13. Ночной лес

Фёдор Матвеевич напряжённо всматривался в темнеющий массив леса. Солнце только что спряталось за верхушками деревьев, бросив на прощание последние лучи поверх спокойного, бликующего озера, безмятежно раскинувшегося до самого горизонта. Импровизированные носилки, собранные наспех из двух сухих стволов молодых елей, лежали на земле. На них находилось мокрое тело Тамары, поднятое со дна озера. Как только Матвеич с Вадимом причалили к берегу, из последних сил борясь с усталостью и прибывающей в лодку водой, Вадим сразу же соорудил носилки, и они погрузили на них тело Тамары, не переставая удивляться свежести сохранившегося трупа. Они уже подбирались к нужному месту, где должна была быть тропинка, ведущая к древнему святилищу. Они уже прошли изрядное расстояние от берега, до сих пор сторонясь леса, и уже были на подступах к своей цели, когда услышали выстрелы. Сначала один… потом второй… Затем ещё один, и после этого стало тихо.

– Степан… Точно… Больше некому! – убеждённо прошептал Матвеич, растерянно озираясь по сторонам. – Хоть бы жив был! Уж больно что-то он распалился на ночь глядя.

– По кому он стреляет? – озабоченно спросил Вадим. Тот факт, что Степан Петрович палит из ружья, не на шутку тревожил его.

– Не знаю, Вадимка, но просто так он точно стрелять не станет. Похоже, что и мы с тобой легко не отделаемся, – Матвеич серьёзно посмотрел на Вадима. – Кстати, что-то я не припомню, чтобы он с собой ружьё тащил, никак домой сбегал.

– Может, ему сейчас помощь нужна, Матвеич? Что делать-то будем? – занервничал, забеспокоился Вадим.

– Не спеши, Вадимка, выстрелов больше не слышно, значит, миновала опасность, – старик запнулся, немного помолчал, а потом добавил печальным голосом, – или поздно уже слишком… Как бы то не-было, назад пути нет, одна нам дорога осталась – вперёд прорываться. Второй вариант я не рассматриваю, сам знаешь, что нас ждёт, если не успеем, не сможем задачу нашу выполнить. Давай, скидывай рюкзак!

Всё это время Вадим нёс на спине рюкзак, в который Матвеич собрал все необходимые вещи. Сорокин скинул с плеч рюкзак и поставил у ног Матвеича. Старик наклонился и достал оттуда небольшой потрёпанный шахтёрский фонарь. Небольшой аккумулятор пристёгивался ремнём к поясу, а сам прожектор крепился на голову, соединяясь с аккумулятором длинным проводом.

– Эх, давно же я его не заряжал! Но ничего, этот аккумулятор долго заряд держит, как автомобильный, на ночь должно хватить. Мне его в своё время товарищ подарил, в Копейске, на шахте работал, знаешь такой город?

– Ещё бы! Это же рядом с Челябинском, можно сказать пригород.

– Жаль, помер товарищ мой. Только на пенсию его проводили, как он через неделю слег и помер тихонько – во сне. Хороший человек был. Служили мы с ним в своё время вместе, а после наши дорожки разошались. Был я у него пару раз в гостях, да и он ко мне не часто наведывался, только письмами связь и поддерживали, – Матвеич спохватился, словно его одёрнула невидимая рука. – Чего это я в воспоминания-то ударился?! Не время сейчас, видимо, устал за день. Как-нибудь потом поговорим, если живы будем.

Матвеич задумчиво посмотрел на Вадима, а затем включил фонарь. Желтоватый пучок света упал на землю под ногами. Вадим удивился, заметив странность этого пучка света, вернее, пятна, которое высветилось под ногами старика. В желтоватом круге, отбрасываемом фонарём, прямо по центру отчётливо вырисовывался затейливый узор, какой-то необычный знак. Что самое странное, этот знак горел ярко-красным светом. Он состоял из четырёх линий, по спирали закручивающихся в одну точку, напоминая винт с тонкими лопастями или, скорее, одну из тех спиралевидных галактик, снимки которых попадались в научных журналах, и как будто был начертан на земле, а фонарь лишь выхватывал его из темноты. Символ, словно был сам по себе, казалось, выключи Матвеич фонарь – символ никуда не исчезнет, он так и останется там, где только что появился. Оторвав взгляд от этого странного явления, Вадим заметил на стекле фонаря то, что рождало этот знак: точно такой же рисунок, только совсем маленький, выведенный чём-то вроде краски прямо на стекле фонарика. Однако это не объясняло красный цвет, которым отливал уже спроецированный на землю знак. Матвеич заметил удивление Вадима.

