11. Поиски

День выдался жарким, летнее солнце беспощадно бросало свои раскалённые лучи на одинокую лодку, безмятежно покачивающуюся на волнах, словно палый лист, затерявшийся на поверхности огромного водоёма. День уже шёл на убыль, и люди, сидящие в лодке, изрядно вымотались, кружа по периметру озера.

– А что за место в лесу, о котором вы со Степаном Петровичем говорили? – расспрашивал Матвеича Вадим, запивая чаем пряник, кружкой служила крышка термоса.

– Древнее капище, туда нам с тобой тело Тамарки отвезти нужно, чтобы на рассвете обряд совершить, – задумчиво смоля самокрутку, ответил старик. Это была уже третья самокрутка, за время их пребывания на озере.

– Что такое капище? – не понял Вадим, это слово он где-то слышал, но не помнил его значения.

– Место, где древние люди духам святым поклонялись. Это сейчас бог один, а раньше их знаешь, сколько было!? В древности, когда не было современных благ, и цивилизация только-только начинала зарождаться, это не только нас касается, но и всего человечества в целом, у каждого народа свои предания, свои боги, но, несмотря на великое разнообразие верований, они все сходятся в чём-то, все похожи друг на друга. Так вот, раньше люди очень сильно зависели от природы: земледелие, добыча зверя, ловля рыбы – да, собственно, вся их жизнь зависла от природных стихий. Поэтому они олицетворяли все важные природные явления, они наделяли их божественными качествами и всячески старались задобрить своих богов, принося им различные подношения, жертвы, бывало, что и человеческие. Но мысль человека материальна – это такой же физический процесс, как электрический ток: мы не видим его, но эта невидимая энергия питает целые города, движет огромные составы на железной дороге. Мыслительные процессы возникают в голове и управляют нашим телом – это своего рода энергия, потоки волн, расходящиеся по бесчисленным нервным окончаниям человеческого тела. Это всё так же реально, как окружающий нас мир, а мы часть этого мира, мы часть природы и соответственно всё, что происходит в природе, непосредственно происходит и с нами. И когда десятки, сотни людей начинают верить во что-либо, верить беспрекословно, всей душой и разумом, они создают то, во что верят. Их мысли обретают жизнь, их мысли обречены на существование, они порождают невероятные вещи, которые мы называем чудесами. Но мысли не всегда бывают светлыми, человек, как существо несовершенное, имеет великое множество страхов, эти страхи, в свою очередь, часто обретают плоть, из этих страхов рождаются тёмные существа, склонные только к разрушению, они не способны созидать, потому как рождены болью и страданиями, ненавистью и злобой, эти порождения больного человеческого разума стремятся ввергнуть мир во тьму. Люди в тяжёлые времена просили покровительства, просили защиты у своих светлых духов, для этого сооружались места веры – капища. В таких местах сосредоточена огромная сила, сила людской веры, то есть мысли сотен или даже тысяч людей, объединенных в одно целое, и это целое материализовалось в огромную энергию, которая веками сохраняется в таких местах. Вот ты, Вадим, веришь в бога?

– Если честно – не очень, по крайней мере, до того, как сюда попал, – смутился Вадим.

– Я не говорю тебе о каком-то конкретном боге, ты можешь придумать своего бога, но главное верить, верить в то, что ты придумал, верить абсолютно и беспрекословно, вот тогда твои мысли материализуются, они воплотятся в жизнь. А представь, что вместе с тобой в это поверит ещё тысяча людей? Вы будете думать вместе, на одной волне, и тогда ваши мысли объединятся, сольются в один энергетический поток и ещё быстрее воплотятся в жизнь. Именно так и зарождается вера, неважно какая, но она будет истинной, как для тебя, так и для твоих единомышленников. Но что бы ни зарождалось на протяжении веков и тысячелетий, это всё становится неотделимой частью нашего мироздания, всё это часть великого бытия, всё это имеет место быть, и всё это имеет право на существование. Ведьма, Варвара, использует тело Тамарки, как проводник между мирами, нашим и потусторонним. Когда мы извлечём тело из воды, нарушится связь, передающаяся по воде, проклятый туман исчезнет, но зло продолжит проникать в наш мир до тех пор, пока мы не совершим обряд над телом. Обряд должен пройти в одном из мест скопления силы, своего рода древний храм. Это и есть то место, о котором мы разговаривали со Степаном, именно туда он и направился, а мы должны добраться туда до темноты, неважно поднимем ли мы тело со дна или нет. Только там этой ночью мы будем в безопасности, а если сегодня поиски закончатся неудачей, то завтра нам снова можно будет начать всё с начала.

