День четвертый
Бруггталь, Верхняя Австрия
Понедельник, 15 мая

На следующее утро войдя в БКА, Сабина узнала от вахтера Фальконе, что Снейдер еще не приехал. Значит, он застрял в Берне, где вместе с Хоровитцем улаживал бумажные дела. Несмотря на особые полномочия, все оказалось не так просто, как только к расследованию подключились службы другой страны. Поэтому вчера ночью она прилетела одна, сняла дома бинты, еще раз обработала раны, заново заклеила пластырем, приняла обезболивающее лекарство и прилегла. Пока она не пыталась сжать руку в кулак, все было в порядке.

Теперь она с Тиной поехала на минус второй этаж, чтобы снова допросить монахиню.

– За все это время женщина не произнесла ни слова, – проинформировала ее Тина. – Все попытки психологов и специалистов по допросам провалились.

– Ее не впечатляет даже угроза недельного одиночного заключения, – удивилась Сабина.

– Видимо, это ненамного отличается от жизни в монастыре. – Тина закатила глаза. – И она молится.

Обе вышли из лифта и направились вниз по коридору.

– Что еще ты вчера выяснила? – спросила Сабина.

– Мы разыскали брата монахини. Зено Энгельман даже живет не так далеко отсюда, в регионе Средний Гессен, в Марбурге. Я уже сообщила об этом Снейдеру.

Сабина удивленно взглянула на нее.

– Зено ее сообщник?

– Вряд ли, – ответила Тина. – Он слепой.

– Черт!

Они дошли до комнаты допросов и шагнули в смотровую. Как всегда, перед мониторами сидел сотрудник.

– И еще кое-что, – продолжила Тина. – Очевидно, настоятельница, которая в то время руководила монастырем урсулинок, знала о домогательствах к монахиням. Ее зовут Констанс Феличитас, и настоятельницей она стала в тридцать девять лет.

– Значит, сейчас ей должно быть далеко за восемьдесят. Она еще жива?

– Да, но она больна. Церковь изолировала ее, и с ней нельзя поговорить.

В этот момент дверь распахнулась. Вошел Снейдер со словно восковым лицом. На нем была та же одежда, что и накануне. Не здороваясь, он прямиком подошел к стеклянной стене и уставился в камеру, где монахиня в сером комбинезоне сидела за столом с чашкой кофе, тихо бормотала что-то и пальцами перебирала бусины четок.

– Какие-нибудь новости? – спросила Тина.

– Я прилетел первым рейсом из Берна, – коротко ответил Снейдер и обернулся. – Вивиана Кронер пережила ночь, но ее состояние по-прежнему остается критическим.

– Вы смогли поговорить с ней? – спросила Сабина.

– Нет.

– Хоровитц у нее?

Снейдер помотал головой.

– Он прилетел со мной во Франкфурт – пока мы расследуем это дело, он останется здесь и будет нам помогать.

– У него все хорошо? Где вы его разместили? – спросила Сабина.

– Немез… я… – Снейдер взглянул на нее, словно не мог поверить. – Какого черта это так важно? Мне кажется, у нас есть более срочные дела, чем обсуждение его ночлега. – Он глубоко продохнул. – Но если это вас так сильно интересует: он живет у Кржистофа.

– У Кржистофа? – вырвалось у Сабины. – В этом контейнере на берегу Майна?

– Да, именно там! – повысил голос Снейдер. – Хоровитц ненавидит отели, любит близость воды и нуждается в общении. Такое решение показалось мне лучшим. – Он снова посмотрел через стекло. – Она говорит?

– Если не считать молитв, молчит как могила, – ответила Тина.

– Ничего другого и не ожидалось. – Снейдер оторвался от стекла и взглянул на Сабину: – Мы можем начать?

Тина осталась в смотровой, а Сабина направилась за Снейдером в комнату. Как только они закрыли за собой дверь, монахиня прервала молитву и, полная ожидания, посмотрела на них.

– Как прошла ваша поездка в Швейцарию?

Снейдер сел на свободный стул напротив нее, а Сабина осталась стоять у стены у него за спиной.

– Колючая проволока порезала женщине руки и ноги. Затылок, плечи и голову раздавило.

На лице монахини не отразилось никаких эмоций. С таким же успехом Снейдер мог сделать какое-нибудь замечание про погоду.

Он посмотрел в сторону двустороннего зеркала, сделал вращательное движение рукой и указал на потолок. Очевидно, он хотел, чтобы коллега отключил снаружи детектор дыма. Затем вытряхнул из коробочки косяк, зажег его спичкой, затянулся и выдохнул дым в потолок.

– Зачем вы это делаете? – спросил он. – На что рассчитываете?

– Я не хочу, чтобы вы курили в моем присутствии.

