В тюрьме Шпандау, где содержался единственный оставшийся там узник Рудольф Гесс, мы очутились по приглашению наших военных. Нас было трое — Б.П. Хотулев, Ю.А, Гремитских и я. В этот день должна была произойти смена советского караула американским. По существующим правилам заключенных поочередно охраняли бывшие союзники по антигитлеровской коалиции — Советский Союз, США, Великобритания и Франция. Каждая сторона, сменяя друг друга, должна была в течение одного месяца нести караульную службу. При этом заключенные (к тому времени единственным оставался Рудольф Гесс) получали довольствие дежурившей стороны, в том числе постельное и носильное белье, воду, напитки, продукты питания, медицинское обслуживание. Более всего Гесс не любил советское дежурство. Постельное и нижнее белье ему выдавалось наше, солдатское. Оно, естественно, отличалось от более комфортного западного. Не получал он от наших фруктов и овощей нужного вида и количества, входивших в обязательный рацион военнослужащих западной стороны. В общем, Гесс нашу смену не любил, предпочитал французскую за обилие сыров и экзотических фруктов, сносно переносил он и англичан, но не скрывал своей неприязни и к американскому рациону.

То, что мы увидели в камере Гесса и других, предназначенных для его обслуживания помещениях, нас удивило и показалось даже чем-то чрезмерным. Уже давно все или почти все было расписано журналистами всех мастей, изданы сотни книг о жизни узников тюрьмы Шпандау, и все же эта тема всегда будет будоражить сознание людей и вызывать их любопытство, связанное с каким-то мистическим страхом к этой части всемирной истории, небывалой, чудовищной трагедии, едва не постигшей все цивилизованное человечество.

В те годы существовал строгий запрет, и он неукоснительно соблюдался: никаких публикаций о правилах и условиях содержания узников и о них самих, никакой информации посторонним.

Сначала нам показали тюремную камеру, где содержался Гесс. Должен отметить, что это была самая настоящая тюремная камера, как и положено в тюрьме, ограниченной площади. Наверное, не более 12–14 квадратных метров, но с довольно высоким потолком, явно более четырех метров, с размещенным наверху круглым плафоном. Слева деревянная кровать без единого железного гвоздя, но с удобным, без металлических пружин матрацем. Справа в углу унитаз и маленький умывальник. Прямо в левом углу за кроватью небольшой деревянный стол, над ним на стене книжная полка с набором книг неполитического содержания. Табурет. Высоко расположенное, продолговатое, уходящее почти под потолок зарешеченное окно с небольшой форточкой, которая в момент нашего прихода была открыта настежь.

На кровати с босыми желтого цвета с пергаментным отливом ногами лежал длинный и костлявый старик (Гессу тогда было без малого 70). Седые волосы были не причесаны. Седой щетины бритва не касалась несколько дней. Вид у него был, в общем-то, чистый, но весь он был какой-то неопрятный. «А ведь в молодости да и позже был красавец», — невольно подумал я. «И это “наци номер два”, тот самый, который вместе с Гитлером сидел в 1924 году в тюрьме Ландсберга за организованный ими антиправительственный путч осенью 1923 года в столице Баварии Мюнхене? Он, который был личным секретарем фюрера, а потом долгие годы его заместителем? А в тюрьме записывал за своим кумиром — Гитлером, диктовавшим ему «Майн Кампф»? Неужели этот так беспомощно выглядевший старик — “преданный пес фюрера”, как его называли в прежние годы нацисты из близкого окружения Гитлера? Нет, я должен прикоснуться к плоти этого дьявольского существа. Он не может быть человеком».

Я протянул руку и слегка коснулся большого пальца ноги Гесса. Никакой реакции. Но это был живой человек!

Гесс лежал с закрытыми глазами, глубоко запавшими в глазницы, что всегда характерно выделялось на всех фотографиях в бытность его во власти. И всегда только рядом с Гитлером.

Вместе с нами в камере с трудом разместились командир нашего охранного подразделения и военный переводчик, который сразу же закрыл форточку.

— Как вы себя чувствуете? — спросил переводчик.

Губы Гесса разжались, и он скрипуче прошептал:

— Не очень хорошо, мне не хватает свежего воздуха.

— Врач говорил, что вы действительно недомогаете, но через форточку в камеру задувает и вы можете простудиться, получить воспаление легких. Это опасно.

— Мне хочется свежего воздуха, — упрямо повторил Гесс.

Ему также упрямо ответил наш переводчик, повторив рекомендации врача.

— Скажите, чтобы мне дали молока, я хочу молока, — снова жалобно проскрипел Гесс.

