Книга: Христианство. Три тысячи лет
Назад: 17. Европейская семья разделилась (1517–1660)
Дальше: 18. Возрождение Рима (1500–1700)
Литургические жемчужины
Помимо прозы «Книга общей молитвы» Кранмера оставила еще одно литургическое наследие всему западному христианству: вечернюю службу, которую называют «Evensong» (букв. «вечерняя песня»). Эта часть «Книги общей молитвы» особенно часто используется в литургии Англиканской церкви, и именно в таком контексте величавая проза Кранмера чаще всего производит самое глубокое впечатление. У Кранмера был особый талант к сочинению коротких молитв, известных как «коллекты», часть из которых он написал для подвижной части своего нового английского литургического года (значительно сокращенного по сравнению с годичным праздничным циклом календаря, существовавшего до Реформации). Эти маленькие литургические жемчужины в редких случаях написаны самим Кранмером, но в них используется его изысканно точный язык и его характерные выражения. Одна из самых коротких, вторая из коллект в «Evensong», которые читаются весь год, также и самая незабвенная. Ее источник – коллекта, распространенная на латинском Западе с VIII века, но Кранмер перекроил текст по своему усмотрению. Воспользовавшись основной метафорой затухающего вечернего света, во время которого совершается служба, в этой коллекте автор построил прекрасно сбалансированную тройную структуру: за двумя просьбами, составляющими молитву, следует обращение к тринитарным отношениям Отца и Сына. В характерном для него стиле Кранмер добавил пару синонимов «perils and dangers» (опасности и риски), заменив ими латинское слово «insidias» (западня), и в конце добавил к тринитарной идее очень важное слово «love» (любовь):
Lighten our darkness, we beseech thee, O Lord; and by thy great mercy defend us from all perils and dangers of this night; for the love of thy only Son, our Saviour Jesus Christ.Amen.
(Просвети нас во тьме, мы молим тебя, о Господи; и по твоей великой милости защити нас от опасностей и рисков этой ночи; во имя любви твоего единственного Сына, нашего спасителя Иисуса Христа.)
Англиканская «Evensong» отличается таким торжественным и возвышенным стилем молитвенного обращения к Богу, что служит духовным утешением далеко за пределами Англиканской церкви, и ее используют равным образом как в протестантских, так и в римско-католических церквах. В ее сегодняшнем использовании присутствует некоторая парадоксальность, ведь Кранмер совсем не скрывал своего неприятия соборов и искусной церковной музыки, и все же сейчас «Evensong» составлена из богатого наследия специально для нее сочинявшихся в течение пяти столетий гимнов и музыки и ее чаще всего исполняют хоры англиканских соборов. Возможно, Кранмер со своим мягким чувством юмора мог бы принять с благодарностью такой странный поворот судьбы, случившийся с его попыткой дать Англии сдержанную реформатскую форму богослужения.
Назад к подчинению Риму
Тем не менее этот английский эксперимент внезапно закончился, когда Эдуард, который будучи здоровым и полным сил в детстве и, казалось, готовым превзойти в продолжительности жизни своего ужасного отца, умер молодым в 1553 году. С невероятной скоростью Англия отвергла кандидатуру преемницы Эдуарда, выбранной протестантами, его кузину Джейн Грей. Вопреки ожиданиям как английских политиков, так и иностранных послов очень скоро народ ответил мятежом и соглашение, достигнутое в Вестминстере, более решительным образом, чем когда-либо еще во времена Тюдоров, было подвергнуто сомнению. Вооруженные восстания на юго-востоке Англии заставили политических лидеров королевства удовлетворить претензии на трон католички, единокровной сестры короля Эдуарда, леди Марии. Несмотря на то что статус Марии как дочери короля Генриха, вероятно, имел гораздо большее значение, чем ее религия, как только она победила королеву Джейн в борьбе за трон, немедленно принялась проводить в жизнь такой же грандиозный план, как и Эдуард, но в зеркально противоположном направлении. Она вернула все королевство к подчинению Риму и приступила к осуществлению католической реформы. В ходе этого процесса Мария сожгла на костре нескольких протестантских руководителей реформ в Англии, включая Томаса Кранмера. Она также преодолела возражения английских политиков против ее брака с королем Испании Филиппом II, предвещавшим соединение будущего Англии с самой могущественной католической монархией в Европе (см. с. 737–741). Надежды на провозглашение Слова Божьего казались обреченными в большей части Европы. Последние времена не наступали, и многие перестали слушать этот призыв. Что можно было бы сделать?
Жан Кальвин
Человеком, который вывел протестантизм из состояния стагнации в 1550-х годах, был гуманист и ученый юрист, изгнанный из Франции и странствовавший по Италии и Швейцарии, пока, наконец, он случайно в 1536 году не остановился на обочине Швейцарского союза в городе Женеве. Это был Жан Кальвин. Возможно, он никогда особенно не любил Женеву, но чувствовал, что Бог послал его туда с некой целью, и, таким образом, он подчинился Божьей воле, чтобы вести суровую борьбу и осуществить Божий замысел в этом городе. После одной неудачной попытки Кальвин был изгнан из Женевы, однако так он получил возможность отправиться в Страсбург к Буцеру и узнать, как можно на деле осуществить Реформацию. Когда жители Женевы столкнулись с ситуацией хаоса и пришли от этого в отчаяние, они рады были построить в своем городе другой, еще лучший Страсбург. В «Церковных установлениях», проект которых был заказан Кальвину в 1541 году, он осуществил план реконструкции Церкви, над которым размышлял Буцер и намеревался применить его в Страсбурге, с четверной церковной иерархией, в отличие от привычной тройной, состоявшей из епископов, священников и дьяконов.
Буцер утверждал, что в Новом Завете представлены четыре вида служения: проповедники, учителя, старейшины (пресвитеры) и дьяконы. Проповедники в целом заботились о мирянах, и эту роль выполняли средневековые приходские священники и епископы; учителя отвечали за наставническую работу на всех уровнях, вплоть до самого тщательного научного изучения Библии. Вместе проповедники и старшие учителя, роли которых в служении, очевидно, почти совпадали (больше всего это видно на примере самого Кальвина), составляли коллегию проповедников. Старейшины выполняли дисциплинарную работу в церкви, в сотрудничестве с проповедниками в церковном суде, который назывался «консистория». Это было правительство, составленное из комитетов; в других обстоятельствах такие комитеты назывались пресвитериями, так что и система обычно называлась пресвитерианской. Кальвин не особенно настаивал на том, какие конкретные формы может принять эта система, состоявшая из четырех частей, лишь бы все ее функции выполнялись надлежащим образом, однако следующие поколения «кальвинистов» были более педантичными в том, что касалось формальной стороны дела, и старались в точности воспроизвести систему, выработанную в Женеве, что привело, например, к враждебному отношению к епископам, никогда не проявлявшегося у Кальвина и других реформатских церквей, таких как церкви Цюриха, Венгрии/Трансильвании и Англии/Ирландии.
Кальвину потребовались долгие годы, чтобы наладить стабильную работу его реформированной системы, но женевцы больше никогда не рисковали своей репутацией и не выгоняли его во второй раз, и у них хватало благоразумия понять, что он был полезным человеком. Он привлекал в город талантливых иностранных изгнанников (и изо всех сил старался не обременить город в финансовом отношении содержанием бедных изгнанников), в то время как его книги и труды его друзей быстро распродавались в большей части Европы, что способствовало развитию в городе новой полиграфической промышленности. Однако в конечном счете одно событие, с нашей точки зрения трагедия, сделало имя Кальвина известным во всей Европе. В 1553 году выдающийся интеллектуал радикального толка, такой же изгнанник, как и сам Кальвин, Мигель Сервет из Испании, посетил Женеву по пути в Италию, где он должен был присоединиться к своим тайным почитателям, и опрометчиво привел в замешательство горожан своими публичными выступлениями. Сервет, помня о мусульманском и иудейском наследии своей родины, отрицал, что общепринятую доктрину о Троице можно найти в Библии. Он уже был осужден как еретик католической инквизицией с молчаливого согласия Кальвина. Кальвин считал, что его задачей было исполнение смертного приговора Сервету, и власти Женевы сожгли его на костре, хотя Кальвин выступал за более милосердную смерть, обезглавливание. Таким образом, Кальвин показал, что он, так же как и католики, был решительно настроен придерживаться основного традиционного христианского вероучения, кульминацией которого был Халкидонский собор 451 года.