– Мне на это плевать, – с непоколебимым спокойствием ответил он. И выдохнул дым от следующей затяжки ей прямо в лицо, так что монахиня закашлялась. – Вы хотели говорить именно со мной. Я сделал вам такое одолжение, так что теперь смиритесь с последствиями. Это означает, что, пока вы здесь и об этом не знает судья, прокурор, репортеры или защитники по уголовным делам, у вас нет абсолютно никаких прав. – Он достал несколько цветных фотографий из кармана пиджака и бросил на стол.

Сабина издалека разглядела на них изуродованное лицо акушерки.

– Зачем вы это делаете? – повторил вопрос Снейдер.

Монахиня посмотрела на снимки, затем перекрестилась и опустила голову.

– Господи Боже мой, – забормотала она, почти не размыкая губ, – я надеюсь на прощение моих грехов, на твою милость и вечное блаженство, потому что ты, милостивый и щедрый Бог, Владыка над жизнью и смертью, пообещал все это. Укрепи мою надежду, укрепи мою веру…

– Зачем вы это делаете? – перебил ее Снейдер.

Монахиня подняла глаза. Ее голос изменился, стал взволнованным.

– Любовь и счастье можно разделить. Но страдание разделить нельзя, – сказала она. – Его можно лишь перенести на других.

– Какое страдание причинила вам эта женщина?

– Она еще жива?

Снейдер помотал головой.

– Она скончалась на месте.

Монахиня коротко взглянула на Сабину. Та и бровью не повела. Видимо, Снейдер хотел заставить монахиню верить, что ее план удался, чтобы внушить ей чувство превосходства. Так как она не боялась никаких угроз и не позволяла давить на себя, это был единственный разумный шаг.

– Таким образом, у нас в общей сложности пять трупов. Этого не поймет никто из моих коллег, но так или иначе вы пользуетесь моим абсолютным уважением, – продолжил Снейдер. – Однако вам не нужно этого делать, мы можем быть друзьями.

– Пока вы не сделаете то, о чем я вас просила, я предпочитаю сдаться на милость вашей враждебности, чем испытать на себе бич вашей дружбы, – ответила она.

Красиво сказано. Сабина постаралась не подать вида. Если она правильно истолковала мимику Снейдера, он действительно был немного впечатлен этим заявлением. Но и такая тактика, похоже, зашла в тупик.

Снейдер опять сунул руку в карман пиджака и вытащил скомканную салфетку, на которой писал в бернском ресторане, разгладил ее и пододвинул к монахине.

– Это ваш временной план, который я воссоздал по ориентировочным датам, правильно?

Монахиня рассматривала нацарапанные дни недели и имена жертв, однако молчала, никак не реагируя.

– Где вы были в четверг 11 мая между вашими остановками в Берне и Висбадене?

– Что вы уже выяснили? – ответила она вопросом на вопрос.

– Так как Вивиана Кронер умерла, пока ничего, – солгал он, и мяч снова оказался у нее.

Монахиня пожала плечами.

– Полагаю, к общественности вы тоже не обратились.

Очевидно, так ему ничего не добиться.

– Что означает татуировка с четырьмя крестами?

Молчание.

– Вероятно, некоторые из этих подсказок мы сможем понять лишь спустя время, верно? Но тогда будет уже поздно, – отметил он, – и умрут еще люди.

– Может, я хочу, чтобы вы поняли некоторые подсказки лишь по прошествии времени, – сказала монахиня.

Снейдер поднялся.

– Я лишь теряю с вами время.

Ничего больше не сказав, он направился к двери.

Когда они вышли из комнаты, Тина держала в руке фотографию татуировки с гробом и четырьмя крестами.

– Что это должно означать?

Сабина пожала плечами:

– Понятия не имею, мы абсолютно ничего не узнали.

– Немез… – в голосе Снейдера звучали одновременно упрек и разочарование. – Мы ничего не узнали – допустим, но тем самым мы все же кое-что выяснили.

Сабина озадаченно взглянула на него.

– Магдалена Энгельман немного кокетлива и тщеславна. Она бы с удовольствием нам подсказала. И даже сделала это в самый первый день, когда меня еще не было в игре. А сейчас нет. Что это нам говорит? Что мы на правильном пути. Мы именно там, где ей нужно. Иначе она обязательно раскрыла бы рот.

Тина помахала фотографией.

– Значит, это наш след? Гроб с четырьмя крестами?

– У урсулинского монастыря есть кладбище? – спросил Снейдер.

– Да.

– Хорошо. Вы и Немез отправитесь в Австрию, в Бруггталь. Вальтер Граймс, Янус и Вивиана Кронер наш общий знаменатель. Я хочу, чтобы вы поговорили со всеми в монастыре, кто когда-либо был в контакте с этой троицей, Магдаленой Энгельман и настоятельницей.

Сабина кивнула. В любом случае это был единственный след, который у них оставался.

– А что тем временем делают Хоровитц и Кржистоф?

Снейдер нацепил свою знаменитую презрительную улыбочку.

– Они уже час как в пути, чтобы нанести визит брату Магдалены Энгельман.