Индийский океан. Развёртывание. Функция отвлечения
Операция флота – совокупность мероприятий и действий, проводимых силами флота в мирное время по единому замыслу и плану…
Воспоминания до поры можно было загонять на задворки, времени на них не оставалось – отряд вошёл в радиоэфирное взаимодействие с кораблями контрадмирала Паромова. С приёмного поста доложили, что происходит предварительный обмен «квитанциями» по телеграфу ЗАС.
– Дешифровка – и сейчас призовут, – капитан 2-го ранга Скопин ловил уходящие минутки, задержавшись на мостике у камеры корабельного теленаблюдения (уже «насиженное» местечко), подмечая, как сигнальщики устали тянуться перед задумчивым командиром – повисли локотками на планширях, позёвывая взглядами в бинокли. Доцеживал огонёк сигареты, дружно шипящий вместе с клокочущей в форштевне набегающей волной.
В зените аппетитно полдничало солнце, приветливо преобразив серые контуры надстроек, а где и заиграв флотской медяшкой. Из рубочной двери (нараспашку – теплынь, юга́ чужих морей) доносились звонки машинной группы… ну вот – в проёме из «штурманской» показался вестовой – командир потребовался на ГКП.
* * *
Вахтенный дежурный немедленно предоставил распечатку – исполнительные императивы от контрадмирала Паромова: корабли «черноморского отряда» переходили в оперативное подчинение 8-й ОпЭск; давались координатные привязки к группе «Минск»; в промежуточной точке назначалось место рандеву с ролкером-контейнеровозом «Капитан Смирнов», на борт которого требовалось осуществить передачу транспортируемых грузов «авиационного назначения». Также вменялось принять индийскую делегацию…
Не успел досмотреть, как за спиной нетерпеливо засопел офицер СПС. «Секретчик» выложил свои (приоритетные) раскодировки, поступившие отдельным каналом связи напрямую из КП флота.
«Во завалили!» – Скопин начал знакомиться поочерёдно с обоими текстами, сравнивая и дополняя… бормоча:
– «…Поставленную задачу довести до начальника комиссии Главного управления ГШ генерал-лейтенанта…» – ага!.. Тут циркуляр и для старшего группы «пассажиров», приписанных и сопровождающих секретную авиатехнику. Доведём!
Так – им тут: «…подготовить и перебазировать технику на ТАВКР „Минск“, организовав перелёт…», и непосредственно нам: «…предоставить всю необходимую помощь, обеспечить стартовую площадку, заправку топливом, оказать содействие…», и тэдэ… Что ж, предоставим… обеспечим… окажем… посодействуем!
Мысленно скоробясь: «Но намутили – посадка, пересадка. „Яки”-то сами улетят. А передача грузов? Вот вдруг штормило бы!.. Хотя синоптики мух не ловят, наверняка прогнозы были известны заранее как благоприятные».
Оторвал голову от бумаг – к подчинённым:
– Значит так! Старпом здесь, штурман здесь, боцман на шум сам придёт. Мне будет нужен… кто там от БЧ-6 – командир группы ангарно-палубных механизмов. Далее. Обязательно известите и пригласите старшего прикомандированной авиационной комиссии – генерал-лейтенанта.
– Ещё, – это было брошено «секретчику», – мне понадобится копия данного приказа для товарищей авиаторов.
– Пригласить – сюда? – уточнил дежурный.
– Нет, только толчею создавать… Всех буду ждать на флагманском командном посту.
– Сколько у нас времени до встречи с контейнеровозом – полагаю, на всё про всё часа три-четыре? – вопрос уже был адресован штурману.
Тот не замедлил пригласить к столу автопрокладчика, на котором поверх оргстекла лежали путевые карты… наскоро, но деловито излагая диспозицию:
– Это место дислокации кораблей контр-адмирала Паромова. Сейчас мы здесь – фактическое место. Вот точка, назначенная флагманом…
– Далековато от «Минска» с эскортом. Практически на грани визуального контакта.