«Наставление в христианской вере»
Сообразуясь с этим вероучением, с 1536 года Кальвин начал издавать свой учебник по христианской догматике «Наставление в христианской вере», общеизвестный как Institutiones, который он затем несколько раз переписывал. Учебник был задуман как разъяснение претензий католическому христианству, предъявленных Реформацией: поскольку папа препятствовал Реформации, он был антихристом, а протестанты были истинными католиками. В сильно расширенные более поздние издания и в окончательной версии с совершенно измененной структурой, написанной в 1559 году незадолго да смерти, полностью включен весь первоначальный текст. Первое предложение никогда не менялось, хотя Кальвин расширил масштаб своей задачи, начав просто со «святого [т. е. христианского] учения» и закончив «всем человеческим знанием», так что в версии 1559 года мы читаем: «Почти вся наша мудрость – во всяком случае заслуживающая наименования истинной и полной мудрости – разделяется на две части: знание о Боге и обретаемое через него знание о самих себе». Отталкиваясь от этой предпосылки, Кальвин внезапно переходит к другой посылке, также ставшей фундаментальной для его книги начиная с 1536 года: тщательное и честное исследование самих себя после созерцания Бога приводит нас к ощущению стыда за себя. Ни одна из наших способностей не может возвысить нас из бездны нашего падшего состояния, а только акт свободной Божьей благодати. В этом вновь утверждается учение Августина, а также Лютера, изложенного в его «О рабстве воли».
Учение о Божьем предопределении
Для Кальвина это «двойное знание» (duplex cognitio) – центральное в католическом христианстве, и задачей всей его жизни стал призыв к его дорогой Франции вернуться к истинной Католической церкви. По прошествии длительного времени он пришел к объяснению неудач Реформации, обращаясь к учению, которого придерживался также и Лютер и которое многие лютеране, вслед за Меланхтоном, сочли проблематичным и преуменьшили его значение. Это было учение о Божьем предопределении. Прочитав комментарии Буцера 1536 года на Послание к Римлянам, Кальвин рассуждал на эту тему, все более усложняя ее, в дополнениях к своим Institutiones. Если спасение уже в руках Божьих, как говорил Лютер, и человеческие деяния бесполезны, тогда логично сделать вывод, что Бог принял свое решение относительно спасения отдельных людей безотносительно к тому, как они прожили свою жизнь. Бог решил спасти одних людей, и логично предположить, что Он так же предназначил других к осуждению. Таким образом, предопределение было двойным. Очевидно, что те, кто не слушал Слово и не поступал сообразно с ним, были среди осужденных, что уменьшало чувство разочарования от того, что не все внимали вести, которую несла Реформация. Хорошей новостью было то, что избранники Божьи не могли потерять спасения. Учение об избранничестве стало еще важнее и еще более утешительным и оказывающим поддержку последователям Кальвина.
Еще о богословских взглядах Кальвина
Однако для Кальвина, помимо учения о предопределении, другие богословские проблемы также имели большое значение. Он никогда не был рукоположен в духовный сан, ни старой, ни новой церковью, но воспринимал себя как учителя (Doctor) и без устали проповедовал и писал комментарии на Библию, развивая проблемы, которые он обсуждал в его постоянно разраставшихся Institutiones. Центральное место в его понимании возобновленной Католической церкви занимало то достижение, к которому в ранние века христианства богословы пришли на Халкидонском соборе, с тщательно продуманным «Халкидонским исповеданием веры». Христос был одним Лицом в неразрывно связанных двух Природах как Бог Сын и, таким образом, неотделимым от Божественной Троицы, и в то же время человеком Иисусом, который родился в Палестине. Халкидон имел особое значение для магистериальных протестантов, которые считали его последним собором всей церкви, принявшим правильное решение о вероучении в соответствии с основными доктринами, провозглашенными в Писании; эти протестанты тем более были склонны проявлять уважение к ранним соборам, чем более непримиримо радикалы отрицали это наследство (см. с. 680). Тщательно выверенное равновесие утверждений в Халкидонском определении веры, где особо подчеркивается нераздельность двух природ Христа, предоставляло Кальвину образец для выработки общих принципов, ставших для него определяющими: различение, но не разделение (distinctio sed non separatio).
Это была идеальная модель для богослова, так осознанно стремившегося к новому, чистому и сбалансированному католичеству для Западной церкви. Это отразилось, например, в учении Кальвина о Церкви (как видимой, так и невидимой), или об избранничестве как в целом для церкви (подобно детям Израилевым), так и, в частности, для отдельных избранных людей (таких как патриархи, например, Авраам). Однако самое важное следствие применения Кальвином доктрины Халкидона проявилось в его учении о Евхаристии. Он четко разграничивал «реальность» и «знак», и тем не менее избегал их полного разделения. Старая церковь предала этот принцип, смешав реальность и знак, приписав знакам (хлебу и вину) поклонение, которое полагается только для реальности, которую эти знаки представляют. По мнению Кальвина, Лютер также неправильно приписал знакам то, что могло относиться только к реальности, особенно в его утверждении, что тело и кровь Христа могли физически присутствовать везде (ubique), в какой бы части мира не совершалась Евхаристия. Это была доктрина Лютера, названная вездесущностью, высмеиванию которой Кальвин посвятил значительную часть окончательной версии своих Institutiones. Вместе с тем, он считал, что Цвингли слишком разделял знак и реальность, и подчеркивал, что «в таинствах реальность дана нам наряду со знаком». Во время Евхаристии Бог не снисходит к нам, чтобы воссесть на престоле, но через знак преломления хлеба и принятия вина Он возвышает нас к себе на Небеса. В этом состоит смысл, провозглашенный древним призывом латинской Мессы, «Sursum corda» (Горе́ имеем сердца).
Попытки объединить протестантов
Кальвин приложил много усилий, пытаясь найти компромиссные формулы, которые могли бы объединить протестантов, что входило в его планы замены папского католичества чем-то, что он считал более подлинным католичеством. Его огорчало разделение между швейцарскими протестантами и лютеранами в вопросе о Евхаристии, что казалось совершенным безумием во время разгрома протестантов Карлом V в войне против Шмалькальденской лиги. Вместе с Генрихом Буллингером Кальвин составил в 1549 году текст соглашения, позднее получивший известность как Consensus Tigurinus («Цюрихское соглашение»). Последовательно придерживаясь принципа создания форм слов, которые разные люди могли бы понимать немного по-разному, авторы этого документа продемонстрировали редкую способность искусного управления конфликтными ситуациями в религиозных расколах XVI века. В результате в таком качестве этот документ совершенно не удовлетворил лютеран, яростно охранявших богословское наследие Лютера: они также твердо, как и сам папа, придерживались мнения, что тело и кровь Христа реально присутствовали в евхаристических хлебе и вине. В результате попытка объединить протестантов перед лицом угрозы со стороны Рима только привела к еще более глубоким разногласиям, разделявшим их.
Лютеране с четким конфессиональным самосознанием постепенно стали играть ведущую роль в развитии протестантизма в Германии и Скандинавии, а также в большинстве германоязычных общин Восточной Европы. После многочисленных внутренних дискуссий по вопросу о том, кто наиболее верно представляет наследие Лютера, они определились с лютеранской самоидентификацией в «Формуле согласия» 1577 года, подтвержденной в Книге согласия в 1580 году. Эта версия вероучения Лютера была весьма избирательной. В вопросах о некоторых ключевых моментах в богословии подразумевалось, что если Кальвин был за них, развитое лютеранство должно быть против них, безотносительно того, что Лютер мог бы прийти к согласию с Кальвином. Одна выгравированная табличка из дома в Виттенберге, теперь занявшая свое место в доме-музее Лютера, прямо (и грамматически неправильно) провозглашает: GOTTES WORT UND LUTHERS SCHRIFT/IST DAS BABST UND CALVINI GIFT – «Слово Божье и писания Лютера – яд для папы и Кальвина». Эта неприязнь не была в целом взаимной: с течением времени реформаты предприняли ряд усилий к объединению, напуганные возраставшим влиянием католической Контрреформации, но обычным ответом со стороны лютеран был обиженный и многословный отказ.