Всё это время Вадим молчал, боясь сбить старика с мысли, и когда тот закончил свои умозаключения и сделал последнюю затяжку, аккуратно затушив окурок о воду, Сорокин задал вопрос давно интересовавший его:

– Скажи, Матвеич, ты несколько раз упоминал Чернобога, кто это?

– Это само первозданное зло, оно появилось одновременно со светом, потому как свет неотделим от тьмы. Чтобы что-нибудь построить – нужно сначала что-нибудь разрушить. К примеру, чтобы построить дом нужно срубить деревья, чтобы получить электроэнергию нужно расщепить атом, чтобы добыть уголь нужно вытащить из земли тысячи тонн породы. Так же и жизнь, она зарождается не на пустом месте, сначала следует гниение, разложение, а затем из всего этого появляется жизнь. Растения тянутся к солнцу, вянут и превращаются в перегной служащий удобрением для следующего поколения растений. Человек убивает животное, чтобы употребить в пищу, потому что для существования ему необходимо питаться, тем самым он поддерживает свое существование, свою жизнь. Чернобог это воплощение самой тьмы, это абсолютное зло, в нашем понимании мира. Этому божеству не ставили капищ, обычно ему никто не поклонялся, но находились люди, отягощённые безутешным горем или страданиями, как телесными, так и душевными, которые готовы были пожертвовать всем ради избавления. Либо люди глубоко ненавидящие всё вокруг, ненавидящие саму жизнь, как проявление света, такая злоба уже была в них при рождении, они появились на свет, ненавидя сам свет как таковой, эти люди изначально были частью той абсолютной тьмы, которая простирается на пороге самого мироздания. Варвара была одной из тех, кто изначально носит в себе тьму, такие сущности бессмертны, если найдут себе подходящее тело для переселения. Но не каждое тело подойдёт для этого: нужна родная кровь и молодое тело, чтобы выдержать такую сущность психически и не разрушиться физически. После переселения в тело может пройти длительный период – годы, прежде чем тёмная сущность проявит себя. Для этого нужен какой-нибудь толчок, стресс, обычно потеря близкого или любимого человека даёт такой эффект. И вот тогда сущность постепенно начинает овладевать телом, пока полностью не подчинит его себе, после чего спокойно живёт среди людей и продолжает творить свои чёрные дела до тех пор, пока снова не понадобится юное тело для переселения. Именно таким телом и оказалась Тамарка для своей бабушки Варвары. Поэтому, когда мы уничтожим тело Тамары – пропадёт и связь между ней и Варварой. Та дверь в потусторонний мир закроется, так как не останется проводника, соединяющего наши миры, тёмная сущность не сможет больше проникать в наш мир. Эта сущность не успела переселиться в другое тело, да и не ожидала она того, что с Тамаркой так поступят – оборвут жизнь в таком возрасте, сорок пять лет – это ведь не старость, для ведьмы это самый рассвет сил. Ведьмы до ста двадцати доживают. В общем, не успела ведьма подготовиться и сейчас в ярости пребывает, сам видишь, какие дела у нас творятся, почти всю деревню извела.

Матвеич замолчал, а Вадим не стал больше донимать его расспросами, видя, что воспоминания взбудоражили душу старику.

– Мне ведь Нюрка моя каждую ночь является, – продолжал Матвеич, – во сне приходит, хотя, если честно, я уже запутался, где сон, а где реальность, что сон, а что явь – всё едино. Зовёт она меня к себе, там, говорит, лучше, спокойней: ни забот, ни хлопот. Говорит, что задержался я здесь, на этом свете. А ещё, говорит, что жалеет очень о содеянном, сильно раскаивается. Так вот, прежде чем к ней отправляться, порядок нужно в наших краях навести, потому как некому больше.

– Матвеич, а не ошибся ли ты во мне? Ты уверен, что я смогу почувствовать нужное место? – засомневался Вадим.

– Сможешь. Ты уже одной ногой по ту сторону был, можно сказать, в коридоре между мирами, нашим – и миром сумрачным. Но на сегодня, я думаю, закругляться нужно, скоро солнце сядет, не будем рисковать, греби вон к тому берегу, – старик указал на продолговатый мыс, видневшийся вдалеке и заходящий далеко в воду, расстояние до него было примерно метров около трёхсот.

