Политика, военная политика…
Само по себе появление корабля ВМС США в зоне оперирования советской эскадры, как и пролёты разведчиков, не являлось чем-то из ряда вон: дежурная практика взаимоконтроля. Да и воды международные… и небо, когда без дураков, общее – ходи, кто хочет, летай, если можешь.
Открытой, громко сказать, войны между СССР и США не было – страны (блоки) находились в своём обычном подвешенном состоянии перманентного «холодного» противостояния. На политических аренах всё выглядело вполне корректно.
Даже вывод войск из Афганистана был обставлен соответствующе – регламентирован Женевскими договорными соглашениями, где США предстали в качестве одного из гарантов, а господин Рейган толкнёт торжественную речь в суммированной тезе: «Мы (подразумевая себя, как лидера свободного мира) добились справедливости!», что-то там добавив про «натерпевшиеся афганские племена».
В Кремле прекрасно знали, что «соглашения» не более чем формальность и договорённости противной стороной соблюдаться не будут. «ISI» до последнего продолжит оказывать всестороннюю помощь «братьям по вере» в их борьбе с шурави.
Всё так же будут назначаться награды за головы советских офицеров, выплаты за сбитые самолёты-вертолёты, уничтоженную бронетехнику. ЦРУ не прекратит финансирования моджахедов и других исламских наёмников.
Кое-кто на Лубянке, немало осведомлённый и в полном допуске, скажет по этому поводу, имея в виду именно американские спецслужбы: «Горбатых могила исправит. Ничего не хотят понимать, чем аукнется эта их деятельность и заигрывания с террористами… даже наглядно увидев свои „одиннадцатые сентября“. Лишь бы нам напакостить. Ястребы? Дятлы».
А Москва, собственно, и пойдёт-то на эти «женевские встречи» в самый последний момент, дабы соблюсти международные приличия, по большому счёту уже решив свои ранжированные цели в афганской кампании. А напоследок ещё и щёлкнув по носу Исламабад, который, честно сказать, попил крови у Советского Союза, «оказывающего интернациональную помощь афганскому народу»… хоть в кавычках, хоть без.
Операция «Бадабер», за исключением мелких неувязок, прошла планово.
Последовавшее вмешательство индийских вооружённых сил, спровоцировавших стычки в Кашмире, принималось в Кремле как положительный мотив – по сути, отвлекая на себя растерявшийся от такого напора Пакистан. Но в целом в Кремле уже подумывали, как бы спустить этот пакистано-индийский конфликт на тормозах. По ряду причин:
…чрезмерная эскалация, несомненно, вызовет протест со стороны мировой общественности (под эгидой ООН) и может повлечь ненужные разбирательства;
…неясна была конечная позиция Китая, с которым начали налаживаться относительно позитивные отношения;
…разумеется, в особом поле зрения пребывали США и, как ни странно (хотя чего уж) – отголоски недавнего имперского доминирования во всём этом регионе – господа британцы.
На вторые сутки Исламабад очухался, наконец разобравшись с ситуацией, а скорей всего, дождавшись инструкций и всецелого ручательства Вашингтона, выдвинув официальный протест Москве по поводу военной акции вооружённых сил СССР на территории Пакистана.
На что Кремль ответно озвучил заранее заготовленную версию (мы видим это так): «В связи с тем, что нарушены основные пункты Женевского соглашения, а именно: при попустительстве властей Пакистана поставки оружия и другого снаряжения моджахедам не прекратились; Пакистан и другие союзники оппозиции продолжают вмешательство во внутренние дела Демократической Республики Афганистан, стремясь свергнуть законную власть; в том числе не выполнено обещание Исламабада о добровольном возвращении афганских беженцев и всех военнопленных, удерживаемых на пакистанской территории, правительство ДРА предприняло акцию по освобождению своих военнослужащих из лагеря моджахедов в Бадабере».
– И как вам удалось убедить… кто там сейчас сидит в Кабуле – Кармаль? Так как вам удалось уговорить его взять на себя эту провокацию? – пренебрежение, с каким иранский посол в Москве упомянул афганского лидера, давало понять, что тот не считает марионетку, подконтрольную Кремлю, сколько-то значимым субъектом.
