Вернувшись, Костас тщательно обследовал Ficus carica. Затем секаторами сделал на единственном здоровом отростке один прямой надрез и второй по диагонали. И хотя всегда лучше использовать несколько побегов на случай, если какой-то не приживется, дерево было в таком плохом состоянии, что удалось отрезать лишь один побег, который Костас, тщательно завернув, положил в чемодан.

Это будет сложно, но не невозможно. Маленькие чудеса действительно случаются. Подобно тому как надежда способна возникнуть из бездны отчаяния, а мир зародиться на обломках войны, дерево способно вырасти из тлена, оставленного болезнью. Если этому черенку из Кипра суждено укорениться в Англии, он будет генетически идентичным, но не таким же.

В Лондоне они посадили черенок в белый керамический горшок, который поставили на стол возле окна в маленькой квартире Костаса с видом на тихую зеленую площадь. Именно здесь они обнаружили, что Дефне беременна: они сидели по-турецки на полу ванной комнаты, склонившись над набором для домашнего теста на беременность. Из-за перепада напряжения лампочка над головой гудела и мигала. Дефне никогда не забудет радость, написанную на лице Костаса: в его глазах светилось нечто сродни благодарности. Она тоже была счастлива, хотя в то же время испытывала легкую тревогу и страх. Однако радость Костаса казалась настолько искренней, что было бы предательством рассказать ему об иглах сомнения, покалывавших кожу и вонзавшихся в мозг. Ей постоянно снился один и тот же сон, будто она, с младенцем на руках, потерявшись в дремучем лесу, пробирается сквозь чащобу, не в силах найти дорогу домой, а ветви деревьев царапают плечи и хлещут ее по лицу.

И только однажды, месяц спустя, Дефне спросила:

– А что, если все пойдет не так?

– Даже думать не смей о таких вещах!

– Я слишком старая, чтобы рожать, мы оба это знаем. А что, если возникнут осложнения…

– Все будет хорошо.

– Ведь я уже не так молода.

– Не смей так говорить!

– А что, если я буду ужасной матерью? Что, если я не справлюсь?

Судя по тому, как у него заходили желваки на щеках, он отчаянно старался найти правильные слова, чтобы успокоить ее и заставить поверить в будущее, которое они станут строить вдвоем. Она тоже старалась. И в какие-то дни была полна уверенности и надежд, в другие тоже неплохо справлялась, но бывали дни, а особенно ночи, когда она слышала где-то вдали похожий на звук метронома мерный стук шагов подкрадывающейся меланхолии. Чувствуя себя виноватой, она беспрестанно корила, судила и обвиняла себя. Почему она не могла радоваться приятному сюрпризу, который преподнесла ей жизнь, и просто жить сегодняшним днем? Какой смысл так сильно переживать? Волноваться, еще не родив ребенка, какой она будет матерью, – это все равно что тосковать по месту, где никогда не была.

Между тем Костас, обнаружив, что черенок дал новые листья, был на седьмом небе от счастья. Костас все больше и больше верил, что судьба благоволит им и что кусочки пазла, из которых и состоит жизнь, наконец начали складываться. Его работа в качестве ученого-ботаника и натуралиста получила признание уже за пределами узкого круга специалистов, его приглашали читать лекции и проводить беседы, сотрудничать с журналами, и он как-то незаметно для себя приступил к написанию новой книги.

Дефне восприняла жизнестойкость черенка как хорошее предзнаменование. Беременность сделала ее непривычно суеверной, в этом Дефне стала похожа на свою сестру, хотя и отказывалась признавать данный факт. Она перестала пить. Перестала курить. Снова взялась за рисование. Начиная с этого момента для нее судьба будущего ребенка плотно переплелась с судьбой дерева. Ее живот рос, и одновременно росло фиговое дерево, требуя все больше жизненного пространства. Костас пересадил его в горшок побольше, проверяя каждый божий день. Они переехали в дом на севере Лондона. Фиговое дерево уже можно было пересаживать в сад. Что они и сделали.

Несмотря на дымящую трубу и протекающую крышу, трещины в стенах и вечно холодные батареи, они были счастливы в новом доме. Они оба. Ада родилась в начале декабря, на два месяца раньше срока. У малышки были слабые легкие, а потому несколько недель ее держали в инкубаторе. Тем временем молоденькое деревце чувствовало себя ненамного лучше, отчаянно пытаясь приспособиться к новому климату. Дерево нужно было обертывать мешковиной, накрывать картоном, утеплять. Однако с наступлением лета они уже поправились и начали подрастать. Фиговое дерево и ребенок.