Вадим послушно направил лодку к видневшемуся вдали берегу. Солнце было ещё высоко, но руки уже изрядно устали, спина ныла от долгого сидения. Время от времени Вадима сменял Матвеич, который в данный момент черпал ковшом воду со дна лодки, вспоминал Степана Петровича и при этом очень нелестно отзывался о нём. В частности, старик указывал на особенности строения тела Степана Петровича, якобы у того вместо головы задница, а вместо рук – ноги. Отчерпывать воду приходилось не первый раз, после первого часа пребывания на воде им действительно пришлось вычерпать всего лишь один ковш, но количество прибывающей воды увеличивалось с течением времени, обувь, составленная на дне лодки, успела немного подмокнуть, прежде чем было замечено протекание, и ботинки переложили на лавки, рядом с собой. Это огорчило людей, ведь предстояло ещё пробираться по лесу.

– Пёс бы побрал этого Степана! Чтоб у него в штанах так же вода прибывала! Пусть оттуда своим горшком воду вычерпывает! – злился Матвеич, выливая очередную порцию за борт. – Завтра к Соболевым сходим, надувную лодку возьмём, нормальную, а в этом гробу Степан пусть сам плавает!

Вадим вяло улыбнулся, усталость давала о себе знать, хотелось сложить вёсла и лечь прямо здесь, на лавочке, свернуться клубком, словно кот, и уснуть. Жара вымотала обоих, к тому же сказывалось хроническое недосыпание, нервы были на пределе. При очередной порции брани в адрес Степана Петровича, Вадим внезапно почувствовал лёгкое головокружение и одновременно с этим едва различимый шёпот. Сорокин замер, вёсла застыли, наполовину погружённые в воду. Матвеич заметил перемены, произошедшие с Вадимом, и тут же прервал поток ругани.

– Ну, что?! Здесь? – вполголоса спросил старик, с надеждой глядя на Вадима.

– Прямо под нами, – немного придя в себя, произнёс Вадим, нахлынувшее на него чувство постороннего присутствия было настолько сильным, что у него закружилась голова. Было такое ощущение, что стоит опустить руку в воду, как он тут же коснётся холодного склизкого тела, так давно находящегося под водой.

– Наконец-то! – только и смог выдохнуть Матвеич, на радостях он даже забыл про ковш и про воду, прибывающую в лодку.

До берега оставалось каких-то двести метров, но день неумолимо близился к концу. Вода была прозрачной, но не настолько, чтобы полностью увидеть дно, были видны лишь верхушки водорослей и множество мелких рыбёшек, беспрестанно сновавших из стороны в сторону.

– Теперь твой выход, Вадимка, нырять придётся, бери крюк, – старик поднял мокрую верёвку со дна лодки с привязанным крюком на конце, с которым Сорокин успел познакомиться утром, – как только дотянешься до тела, цепляй крюком за что-нибудь, на месте определишься за что, и всплывай. Здесь мы её вместе на поверхность подтянем и к борту привяжем, а там уж и до берега как-нибудь доберёмся.

Вадим не терял времени даром, пока Матвеич читал наставления, он уже снял верхнюю одежду и аккуратно сложил её на лавочке, оставшись в одних трусах.

– Я, конечно, не водолаз, но постараюсь. Вот только, что мне делать, если плохо станет под водой, вдруг голова закружится, или она меня схватит и на дно утянет? Что мне тогда делать? – тревожился Вадим.

– Схватить не схватит, не может она средь бела дня сопротивляться. А вот с тобой что делать?.. – Матвеич задумался, огляделся по сторонам и заметил ещё одну верёвку, служащую для крепления лодки к тележке, она лежала в ячейках, расположенных в носовой части, служащих для различных рыболовных принадлежностей. Он протянул её Вадиму, – вот, держи, обвяжи вокруг себя, если почувствуешь неладное – потяни за неё, я пойму, что тебе нужна помощь и сразу же вытащу тебя.

Вадим обвязал один конец верёвки вокруг себя, второй остался в руках у Матвеича, затем Вадим, немного помявшись, набрал полные лёгкие воздуха и, аккуратно перевалившись через борт, скользнул в воду, оставив Матвеича одного на раскачивающейся от толчка лодке.

