Иногда рабы убивали свободных людей, но гораздо чаще – удивительно, правда? – происходило с точностью до наоборот: господа расправлялись со своими рабами. О подобных убийствах в источниках почти ничего не говорится. Когда свободный мужчина становился жертвой своей же собственности, это воспринималось как история о человеке, укусившем собаку, как нечто, заслуживающее внимания. А к рабовладельцу, убившему своего раба, относились как к человеку, разбившему дешёвую вазу из «Икеи»: до таких новостей никому не было дела. Об убитых господами рабах начали писать только после того, как в законы были внесены поправки, свидетельствовавшие об изменении взглядов римлян на убийство тех, кого они за людей не считали. Это был медленный, но необратимый процесс. На протяжении всей римской истории поведение рабовладельцев, закалывавших рабов в приступе гнева или обращавшихся к палачу, чтобы тот распял их, становилось все менее и менее приемлемым. Впрочем, некоторые бы сказали, что свободный гражданин постепенно терял власть над собственным домохозяйством. Потребовались века, чтобы убийства порабощённых людей начали смущать римлян, и даже это смущение не было таким уж сильным. Со времён зарождения римского государства право поработителя казнить и миловать своих рабов лежало в основе института рабства. В самом деле, зачем вообще кого-то порабощать, если нельзя будет убить его, когда он тебя рассердит? Только в 319 г., в правление Константина – и наверняка под влиянием христианского учения – умышленное убийство раба владельцем было признано преступлением. И то, речь шла лишь об умышленном убийстве. Случайно забить своего раба насмерть по-прежнему можно было совершенно безнаказанно. Об убийствах второй степени в Риме не слышали.

Одним из немногих рабов, чья гибель привлекла к себе хоть какое-то внимание, был Панург, убитый в 62 году до н. э. О жизни и смерти Панурга мы знаем лишь благодаря тому, что Цицерон представлял его хозяина, Росция (не того, которого обвиняли в отцеубийстве) на процессе по делу об имущественном ущербе. Спорили о том, сколько стоил Панург и сколько его убийца должен был заплатить Росцию. Если кратко, Панургом одновременно владели Росций и ещё один человек, и они потратили много денег, чтобы научить Панурга актёрскому мастерству, надеясь, что в будущем их затраты с лихвой окупятся. Но завершить обучение Панургу было не суждено: его убил некий Квинт Флавий. Квинт признал факт убийства и готов был заплатить Росцию столько, сколько тот в своё время заплатил за Панурга. Росций же считал, что после уроков актёрского мастерства Панург стал стоить дороже, и убийца должен компенсировать его стоимость на момент смерти. Это тот самый вопрос, о котором так долго и подробно рассуждали авторы комментариев к Аквилиеву закону: кто и сколько должен заплатить, если умрёт корова или раб? О том, что человек умер, что этим человеком владели другие люди, что его продали, обучали, а затем убили так бессмысленно, Цицерон почти не говорит. Он доходит до того, что утверждает: «Тело его [Панурга] не стоило ничего, дорого было в нём его умение [актёрское мастерство]». И умение это оценивалось в сто тысяч сестерциев. До тела и личности Панурга никому не было дела. Если бы Квинт Флавий, кем бы он ни был, заплатил владельцам Панурга его полную стоимость, мы никогда не узнали бы о том, что Панург вообще существовал.

