Весной 1970 года в западногерманском журнале «Штерн» появилась публикация двух или трех десятков, расположенных в одну линию, фотоизображений великих личностей за всю историю цивилизации, которые были больны сифилисом. Фотографии были совсем небольшого размера, что-то около 1,5 х 1,5 см, не больше. И никаких комментариев, кроме набранных петитом, а посему читаемых с некоторым напряжением имен. Этот материал был размещен в конце кого-то исторического раздела и не привлекал особого внимания читающего. Во всяком случае, после выхода этого номера «Штерна» ни в одном печатном издании в ФРГ или Западного Берлина этот материал не комментировался, не обсуждался и нигде не упоминался.

А между тем, там значились такие исторические величины, как Юлий Цезарь, немецкий философ Ницше. Даже висевший в каждой казарме бундесвера и почитаемый всей германской нацией Фридрих II, он же «Старый Фриц», и т. д.

Все так бы спокойно и обошлось, но в верхнем крайнем правом углу, не выделяясь ничем из всех остальных, ни размером, ни цветом, значился с такой же лаконичной подписью и таким же петитом «В.И. Ульянов-Ленин».

Вряд ли эта публикация была случайной. Уж очень странное совпадение. В апреле текущего года, то есть совсем близко, все прогрессивное человечество, трудящиеся всего мира готовились отметить 100-летие со дня рождения основателя Российской коммунистической партии и Советского государства. Уверен, что это была кем-то спланированная акция. Впрочем, нельзя исключать и обычного случайного совпадения…

По линии посольской работы я имел официальные контакты с рядом западногерманских и западноберлинских газет и журналов, в частности с такими журналами, как «Штерн» и «Шпигель». О появлении скандальной публикации, да еще в преддверии такого значимого для всех нас юбилея, я незамедлительно проинформировал посла. Петр Андреевич дал указание выразить наше возмущение руководителю представительства «Штерна» в Западном Берлине по поводу публикации, носящей явно оскорбительный и провокационный характер. В то время бюро этого журнала возглавлял мой хороший знакомый Зепп Эбельзедер. Я незамедлительно встретился с ним. Эбельзедер удивился нашей реакции, с его точки зрения, ничего страшного не произошло, обыкновенный материал. Однако в последующие дни события стали развиваться совершенно по другому сценарию…

Оказалось, что, как только номер «Штерна» с пресловутой публикацией «дошел» до ЦК КПСС, о материале сразу же доложили секретарю ЦК КПСС по идеологии Μ. А. Суслову. Его реакция была молниеносной…

Посол вызвал меня и говорит:

— Только что мне позвонил Михаил Андреевич и потребовал незамедлительно заявить руководству журнала «Штерн» самый жесткий протест. Сделать это следует одновременно с таким же резким протестом представительству журнала в Бонне нашим посольством в ФРГ на уровне пресс-атташе. Потребовать в очередном номере опровергнуть эту чудовищную ложь. Так что свяжитесь с Бонном, договоритесь о совместных действиях.

Через час я уже договаривался с Бонном, где пресс-атташе был Александр Богомолов, о наших совместных действиях. Зепп Эбельзедер как всегда радушно принял меня. На сей раз он согласился с нашим возмущением, но тут же связался со своим шефом Генрихом Нанненом в Гамбурге. Рассказал ему в моем присутствии о заявленном советской стороной протесте. Тот попросил меня к телефону и стал отговаривать от публикации опровержения в очередном номере журнала. Он сказал, что это опровержение только привлечет еще большее внимание читателей и повысит популярность журнала. И несмотря на то, что это будет им на руку, он не советует нам настаивать на публикации опровержения. Следует сказать, что Генрих Наннен по своим убеждениям был типичным немецким социал-демократом, приверженцем «восточной политики» Брандта, разделял усилия СДПГ «по наведению мостов». Он был в дружеских отношениях с Брандтом и его окружением, в том числе поддерживал связи с такими близкими Брандту людьми, как Эгон Бар и Герберт Венер. Когда-то на одном из приемов в Западном Берлине я познакомился с Наненном. Потом мы еще пару раз встречались на каких-то мероприятиях в Западном Берлине. Таким образом, наше знакомство было вполне достаточным, чтобы разговаривать более или менее откровенно.

— Я думаю, — сказал Наннен, — не стоит так «популяризировать» эту тему. Мы принесем свои извинения. Я готов направить письмо послу Абрасимову или в Москву, МИД, в ваш партийный аппарат. Как известно, есть две точки зрения на болезнь Ленина: одна утверждает, что его быстрый уход из жизни связан с перенесенным в молодые годы сифилисом, другая отрицает эти утверждения и так же аргументированно и объективно доказывает противоположную точку зрения. Повторное привлечение внимания к этой проблеме вызовет более широкий резонанс. Журналу будет выгодно повторить изложенную ранее историю, только в противоположной трактовке.

Наш телефонный разговор был довольно бурным. Я несколько раз даже перебивал Наннена, убеждая его, что в каждом обществе есть святые символы, свои иконы, и никому непозволительно их задевать.

— Мы никому не дадим пачкать грязью наши иконы, — дословно сказал я Наннену.

Внутренне я был в чем-то согласен с Нанненом. Его предложение о личном извинении письмом я считал более разумным.

— Хорошо, — сказал я в заключение Наннену, — я доложу наш разговор послу и через пару часов перезвоню.

Посол Абрасимов при мне позвонил Суслову по ВЧ:

— Мои сотрудники после заявления протеста и последующей беседы с руководством «Штерна» доложили следующее: публикация опровержения материала в очередном номере журнала только повысит интерес читателей к этой теме. Таким образом, настаивая на опровержении, мы достигнем обратного результата.

Суслов прервал посла, и я был тому свидетель. До меня донеслись его слова:

— Я вам дал четкое указание, товарищ Абрасимов. Выполняйте.

В аппарате раздался щелчок, это Михаил Андреевич бросил трубку.

— Слыхали? — Петр Андреевич посмотрел на меня.

— Да, — ответил я.

— Выполняйте.

Вскоре я вновь был в западноберлинском бюро «Штерна»…

Через две недели, совсем близко от столетнего юбилея нашего вождя, со ссылкой на ранее опубликованную версию о сифилисе, журнал дал материал о мнении врачей, доказывающих, что Ленин не был болен сифилисом. Эта публикация была помещена под фотографией Владимира Ильича в траурной рамке размером 6x9 см.

Позже в представительстве «Штерна» я получил данные о результатах продажи этого номера журнала. Если мне не изменяет память, практически был распродан весь тираж, и только небольшая его часть была передана на хранение в архив. Как нас и предупреждала немецкая сторона, спрос на это номер был таким большим именно из-за материала о болезни Ленина. Посол направил в Москву составленную мною справку о результатах наших действий по выполнению указания товарища Суслова. В этой справке упоминалось и о повышенном интересе читателей, спровоцированном упрямством нашего секретаря по идеологии. Реакция Центра на справку мне неизвестна.