14. Святилище

Вадим и Фёдор Матвеевич, после того как всё стихло, ещё долго стояли не в силах раскрыть глаза. Ошеломлённый произошедшим Вадим, наконец, решился и неуверенно приоткрыл один глаз. Перед ним всё ещё вспыхивали радужные круги, словно он насмотрелся электросварки. Блики понемногу рассеивались, зрение постепенно восстанавливалось, и вскоре Вадим смог хорошенько осмотреться вокруг. Никаких тварей больше нигде не наблюдалось, они исчезли, как пыль с письменного стола после влажной уборки. Заметно потеплело, в воздухе запахло ночной свежестью, в лицо подул лёгкий, приятный ветерок. Они стояли и молча наблюдали за изменениями, произошедшими с этим недружелюбным, мрачным лесом. Не верилось, что опасность миновала, что полчища кровожадных существ исчезли. Первым заговорил Матвеич:

– Нам пора, Вадим. Время идёт, впереди вся ночь. Это ещё не конец. Немного времени у нас есть, но они обязательно вернутся.

Вадим первым взялся за носилки, предварительно закинув рюкзак на плечи. Матвеич отцепил ставший теперь бесполезным фонарь и поставил его на землю. Ему не хотелось тащить с собой лишний груз, носилки и без того были тяжёлыми, к тому же луна вполне сносно освещала дорогу.

– Доберёмся до святилища, и мы в безопасности, – проговорил Матвеич, двигаясь в намеченном ранее направлении, – мы уже почти на месте.

Они уверенно прошли под деревьями-стражами, которые вблизи оказались ещё более величественными, суровые хранители покоя этого древнего места, великаны, готовые растоптать непрошеных гостей. Сразу же за этими деревьями открылась поляна. Она представляла собой правильной формы круг, что уже нисколько не удивляло Вадима. В лунном свете можно было хорошо разглядеть окрестности. По всей поляне были выложены камни, небольших размеров булыжники, облепленные толстым слоем мха. Камни образовывали насыпи, которые тянулись по всей поляне и складывались в уже знакомый Вадиму символ, точно такой же, какой был нарисован Матвеичем на стекле фонаря. Этот символ был выложен так, что занимал всю площадь поляны. Вся поляна заросла папоротником, но замшелые камни выделялись на фоне травы. Они образовывали четырёхконечный знак: четыре плавные линии по спирали закручивалась в одну точку, в центре. Линии начинались от самой кромки леса, вначале каждой имелось отверстие размером с автомобильное колесо. Вадим почему-то сразу подумал, что это не просто углубления в земле, а ходы, ведущие под землю. В точке, где линии соединялись, а это было точно в центре поляны, так же имелось отверстие в земле. Ещё одной странной особенностью этого рельефного узора было то, что папоротник не скрывал каменные насыпи, ни одно растение не касалось камней, папоротник рос вдоль линий, нигде не пересекая и не соприкасаясь с каменными насыпями. Зрелище завораживало, оно напоминало руины древнего, разрушенного города, за тысячелетия противостояния природным стихиям сравнявшегося с землёй и ставшего неотъемлемой частью местного рельефа.

– Это здесь? – робко спросил Вадим, он не мог оторвать взгляда от странного, необычного пейзажа, словно попавшего в это мир случайно из совершенно другой реальности, чуждой человеческому пониманию.

– Здесь. Вход в святилище на том конце поляны, – Матвеич напряжённо всматривался в заросли папоротника, ища подтверждение своим словам, – видишь, там небольшой холм?

– Вижу, – Вадим едва различил возвышенность на другом конце поляны, размером со смотровое окно чердака, по крайней мере, так ему показалось. С того места, где он стоял, невозможно было точно определить габариты, – но что значит вход? Разве это место не само святилище?

Старик улыбнулся, пожалуй, впервые за прошедший вечер.

– Оно прямо под нами. Под землёй огромная полость, вымытая подземными водами тысячи лет назад. Нам нужно спуститься туда, там мы будем в безопасности, а на рассвете с первыми лучами солнца совершим обряд. Я вижу, Степан успел открыть все световоды, – от зоркого взгляда Матвеича не укрылось то, что папоротник вокруг ходов был аккуратно сорван и сложен неподалёку, наверное, для того, чтобы листья не мешали свету проникать в отверстия. Теперь Вадим знал, куда ведут эти отверстия – в святилище под землёй, – кстати, где сам Степан?