– Мы ему подробно и красочно описали, что произойдёт, когда мы окончательно выведем свои войска – его свергнут или попросту убьют. Чем агрессивней он будет действовать против врагов (параллельно с политикой примирения), тем лучше себя покажет и дольше продержится. На Востоке всегда ценили силу. Ко всему прочему мы ему обещали пути отхода… убежище в Советском Союзе.
Исламабад объяснения не принял.
Президент Пакистана заявил, что встреча в Женеве «не что иное, как фиговый листок», а опознавательные знаки ДРА на штурмовых Ми-24, на «Су» и «Мигах», что вторглись в воздушное пространство Пакистана, лишь прикрывали красные звёзды ВВС СССР. Исламские газеты с готовностью запестрели заголовками с обвинениями и угрозами «неверным».
«В общем, – решили в Москве, – политический диалог в данных обстоятельствах ещё не конструктивен».
Надо было надавить.
Генштаб отправил контр-адмиралу Паромову новые распоряжения.
Эскадра меняла дислокацию, сдвигаясь к северным румбам, поближе к материку, к водным границам Исламской Республики… побряцать оружием.
В Пентагоне об этом узнают практически онлайн.
По секретному пункту договора, в случае нападения Индии Исламабад мог рассчитывать на какую-то помощь со стороны США. Но пока что господа из Вашингтона не спешили. На повестку им не нравились сводки о потерях в авиации Пакистана – столько-то сбитых F-16. Страдал престиж американского оружия.
О да! Разумеется, виноваты были плохо обученные пилоты и, согласно предварительному анализу, скверно организованная работа радиолокационного обеспечения.
После непритязательных прений было решено направить в Пакистан «Боинг» Е-3 «Сентри» АВАКС. Обещали ж помощь…
Не остались без внимания и последние данные, касающиеся эскадры Паромова, сброшенные космической разведкой. Прокомментированные в завидно предельной лаконичности:
– Выдвижение советских кораблей, похоже, носит угрожающий характер.
8-я оперативная эскадра,
Аравийское море
Очевидное присутствие в тактической близости корабля ВМС США – носителя палубной авиации – на советской эскадре не могло остаться без внимания.
Паромов почувствовал острую необходимость в средствах ДРЛО.
В состав авиагруппы «Минска» входили Ка-25 в модификации «Ц», способные бортовой РЛС кругового обзора засечь надводный корабль на дальности в двести пятьдесят километров. Передача данных вскрытой обстановки осуществлялась в автоматическом режиме, и таких машин было три штуки, что позволяло оперативно отслеживать довольно широкий сектор. Вот только оптимальная дальность патрулирования вертолётов от корабля базирования не превышала двухсот километров.
Собравшиеся на командном пункте флагманские специалисты простыми измерительными маркерами на карте, вкупе со всеми имеемыми техническими характеристиками американских самолётов (в общем-то, уже окончательно утвердившись с выводом, что это будут всё-таки AV-8A «Harrier»), показали, что авианесущий корабль вполне может использовать своё палубное «крыло», сам продолжая оставаться вне поля зрения.
Командующий, выслушивая мнения офицеров, устало подумал: «Ну и пёс с ним. Впервой, что ли? Они практически всегда ходили за линией радиолокационного горизонта, всегда безответно доставая нас своей авиацией. Что с того, что в этот раз это будут дозвуковые самолёты вертикального взлёта… Хм, можно сказать, такие же, как у нас».
Что-то говорил командир БЧ-6, «орлы» которого на Як-38М и Як-39, вот, ещё вчера вдоволь потягались с индийцами на «Sea Harrier» и теперь горели желанием повиражить с американскими асами.
«Хм, такие, да не такие. Ну, конечно…»
Один из представителей комиссии Главного управления уже предлагал отправить в разведку «141-е» «Яки», которые…
– …легко покроют под тысячу кэмэ туда-обратно, расширив зону охвата, – аргументировал столичный офицер, – бортовая РЛС истребителя такую крупную цель, как УДК – корабль с высоким бортом, то есть с немалым ЭПР, «возьмёт» более чем за сто пятьдесят.
– Нет, – сухо и коротко отказал контр-адмирал. Все эти экспромты, как и амбиции лётчиков, его мало интересовали.