– Символ Рода, символ света. Я начертал его на стекле фонаря собственной кровью, но красный он не от этого. Я произнёс нужные слова из древних рукописей, что сопутствуют этому знаку, обратился к самому сущему, я готов пожертвовать собой, я верю в силу великого светлого духа. Эта печать поможет нам разогнать тьму, но, к сожалению, сейчас время тёмных духов, и преимущество на их стороне.

Вадим понимающе кивнул, он уже давно перестал удивляться необычным явлениям, происходящим с ним, с тех пор как он сюда попал. Он целиком и полностью полагался на знания Матвеича, если кто и мог помочь ему и тем людям, которые остались в деревне, так это именно Матвеич. Старик закрепил фонарь на голове, они подняли носилки и направились в лесную глушь. Матвеич вывел на узкую тропинку, поросшую папоротником, укрывшуюся между деревьями, идти по ней было тяжело. Руки и ноги ныли от усталости, и это неудивительно, ведь Вадиму приходилось долгое время налегать на вёсла, к тому же сказывался нервный стресс, пережитый им при погружении на дно озера. Матвеич так же изнемогал от усталости, но виду особо не подавал, хотя по нему и так всё было видно. За вечер старик осунулся ещё больше и теперь казался ещё старше лет на десять. Они бережно несли носилки с телом, уклоняясь от нависающих веток, словно на носилках лежало не мёртвое тело, а их раненый товарищ. Луч фонаря выхватывал перед ними всё новые и новые заросли и ветки, неизменно высвечивая красный символ. Вадим так и не свыкся со странной печатью, как её назвал Матвеич, горевшей ярко-красным светом, вместе с потоком света прорезающую ночную мглу. Он не переставал опасаться их необычной, страшной ноши, но Матвеич заверил, что тело не может причинить вреда, так как оно мертво и служит лишь проводником, своего рода воротами в мир яви. Объяснения старика нисколько не успокоили Вадима, он кивнул для приличия, но продолжал время от времени бросать тревожные взгляды на тело утопленницы. Они шли, часто останавливаясь, Вадим ждал, пока Матвеич немного передохнёт, отдышится, и они вновь двигались дальше. По словам старика, идти оставалось недолго, и вскоре лес начал редеть, тропинка превратилась в широкую просеку, деревья раздвинулись. Сквозь верхушки деревьев проглядывало ночное небо, усеянное звёздами, местами проплывали редкие ночные облака, скрадывая луну, и тут же двигались дальше, играя в свои только им одним понятные беспечные игры. Становилось холодно, чем дальше в лес заходили люди, тем холоднее становился воздух. Странно, но даже у самого озера не было так прохладно, как здесь. Холод был каким-то неестественным, несвойственным этому времени года, даже ночью температура не могла упасть до такого значения. Словно прочитав мысли Вадима, Матвеич остановился:

– Два мира, два измерения соприкасаются друг с другом, накладываются друг на друга. Это явление всегда сопровождается падением температуры. Это существо где-то поблизости, оно ждёт нас. Оно всеми силами попытается помешать нам. Во-о-он за теми деревьями, – старик указал на две высоких сосны, с кривыми развесистыми лапами, напоминающими человеческие руки, будто два стража охраняли запретный проход, два великана охраняли тайну и покой древней реликвии, о которой никогда не должен узнать простой смертный.