Чтобы авторы источников проявили интерес к убийству порабощённого человека, должно было произойти нечто поистине ужасное. Самые заметные из немногочисленных записей об убитых рабах посвящены людям, убитым такими отвратительными и садистскими способами, что это шокировало даже римских аристократов, которые распинали на крестах всё и вся. Испугать их было не так-то просто. Но одному человеку это удалось. Звали его Ведий Поллион. Мы знаем о Поллионе лишь то, что его отец, как и отец Македона, сам был рабом, а также то, что он был ужасно богат и тратил деньги, как рэперы с SoundCloud – проще говоря, по-идиотски. А ещё он каким-то образом подружился с Помпеем. В самом раннем источнике, в котором он упомянут, ничего не говорится о его жестокости; поводом для упоминания стал его визит к Цицерону, который в ту пору весьма неохотно исполнял обязанности проконсула Киликии. Поллион воплощал собой всё, что Цицерон ненавидел, особенно по части экстравагантности. Вот Цицерон и решил написать своему лучшему другу Аттику о том, какой Поллион отвратительный человек. Он пишет, что Поллиона сопровождали две коляски, повозка, запряжённая лошадьми, большая свита из порабощённых людей и непонятно зачем ему понадобившийся павиан. Обыкновенный домашний павиан, привезённый из тропической Африки и разъезжавший по нынешней Турции в коляске хозяина-позёра. А за ним следовали онагры – дикие лошади из Ирана. Цицерон сразу невзлюбил гостя и заодно пересказал Аттику сплетню о том, как, копаясь в вещах Поллиона, другой его знакомый обнаружил небольшие портретные бюсты замужних женщин. Цицерон полагал, что Поллион хранил их в память о своих сексуальных подвигах. Большой скандал для Цицерона, который был тем ещё сплетником, и ещё больший для нас, ведь теперь мы можем представить себе, как римские бабники упрашивали любовниц задержаться ещё на пару часов, чтобы попозировать для сувенирного бюста.

В общем, с учётом того, что Поллион так вызывающе вёл себя в повседневной жизни, неудивительно, что он превращался в настоящего монстра, когда дело доходило до рабов. О его шокирующем отношении к рабам сообщают целых четыре независимых источника разных веков – это много. Сенеке до того нравилась эта жуткая история, что он пересказал её сразу в двух скучных философских трактатах о разных добродетелях, и она их заметно оживляет. Дело было так: Поллион пригласил на обед императора Августа, и Август пришёл, потому что, наверное, у каждого есть противный приятель, от которого невозможно отделаться. В разгар вечера один из рабов уронил хрустальную чашу и разбил её. Поллион пришёл в ярость и приказал немедленно казнить этого человека. Само по себе это было в порядке вещей – может, кто-нибудь бы и взглянул на хозяина косо, но о происшествии тут же забыли бы, если бы Поллион не попытался произвести на Августа впечатление и не велел казнить раба самым изощрённым и ужасным из известных ему способов. Как мы уже знаем, Ведий Поллион питал слабость к экзотическим животным, поэтому он содержал в большом бассейне огромных морских миног. Миноги в Риме считались деликатесом, изысканной едой богатых людей, хотя вообще-то эти создания – оживший фильм ужасов. Не знаю, видели ли вы когда-то миногу; если нет – лучше погуглите их, чтобы осознать весь ужас произошедшего. Миноги – нечто вроде угрей; в нынешнем виде они существуют больше 300 миллионов лет. Они на 60 миллионов лет древнее динозавров и словно явились из ада, чтобы являться нам в кошмарах. Они могут достигать метра в длину и у них огромные идеально круглые рты без челюстей, полные тысяч мелких зубов, которые расположены рядами в виде концентрических кругов, уходящих глубоко в ужасную глотку. Они питаются, присасываясь этими чудовищными ртами к жертве, врезаясь в живую плоть зубами и острыми, похожими на поршни языками и выделяя жидкость, которая предотвращает свёртывание крови. Жертва медленно умирает от потери крови или болевого шока. От одной мысли о миногах мне дурно. Потому-то Август и пришёл в ужас, услышав, что Поллион приказал бросить неуклюжего раба в бассейн с миногами.