Новые «Яки» хорошо погоняли и при индийцах, и потом, отработав всяческие режимы взлёта-посадки с непосредственной палубы, в тесном взаимодействии со штатной авиагруппой крейсера. Но недавним пролётом В-52 их по-быстрому упрятали в ангар – таков был приказ из Москвы: «не светиться лишне перед супостатом».
«И сейчас, – решил Паромов, – прилетят ли янки на „Харриерах“… так и в дальний дозор я пока их не выпущу. Чёрт его знает, как оно всё повернётся. Пара сверхзвуковых неожиданностей не помешает».
Пока же в КП обоих флагманов на южном крае тактических карт дежурные офицеры нарисовали новые символы – условный круг, эллипс – примерное местоположение американского УДК.
Корабли 8-й ОпЭск перестраивались. Прежде всего, это определялось поступившим приказом о передислокации всей эскадры ближе к территориальным водам Пакистана. ПВО же невольно поляризовалась на «зюйды», откуда, собственно, и ожидался прилёт американских «палубников».
Здесь, ближе к «южной передовой», маневрировали вынесенные на юго-западный фланг противолодочный крейсер и БПК его эскорта.
ПКР «Москва»
Солнечный день и пронзительно чистое небо открывали для сигнальной вахты виды до самого горизонта. Сверху над их головами «сверлили» небо главные средства освещения воздушной обстановки – в навершии пирамидальной надстройки РЛС «Ангара» и на фок-мачте «Восход». Станции развязали по зонам наблюдения.
Как и ранее до этого, первыми сработали радиометристы, обнаружив в кормовом секторе кратковременную работу маломощного радарного излучателя, тем не менее выдавшего своё самолётное происхождение. Вскоре на предельной шкале навигационной РЛС кругового обзора зеленоватый зрачок-развёртка прорисовала несколько меток, слившихся почти в единое целое.
Доложили:
– Ходовая – «центральный-два»! Цель воздушная, групповая, более трёх единиц, пеленг сто шестьдесят пять, уточняем параметры.
– Есть, ходовая. Продолжайте наблюдение, – капитан 2-го ранга Скопин лично принимал доклады. Отложив гарнитуру переговорного устройства, дискомфортно поёрзал в кресле, подумав походя-нехотя: «Чаю… не чаю? Кофе? Не… к чёрту», – попросил принести стакан воды.
От группы ОНВО между тем спокойно доложили, что цели сопровождают с рубежа обнаружения. Предоставили скорость и ориентировочный курс.
Данные ушли на флагманский корабль эскадры. Там-то, на полётной палубе ТАВКР «Минск», наверняка томящимся в кабинах пилотам дежурного звена уже давали отмашку на взлёт – встречать.
Пощёлкал вызов от начальника разведки корабля. Осушив свой стакан, Скопин, наконец, потянувшись, нажал моргающую ожиданием соединения кнопку:
– На связи.
Командир группы ОСНАЗ вывел напрямую рабочую частоту, на которой переговаривались американские лётчики. Те – открытым текстом, не таясь, заполнили эфир англоязычным:
– А эм боат «зирой, зирой, найт», воч раша шипс… дирекшн: фри, фо, зироу… Хеллкоптер кариер… пауэр дэт чу… зироу, зироу, фочи файф… вэн зирой врайт э лайк дэт.
Из всего этого хрюкающего, рваного и неразборчивого в помехах, в вольном переводе на своё знание «английского», Скопин вывел самое очевидное: «Сообщили о нас на свой корабль-матку: мол, обнаружили «раша»-вертолётоносец… и наши координаты, пеленг-курс, короче – основное».
Сверху, с поста сигнальной вахты уже оповестили, что видят!
Шестёрка (посчитали) «Харриеров» проходила на средней высоте и много в стороне от крейсера – американские пилоты сразу «резали» курсом по направлению к «Минску». Вертолётоносец ПЛО, по-видимому, их особо не заинтересовал. Тем более что в небе появилось «торжественно» встречающее звено «Яков».
В несение вахтенной службы в «ходовой» возвращалась монотонность. Собственно, какого-то заметного возбуждения из-за прячущегося где-то за горизонтом американского корабля и не предусматривалось. В конце концов, не та это посудина – УДК, чтобы ждать от неё чего-то «выдающегося». И от его авиагруппы тоже.
Приёмный пост, настроившись на авиационные диапазоны, перехватывал радиопереговоры лётчиков: что наших, что чужих – американцы наглели, наши наглели в ответ.