Старик огляделся, но, не обнаружив никаких признаков, свидетельствующих о том, что Степан находится где-то поблизости, предположил, что тот поджидает их внутри.

– Идём, Вадимка, – Матвеич, не дожидаясь Сорокина, вновь схватился за носилки, ставшими за этот вечер одним целым, как с ним, так и с Вадимом.

Вадим последовал примеру старика, и через минуту они уже двигались в направлении холма, который, по словам Матвеича, был входом в святилище. До холма оставался какой-то десяток метров, и он уже не казался простым холмом. Это был полноценный сводчатый проём, свод которого был выложен камнем. Над уровнем земли находилась лишь верхняя его часть, а нижняя была скрыта землёй. Узкая тропинка среди папоротника, шедшая к проёму метрах в четырёх от него, начинала уходить вниз, образовав постепенно углубляющуюся траншею, в конце которой и находился вход. Проём был небольшой, можно было пройти через него, лишь пригнув голову, но для входа в подземелье это было вполне удобно. Вход смотрел в центр поляны и имел массивную деревянную дверь, обитую для прочности металлическими полосами и висевшую на трёх ржавых петлях. Дверь была приоткрыта, сразу за ней можно было разглядеть ступеньки, уходящие вниз.

– Матвеич! Вадим! Ну, наконец-то! – голос раздался откуда-то слева, он определённо принадлежал Степану Петровичу. – Я вас уже здесь заждался На меня напали. Здесь повсюду бродят эти твари! Мне едва удалось отбиться! А что за вспышка осветила лес? Сами-то как? Целы?! Это кто с вами на носилках?! Неужели Тамарка?!

Поток радостных возгласов и бесконечных вопросов не прекращался ни на минуту. От тёмного массива леса, со всех сторон обступившего поляну, отделился силуэт мужчины, в котором Вадим и Матвеич однозначно признали Степана Петровича: та же развалистая походка, та же свойственная ему излишняя болтливость – всё тот же неизменный Степан Петрович. Вадим обрадовался, а их общий товарищ спешил присоединиться к ним. Вот только он как-то странно подволакивал ногу. Через плечо было перекинуто ружьё. Когда он подошёл ближе, так что его можно было хорошо разглядеть, оказалось, что нога перевязана оторванным от куртки рукавом, а штанина насквозь пропитана кровью. Руки так же были перепачканы кровью, красные разводы были даже на лице, по всей видимости, он непроизвольно тёр нос и подбородок, и кровавые разводы теперь засохли на вымазанном грязью лице. Кроме того, было видно, что он то ли валялся, то ли ползал по земле, потому что вся одежда была испачкана землёй. Зато на измождённом лице сияла широкая улыбка.

– Мужики, давайте я вам помогу! Матвеич, посторонись! Мы с Вадимом сами управимся! – Степан Петрович приблизился к своим товарищам по несчастью, радостно лопоча себе под нос что-то несвязное, он намеревался отогнать старика от носилок, чтобы самому взяться за них и поскорее спуститься в святилище.

Ну, ладно тебе! Чего раздухарился-то! До сих пор справлялись, да и куда тебе хромому! – нарочно сердито отозвался Матвеич, хотя по нему было видно, что он без колебаний уступит место у носилок своему верному помощнику. Матвеич, как, впрочем, и Вадим, очень обрадовались появлению Степана Петровича, они опасались за его жизнь с тех пор, как услышали выстрелы. Теперь, когда он был рядом с ними, стало спокойно, тревога отступила так же стремительно, как грозовые тучи, унесённые вдаль ветром. Все участники похода собрались вместе, вместе они и закончат начатое. Матвеич с Вадимом бережно опустили носилки на землю, руки болели от тяжёлой ноши, суставы ныли, словно больные зубы. Степан Петрович радостно скинул ружьё с плеча, собираясь передать его Матвничу, чтобы заменить старика у носилок. Матвеич протянул руку, чтобы принять ружьё у Степана Петровича, но в этот самый момент тот ударил его прикладом в живот с такой силой, что старик тут же мешком свалился на землю. Не дав Вадиму времени, чтобы осмыслить происходящее. Степан Петрович сделал шаг в направлении Сорокина и ударил его всё тем же прикладом ружья по голове. Вадим попытался защититься от удара рукой, но удар был настолько неожиданным, впрочем, как и вообще всё произошедшее, что движение получилось каким-то смазанным, неуверенным, и приклад без особых помех достиг своей цели. Вадим рухнул на землю, частично завалившись на мокрое, холодное тело Тамары. В глазах поплыло, он видел, как на земле, согнувшись пополам, корчится от боли Матвеич, заходясь в сильном приступе кашля. Над носилками с торжествующей улыбкой стоял Степан Петрович.

