, Вадимка, с чем Степан Петрович по гостям ходит, – с этими словами Матвеич вышел в коридор и вернулся с огромными вилами.
– А что?! Я к тебе с бубном прийти должен был? – возмутился Степан Петрович, – не на танцы шёл! Тебе помочь хотел.
– Да ладно вам! Не ругайтесь! – Вадим улыбнулся. – Матвеич, что делать-то нужно? Сам же говорил, что мало времени.
– Правильно, Вадимка, пошли сначала с пленником нашим разберёмся, а потом уже можно и чаи распивать! А Степан, который Петрович, очень кстати к нам заглянул! Втроём-то мы быстрее управимся. Всё! Хорош трепаться! Пошли убогого из ямы доставать.
Вадим встал из-за стола, вслед за ним поднялся и Степан Петрович, оба двинулись вслед за Матвеичем. На кухонном столе остался стоять недопитый чай, и одиноко лежал надкусанный пряник. Все трое остановились у фляги с водой.
– Матвеич, а он нас не порвёт? – задал резонный вопрос Степан Петрович. – Мы сейчас откроем, а он нас хвать! И туда – к себе!
– На вот вилы свои, как только в дыре появится – сразу коли его и держи на расстоянии от себя, ну и от нас, разумеется.
Матвеич вышел на веранду и вернулся с мотком верёвки. На одном конце верёвки был привязан огромный крюк из куска арматуры, заточенный на конце. Вадим оттащил флягу в сторону, в погребе слышалось слабое шевеление, все молча ждали указаний Матвеича.
– Не бойтесь, слаб он сейчас и беспомощен. Вышло его время, днём он спит. На вот, Вадимка, рыбачить будешь, – обратился старик к Вадиму, – сейчас погреб открываем и крюком его оттуда вытягиваем, втроём как-нибудь справимся. Ну, чего ждём? Открывай!
Степан Петрович не шевельнулся, оставаясь стоять с вилами в руках. Вадим откинул крышку, а Матвеич поднёс свечу к чёрному проёму. На дне погреба стоял шатун, неуклюже навалившись на стену и опустив голову, он никак не отреагировал на появление людей в проёме лаза, скомканный палас лежал рядом, на земле.
– Вадимка, цепляй его крюком, между лопаток, – командовал Матвеич.
– Как, цеплять-то?! У него ведь там кольца специального нет! – растерялся Сорокин.
– Как, как! Втыкай крюк в спину, да поглубже! Как свиней на бойне подвешивают. Не бойся, ему всё равно, он боли не чувствует, – объяснял старик, – мы его тут втроём за верёвку выволочим.
Вадим опустился на колени, неуверенно обернулся на старика, затем, перегнувшись через край лаза, с силой всадил острый крюк между лопаток шатуна. Тот вздрогнул, но остался стоять в той же позе, Вадим быстро отпрянул от люка и вскочил на ноги.
– Зацепил! Тянем! – крикнул он, едва сдерживая волнение.
Степан Петрович положил вилы на пол и взялся за верёвку, к нему присоединился Матвеич. Все трое изо всех сил налегли на верёвку.
– И раз! – задавал ритм Матвеич, скрипя зубами от натуги. – И два!
На счёт четыре показалась уродливая голова шатуна. Морда пробороздила неровный край люка, нижняя челюсть случайно зацепилась зубами за края досок, последовал очередной рывок, затем громкий хруст ломающейся челюсти и тело продолжило подниматься. Крюк сидел, прочно зацепившись за позвоночник, существо не совершало никаких движений, руки и ноги бессильно болтались, как плети. Когда шатун был полностью на поверхности, Степан Петрович бросил верёвку, словно боясь упустить момент, и, схватив вилы, с силой воткнул их в спину существу, аккурат рядом с крюком. Вилы с чавканьем вошли в тело и остановились, встретившись с поверхностью пола.
– Быстрей! Вяжи ему клешни! – волновался Степан Петрович.
Но опасаться было незачем, шатун не оказывал никакого сопротивления, лишь издавал негромкие утробные стоны, иногда бормоча что-то неразборчивое. Под телом шатуна, по доскам пола, растекалась лужа густой тёмной жидкости, красноватого цвета. Вадим замотал шатуну руки свободным концом верёвки и кивнул Матвеичу.
– Ну, что ты вилы-то свои воткнул, пол мне портишь, вытаскивай! Понесли его на улицу, на задний двор, там уж готово всё давно, – Матвеич одёрнул за рукав застывшего на месте Степана Петровича, и они, дождавшись, пока тот вытащит вилы, всей толпой навалились на тело.