В других местах яркий стиль и стимулирующая интеллектуальная энергия, которой пропитаны Institutiones Кальвина, вдохновили различные церкви, где сложилось мнение, что Реформация Лютера была недостаточной. Другие значительные богословы присоединились к Кальвину против догматического лютеранства, часто сожалея о разделении протестантов, но не видя другого выхода: такие люди, как изгнанный польский епископ Ян Лаский (Johannes à Lasco в латинизированном варианте, в котором сделана попытка воспроизвести польские согласные), бывший блистательный проповедник из Италии Петр Мученик (Пьетро Мартире Вермильи) (см. с. 722–725) или харизматичный странствующий шотландец Джон Нокс. Официально учрежденные ранее швейцарские протестантские церкви более осторожно действовали сообща с Кальвином. В Пфальцграфстве, княжестве империи, имевшем очень важное значение, и князь которого курфюрст Фридрих III стал союзником реформатов, международная группа реформатских ученых составила катехизис (исповедание веры для образовательных целей), сопоставимый с Consensus Tigurinus, задуманный как документ, с помощью которого можно было бы объединить как можно больше протестантов с различными взглядами. Известный как Гейдельбергский катехизис, поскольку Гейдельберг был столицей пфальцграфства курфюрста Фридриха и документ был составлен в университете этого города, он получил широкое распространение с момента его публикации в 1563 году. Три года спустя, в 1566 году, Буллингер составил «Второе Гельветское исповедание», с той же самой целью достигнуть единства, и это исповедание также было принято многими протестантами. Реформатское христианство вывело Реформацию из состояния неуверенности и разочарования. Лютеранство постепенно застывало в своей окончательной форме, ограниченное германоязычными и скандинавскими культурами; реформатское христианство распространялось среди удивительного разнообразия языковых групп и общин, отчасти благодаря тому, что многим из лидеров этих групп пришлось пережить такие же жизненные невзгоды, как и Кальвину, когда их изгоняли из их родных мест и они провозглашали свою весть в чужих городах и странах.
Реформатские протестанты, конфессионализация и толерантность (1560–1660)
В течение 1560-х годов реформатское христианство привнесло воинственный и повстанческий дух в магистериальную Реформацию. Как и Лютер, Кальвин придерживался богословия послушания, обоснованного соответствующим толкованием Послания к Римлянам 13:1, и все же, когда он построил свою церковь в Женеве, то гораздо внимательнее, чем Лютер или Цвингли, следил за тем, чтобы церковные структуры были отделены от действовавших на тот момент городских властей. У него было ясное ви́дение того, как народ Божий сам принимает решения: у представителей его церкви было собственное мнение, они считали себя выше светских властей и противостояли им, так же как старая папская церковь. В Женеве это не было проблемой после того, как Кальвин проложил себе путь к политическому преимуществу, так как церковь и светские власти в целом находились в состоянии взаимного согласия, однако и в других местах люди могли бы приняться осуществлять проект церковных структур, разработанных Кальвином, игнорируя мнения и приказания магистратов. Кальвина тревожил тот факт, что в Нидерландах, Шотландии и Франции его идеи способствовали революционным движениям; вдохновленные его идеями люди считали себя избранной армией Божьей, чей долг состоял в том, чтобы бросить вызов антихристу.
Власть, дарованная Богом
Очень часто революционными реформатскими лидерами были представители знати, восставшие против своих монархов; они не были смиренными приверженцами Реформации, как анабаптисты, а сами были магистратами, их власть была дарована Богом, так же как королям и высшей знати, что приводило их протесты к успешным результатам, что и обнаружили лютеранские князья в 1520-х годах, когда император Священной Римской империи попытался принудить их вернуться обратно в католичество. Знатные люди могли обуздать как своих сюзеренов, так и разрушительную силу протестантской толпы, стремившейся к физическому уничтожению старой церкви. Революционные толпы, преданные идее борьбы с антихристом, вдребезги разбивали церковные витражи и крушили статуи, громко распевая псалмы Давида, переложенные на ритм легких для запоминания рифмованных песен с народными мелодиями, популярных в Женеве; когда они были приняты в контексте менее подрывавшей общественные устои религиозной революции в Англии, их стали называть «женевскими псалмами». Музыка была секретным оружием народной Реформации. Распевание или даже бормотание себе под нос или насвистывание узнаваемых мелодий проникало туда, куда не доходили проповеди и где книги могли быть поводом для обвинения в преступлении. Политический результат был поразительным.
Еще при жизни Кальвина реформатские протестанты начали беспокоить французскую монархию, которой понадобилось 50 лет, чтобы с помощью военных действий и предательскими методами их приструнить. Во Франции их прозвали «гугенотами» – словом, происхождению которого так не нашлось убедительного объяснения. Активисты Реформации в Шотландии подвергли унижению, а затем свергли королеву-католичку Марию, в то же время учредив церковь («кирку» на шотландском диалекте), изолировавшую своих епископов и последовавшую примеру церковного управления Женевы с ее пресвитерианской системой. Шотландская церковь стала типичным примером того, как проводится в жизнь общественная дисциплина по образцу женевской консистории, но сама эта публичная дисциплина, когда кающиеся грешники сидели на специальной скамье на виду у всего прихода в переполненных людьми церквах каждое воскресенье, существенным образом способствовала выражению всеми членами прихода своего мнения как в выборе пресвитеров для поддержания системы, так и для контроля за искренностью тех, кто был осужден на публичное покаяние. В современном обществе у этих «кальвинистских» систем темная репутация как у институтов подавления, однако мы забываем, что эти системы работали, потому что люди этого хотели. Случаи повторного совершения того же греха были редкими. Реформатская дисциплина служила средством контроля за угрожающе полным насилия и изменчивым миром, и все общество было вовлечено в функционирование этой системы.
Другие реформатские активисты были главной движущей силой в успешной революции, свергнувшей католическое испанское господство в Северных Нидерландах и установившей там реформатскую церковь, также с пресвитерианским управлением. В Восточной Европе военное превосходство реформатских князя и знати в Трансильвании стало устрашающим фактором для турок и привело их в замешательство в первый раз после того, как Оттоманская империя одерживала сокрушительные победы в Венгрии. Реформатское благочестие оказывало сильное влияние на Англиканскую церковь, несмотря на враждебность протестантского монарха, королевы Елизаветы, которая была почти такой же своенравной в своих богословских предпочтениях, как и ее отец, король Генрих. После смерти другой его дочери, Марии, в 1558 году, когда королевство перешло в руки Елизаветы, ее новое постановление о религии 1559 года было направлено на реанимацию наполовину неосуществленной религиозной революции Эдуарда VI, в результате чего появилась Англиканская церковь. Многие елизаветинские активисты среди протестантских подданных королевы не видели причин, по которым такая революция оставалась наполовину осуществленной, и постоянно оказывали на нее давление с целью добиться больших перемен. Со временем те, кто был готов согласиться с требованиями королевы, стали неодобрительно называть недовольных «пуританами».
Раскол
В результате к 1570 году раскол в Европе стал для всех очевиден. Череда политических кризисов привела к тому, что на севере преобладали протестанты, а на юге – католики. Судьба двух католических флотилий, одна из которых была победоносной, другая – потерпевшей сокрушительное поражение, может служить символом развития истории в двух противоположных направлениях на севере и на юге после 1570 года. В 1571 году флот, собранный по преимуществу из католических стран, под командованием Дона Хуана Австрийского, незаконного сына Карла V, от имени испанского короля, разгромил турецкий флот при Лепанто (современный Нафпактос на берегу Коринфского залива); это было самым главным сражением, остановившим исламскую экспансию в Западную Европу. Однако на севере в 1588 году испанская Непобедимая армада была остановлена искусными маневрами капитанов королевы Елизаветы в Ла-Манше, а затем рассеяна штормами Северного моря и Атлантического океана и так никогда и не смогла осуществить католическое завоевание протестантской Англии. В результате этого разделения на протестантский север и католический юг людям приходилось делать выбор, или, по крайней мере, правители заставляли их это делать. Под каким сводом религиозных учений они должны были подписаться?