Вадим медленно погружался на дно, это было не просто, вода выталкивала его наверх, к тому же сильно мешал крюк, зажатый в руке, приходилось работать ногами и корпусом, волнообразными движениями врезаясь в толщу воды, давление которой росло по мере погружения. Руки Вадим плотно прижал к туловищу. Глаза были приоткрыты, и чистая прозрачная вода предоставляла хороший обзор. Глубина, как говорил старик, действительно оказалась небольшой, и вскоре Вадим стал различать дно, сплошь поросшее высокими водорослями, они уже окружали его со всех сторон, и в памяти невольно всплыл прошлый сон. Противные склизкие водоросли цеплялись за ноги, но их тонкие нити не представляли собой препятствия. Инерция, полученная телом после прыжка в воду, ослабла и приходилось грести свободной рукой, часто перебирая ногами. Шёпот, появившийся на поверхности, здесь, под водой, усилился в несколько раз, теперь можно было разобрать отдельные слова, среди которых часто произносилось его собственное имя. Шёпот нарастал и уже перешёл в бормотание: «Не смей… ты… не понимаешь, что дел… шь… Вадим… не тро… ай… тело!» – слышался голос в голове, а Вадим был уверен в том, что этот голос звучал только у него в голове, и что кроме него никто не слышал этого шёпота. Тем временем голос звучал всё настойчивее, всё требовательнее, всё пронзительнее, срываясь на хрип, утробный, полный безграничной злобы. Уши болели от давления воды, глубина составляла примерно четыре – пять метров, воздуха осталось лишь для возвращения на поверхность, Вадим уже подумывал дёрнуть за верёвку, чтобы Матвеич помог ему быстрее всплыть, так как Сорокин, хоть и отлично плавал, но на такую глубину погружался впервые. Перед тем как начать подъём, Вадим последний раз толкнулся ногами, опустившись ещё немного ниже, и в этот момент перед ним открылось каменистое дно. Лучи солнца едва проникали сюда, но всё же света оказалось достаточно для того, чтобы увидеть ужасное зрелище. По каменистому дну были разбросаны кусты водорослей, тянувшиеся к поверхности тонкими, длинными нитями, образуя зеленовато-жёлтую густую паутину. Среди водорослей сновали мелкие рыбы, по дну ползали многочисленные ракообразные. Лишь в одном месте не было никаких признаков жизни: гармонию подводного мира нарушала фигура мёртвой женщины, замотанная в лохмотья одежды, которые при её жизни были сарафаном, Вадим даже мог поклясться, что именно тем, в котором она предстала перед ним тогда в заброшенном доме. Именно ОНА, потому что тело, покоившейся на дне, принадлежало Тамаре. Руки были связаны спереди, у ног лежал массивный булыжник обмотанный верёвкой, которая тянулась к шее женщины и затягивалась петлёй на белёсой шее. На голове развевались длинные чёрные волосы, они тянулись к поверхности, так же как и водоросли. Вокруг тела не было никакой растительности, словно место вокруг трупа было выжжено невидимым пламенем, и снующие со всех стороной рыбки огибали это место по широкой дуге, будто натыкаясь на невидимую преграду. Под её ногами находились лишь голые камни. Вадим уже не мог сдерживать дыхание, от нехватки кислорода начинало ломить грудь и он, ненадолго задержав взгляд на мёртвом теле, начал подниматься на поверхность. Вадим никогда раньше не видел утопленников и понятия не имел, как должно выглядеть тело, столь долгое время пребывавшее в воде, но уж точно не так, как выглядела Тамара. Тело почти не подверглось изменениям, Женщина выглядела так, будто опустилась на дно только вчера, никаких признаков смерти не наблюдалось, разве что бледность кожи. Глаза были закрыты, будто во сне, хотя их, по всем законам логики, вообще не должно уже было быть, так же не наблюдалось никаких следов вздутия, присущее телам долгое время находившимся в воде. Кожа была ровной и гладкой, никаких следов сморщивания, так называемого эффекта мацерации, более известного под названием «руки прачки». Вообще, открой она глаза – Вадима бы это нисколько не удивило. Ещё одна странность заключалась в позе женщины: она спокойно стояла, сложив на груди руки, лишь слегка покачивалась из стороны в сторону. Вадим всё быстрее и быстрее стремился вырваться из объятий этого жуткого озера к свету, длинными, бликующими иглами пронзающего толщу воды. Поверхность над головой Сорокина блестела и переливалась на солнце, в то время как под ним темнела угрюмая толща воды, в которой причудливой паутиной переплетались длинные водоросли. Казалось, Вадим застрял между двумя совершенно разными мирами, между небом и бездонной чёрной пропастью, завис во времени, барахтался впустую. Шёпот дребезжал у него в голове, голос сулил проклятия. Не выдержав напряжения, Вадим дёрнул за верёвку, для него она казалась спасительной нитью – единственное, что в настоящий момент связывало его с реальностью. Верёвка тут же натянулась, и Вадима резко потащило вверх, всё ближе и ближе к красному, продолговатому овалу лодки, словно маяк видневшемуся на поверхности. Вскоре Вадим уже жадно хватал ртом воздух, голова закружилась, от уже непривычного обилия кислорода, и худощавые, но до сих пор крепкие, руки Матвеича затащили его в лодку.