По спине Вадима пробежала дрожь, в голове послышался знакомый шёпот: «Оставьте тело здесь и убирайтесь прочь! И, возможно, я сохраню вам жизни!» Как оказалось, на этот раз голос звучал на самом деле, потому что Матвеич тоже отреагировал на него, он стал оглядываться по сторонам. Луч фонаря заметался по окружавшим их деревьям, выхватывая из темноты кривые контуры выступающих из земли корней, развесистые лапы приземистых сосен, словно приготовившихся схватить чужаков. Вадиму казалось, что стоит ему вовремя не повернуть голову в направлении шороха, которые слышались теперь со всех сторон, как какой-нибудь корень схватит его за ногу, обовьётся вокруг тела, словно большая плотоядная змея, и утащит под землю через прорытое им отверстие – узкий лаз в мрачное подземелье, где тут же удавит его. Люди прибавили шагу, приближаясь к заветному месту. Вдруг с одного из деревьев-стражей слетела длинная тень, по крайней мере, она выглядела как тень, хотя не было никакого источника света, чтобы появилась такая тень. Чёрный сгусток метнулся к людям.

– Матвеич! – крикнул Вадим, заметив, как стремительно приближается к ним это чёрное нечто.

Но Матвеич и сам увидел сгусток и успел поднять голову в направлении тени. Луч света с красной печатью попал на приблизившуюся тень, как показалось, огромной хищной птицы. Тень тут же разлетелась в разные стороны клубами чёрного дыма, словно лопнувший воздушный шар, издавая при этом противное слуху шипение низкого тона. Но на этом всё не закончилось, следом за первой, уже с другого дерева, слетели ещё две тени и устремились на наглецов, посмевших так бесцеремонно сопротивляться воле их хозяйки. С ними случилось то же, что и с первой тенью; однако где-то справа, за деревьями, ночную тишину разорвал вой. Это был волчий вой и вскоре к нему присоединился ещё один голос, а потом ещё. В кустах замелькали красные угольки звериных глаз. В один момент, Вадима за ногу что-то схватило, что-то обвилось вокруг щиколотки, и Вадим упал на землю, выронив носилки из рук. Вслед за ним на землю едва не последовал и Матвеич, чуть не завалившись на спину от резкого рывка назад, когда один конец носилок упал на землю. Старик обернулся и направил взгляд, а вместе с ним и луч фонаря, в сторону возни на земле, туда, где лежал Вадим. Луч выхватил из темноты длинный, тонкий щупалец, обвивающийся вокруг ноги Вадима и тянущий его в заросли. От света, щупалец, которым оказался корень дерева, задымился и, быстро размотавшись, с неприятным хрустом, будто старческие руки, поражённые сильным артритом, поспешил скрыться в земле. Так же высвеченная фонарём сосновая лапа, принявшая форму костлявой, восьми палой руки, сплошь поросшей хвоей, словно звериной шерстью, поспешила убраться восвояси, оставляя в воздухе копоть от прикосновения со светом. Вадим ошарашенно оглядывался по сторонам, лёжа на земле и не понимая, что происходит вокруг.

– Вставай! – закричал старик, подходя к нему и помогая подняться на ноги.

Вадим поднялся, и они с Матвеичем встали у носилок. В кустах проносились злобные тени волков. Но это были вовсе не волки, они лишь отдалённо напоминали этих животных. Размытые силуэты с горящими огненно-красными глазами, бесшумно метались в зарослях, оставляя за собой шлейф из чёрной поволоки, словно дым из печной трубы.

– Матвеич, какие у тебя ещё есть козыри в рукаве?! – голос Вадима дрожал, как невпопад задетая гитарная струна. – Нам не пробиться через них! Эти твари повсюду!

Матвеич протянул руку к рюкзаку, висящему на плечах у Вадима, и молча стянул его, затем достал оттуда небольшую разноцветную банку из-под леденцов и отдал рюкзак обратно Сорокину, тот сжал его, как будто от этого зависела его жизнь, и с надеждой наблюдал за действиями Матвеича. Тот аккуратно открыл банку, внутри оказался какой-то белый порошок, наподобие муки. Старик так же аккуратно принялся рассыпать этот порошок на землю, постепенно вырисовывая круг правильной формы, охватывающий их с Вадимом и носилки с телом. Диаметр примерно должен был составить метра три – четыре. Злобные твари продолжали обступать людей, из зарослей выползали всё новые и новые волкоподобные существа, ветви деревьев метались в темноте, корни скрипели, перекручиваясь в земле, словно черви после дождя. Одна из тварей резко дёрнулась, совершив прыжок в сторону, при этом громко лязгнув зубами. Старик дрогнул и просыпал порошок, он не успел провести заветный круг, ему оставалась одна треть линии. Вадим, видя растерянность старика, упал на колени и зачерпнул в ладони рассыпанный порошок, тот не разлетелся пылью, а остался лежать кучкой, белеющей на чёрной земле. Вадим аккуратно продолжил начатое стариком дело, и через несколько минут круг был завершён. Матвеич приободрился и с благодарностью посмотрел на Вадима:

– У нас ещё есть шанс. Когда я скажу, берём носилки и бежим в святилище, которое находится за теми деревьями, – старик вновь указал на великанов-стражей, – а теперь жди.

Фёдор Матвеевич обернулся к наступающим на них полчищам тварей, закрыл глаза и, немного помолчав, снова открыл их, затем начал произносить странные, едва понятные Вадиму слова, на каком-то древнем, забытом языке. Из всего сказанного стариком Вадим понял лишь то, что Матвеич обращается к великому светлому духу, творцу всего сущего, с просьбой пролить свет на наступающую тьму.

– …зиждущие на небесах вечных, спустите свет свой первородный на тьму гнетущую! – закончил старик, замолчал и замер у носилок.

Ничего не произошло, лишь свет фонаря стал заметно тускнеть – садился аккумулятор. Теперь это был уже не тот яркий луч, а бледно-жёлтый пучок света. Нить лампы, из ярко белой, постепенно становилась красной. Символ, нанесённый на стекло фонаря, потемнел и превратился в бесформенное пятно, он уже не проецировался на ближайших кустах и деревьях, уже не горел ярко-красным светом среди ночной мглы, он поблек и исчез. Людей медленно окутывала пугающая, враждебная темнота. На соснах-стражах что-то зашевелилось – это очередные посланники тьмы, тени-птицы, бесшумно сорвались с деревьев, и теперь на людей летели несколько этих призраков. Со всех сторон из зарослей начали выходить существа с горящими, как раскалённые угли, глазами и то же двинулись к людям. Из-за ночных туч лениво вывалилась бледная луна, едва освещая верхушки деревьев своим тусклым, мёртвым светом.

Птицы-призраки неумолимо приближались, взмахи крыльев становились всё громче, всё ближе. Ода из них достигла места, где замерли в безмолвном напряжении Вадим и Фёдор Матвеич. Неожиданно черта, создававшая круг, засветилась каким-то необычным, белым свечением и, как только летящий призрак, спикировавший на людей, столкнулся с невидимой глазу границей круга, то тут же вспыхнул ярким пламенем и разлетелся на бесчисленное множество мелких частичек, каждая из которых светилась точно таким же белым свечением. Вадима ослепило, будто дальним светом фар встречной машины, и он уже плохо видел, что происходило дальше. Вторая птица-призрак точно так же разлетелась на части, словно перегоревшая электрическая лампа, словно заряд фейерверка, разорвавшийся в небе. Белые искры, частички на которые разлетелись птицы-призраки, не исчезли в воздухе, они продолжили лететь в разные стороны, как трассирующие пули в ночной степи. Многие из них, будто стрелы, пронзали вышедших из кустов существ с горящими глазами, а те, в свою очередь, вспыхивали, так же как и птицы-призраки, и разлетались в разные стороны тысячами белых искр. Искр становилось всё больше и больше, они разлетались и попадали в призрачных тварей, появляющихся из-за деревьев. Последовала цепная реакция: с каждым сгоревшим существом разлеталось всё больше и больше белых искр. Лес осветился, казалось, сюда только что упал метеорит. Раскалилось всё, начиная от тёмной земли и заканчивая ночными тучами, но в то же время свет был не красным, а чисто белым, белее альбомного листа – это было абсолютное белое, чистый, первозданный свет. На какое-то время всё вокруг слилось в одно целое, ослепительно белое сияние вспыхнуло, словно разряд электрической сварки, и тут же исчезло. Лес вновь погрузился в уже привычные для людей сумерки.