Конфессионализация Церквей
Историки придумали не слишком привлекательный, но, возможно, удобный термин для обозначения этого процесса: конфессионализация. Это означает создание строго определенных систем вероисповедания для отдельных церквей, которые раньше не определяли для себя четких рамок, отличавших их от других религиозных течений, и не пытались идентифицировать себя с каким-либо из них. Конфессионализация представляет собой признание поражения в борьбе за обновление единой Латинской церкви. В Западной Европе было нелегко избежать этого процесса установления четких границ. Одна маленькая часть Швейцарии, Гризон или Граубюнден, быстро осознала преимущества той свободы, которую предоставило ей ее положение в Альпах и бедность: в 1526 году, когда Реформация начала разделять Европу, эти деревни пришли к договоренности в их главном городе Иланце, согласно которой каждая деревня может выбрать, принадлежать ли ей к Католической или Реформатской церкви. Несмотря на множество споров, эта договоренность оставалась в силе более века, по прошествии которого некоторые люди с неординарным мышлением в других местах Европы начали осознавать, что в этой идее был свой смысл. Другой важной областью религиозного плюрализма, в этом случае подчеркнуто противоречащего мнению официальной Реформатской церкви, были Северные Нидерланды. Свергнув любую клерикальную тиранию и ревниво охраняя автономию провинций, составлявших их государство, светские правители (регенты) этой новой республики не собирались позволять их реформатскому духовенству установить свою монополию на вероисповедание. Голландцы могли свободно не участвовать в приходской жизни, если только они не становились причиной беспорядков; в конечном счете это относилось даже к римским католикам.
Однако именно в Восточной Европе были предприняты самые практичные попытки для официальной организации системы сосуществования разных религий, и здесь местные правители даже превзошли Граубюнден, особенно впечатляюще это выглядело в княжестве Трансильвания, возникшем на обломках старого Венгерского королевства. Правители Трансильвании вели борьбу за независимость как от Габсбургов, так и от Оттоманской империи и позаботились о том, как примирить по возможности большее количество венгерской знати, религиозные взгляды которой отличались большим разнообразием, и лишь немногие были членами дискредитировавшей себя старой церкви. Их религиозная принадлежность была разнообразной от правоверного лютеранства до неожиданно открытого отрицания Троицы теми, кого вдохновляла проповедь итальянских радикалов, бежавших от все усиливавшихся преследований римской инквизиции (см. с. 726–728). Весь этот религиозный спектр нашел свое выражение в духовных исканиях харизматичного лидера венгерской церкви Ференца Давида, прошедшего путь от лютеранина до антитринитария; он произвел большое впечатление на одного князя, Яноша Жигмонда Запольяйя.
В соответствии с данной тенденцией, что было удивительно для того времени, сейм Трансильвании постановил, что невозможно заставить разные группы договориться об общем вероисповедании, и поэтому следует признать их существование на законных основаниях. В 1568 году сейм собрался в главной церкви города Торда (в здании, в котором теперь, когда оно вновь стало католической церковью, нет напоминаний об этом событии, имевшем столь большое значение), и было объявлено:
Духовенство должно проповедовать и провозглашать [Евангелие] в соответствии со своим пониманием его, и если община пожелает это принять, пусть принимает; если же нет, никто не должен силой навязывать свое учение, если оно не согласовывается с умонастроениями общины, но пусть тогда она слушает того проповедника, чье учение ей нравится… никому не позволено угрожать тюрьмой или ссылкой из-за религиозного учения, так как вера – дар Божий.
В первый раз в Европе XVI веке официально признавались радикальные христианские общины (хотя скорее это было молчаливое признание, чем официальное разрешение), до этого был только один короткий и злосчастный эпизод в маленьком городе Никольсбурге. Позднее трансильванские князья перестали заигрывать с антитринитариями. Как и большинство венгерской знати, они обратились в реформатскую веру и время от времени угрожали и преследовали неосмотрительных антитринитариев, но все же придерживались общих принципов, принятых в Торде.
Религиозная картина Трансильвании
Реформатская вера трансильванских князей в конце концов привела их к непомерно высокому мнению о своей роли правителей своих княжеств в Божьем замысле. В середине XVII века талантливый и честолюбивый князь Дьердь Ракоци под влиянием своих реформатских проповедников стал считать себя подобием израильского царя Давида, назначенного Богом для борьбы против всех его врагов. К сожалению, Бог не оказал достаточной милости к становившимся все более нереалистичными планам князя Дьердя завоевать польский трон и бросить вызов своим оттоманским сюзеренам, и после его смерти от раны, полученной в бою в 1660 году, его княжество пришло в упадок. Это был красноречивый знак того, что времена изменились, и к концу XVII века семья Ракоци, теперь уже не будучи княжеской династией, обратилась в католичество. И все же, даже когда Габсбурги завоевали эти земли и изо всех сил старались стереть все следы религиозных свобод, соглашение, принятое в Торде, упрямо оставило свой след на религиозной картине Трансильвании. В этой части Европы, где сеть средневековых приходов почти такая же густая, как во многих частях Западной Европы, очень интересно путешествовать из одной деревни в другую и обнаруживать, что старые приходские церкви Трансильвании все еще сохраняют то богатое убранство интерьера, оформленное в стиле немецких лютеранских церквей, то яркое католическое барокко, то представляют собой реформатский молельный дом с чисто выбеленными стенами, кажущимися еще более сияющими от украшающих их развешанных повсюду кружев, или, наконец, экзотически выглядящее для Средних веков место почитания Бога, представлявшее собой церковь унитарианского прихода, отличавшуюся от реформатской церкви в соседней деревне главным образом гордым девизом, написанным на стене церкви по-венгерски: «Бог един!»
Инициатива Трансильвании вскоре была подхвачена Речью Посполитой, однако с совершенно другим конечным результатом. В 1600 году идентификация Польши с католичеством, пережившим в XX веке Гитлера и Сталина, выдвинувшим из своей среды польского папу и ослабившим власть советского коммунизма, все еще не была особенно заметной, в то время как в 1560-е годы невозможно было бы сказать, будет ли религиозное будущее Речи Посполитой связано с римским католичеством, лютеранством или реформатством – возможно, даже с иудаизмом. Лютеране, в основном германоязычные, играли важную роль в экономической жизни городов и поселений Речи Посполитой. Реформаты не только гордились одним из самых близких к государственным кругам лидером, Яном Ласким, но пользовались расположением самых влиятельных семей Речи Посполитой, в частности Радзивиллов, которые жили как короли и контролировали основные военные силы Великого княжества Литовского. Возможно, пятая часть знати присоединилась к реформатской вере, и в польском сенате в 1560–1570-х годах абсолютное большинство его неклерикальных членов сочувствовали реформатам или сами придерживались реформатских взглядов.
«Социниане», радикальные антитринитарии
Радикальные антитринитарии в своей собственной «малой», или арианской, церкви вели жизнь более открытую, чем любые другие подобные группы в Европе, за исключением своих ближайших союзников в Трансильвании. Они были особенно влиятельны в восточной части герцогства Литовского, и, возможно, у них были контакты с различными русским диссидентскими группами, в особенности с так называемыми «жидовствующими», которые также выражали сомнения относительно догмата о Троице и отвергали иконы (см. с. 569–570). Однако эти уже существовавшие религиозные течения, происходившие из среды русских еретических групп, вскоре получили развитие у изгнанников из Южной Европы, так что антитринитарии стали называться «социнианами», по имени двух итальянских радикалов, Лелио Франческо Социни (Socinus), и его племянника Фаусто Паоло Социни [sic], который принес свое учение в Польшу. Удивительно скоро, в 1569 году антитринитарии смогли открыть свою богословскую школу в Польше, Раковскую академию, с собственным издательством. Раковский катехизис, напечатанный в 1609 году, стал первым изложением веры антитринитариев на латыни, получившим известность во многих странах.