— Молоко вам запрещено. У вас больная печень.

Больше просьб от так и не открывшего глаз Гесса не поступало. Слегка удрученные виденным, мы приступили к осмотру других помещений, имевших отношение к Гессу. Вот комната для приема посетителей, хотя Гесс уже несколько лет как отказался от приема гостей и даже переписки. Диван, несколько кресел и журнальный столик. Впечатлило специальное помещение, оборудованное как операционная. Нам сказали, что здесь раньше стояла гильотина и была пыточная. Стены, пол и потолок покрыты казенной белой плиткой. Посередине операционный стол, над которым нависает огромный круг операционной лампы. У одной из стен два стеклянных шкафа с операционным инструментарием и другим медицинским оборудованием непонятного для неспециалиста вида. В нескольких местах на потолке размещены душевые рожки. Оказалось, что в случае срочной необходимости, требующей незамедлительного хирургического вмешательства, мгновенно снимается покрывающий все предметы в этом помещении целлофан, а затем включается мощный душ, смывающий накопившиеся пыль и грязь. Можно приступать к операции.

Сильное впечатление произвели на нас личные вещи и предметы одежды, изъятые у Гесса после его задержания и ареста. Все это было размещено в большом застекленном шкафу в отдельной комнате. Здесь находился его подбитый мехом летный комбинезон, шлем, авиационные очки, серого цвета военный френч, синяя рубашка с галстуком, бриджи, планшет, меховые перчатки, летные с меховой подкладкой сапоги, наручные часы, авторучка и предметы личной гигиены. В случае освобождения все это должно было быть возвращено бывшему владельцу.

Затем состоялось застолье по поводу сдачи дежурства американцам. По существующим правилам все присутствующие при этом не должны были вести разговоры о Гессе.

Несколько слов о самом полете Гесса в Англию. Известно, что Гесс в Первую мировую войну прошел обучение и участвовал в воздушных боях в качестве пилота. В послевоенные годы не потерял интереса к полетам и систематически тренировался, постоянно совершенствуя свое летное мастерство. Он был хорошо подготовленным летчиком-истребителем, прекрасно пилотировал самолет в любых погодных условиях.

10 мая 1941 года заместитель Гитлера Рудольф Гесс менее чем за полтора месяца до нападения Германии на Советский Союз ночью вылетел в Шотландию на двухмоторном самолете «Мессершмитт-110». Достигнув своей цели — владения лорда Гамильтона, известного своими симпатиями к Германии и старого знакомого Гесса, он имел намерение через Гамильтона договориться с англичанами о совместных действиях в войне против Советского Союза. После сообщения английского радио об аресте Гесса, Гитлер объявил его сумасшедшим и отказался от него. Я уверен, но это моя точка зрения, что Гесс в своем решении был не одинок. Либо он выполнял указание Гитлера, будучи беспредельно преданным ему, либо здесь были задействованы определенные политические силы. Преодолеть без подготовки и соответствующих указаний отлично действующую немецкую противовоздушную оборону и беспрепятственно вылететь за пределы Третьего рейха, Гесс не смог бы, действуя он в одиночку. Гесс комфортно себя чувствовал в английском плену, мог свободно переписываться с семьей, которая не была репрессирована в Германии. После войны Нюрнбергским трибуналом Гесс был осужден на пожизненное заключение наряду с другими нацистами. Несколько человек умерло, остальные, кроме Гесса, были освобождены после длительных лет заключения. Западная сторона неоднократно поднимала вопрос об освобождении и этого единственного заключенного, но советская сторона каждый раз отклоняла эти предложения как неприемлемые, учитывая чудовищные преступления главарей Третьего рейха, к коим относился и Гесс. Ежегодное содержание заключенных, даже одного Гесса, обходилось казне западногерманского сената в миллион марок. В начале 80-х определенные круги западной общественности с новой настойчивостью стали выступать с требованиями освободить старого и больного Гесса, который конечно же был информирован об этом. Может быть, это известие как-то приободрило Гесса — он начал проявлять интерес к жизни и однажды заявил, что если он выйдет на свободу, то сделает такое заявление, от которого мир содрогнется. Вскоре он совершил самоубийство, повесившись на электрошнуре в садовом домике во время прогулки. Почему-то именно в это время он остался без наблюдения. Вряд ли он сделал это сам, кто-то ему помог, боясь возможных заявлений после его освобождения. Впрочем, это моя точка зрения. Странно, но буквально через день после этого «самоубийства» садовый домик сгорел. А спустя короткое время было снесено и тюремное здание…