По эскадренной сети шла трансляция очередных (дополнительных) распоряжений КПС (командного пункта связи) флагмана.
При перестроении КПУГ (сдвигаясь к северным румбам) сложился немного неадекватный ордер, сконцентрированный по-прежнему против южной, югозападной полусферы.
Капитан 2-го ранга Скопин оценивал сложившийся строй прикидочно, как временный. Собственно, на подходе был БПК «Проворный», который несколько часов назад появился на радаре, на связи и… вот – уже в оптике. И кавторанг пока ещё не определился – какое место ему выделить.
На это время снова «проснулась» группа освещения воздушной обстановки, известив о новом обнаружении воздушной цели – по тому же пеленгу с южных румбов. Парной.
Успев дать вычетом доплеровской составляющей уточнения о дистанции и предположительной скорости, с поста ПВО бесстрастно известили, что цели пропали.
– Куда пропали? – решил переспросить командир.
– Думаю, – после некоторой заминки ответил офицер «на проводе», – за радиогоризонт. Идут низом.
Почему-то эта неуверенность подчинённого породила у Скопина неадекватную тревогу: «А вдруг?», взбреднув в голове картиной: пуск с корабля, а скорей всего, из-под воды – субмариной: две ракеты подскочили на стартовой горке – «засветившись» на радаре… и нырнули на маршевый низкополётный участок, пропав до поры.
«Хотя… – кавторанг уточнил у операторов дистанцию РЛС-контакта и, получив ответ, отмёл бредни. – Нет! Для „Гарпуна“ слишком далеко, а „Томагавки“ по движущейся морской цели играют не очень».
То, что «Томагавки» с ядерной боевой частью как раз таки и «играют» против корабельных соединений и групп, не хотелось даже и думать – не верилось.
«С чего американцам начинать драку с пары ракет. Если уж достигать результата, то лупить залпом».
Не прошло и пяти минут…
И это снова оказались «Харриеры» – уже видимые в радарной сетке, они вскоре и сами себя обозначили: совершая заход по-военному, с кратковременным включением бортовых радаров – для обнаружения цели, и повторно – для уточнения. Эти, в отличие от первой группы, приближались с нулевым курсовым параметром – следуя прямо на крейсер.
На КПУГ реагировали соответственно…
Соответственно организации боевого дежурства ПВО. Было там, в перечисленных пунктах: «…с появлением цели в зоне действия включаются средства радиотехнической разведки; разворачиваются группы объективного контроля. При прокладке параметров движения ВЦ и выхода её на угрожаемые рубежи дежурным офицером повышается готовность ЗОС. Цели берутся стрельбовыми РЛС на сопровождение».
И далее, и в следующих строках: «При пересечении других соответствующих рубежей все средства ЗОС и РЭБ приводятся в „Боевую готовность № 1”».
Но до этого доводить было рано и не по делу.
А капитан 2-го ранга Скопин и не собирался, получив с флагманского командного пункта (ФКП) строгие указания «избегать и не провоцировать инцидентов».
«Угроза воздушного нападения» по эскадре, что бы там ни происходило над ТАВКР «Минск» с прилётом американских «палубников», не объявлялась. Разворачивать «стволы» – нельзя. Создавать преднамеренные помехи чужим радиоэлектронным средствам тоже вроде бы как нельзя. Можно отслеживать (сопровождать) самолет своими средствами, в готовности к применению оружия, но без включения приводов артустановок и ЗРК. Словом, в режиме «Практические учения», но по вполне реальным целям.
У тех двоих, что вертели головами за остеклением фонарей пары «Харриеров», имелись свои инструкции.
Осмотревшись минутной паузой, простимулированные кэптеном Ньюменом, лётчики Морской пехоты США для своих «игр» выбрали, безусловно, более привлекательный во всех отношениях вертолётоносец, проигнорировав раскинутые по флангам корабли ордера.
Просвистев «пристрелочным» пролётом над местом, истребители-бомбардировщики виражнули на разворот и… произвели атаку с кабрирования.
Разумеется, это была лишь имитация… пусть и очень близкая к натуральной. Да и само по себе «кабрирование» не предусматривает сближения с кораблём-целью. Ко всему парни в кокпитах старались не нарываться, и избегали в «боевом заходе» параметров, трактуемых как «угрожаемые» и не иначе.