В академии созрел проект еще одной попытки выработать альтернативный способ организации общества. Подобно гуттеритам, которые как члены коммуны были оазисом свободы в Моравии, антитринитарная община имела общую собственность, придерживалась строгих пацифистских принципов и соблюдала равенство среди своих членов. В отличие от гуттеритов, в Ракове не относились с подозрением к независимой мысли и образованности. Община была самым смелым вызовом из всех, возникших среди протестантов, иерархическому высокомерию европейской знати XVI века, и при этом среди большого разнообразия польских радикальных христианских учений появились новые взгляды: антитринитарии обсуждали на своих церковных собраниях вопрос о том, имеет ли право верный христианин иметь крепостных крестьян, в связи с тем, что покровителями антитринитариев обычно были представители знати, которые владели крепостными. Эта версия радикального христианства очень сильно отличалась от непритязательности гуттеритов, ремесленников из Центральной Европы. На территории тогдашней Литвы (теперь Беларуси) ученый Симон Будный, склонный к изменению своих взглядов до такой степени, что это приводило в замешательство даже антитринитариев, в 1572 году напечатал первую версию Библии на польском языке. В подготовке ее издания участвовали несколько раввинов-караимов – представителей течения иудаизма, которое, как и протестантизм, принимало только то, что считалось буквальным смыслом Писания. Они охотно сотрудничали с христианиномпротестантом Будным, не скрывавшим своего восхищения еврейским каноном, известным как ТаНаХ.
Политические реформы в условиях религиозной конкуренции
При такой конкуренции на фоне религиозного многообразия в Речи Посполитой в середине XVI века ее лидеры инициировали политические перемены с далеко идущими последствиями для будущего этого региона. Первой инициативой была реструктуризация общественного строя, зафиксированная в Люблинской унии 1569 года (см. с. 576), за которой последовала возможность внести религиозное многообразие в конституцию содружества. Король Сигизмунд Август умер в 1572 году; из-за своей трагически неудачной истории семейной жизни он оказался последним из Ягеллонов по мужской линии. Теперь постановления, конституционно закрепленные в Люблинской унии, вступили в силу: избрание нового монарха было делом знати содружества, большинство которой было настроено против того, чтобы Габсбурги добавили новый трон в свою европейскую коллекцию, и очевидным альтернативным кандидатом был выбран представитель французской династии Валуа, главных соперников Габсбургов. Последовали переговоры с младшим братом короля Карла IX, Генрихом, герцогом Анжуйским, однако ситуация осложнилась тем, что ранней весной 1572 года пришла шокирующая весть из Франции. Во время Варфоломеевской ночи католики зверски расправились с протестантами, и резня распространилась по всей Франции (см. с. 742). Неудивительно, что протестантская польская знать решила, что Генрих не займет свой трон, пока не гарантирует, что такие события не повторятся в их содружестве.
В результате в 1573 году был созван Варшавский сейм, на котором текст предложения о религиозной свободе единогласно одобрили как соглашение («конфедерация») с новым королем. Его сформулировали как декларацию намерений знати, которую Генрих вынужден был признать при своем восшествии на престол:
Поскольку в нашем содружестве (Respublica) нет ни малейшего разногласия по вопросу религии, с самого начала среди наших людей по этому вопросу, для того чтобы предотвратить любые подобные приносящие ущерб раздоры, как мы видим это в других государствах, мы обещаем друг для друга и для наших потомков навсегда… что мы, различающиеся в наших религиозных взглядах, будем хранить мир друг с другом, и мы не будем проливать кровь или наказывать друг друга конфискацией имущества, бесчестьем, тюремным заключением или изгнанием из-за различия веры или изменения церковной принадлежности, и мы не будем никаким образом содействовать никаким магистратам или должностным лицам в совершении подобных актов.
Юный король Генрих согласился, несмотря на опасения его французских советников и яростные протесты со стороны польских епископов (только один из них подписал конфедерацию). Во все время существования Речи Посполитой конфедерация оставалась краеугольным камнем ее политической и религиозной жизни. Соглашение 1573 года оправдывало гордую польскую претензию (что было почти, но не совсем правдой) на то, что эта страна обходилась без сожжения еретиков у позорных столбов. Европа вступила в XVII век, имея государства с конституционным управлением на своем восточном фланге, от Балтийского до Черного моря, которые показали европейцам, как они могли бы наилучшим образом использовать схизмы, возникшие в западном христианстве. К сожалению, последующая история этого региона не оправдала надежд на дальнейшие достижения в таком многообещающем начинании и задержала развитие религиозной терпимости на более широкой основе. Пришлось дожидаться подобных инициатив из других мест, и они пришли только в результате жестоких религиозных войн, подвергавших эрозии большую часть Европы и Британские острова вплоть до XVIII века.
Кризис Реформации: Тридцатилетняя война и Британия
Проблемой Реформации продолжала оставаться граница между протестантской и католической частями Западной и Центральной Европы, поскольку власть католических Габсбургов широко распространялась к северу и югу. Карл V не смог развить успех, достигнутый в ходе войн с Шмалькальденским союзом, и Аугсбургский религиозный мир, заключенный между Габсбургами и протестантами в 1555 году в первый раз зафиксировал вынужденное признание католическим монархом законного существования протестантов. С тех пор в составе того лоскутного одеяла областей с различным управлением, каким стала Священная Римская империя, каждый правитель мог решить, чью сторону принять в этом религиозном разделении, и как делить в соответствии с этим принципом свою территорию, а его подданные должны были подчиниться. Так установился принцип cuius regio, eius religio (чья власть, того и вера). Произвольность такого решения уравновешивалась чрезвычайной запутанностью границ на территории империи, позволявшей ее подданным, не согласным со своим правителем, переместиться на два–три километра, однако были и более значительные ограничения.
Мирное соглашение 1555 года отразило реальную ситуацию, сложившуюся в ходе войн со Шмалькалденским союзом: основная масса протестантов, сражавшихся с католиками, была лютеранского вероисповедания, и в результате двумя дозволенными религиями в империи были только папское католичество и лютеранство. Только спустя четыре года после мирного соглашения в Аугсбурге, в результате неожиданного поворота судьбы в династическом престолонаследии, к власти пришел новый монарх Пфальцграфства с серьезными намерениями, не принадлежавший ни к одной из этих конфессий, курфюрст Фридрих III Пфальцский. Он отстаивавал право создать нелютеранскую церковь, все более принимавшую откровенно реформатскую форму, в Пфальцграфстве (ту самую, что создала Гейдельбергский катехизис в 1563 году: см. с. 694). Несмотря на то что преемники Фридриха колебались в выборе между Лютеранской и Реформатской церквами, другие германские князья последовали его примеру, отвернувшись от все более догматизировавшегося лютеранства, и начали создавать церкви реформатского образца, реорганизованные из лютеранских церквей в ходе процесса «Второй Реформации».