Подняв шатуна на руки, Вадим и Степан Петрович спереди – под руки, а Матвеич – за ноги, вытащили его на улицу, кряхтя и отдуваясь. Тащить тело было крайне неприятно: уцелевшая на нём одежда была пропитана засохшей кровью и грязью, да и много ещё непонятно чем, на пол время от времени текла эта вязкая жидкость, служившая существу кровью, возможно, это и была кровь, но больше напоминала какой-то бурый кисель, с противным запахом. Вонь стояла жуткая, людям хотелось заткнуть носы, но поскольку руки были заняты, приходилось терпеть всю эту мерзость. Хотелось бросить тело и скорее бежать, мыть руки, лицо и, вообще, переодеться в чистую одежду, поскольку эта, вся пропиталась запахом тухлятины и разложения. Процессия пересекла двор и через калитку, разделявшую задний двор от основного, проследовала за серые неказистые сараи, мимо бани. На расположившейся за различными хозяйственными постройками и пристройками территории, раскинулся большой огород, который использовался для посадки картофеля. Он занимал площадь примерно в шесть соток и был обнесен забором из жердей, больше служившим преградой для скотины, чем для людей. На земле аккуратно были сложены доски, из-под них торчали берёзовые поленья, сооружение предназначалось для какого-то огромного костра.
– Кладём тело на доски! – скомандовал Матвеич. – Вадим, вытаскивай крюк, он нам ещё пригодится.
Когда тело шатуна опустилось на землю, Вадим вытащил крюк, тот крепко засел между рёбер, и Сорокину пришлось наступить ногой на спину. Крюк с противным хрустом вышел из тела и шатуна закинули на доски. Матвеич вытащил из-под досок спрятанную там алюминиевую канистру и, открыв её, принялся обильно поливать тело и дрова той жидкостью, которой была наполнена канистра, в воздухе запахло бензином.
– Ну, всё! Поджигай, Матвеич! – нервничал Степан Петрович.
– Рано, – спокойно ответил Матвеич, – не торопись, Петрович, сейчас солнце появится, вот тогда и запалим.
Нужно сказать, что солнце уже с минуты на минуту должно было показаться из-за деревьев, начинавшихся уже в конце огорода. Дом Фёдора Матвеича был расположен у самого леса, и сейчас людям открывался вид на просыпающийся лес. Некоторые лучи солнца, самые нетерпеливые, уже пробивались сквозь чащу леса.
Шатун лежал на спине, как вдруг повернул голову и начал что-то бормотать неразборчиво, тихо. Вадима поразило то, что взгляд этого существа сильно изменился, он стал каким-то осмысленным, более человеческим. Вадим придвинулся к нему, готовый в любой момент отпрыгнуть в сторону. Он хотел понять, что бормочет шатун.
– Эрей… Ергей… Ер… ей… еня овут Ерей… Уейе… Уейе… мея, – стонал он, шевеля сломанной челюстью.
– Кажется, его зовут Сергей, – проговорил Вадим, поворачиваясь к остальным. – Неужели он всё понимает!? Неужели в нём ещё осталось что-то человеческое!?
– Мне очень жаль, Вадимка, но другого выхода нет. Для него теперь – это единственный выход, для него – это спасение. Уничтожив тело, мы поможем его душе обрести покой, – негромко проговорил Матвеич.
Солнце вышло из-за леса, и яркий свет ослепил всех собравшихся. Шатун замолчал, зажмурил глаза, и на его безобразном лице появилось некое подобие улыбки. Матвеич чиркнул спичкой, и на поленьях заполыхало пламя, быстро расползаясь по всем доскам и накрывая своей волной тело существа. Вадим отвернулся, он не мог смотреть, как огонь пожирает это странное, несчастное существо, когда-то бывшее человеком, таким же, как он сам, таким же живым и настоящим, и этот человек до сих пор находится глубоко внутри этого чудовища, этот человек до сих пор чувствует и понимает всё происходящее. У этого человека есть имя – Сергей. Костёр горел быстро, и жар заставил отступить людей немного назад. Тело уже не шевелилось, оно, как ни странно, очень быстро превращалось в прах. Когда Вадим снова повернулся к костру, прикрывая лицо рукой, закрываясь от огня, то заметил, как от остатков тела, таявшего буквально на глазах, отделился какой-то прозрачный, невесомый сгусток, небольшой и сияющий, размером с новорожденного ребёнка. Этот сгусток медленно поднимался вверх, навстречу солнечным лучам, всё выше и выше, пока совсем не скрылся в небе.
– Прощай, Сергей! – Вадим последний раз посмотрел в небо, туда, где скрылась душа Сергея, и, развернувшись, медленно побрёл в дом, оставив у костра задумчивого Матвеича и его помощника Степана Петровича.