Какое-то время Вадим приходил в себя и не сразу смог ответить на вопрос, который уже не первый раз задавал Матвеич.

– Нашёл?! Ты нашёл её?! Она там? Вадимка? – Матвеич не переставал задавать однотипные вопросы, пока не получил ответ.

– Она там. Словно живая! Матвеич, разве такое может быть?! Словно вчера утонула! – видя, что старик весь превратился во внимание, Вадим продолжил уже спокойнее. – Не похожа она на труп, Матвеич, слишком хорошо сохранилась. Всё время, что я там находился, я слышал её голос, она говорила мне, чтобы я убирался прочь, чтобы не трогал её. И она называла меня по имени.

– Хорошо, Вадимка, но мы сделаем по-своему, нечего её слушать, боится она сейчас, потому как уязвима. Но нам нужно торопиться – солнце уже садится. Давай, отдышись немного и снова ныряй, теперь ты знаешь, что она там, просто зацепи крюк за верёвку, которой её руки связаны и поднимайся, я помогу тебе подняться. Как в лодке окажешься, мы с тобой вдвоём её вытащим со дна. Сможешь, Вадимка?! – старик с надеждой посмотрел на Сорокина. – Был бы я помоложе, сам бы нырнул! Вся надежда на тебя, парень!

– Смогу, Матвеич, выхода у меня другого нет, а второй такой шанс может и не представится, – Вадим поднял крюк, дыхание к этому времени полностью восстановилось. Он посмотрел на угасающее солнце, старик был прав – оставалось очень мало времени. – Ещё мне нож нужен, верёвку перерезать, которая к камню привязана, иначе мы её не поднимем, булыжник тяжёлый не даст.

Старик достал из своего кармана складной нож, открыл лезвие и протянул Сорокину.

– Осторожно, лезвие острое, – сказал Матвеич.

Вадим кивнул, взял нож, зажал рукоятку в зубах и скользнул в воду, Матвеич едва успел сесть на лавку, чтобы не упасть, когда лодка сильно качнулась. Вадим скрылся под водой, оставив на поверхности большие разбегающиеся круги. На этот раз он уже знал глубину и правильно рассчитал силы. Едва справляясь с накатывающей волнами тревогой, которую навевал непрерывный шёпот, Вадим приближался к тому месту, где покачивалось тело Тамары. Достигнув цели, Вадим едва справился со своим страхом перед этим жутким мёртвым телом, он торопился и из-за этого чуть не выронил нож. Когда он опустился на дно, рядом с телом, то пришлось сразу же схватиться за верёвку, привязанную к камню, чтобы удержаться под водой и не всплыть. Затем он взял нож в свободную руку и, преодолевая страх и отвращение перед трупом, разрезал верёвку, связывающую камень и тело женщины, подцепил крюком связанные руки и, убедившись, что Тамару больше ничего не удерживает, оттолкнулся от каменистого дна и стал подниматься на поверхность. Вадим всё время, пока находился рядом с телом, ждал и боялся того, что труп откроет глаза и схватит его, удерживая до тех пор, пока он не захлебнётся. Но ничего этого не произошло, и вскоре он уже сидел в лодке, рядом с Фёдором Матвеевичем. Немного отдышавшись, он присоединился к старику, тот осторожно вытягивал верёвку из воды, его напряжённый, сосредоточенный вид и натянутая верёвка говорили о том, что на том конце что-то есть, что-то тяжёлое. После нескольких минут усилий, аккуратными движениями им удалось вытянуть тело на поверхность. Матвеич тут же схватил тело и принялся старательно обматывать его верёвкой, затем они с Вадимом крепко привязали тело к борту.

– Плывём к берегу, Вадимка, – довольно произнёс старик и устало опустился на лавку.

Вадим молча кивнул и в очередной раз налёг на вёсла, лодка заскользила к берегу – в сторону мыса, на котором высились вековые сосны. Туда, куда неумолимо клонилось уставшее солнце.