И только увидев (после серии пике и топмачтовых пролётов), что русские внизу сохраняют «олимпийское спокойствие», лихие морпехи стали помаленьку «резать углы», проходя впритирку и вровень с антеннами.
– Суки! – в ходовую рубку с «улицы», будучи вместе группой визуальной разведки на сигнальном мостике, ввалился злой, а оттого казавшийся каким-то взмыленным и растрёпанным старпом: фотографировали, записывали номера, эмблему эскадрильи, с последующим занесением в журнал боевого дежурства. Потом это всё пойдёт куда надо и как полагается – по инстанциям, вплоть до нудных дипломатических «нот протеста».
– Эти два гада здесь, чтобы потрепать нервы именно нам! – помощник, вскипая, добавил ещё пару выражений, позабористей и нецензурно.
(Мат на флоте стоял всегда: обиходно-сопутствующий, эмоциональный и, скажем так, «особый боцманский».)
Скопин лишь покосился… Считая, что материться в присутствии командира, да к тому же на «капитанском мостике», может только сам командир, он не стал ничего говорить, в принципе согласный с главной претензией – к «двум гадам».
И пусть голые, кроме двух ПТБ, подкрыльевые подвески «Харриеров» выглядели несерьёзно (не упрекнёшь, налёты – чистая имитация), а командующий контр-адмирал Паромов дал недвусмысленные инструкции «не бить по рукам», подобные пилотажные выкрутасы несли прямую угрозу взлетающим и заходящим на посадку вертолётам. Не говоря о том, что всё это «удовольствие» сопровождалось полным звуковым набором – свистом и реактивным завыванием.
А уж когда один из американских пилотов не рассчитал… или наоборот, очень профессионально, варьируя вектором тяги, прошёл вдоль борта так, что с полётной палубы «сдуло пыль», командир не вытерпел:
– Нет, это становится уже невыносимым! – вскочил из кресла. И без колебаний приказал перевести средства РЭБ в режим военного времени (снимали печати с блоков и приборов).
– Американцам дать сигнал: «Произвожу полёты, вы мешаете моим действиям!» Приготовьте ракетницы. Если эти мудозвоны ещё раз пролетят близ корабля, стреляйте в воздух – отпугнуть. Фотогруппе – фиксировать. Командиру БЧ-2 по очередной провокации разрешаю взять самолёты на фактическое сопровождение.
Возымело.
Не факт, что американских лётчиков остановило переданное в эфире «не мешайте вертолётам». Вряд ли. А вот если сигнальная ракета, да в воздухозаборник, весьма вероятно, что однодвигательному самолёту каюк. Их и стрельнули (пару ракетниц) в упреждение!
Реакция на взметнувшиеся шлейфы была та, что надо! Заходящий по корме штурмовик – чёрная точка в небе, тянется тёмный выхлоп – газует на разгон, ближе-ближе и уже угадываются скошенные вниз плоскости… Увидев опасность, пилот вздыбил машину на отворот, выплеснув в эфире сорвавшееся с языка: «Shit!»
Старпом вернулся довольный!
Просили – получите!
Антенны локаторов крутятся, ракеты на пусковых установках грозно появляются и вновь исчезают в погребах, сучат туда-сюда орудийные башни.
Теперь «Харриеры» кружили дистанцируясь… Впрочем, нет-нет да и срывая инверсионные потоки на провокационном вираже, не оставляя периодических попыток подразнить.
Тем временем корабли КПУГ чертили размашистые в пару миль дуги, выстраивая ордер по-новому, перераспределяя сектор противолодочного поиска.
Поднявшийся с порывами ветер, болтанка и возникающие завихрения в районе надстройки потребовали сориентировать ПКР для беспрепятственного взлёта авиагруппы – повинуясь команде и рулю, корабль потянул носом на волну. На время активного маневрирования, следуя переменными галсами и ходами, смотали ГАС «Вега». Дежурная четвёрка винтокрылов, «вцепившись» шасси в противоскользящую сетку, гоняла по готовности лопасти и винты. Дождавшись оптимальных условий, с СКП оповестили:
– Экипажам – взлёт.
«Камовы» дружно, один за другим, снялись с палубы.