Нестабильность возрастает
К своему удивлению и разочарованию, правители обнаружили, что их лютеранским подданным это не понравилось. Когда в 1614 году незадачливый курфюрст Иоганн Сигизмунд Бранденбургский попытался защитить своих реформатских проповедников от народного гнева, в Берлине были слышны возгласы толпы: «Ты проклятый мерзкий кальвинист, ты украл наши священные образы и уничтожил наши распятия: теперь мы разберемся с тобой и твоими кальвинистскими священниками!» Реформаты сталкивались с лютеранскими церквами, которые, среди огромного многообразия традиционных форм благочестия, как казалось, стали прибежищем для традиционной религии в том виде, какой она была до всех волнений, связанных с Реформацией. Лютеранскую Мессу (которая до сих пор так и называется) по-прежнему читали отчасти на латыни священники в полном облачении, которые даже поднимали освященный хлеб на службе согласно традиции. Лютер в народном сознании стал святым, его изображения, как считалось, охраняли дома от пожаров, если повесить их на стене гостиной. Вплоть до XIX века лютеранские инспекционные команды в Дании были встревожены, обнаружив деревенские приходы, где прихожане продолжали совершать паломничества, почитать чудотворные источники, отмечать праздники и молиться за близких перед святыми, как и много веков назад, и Дания не была исключением среди стран, окружающих Балтийское море. К концу XVI века группу реформатских церквей в Центральной Европе невозможно было не замечать, но все же для нее не нашлось места в Аугсбургском мирном соглашении 1555 года, в котором строго соблюдался принцип признания только тех, кто придерживался Аугсбургского исповедания. Ситуацию не облегчало отсутствие согласия по вопросу о том, подразумевались ли под этим те, кто признавал только изначальную «неизмененную» версию Аугсбургского исповедания 1530 года, или в их число включались сторонники Variata, исправленной версии, разработанной Меланхтоном в 1540 году в надежде (к явному неудовольствию Лютера) прийти к согласию с теми богословами, которые не разделяли взглядов Лютера на Евхаристию.
Начало войны
На фоне этой нестабильности в конце концов разразилась война, охватившая всю континентальную Европу, и местом вспышки было королевство Богемия, которой в течение века управляла династия Габсбургов. Жители Богемии строго хранили свою официальную гуситскую, или «утраквистскую», церковь, возникшую в результате их восстания в XV веке против Священной Римской империи (см. с. 618–621), защищаясь от любых попыток вторжения со стороны Габсбургов или католиков. В 1618 году, спровоцированные притязаниями Габсбургов, они продемонстрировали открытое неповиновение этой династии, подражая своим предкам в акте второй «дефенестрации» представителей империи в Праге (см. с. 620), хотя на этот раз предусмотрительно положенные кучи соломы смягчили падение жертв. Затем они стали искать в Европе лидера, который сумел бы помочь им отстоять их независимость и утраквистское наследие. Поскольку утраквизм был исключительно богемским явлением, монарха, который смог бы противостоять Габсбургам, следовало найти в среде протестантов, принимавших участие в Реформации XVI века. В 1619 году богемская знать выбрала следующим королем Богемии, отдав ему предпочтение против католического претендента из Габсбургов, курфюрста Фридриха V Пфальцского. Он был идеалистом и харизматичным правителем, твердо придерживался реформатского вероисповедания и уже привел в лихорадочное возбуждение весь континент как возможный лидер для всей Европы против папистской угрозы. В то время, когда богемцы выбирали Фридриха, воинственный кальвинистский князь Габор Бетлен из Трансильвании заявил о своих претензиях на борьбу против врагов Бога (и претендентов на венгерский трон), разгромив армию Габсбургов в Венгрии и захватив там территории Габсбургов. Оттоманский султан присоединился к этой стычке, предложив поддержку трансильванцам.
Габсбурги в войне
Габсбурги быстро отреагировали на этот сокрушительный удар по их власти, и их повторное завоевание Богемии оказалось неожиданно легким. Реформатское вероисповедание Фридриха вскоре стало причиной противоречий с его сторонниками в Богемии. Консервативные утраквисты пришли в ярость от иконоборческих акций, к которым призывали реформатские проповедники в Праге, и разгром в битве при Белой Горе в 1620 году, принесший победу Габсбургам, окончательно решил судьбу Фридриха. Император Фердинанд Габсбург тотчас же начал разрушать те структуры, которые в течение века гарантировали существование протестантизма и в течение двух веков официальный статус утраквистской церкви, и теперь это была единственная церковь со времен исчезновения арианства, которая бесследно исчезла из европейского христианства. Непрерывное уничтожение привилегий протестантов продолжалось также в Австрии; это было началом успешного насаждения самой помпезной версии католичества времен Контрреформации как почти монопольной религии в самом сердце владений Габсбургов – удивительное достижение, учитывая, что в 1619 году примерно 90 процентов населения Богемии не были католиками.
В то время как Фридрих после своего второго краткого правления отправлялся в пожизненное изгнание, европейские правители, как католические, так и протестантские, были сильно обеспокоены триумфом Габсбургов. Не одни протестанты были встревожены бескомпромиссными условиями Реституционного эдикта 1629 года, вернувшего земли старой церкви, потерянные даже до Аугсбургского религиозного мира, и почти объявившего вне закона реформатское христианство в пределах империи. Это события побудили и многих других взяться за оружие. Католическая Франция, как и лютеранская Швеция, вступила в войну, оказавшуюся такой разрушительной и долгой, что только в 1648 году, когда силы были истощены, правители смогли заключить Вестфальский мирный договор, чтобы положить конец Тридцатилетней войне. Согласованные границы, разделяющие католические и протестантские территории, отражают в общих чертах некоторый баланс удач и поражений, установивший территориальное распределение католиков и протестантов, удерживаемое на той стадии войны, какой она была в 1624 году. Эти религиозные границы продолжают разделять европейское общество и по сей день.
Новые реалии Западного христианства
В результате всех этих событий западному христианству пришлось столкнуться с новыми реалиями. Накануне войны многие люди серьезно верили в священный статус Богом данной судьбы Священной Римской империи. Эти принципы оказались сильнее предубеждений против католического императора Фердинанда даже для такого убежденного лютеранского правителя, как курфюрст Иоганн Георг Саксонский, поддержавшего императора во время войны против своих протестантских единомышленников. После 1648 года эта фундаментальная структура средневекового западного христианского мира уже не могла существовать как органичное централизованное государство с бюрократическим аппаратом, даже если бы была сделана попытка реорганизовать его по модели Речи Посполитой (которая теперь сама находилась в состоянии глубокого кризиса: см. с. 579–581). Имперское государственное устройство продолжало функционировать и поддерживать германскую структуру общества, но христианским правителям пришлось переосмыслить свое понимание того, как они должны управлять своими подданными. Осознав результаты религиозных войн во время Реформации, продолжавшихся до 1648 года, немногие из них проявляли склонность к крестовым походам ради веры против своих братьев-христиан; этот способ просто не работал.
Религиозный конфликт в Британских королевствах
Параллельно с этой борьбой на континентальной части Европы происходило противостояние, которое длилось более 20 лет, начиная с 1638 года, в трех Британских королевствах, Ирландии, Шотландии и Англии, под общим управлением династии Стюартов. И снова главной проблемой был религиозный конфликт. Когда династические капризы судьбы передали Ирландию и Англию в нетерпеливые руки Якова VI Шотландского в 1603 году после смерти не вышедшей замуж королевы Елизаветы, он обнаружил, что под его руководством в двух новых королевствах оказались официальные церкви, и это обстоятельство его несколько озадачило. Принадлежали ли они к реформатскому миру? Сам Яков был убежденный реформатский протестант, который изо всех сил старался справиться с реформатской шотландской церковью (и обуздать ее), так как ее духовенство было убеждено в том, что ему было Богом дано право указывать королю, что ему делать. У Якова была склонность к принижению Англиканской церкви, чтобы завоевать расположение шотландского духовенства, и в то время он, возможно, искренне не одобрял организацию, с которой у него не было никаких личных связей. В 1590 году король пренебрежительно высказался о том, что английский обряд святого причастия в «Книге общей молитвы» Кранмера был «пороком, называвшимся по-английски Мессой, ничего не значащим кроме поднятий» («an evil said masse in English, wanting nothing but the liftings», имея в виду католический и лютеранский обряд возношения освященных даров). Возможно, в другом неодобрительном высказывании в 1598 году он изобрел слово «англиканский».
Встретившись с реальностью, он изменил свое мнение: в качестве Якова I Английского он восторженно поддерживал Англиканскую церковь, в которой официальный документ об исповедании, «39 статей», прочно закрепил за ней место среди реформатских церквей в отношении вероучения, но при этом ее литургия, разработанная Кранмером полвека назад, была более детально продумана, чем в любой другой церкви реформатского мира. По причинам, прочно спрятанным в голове покойной королевы Елизаветы, в ней не только остались епископы (в Шотландии тоже были епископы, до некоторой степени), но и полностью действующие соборы со всей системой средневековой службы: дьяконами, канониками, оплачиваемыми хорами и органистами, большим обслуживающим персоналом и склонностью к использованию английской «Книги общей молитвы» в церемониальном стиле. В результате сохранения соборов появилась первоначально маленькая группа английского духовенства и некоторых сочувствующих им мирян, у которых было очень отличающееся от реформатского отношение к церкви, и они разработали стиль, в своей более развитой форме получивший название «Высокой церкви».