– Пришли, понимаешь! Не лень вам её тащить было! Заняться больше нечем, кроме как ночью по лесу расхаживать! Какие же вы дураки, если думаете, что притащив её сюда, – Степан Петрович указал на тело Тамары, – вы всё вернёте назад! Не будет, и не может быть прежней жизни! Не здесь! Поздно вину свою исправлять – раньше думать нужно было. Ты что, Матвеич, думаешь, как бы поскорее к Нюрке своей отправиться? Так я тебе помогу! А потом и с этим наглым пацаном разберусь!

Степан Петрович перешёл на крик, он ругал то лежащего на земле Матвеича, сунувшего нос не в своё дело, то Вадима, которому, по его словам, вообще не следовало вмешиваться в эту историю. После выплеска накопившихся эмоций, Степан Петрович направил ружьё на старика. Тот, видя темнеющий ствол, уставившийся прямо ему в лоб, поднял руку и инстинктивно закрыл лицо ладонью, как будто бы это могло остановить заряд дроби. В ближайших кустах неожиданно раздался громкий лай, затем грозное рычание, следом за этим на поляну выскочила огромная собака и бросилась к людям, на ней был ошейник, с которого свисала порванная цепь. Степан Петрович стоял боком к тому месту, откуда выскочила собака, и, услышав рычание, стал поворачиваться в направлении приближающейся угрозы. Пёс, а это оказался Валет, быстрыми прыжками подскочил к своему хозяину и тут же вцепился зубами ему в кисть правой руки, палец которой лежал на спусковом крючке. Ствол ружья резко дёрнулся в сторону, прогремел оглушительный выстрел, ржавая петля на двери, ведущей в подземелье, лязгнув, отлетела куда-то в заросли папоротника, из двери брызнули щепки. Выстрел был громким ещё и потому, что укушенная рука Степана Петровича рефлекторно сжалась, и палец надавил на оба спусковых крючка одновременно, ружьё выстрелило из обоих стволов сразу – дуплетом. Сильная отдача отбросила ружьё в сторону, а Степан Петрович завалился на землю, придавленный собакой. Валет не остановился на руке своего хозяина, он отпустил разодранную, истекающую кровью руку и вцепился в горло. Крик Степана Петровича перешёл в неприятное бульканье, сопровождаемое прерывистым утробным рычанием собаки и звоном цепи, когда Валет начал яростно мотать головой, пытаясь выдрать кусок плоти из горла своего ставшего почему-то ненавистным хозяина.

– Вадим! Тащи Тамарку внутрь! – Матвеич приподнялся на локте, по-прежнему не в силах встать на ноги. – Оставь нас, ты должен занести её внутрь! Быстрее!