Перспектива быть съеденным миногами так напугала раба, что он бросился к ногам Августа и умолял его приказать Поллиону заменить эту казнь на любую другую. Участь римских рабов была такова, что он даже не просил сохранить ему жизнь, ему просто хотелось умереть менее страшной смертью. Лучше быть распятым на кресте, чем стать жертвой огромных угрей. Поллион не обращал внимания на происходящее, очевидно, полагая, что казнь понравится Августу не меньше, чем выдуманный им же новый способ травить рабов зверями. Нельзя сказать, что у Поллиона не было никаких причин так считать, учитывая, что в начале своей карьеры Август вёл бесконечные войны; но император давно уже занимался политикой и демонстрировал мягкость нрава, а наказание было поистине отвратительным. Поэтому Август взял и приказал собственным рабам перебить все хрустальные чаши Поллиона и вообще всё, что им под руку попадётся. В результате порабощённый человек избежал казни и продолжил жить в рабстве у Поллиона, что, вполне вероятно, было для него хуже смерти. Мы не знаем, скольких людей Поллион успел скормить своим миногам, но в историю Рима он вошёл как мерзавец, которого все ненавидели. Римлянам казалось, что он проявлял излишнюю жестокость, что он был тираном, который не мог совладать со своими низменными инстинктами и давал волю гневу. Хорошие люди должны были наказывать своих рабов разумно и спокойно.

Описанное выше произошло около 15 года до н. э.,примерно тогда же, когда Август и сенат приняли закон, запрещающий хозяевам без веской причины обрекать своих рабов на растерзание дикими зверями во время развлекательных мероприятий. Этот акт был первым в серии законов, постепенно лишивших свободного человека возможности убивать своих рабов без каких-либо последствий. В отношения рабовладельца и раба впервые вмешалось государство. Закон Петрония обязал хозяина, который хотел бросить порабощённого человека на съедение медведям, подавать на него жалобу, чтобы магистрат решил, заслужил ли раб такое наказание. Мне как британке XXI века, испытывающей отвращение к смертной казни, трудно согласиться, что в результате этой реформы что-то улучшилось. С одной стороны, рабовладельцы больше не могли убивать своих рабов за государственный счёт и на потеху публике просто так. С другой стороны, римское государство по сути признало, что за определённые «проступки» рабов можно убивать за государственный счёт и на потеху публике. Из замечательной истории о раненом льве, которую приводит Авл Геллий (вы её, должно быть, уже слышали, но, возможно, думали, что она из Библии) мы знаем, что на растерзание зверями часто обрекали беглых рабов. То что римское государство признавало попытку раба спастись от жестокого господина преступлением, заслуживающим смертной казни, кажется перебором, хотя это и логично, если подумать. Римляне считали свободу привилегией, которую следовало защищать любой ценой, и если для этого нужно было казнить некоторых людей, римлянам такая жертва не казалась слишком большой.

Важно помнить, что, запретив рабовладельцам просто так бросать рабов львам, этот закон не запрещал им казнить порабощённых каким-либо иным образом. Хозяева по-прежнему могли распинать рабов на крестах, забивать их до смерти, закалывать, бросать со скалы, или даже, как тот же Поллион, скармливать своим собственным зверям. Никто не мешал им всем этим заниматься, более того, существовали частные фирмы, наказывавшие вышеперечисленными способами рабов слишком занятых рабовладельцев, которым некогда было самим убивать людей. Надпись из Путеол (ныне Поццуоли) свидетельствует, что такая казнь стоила дёшево, всего четыре сестерция, причём исполнители сами предоставляли всё необходимое, а затем избавлялись от тела. Очевидно, рабов бичевали и казнили так часто, что другие люди зарабатывали этим на жизнь, день за днём. Такова была повседневная жизнь рабовладельческого государства вроде Рима, и так мало значили для него человеческие жизни.