19. Европа после Вестфальского мира
Стиль «Высокой церкви»
Эти инициаторы Высокой церкви совсем не пренебрегали проповедью (на самом деле, один из их наиболее влиятельных членов, Ланселот Эндрюс, был знаменитым проповедником), но для них было важно торжественное служение литургии, сопровождавшейся благозвучной музыкой в обстановке, отличающейся сдержанным оформлением, как наиболее приличествующим богослужению. Они много говорили о ценности таинств, и их чаще всего называли также «сакраменталистами». Возвышение роли таинств предполагало важную роль и особые качества духовенства, совершавшего таинства, так что сакраменталисты были более клерикально настроенными в своих взглядах, чем это было принято среди английских протестантов. Обычно они не слишком считались с реформатской схемой спасения, с доминированием в ней учения о предопределении, и, намекая на последователей голландского университетского преподавателя Якоба Арминиуса, также подвергавшего сомнению роль предопределения в голландской Реформатской церкви, в течение 1610-х годов их враги стали упорно называть их «арминианами». Некоторые из них, сначала в частных беседах, а затем и провоцирующе открыто начали говорить о том, что некоторые аспекты Реформации были весьма прискорбными, что могло бы привести и к более радикальным выводам, что многое в Реформации надо бы изменить и отменить.
Арминиане против пуритан
Арминиане называли всех, кто был с ними не согласен, вплоть до епископов и знати, «пуританами», подразумевая, что такие люди не были лояльны к Англиканской церкви (на самом деле им представлялась своего рода церковь за пределами соборов, существовавшая в основном в воображении сакраменталистов). Яков заметил, что арминиане в значительно большей степени относились с уважением к монархам, чем проповедники шотландской кирки. Король благосклонно относился к ведущим ораторам этой группы, но он рационально уравновешивал их представителями реформатского духовенства, к которым общественное мнение было настроено более благосклонно. Одно из деяний Якова, наиболее достойных правителя, считавшего себя государем с международным реформатским признанием, – это то, что он убедил представителей обоих течений сотрудничать в новом проекте по переводу Библии, в создании «санкционированной версии», вышедшей в 1611 году и ставшей его самым большим достижением, с большим будущим. В ее основу было положено несколько предшествовавших переводов, вплоть до перевода Тиндейла, сделанного 90 лет назад, и даже была принята во внимание римско-католическая «Дуэйская» версия, что нанесло несколько ощутимых ударов по предшествующим протестантским переводам на английский язык; эта Библия до сих пор не теряет своего значения для англоязычной культуры во всем мире. «Библия короля Якова» – излюбленная версия консервативных христиан, утверждающих свою веру в церквах, которые настоящий король Яков совершенно не одобрил бы.
Катастрофа, устроенная архиепископом Лодом
По контрасту с Яковом его сын Карл I, при осторожной поддержке Эндрюса (теперь могущественного епископа), не отличался взвешенным подходом, когда взошел на трон в 1625 году. Он был по природе авторитарной личностью, и его реакция на оппозицию неизбежно должна была сделать его не только еще более авторитарным, но и совершенно сбить его с пути в его попытках сделать по-своему. Новый король нашел себе единомышленника в лице одного очень деятельного, добросовестного и бескомпромиссного сакраменталиста, бывшего оксфордского преподавателя Уильяма Лода. Карл настолько доверял ему, что в 1633 году помог стать архиепископом Кентерберийским. Деятельность архиепископа Лода, при всех его дарованиях, привела к катастрофическому результату. Он решительно продвигал своих сторонников по церковной иерархии. Взяв на себя инициативу продолжить некоторые аккуратные и тактичные изменения, сделанные покойным королем Яковом, он постепенно все в большей степени стал рассматривать себя в качестве патриарха церкви всех Британских островов. Еще хуже была его искренняя уверенность в том, что все церковные деятели, которые выражали несогласие с ним, принимали участие в одном пуританском «заговоре»; его деспотическая реакция, направленная против этой воображаемой сети заговорщиков, настолько привела в ярость английских протестантов, что они впервые стали считать кличку «пуританин» гордым символом, а не оскорблением, которое следует с негодованием отбросить. Многие из этих разгневанных людей отправились в находившиеся до того момента в состоянии упадка колонии в Северной Америке, предпочитая совершить опасное путешествие, чем оставаться во все более запятнанной Англиканской церкви, и это имело далеко идущие последствия для будущего протестантизма во всем мире (см. главу 20).
Вмешательство Лода в дела Ирландской церкви, при содействии деспотичного лорда-депутата короля Карла в Ирландии, Томаса Вентворта, графа Страффорда, также привело в ярость главу Ирландской церкви, Джеймса Ашшера, архиепископа Арма. Ашшер был необычной фигурой, так как, будучи членом древней ирландской семьи, он стал убежденным протестантом в условиях, когда официальная протестантская церковь смогла привлечь к себе и заставить отказаться от католичества только совсем небольшое количество жителей Ирландии. Ашшера теперь помнят только из-за его ошибочного гуманистического исторически точного подсчета, в результате которого получалось, что Бог сотворил мир в ночь накануне 23 октября 4004 года до нашей эры, что несправедливо по отношению к нему, так как он был выдающимся ученым, который хотел защитить независимость своей протестантской церкви. Ашшер знал, что слабость Ирландской церкви была результатом плохо финансируемой и плохо организованной Реформации в стране, где вмешательство английских колонизаторов привело ее в состояние постоянного кризиса, но, несмотря на все это, он рассматривал ее в качестве потенциального средства осуществления надлежащей Реформации в Ирландии. Ашшер очень четко осознавал себя вовлеченным в интернациональный протестантский мир, но в своих осторожных попытках твердо держаться собственных принципов в противостоянии с архиепископом Лодом он может восприниматься как первый из церковных лидеров, занимавших высокие посты, кто считал, что управляемые епископами родственные церкви могут, при общем объединяющем их вероисповедании, оставаться в рамках национальных границ, и при этом ни один из лидеров не указывает другому, что ему делать. В то время, когда возникшего позднее название «Объединение английских церквей всего мира» (Anglican Communion) еще не существовало, он предвидел создание такой организации.
Гражданская война в Англии
Но это произойдет в будущем, а пока Карл и Лод так испортили отношения с церковными лидерами в трех королевствах, что это породило открытые протесты, сначала в Шотландии в 1638 году против типично деспотичной попытки короля ввести версию английской «Книги общей молитвы», не обсудив этого с шотландским духовенством, а затем в Ирландии в 1641 году, где католики, решительно настроенные освободиться от английского господства, увидели свой шанс, когда протестанты находились в состоянии раздоров. В конце концов, в 1642 году разразилась гражданская война в Англии, между силами, которые возглавляло большинство английского парламента в Вестминстере, и сторонниками короля, которые считали, что такая оппозиция была борьбой против помазанника Божьего, как бы Карл не был виновен. В Англии поводом к войне было совершенное отсутствие согласия по вопросу о том, можно ли доверить Карлу возглавить армию на войне против ирландских католиков, учитывая его поддержку очень непопулярной церковной политики Лода и его друзей и его очевидных попыток обмануть своих оппонентов. Несмотря на то что некоторые католики сражались за Карла, а большинство ирландских католиков в конечном счете тактически стали его союзниками в борьбе против Вестминстерского парламента, гражданские войны и войны между королевствами в Англии и Шотландии до 1660 года были главным образом войнами между протестантами в борьбе за определение будущей структуры религии на Британских островах.