Вадим, который немного оправился после удара, поднялся с земли, его плечо, которым он соприкасался с мёртвым телом, промокло насквозь, и было неприятно осознавать, что причиной была вода с трупа, долгое время пролежавшего на дне озера. Он поправил полупустой рюкзак на спине и в очередной раз взялся за носилки. Носилки оказались вдвое тяжелее, чем прежде, не хватало старика, который взялся бы за другой край носилок. Но Вадим понимал, что Матвеич сейчас слаб и не сможет ему помочь, он догонит Вадима позже – Сорокин не сомневался в этом. А сейчас он единственный, кто способен действовать, и он должен довести начатое дело до конца, от него сейчас зависит всё. Вадим двинулся к деревянной двери, преграждающей путь в подземелье. На камнях дверного проёма были нанесены символы, Вадим не понимал их значения, но, пересекая проём, он почувствовал странное спокойствие, тёплым потоком разливающееся по всему телу. Символы светились слабым, белым свечением. Источник свечения был Вадиму непонятен. Возможно, они светились сами по себе, а может, подпитывались энергией от незримых человеческому глазу энергетических потоков, восходящих откуда-то из недр земли, неких невидимых связей, которые заставляют атомы сливаться в сложные формы жизни, служат причиной движения сложного механизма, управляющего различными природными процессами. Распахнув тяжёлую дверь, ведущую в подземелье, Вадим понял, что с носилками он не сможет спуститься: ступени слишком круто уходили вниз. Лестничный пролёт из сбитых каменных ступеней длинным, шершавым языком высовывался из чёрной пасти каменного коридора, уходящего под землю. Преодолевая брезгливость и страх, Вадим поднял тело Тамары на руки, затем осторожно начал спускаться по вытертым ступеням. Было темно, приходилось нащупывать ногой каждую ступень, прежде чем переместить на неё свой вес, к тому же Вадим не хотел упасть вниз, потому что в лучшем случае не обошлось бы без переломов, а в худшем – он мог запросто свернуть себе шею. Так же приходилось пригибать голову, чтобы не зацепиться за сводчатый потолок коридора. Несколько раз Вадим всё же ударился головой, и без того раскалывающейся пополам после знакомства с прикладом ружья, которым его приложил Степан Петрович. Странно, но тело Тамары было мягким, словно смерть наступила всего пару минут назад, трупное окоченение, свойственное умершим, не тронуло его. Этот факт пугал Вадима, ещё его пугало то, что тело до сих пор было мокрым, хотя должно уже было немного подсохнуть, учитывая сколько времени прошло с тех пор, как они с Матвеичем вытащили её из воды. Ещё Вадима пугало то, что он не видел в темноте лица умершей. Да и… умершей ли?.. Возможно, в этот момент она пристально смотрела на него. Помимо всего этого он старался не задевать телом Тамары стены узкого коридора, поэтому спускался очень медленно, старательно нащупывая ногами каждую ступень. За этими рассуждениями Вадим натолкнулся на стену. «Неужели тупик! Этого не может быть!» – отчаяние все больше и больше заключало его в свои объятия. Усугублял положение ещё тот факт, что здесь, под землёй, было темно, сюда не проникал даже тот рассеянный свет, который отбрасывала луна. Но вот Вадиму всё же удалось нащупать ступени справа от себя, и он понял, что коридор резко поворачивает вправо. Он продолжил медленно спускаться вниз, и, пройдя ещё немного, обнаружил, что ступени закончились. Вадим остановился, он чувствовал, что находится в помещении, что его окружает пустое пространство, а не каменные своды узкого коридора. Вскоре глаза немного привыкли к темноте, и он начал различать контуры пещеры и размытые продолговатые силуэты, тянущиеся вверх, к потолку, и напоминающие столбы. Силуэты располагались вдоль стен, они были неподвижны и Вадим решил, что это не что иное, как статуи. Первым делом он аккуратно положил тело Тамары на пол и развернулся, чтобы вновь подняться наверх, на помощь Матвеичу. Развернувшись, он заметил на стене, у входа, контуры какого-то продолговатого предмета, торчащего из стены. Этим предметом оказался факел. Как понял Сорокин, факелов должно было быть два, и они располагались на стенах по обе стороны от входа. Тот, что должен был быть справа, отсутствовал, на его месте темнело пустое крепление. Вадим взял оставшийся факел и полез в рюкзак за спичками. Нащупать спички, не снимая рюкзака с плеч, ему не удалось, пришлось снять рюкзак и уже на земле копаться в нём. Найдя то, что искал, на самом дне рюкзака, Вадим вытащил спички и зажёг факел. Факел загорелся моментально, он был пропитан не то маслом, не то смолой – разбираться было некогда. Вадим буквально на секунду оглянулся, чтобы бросить беглый взгляд на подземелье, и быстро стал подниматься вверх по ступеням. Там, на верху, Матвеичу нужна была его помощь, а всё остальное – не важно, всё остальное он успеет сделать потом. Пока Вадим поднимался наверх, перед ним всё время стоял образ подземелья. Он видел помещение всего секунду, но картина врезалась ему в память, теперь он понимал, почему старик настаивал на том, чтобы именно сюда принести тело Тамары. То, что увидел Вадим в отбрасываемом свете факела, несомненно, было тем самым местом – местом скопления силы. Чувствовалась мощная энергия, исходящая отовсюду: от стен, от пола, от древних деревянных идолов, величественно стоящих вдоль стен, от большого плоского камня в центре помещения, служащего алтарём – это действительно было святилище.