Крейсер смог вернуться на исполнительный курс… ощутимо набирая скорость, сравнительно живо выходя на 24 узла.
БПК ордера немного сомкнули строй, опережая «Москву» по траверсам: справа «Николаев», слева «Петропавловск». Заметные буруны у обоих указывали на как бы не максимальные обороты на валах.
Впереди по носу уже обозначился тёмно-серым абрисом «Проворный». У того тоже – если в бинокль, из-под форштевня летели тучи брызг. Получив место в ордере по корме флагмана, командир «Проворного» наметился проследовать по кратчайшей линии. И Скопин наметанным глазом определил: «Режет. Эдак аккурат разойдёмся бортами в паре кабельтовых. Просвистит, „пропоёт“ мимо». Сколько у нас по расчётному?»
Взглянув на штурманскую «прокладку», кавторанг приказал вахтенному офицеру:
– На «двадцати четырёх» идём ещё минут тридцать. Затем переходим на поисковые девятнадцать узлов. Шумим сильно.
Опять было полез в кресло, да вдруг почувствовал, как заныло в животе: «Блин. Ну, точно, козлятина эта австралийская на обеде?» – сразу найдя «кенгуру отпущения» – первое, что пришло на ум и позыв из желудка.
– Товарищ командир…
– А?
– Получили сводку с ФКП. Начальник разведки эскадры. Касательно обнаруженной ранее американской подлодки.
Двадцать минут назад члены экипажа патрульно-противолодочного Ил-38, кружащего в районе дрейфа американской субмарины, увидели, как прямо под ними «Стёржен» ожила. Дав ход, «чёрная сигара» выписала дугу, ложась на курс, даже не пытаясь скрыть своих намерений. Набирая скорость, она мягко ушла под воду.
Фрегат-охранник увязался следом. На «ost».
Выслушав, командир вернул трубку аппарата ЗАС дежурному связисту:
– Так, до нашего места ей от точки координат четыреста миль. Стало быть, ждать нам её к часу, ну примерно… – взглянул на наручные часы и… оставил, не затрудняясь подсчётом, махнув, дескать – штурмана дело, переключив внимание на бланки в руках офицера: – А это что?
– Это вы просили, – лейтенант почему-то перешёл на полголоса, – послушать радио и… вот, переводы с иностранных информагентств.
– Давай.
Циркуляры от флагмана поступали последовательно, содержа лимитированную краткость и односложность в пунктах (до особых распоряжений). Ничем не отличался Генштаб – по выделенной линии спецсвязи, и Москва, кормящая военнослужащих информацией строго через фильтры политуправления.
А знать полную и честную международную обстановку в регионе (минимум), Скопин считал, надо непременно. Бегло просматривая довольно обрывочные (на скорую руку) данные – выходило так, что там, «на соседней улице», пограничный инцидент вылился в неслабую войнушку.
Эфир вокруг и по поводу конфликта был насыщен: индийская пропаганда, пакистанская пропаганда, «западные голоса» и позиция Советского Союза.
Если верить официальным сообщениям Дели, ВМС Индии загнали морские силы пакистанцев либо в порты, либо на дно (опять же, если верить громким заявлениям индусов о результативности удара по порту и военной базе Карачи). И та и другая сторона сообщали об успехах на суше и в воздухе – столько-то уничтоженной бронетехники и живой силы, столько-то сбитых самолётов.
Закончив чтение, кавторанг передал бланки старшему помощнику, мол, «хотите взглянуть?». Сам же:
– Я пока ненадолго отойду, – типа передал командование.
Старпом ответил в том же духе: «Принял», и уткнулся в бумажки.
* * *
Стопы направил к себе – в относительную комфортабельность командирской каюты. Подходя, уже у самой двери услышал непорядок – негромкие звуки музыки. Открыл, так и есть!
«Командирский люкс» (помимо ковра и трёх диванов) включал наличие индивидуального миникамбуза. При нём была баталерка для вестового. Он же (вестовой) и прибирался тут, и прочее хозяйство вёл.
Заходя на звуки хард-рока, уже начиная заводиться «ну-ка, ну-ка», Геннадьич увидел то, о чём сразу и заподозрил: этот балбес «под ёжик» про веник-швабру-«машку» забыл. Стоит, глаза подкатил – балдеет… из «Панаса» наяривает «Дип пёпл».