Следующий закон, касавшийся умышленного убийства рабов рабовладельцами, появился только во времена Адриана, то есть спустя полтора века. Он разрешил свободным людям казнить своих рабов только в присутствии магистрата. Это, конечно, хорошо, вот только мы не можем уверенно утверждать, что такой закон существовал. Единственный источник, в котором говорится об этом решении Адриана – книга столь запутанная и странная, что учёные до сих пор спорят о том, кто её написал и зачем. Может, это вовсе не исторический труд, а никем не понятый роман; во всяком случае, очевидных ошибок в нём много. Он известен под названием «Авторы жизнеописаний Августов» (Scriptores Historiae Augustae), и интересующий нас закон Адриана упоминается только в нём. Так или иначе, в «Дигесты» этот закон не попал, и мы, наверное, можем его просто проигнорировать. Во втором веке н. э. юрист по имени Марциан писал, что «тот, кто убьёт человека, наказывается без различия того, человека какого звания он убил». На основании этого некоторые специалисты делают вывод, что к тому времени убийство раба уже считалось убийством человека. Возможно, но в источниках того времени ничего не говорится о свободных людях, осуждённых за убийство своих рабов.

В конце концов, уже в начале IV века н. э., то есть более чем через тысячу лет после основания Рима, Константин попытался защитить жизни порабощённых людей, перечислив – весьма подробно – все способы, при помощи которых их отныне запрещено было убивать. Римскому праву вообще была свойственна конкретность в данных вопросах. Прежде всего, Константин недвусмысленно дал понять, что закон не касается убийства рабов по неосторожности. Считалось, что в таком случае ущерб терпел только сам владелец, лишивший себя ценного имущества. Отныне, однако, поработителя можно было признать виновным в убийстве, если он умышленно убил раба одним из следующих жутких способов: с помощью дубины или камня, с помощью оружия, с помощью яда, «рассекая бока лапой дикого зверя» (слишком уж специфично даже для римлян), а также в результате поджога или жестоких пыток, которые Константин не без удовольствия описывает подробно: «пытая так, что суставы ослабевают и истекают чёрной кровью и гноем, в результате чего жизнь оставляет тела». Закон этот называется «Об исправлении рабов». Очевидно, Константин хотел, чтобы казнь перестала использоваться в качестве исправительной меры, но запрещать людям избивать рабов до полусмерти он не собирался. Этот запрет показался бы римлянам абсурдным.

Таким образом, умышленные убийства порабощённых людей – в качестве наказания или безо всякой причины – на протяжении почти всей западной римской истории никак не регулировались государством. Они просто не считались преступлениями; это были домашние дела рабовладельцев. Впрочем, нельзя сказать, что поведение хозяев, регулярно убивавших своих рабов, считалось приемлемым. Отношение к этому было примерно такое же, как сегодня – к супружеским изменам. В наши дни на Западе супружеская измена не считается преступлением; государство никак не наказывает людей, которые изменяют своим супругам. Но общество не одобряет их поведения. Супружеская неверность по сей день остаётся основной причиной разводов (впрочем, причины указывают не всегда), от изменников отворачиваются друзья, об их жизни годами сплетничают все их соседи. В XXI в. на Западе от 82 до 94 % людей считают измену аморальным поступком, и человеку, который совершает такой поступок, приходится мириться с социальными последствиями содеянного. В римском мире к людям вроде Ведия Поллиона относились примерно так же, как сегодня – к неверным мужьям. Закон не запрещал хозяевам убивать своих рабов, но некоторые люди смотрели на это косо. Сенека пишет о Поллионе: «Кто не ненавидел Ведия Поллиона больше, чем его собственные рабы?..» На самом деле, конечно, никто не ненавидел Поллиона так сильно, как порабощённые им люди, но довольно мило, что Сенека считал, что все остальные должны были ненавидеть его ещё больше. О рабовладельцах, которые слишком увлеклись расправами над рабами, все без исключения источники сообщают с отвращением. Можно заключить, что убивать и пытать рабов в Риме считалось не очень приличным. Так вели себя нувориши и невоспитанные мужланы; но, вероятно, как и нынешние игроманы и неверные мужья, эти люди постоянно занимались тем, чем занимались – тихо и незаметно, где-то на заднем плане истории.