После победы пуритан
В ходе войны епископальная система управления в Шотландии и Англии была упразднена вместе с «Книгой общей молитвы». Теперь встал вопрос о том, можно ли ввести строгую версию шотландского пресвитерианства в Англии, или ограничиться менее строгой системой церковного управления. Кальвинистские теории о сопротивлении тирании были доведены до своего логического конца, когда после разгрома Карла войсками Вестминстерского парламента радикальная группа среди победивших пуритан настояла на суде над Карлом, а затем в 1649 году ему отрубили голову. Это была не беспричинная расправа, а попытка наказать короля за его преступления против народа во имя протестантского Бога. По мнению Кромвеля, Карл заслуживал быть названным так же, как рассерженный пророк Семей назвал царя Давида в особенно неприглядный момент жизненного пути этого харизматичного, но жестокого монарха, узурпировавшего власть: «убийцей и беззаконником». Ветхий Завет в этот момент раскрыл свое, довольно часто встречающееся, невысокое мнение о царях, и английские пуритане прислушались к нему и решили, что Карл должен умереть. Они создали английскую республику, или «содружество» (Commonwealth), хотя непримиримые роялисты, оглядываясь назад в прошлое после его разрушения, были склонны среди более пренебрежительных названий обозначать его как междуцарствие (Interregnum), то есть период между двумя царствованиями. Действия республики были настолько успешными, что в течение десяти лет после 1650 года она впервые в истории объединила атлантический архипелаг Британских островов в единое политическое целое. Победив шотландцев, республиканский режим не проявил склонности к насаждению пресвитерианства в Англии, а ограничился тем, что Англиканская церковь стала лишь немного более централизованной национальной федерацией протестантских приходов.
Крах пуританства
Тем не менее впоследствии пуритане были разбиты и изгнаны из-за того, что были такими же бескомпромиссными, как и бедный архиепископ Лод (казненный за свою безоговорочную приверженность Высокой церкви в 1645 году, даже несмотря на то, что он был обреченным узником Вестминстерского парламента в течение предыдущих пяти лет). Последующие пуританские режимы отличались такой же нетерпимостью в отношении жителей Англии и не могли выстроить популярного политического устройства для замены монархии. Фактический правитель в течение большей части 1650-х годов, Оливер Кромвель, бывший военный командир, оказался невольным диктатором во имя благочестивой Реформации (и дальним родственником министра Генриха VIII Томаса Кромвеля), который закончил тем, что приказал отменить Рождество и танцы вокруг майских деревьев во время весенних праздников. Еще хуже для населения было то, что режим Кромвеля не был бескомпромиссным в одном отношении: он терпимо относился к различного рода радикальным сектам, которые воспринимались общественным мнением как нарушающие все общепринятые этические нормы. В Англии были баптисты, придерживавшиеся принципа крещения взрослых, как анабаптисты континентальной Европы в предшествовавшем столетии; баптисты были маленькой группой до того, как начались гражданские войны, но их количество стремительно выросло в парламенте и в целом во всей стране после войн. Они сильно раздражали большинство населения, которое считало само собой разумеющимся, что благополучие христианского общества зависит от всех его членов, крещенных в детстве.
Шокирующее откровение рантеров и квакеров
Самыми шокирующими были те, кого возмущенные респектабельные люди называли рантерами; у них было сходство с членами некоторых радикальных групп XVI века в континентальной Европе, верившими, что Бог послал им особое откровение, «внутренний свет», превосходящий все, что содержат напечатанные страницы Библии. И при этом они следовали учению Лютера и выводили свои радикальные умозаключения из его главного библейского постулата, состоявшего в том, что Божья свободная благодать была единственным источником спасения. Это освобождало всех спасенных от всякого закона, человеческого или Божьего, или (если Бога следует прославить истинным образом) от приличного поведения. Это было умозаключение «антиномистов» (nomos по-гречески значит «закон», отсюда название «антиномизм», против закона); призрак такого рода течений преследовал респектабельную магистериальную Реформацию с самых ранних дней ее существования. Данная Богом антиномичная свобода могла выражаться в некоторых формах экстатического богохульства, веселого курения табака или беганья нагишом по улицам. В рассказах о них не упускались шокирующие подробности, особенно на фоне начинающей расцветать в те годы журналистики, гонявшейся за сенсациями. Более всего ассоциировались с рантерами, чем они сами того хотели бы допустить в последующие годы, «друзья», которых их враги называли «квакерами». Убежденность в их особой роли в Божьем плане и во «внутреннем свете» приводила их к разрыву с общественным богослужением и отказу снимать шляпы перед теми, кто превосходил их по социальному положению, что было одним из многих признаков презрения к нормам общества.
Большая часть населения Англии приветствовала жестокое преследование квакеров, а также отказывалось открывать свои магазины на Рождество, как того требовал режим Кромвеля, чей угрюмый авторитаризм отсрочил какие-либо серьезные протестные действия до его смерти в 1658 году, однако два года спустя возмущенные англичане вернули танцы вокруг майских деревьев, Рождество и короля Карла II, бывшего до этого в изгнании. Англиканская церковь, которую восстановил Карл, епископальная, церемониальная, с обновленными соборами, на которые было потрачено много средств, обрела новых мучеников, отдавших за нее жизнь, в первый раз со времен правления королевы Марии. После всех своих страданий господствовавшее в ней духовенство, агрессивно настроенное против пуританства, в еще большей степени не скрывало своих разногласий с носителями реформатского духа, преобладавшего в континентальной Европе, чем это было до войны. Церковное соглашение 1662 года, с обновленной версией «Книги общей молитвы» Кранмера, исключило многих протестантов, которые до гражданских войн нашли бы свое место в рамках национальной церкви. Теперь их называли диссентерами, вне зависимости от того, хотели они этого или нет.
Новая форма церквей Англии и Ирландии
Так, во время длившихся 20 лет гражданских войн на Британских островах появилась новая форма церквей Англии и Ирландии, которую иногда в то время называли англиканской, словом, гораздо более широко использовавшимся в XIX веке. Наряду с Англиканской церковью существовали протестантские диссентеры, с которыми приходилось считаться, так как они были популярны, и их нелегко было подавить. В представлении членов Англиканской церкви о самих себе, эта их церковь дистанцировалась от остального протестантского мира, но также и от Рима, и они были готовы к последствиям такого неоднозначного положения. Потребовалось некоторое время, чтобы эта компромиссная позиция была сознательно сформулирована; те, кто начал это осмысление в церкви после 1660 года, старались помнить о своих страданиях и подчеркивать те моменты, которые придавали их новой церкви исключительный характер. Те, кто сожалел о таком мировоззрении и в то же время осуждал зеркально противоположные крайности «пуританства», вскоре стали неодобрительно называться «латитудинариями», и их время еще не пришло. Между сторонниками Англиканской церкви и диссентерами, во взаимодействии с родственной, но контрастирующей историей шотландского протестантизма, англоязычный протестантизм приобрел религиозную форму со специфическими чертами, которую он воспроизводил по всему миру, прослеживая судьбы британских колониальных завоеваний как мы увидим в главах 19 и 20.
Католическая Реформация
В нашем рассказе о судьбах протестантизма мы упустили из виду ту часть Реформации, которая осталась верной Риму. До сих пор продолжаются споры о том, как называть это другое течение: долгое время использовался популярный термин «Контрреформация», но такое название было слишком узким, привязывая сторонников Рима к протестантской Реформации, и особенно это относилось к деятелям в пределах Священной Римской империи, для обозначения которых этот (на немецком языке, Gegenreformation) был использован впервые. Один выдающийся современный исследователь этой проблемы предложил более широкое обозначение «католицичество начала Нового времени», но такое обозначение выглядит слишком расплывчатым. Возможно, лучшая формулировка, отражающая внутренний динамизм происходящих процессов, – «католическая реформация», с напоминанием о том, что Лютер унаследовал реформаторский невроз 1500 года, как и папы, а также о том, что именно папы контролировали процесс экспансии западного христианства в течение двух веков после 1500 года, в ходе которой оно пришло на все континенты кроме Австралазии, в то время как протестанты едва ли заглядывали за пределы европейских горизонтов. Именно к описанию этой удивительной трансформации судеб латинского западного христианства, а также формированию мирового христианства мы сейчас переходим.