– Ну и?..
Завидев старшего, матрос остолбенел, разинув рот… сглотнул.
«Ага, прикрыл наконец. Ну, молодец», – даже не став распекать «кто разрешал?» и всё такое. Смысл? Шикнул:
– Брысь!
Увидев, что командир звездюлей с ходу не отсыпает, «стриженая голова» уже у дверей дерзнул:
– А это, товарищ командир, Гилан? Пёпл? Я этот концерт не слышал. А какой год?
«Нет, ну это совсем неслыханная наглость!»
– Иди уж, лишенец. Накажу, знаешь ли…
Дверь за матросиком закрылась, а на него вдруг накатило: неожиданно этот пацан понудил вспомнить себя, в свои бесхитростные восемнадцать, приходящиеся примерно на эти самые годы. Вспомнить, трансплантируя образ на образ, сравнивая и находя общее, испытывая какую-то смутную тоску по прошедшей молодости (а что, в свои-то «сорок с копейками под полтос»).
В голове вдруг перемешался калейдоскоп мысле-образов, точь-в-точь, как в той самой оптической пере-отражающей игрушке:
…поворачиваешь – воспоминания о себе едва совершеннолетнем;
…проворачиваешь – взгляд отсюда на то, как оно всё-таки жилось в стране, сменившей когда-то дерзкий красный флаг на невнятный «триколор»;
…ещё поворот – вот она действительность, представшая в настоящем и… то, что сохранила в подкорке психика, зачастую отсеивающая плохое, оставляя светлые образы. Или наоборот? Как там у…
Плохое забывается, сперва
Так у всех, а у меня утрата,
И из воспоминаний большинства,
Я каюсь о содеянном когда-то.
Так ли?..
Реанимация будущего, будто в насмешку подкидывала спорадические образы-картинки из той жизни: пёстрые витрины, автомобильные пробки, бабская реклама (будь она неладна) и почему-то голливудские бестселлеры… этих, минимум половину, тоже – в топку!
Оказывается, мозг всё прилежно запоминал, сопоставлял, складывал на «заднюю полочку», чтоб вот сейчас вывалить на контрасте с советской фактической реальностью – всего того, что успел выхватить за три года в этом времени.
Но отыгрывая обратным взглядом… Воспоминания о стране СССР из далёких «двухтысячных» оказались не совсем соответствующими действительности. Не во всём, скажем.
И вот уже сожалеется обо многом оставленном там… И может, правы товарищи с Лубянки: пошёл обратный процесс – ностальгия по той, как ни крути, постперестроечной «свободе»! Даже в такой тривиальной отдушине – послушать музыку, которая нравится. Учитывая, что иные произведения в СССР безоговорочно цензурированы в число запрещённых, как тут не процитировать приснопамятное: «Сегодня ты танцуешь джаз, а завтра родину продашь…»
Недешёвый магнитофон-портач «мэйд ин жапан», как и то, что он протащил с собой свою музыкальную файлотеку, перемагниченную на кассеты, – это, так сказать, избранная привилегия попаданца, под хмурое неодобрение товарищей из «конторы», которые, кстати, не доглядели – с годом концерта «Пёплов», тут однозначно па́лево – ещё не спели.
«Всё это, – невзыскательно итожил Геннадьич, – всё это, в общем-то, лишь привычные мелочи быта, но… Выходит, что жизнь куда лучше познаётся и осмысливается в сравнении, в её же цикличности (тут можно привести банальное: потерявши, больше ценим, вновь обретя – перестаём). И что это, демоны меня возьми, тогда было, как не попытка взглянуть на всё под заголовком „Ах, что мы потеряли?!“
Вот только оказалось – парадигма играет в оба конца. Потому что человеком всегда движет чувство недовольства. Абсолюта нет. Без этой беспокойной занозы – „недовольства“ – менять свою жизнь к лучшему (всё к лучшему и к лучшему) человек не станет. Мотивация».
Виртуальный калейдоскоп рассыпался осколками цветных стекляшек, погнав, вернув остановившееся на мгновение время, вырвав капитана 2-го ранга Скопина из раздумий.
Разносящийся по кораблю ревун «Боевой тревоги», перекликаясь с ещё сидевшими в голове тревожными ритмами «харда», показался особенно пронзительным.