– Так точно. Так и есть. Сюда же, в точку координат должен подойти ролкер. Легли на курс встречи. Расчётное время прибытия: плюс-минус три – три с половиной часа.
– Приёмный пост уже установил с ними радиоконтакт, – засвидетельствовал со своего места вахтенный офицер, теребя «соску» внутрикорабельной связи.
– Уточните ещё раз время рандеву: какова их скорость, настоящее место. Короче… спешу обрадовать, – командир оглядел присутствующих, вдруг дёрнувшись в лице кривой улыбкой. – Спешу обрадовать, товарищи офицеры, скоро наши прикомандированные покинут нас. Так что… наконец освободим полётку и каюты от всех посторонних. Всем подъём и в дело! Старший помощник, начинайте готовиться к погрузке, перегрузу и другим мероприятиям, необходимым для переселения «пассажиров» на ожидаемое судно. И чтоб прошло без проволочек и оперативно.
* * *
«Зашуршали» с неподдельным энтузиазмом. Неизменная солдатская заповедь «подальше от начальства, поближе к кухне» здесь работала в полной мере… Будь то размещённый на крейсере походный флагманский штаб, во главе с непреклонным «шишкой»-адмиралом (что для «Москвы» случалось нередко)… Или вот как сейчас – подобные «гости-наездники» неизбежно вносили в отлаженную повседневную организацию корабля раздражающие неувязки. Не только рабочего характера – больше можно было говорить о бытовых неудобствах. Всё из-за тех неважнецких условий обитаемости крейсера, так как для всех «пришлых» в обязательном порядке и безусловно выделялись соответствующие их статусу жилые помещения (по возможности отдельные или двухместные каюты старшего комсостава), естественно, в ущерб местным корабельным офицерам, выселенным в посты (доброго сна вам в подвахте, товарищи!).
Не меньшим обременением встал вопрос с организацией питания.
Матросы – в несколько приёмов, но бачковались в помещениях для рядового состава. У мичманов своя кают-компания. И офицеры крейсера, столоваясь, как правило, вполне обходились в одну очередь.
«Чужих» же оказалось более четырёх десятков человек, и практически все при «высоких» погонах – к мичманам не по рангу.
Вот и пришлось, с момента выхода на БС, когда одно потянулось за другим: вахтенные, подвахтенные, ночной завтрак, тревоги во время приема пищи… создавать отдельную офицерскую очередность.
В министерскую комиссию (так, для справки, если перечислить) помимо непосредственно лётного отряда и инженерно-технический персонала входили направленцы от различных служб ВВС и ВМФ; представители 10-го управления Генерального штаба (отдел международного военного сотрудничества – для контактов с индийской стороной); «наука» – группа офицеров от каких-то НИИ; разумеется, сотрудники ОКБ Яковлева и других предприятий промышленности на самолётные системы и комплексы.
Плюс сопроводительный штат приглядывающих товарищей из особого отдела.
Делегировал (как общий руководитель) всю эту «сборную солянку» генерал-лейтенант от авиации ВМФ, который, надо сказать, за время перехода по крейсеру попусту не бродил, засев во флагманской каюте. Всезнайки из кают-компании поговаривали, мол, «томимый жарой», а злые и, вероятно, завистливые языки добавляли «и коньяком» (уж насколько вяжутся «жара и коньяк»). Но для капитана 2-го ранга Скопина на тот момент было главное, что генерал в корабельные дела не совался и вообще не докучал, лично с ним (с командиром корабля) переговорив лишь единожды, представляясь. И далее держал дистанцию, взвалив все контакты на заместителя и начальников групп, которые тоже предпочитали обходиться в вопросах со старпомом и «бычками».
Короче, без претензий и шероховатостей.
* * *
Тут и своих шероховатостей хватало… с экипажем.
С самого начала новоназначенного командира встретили несколько натянуто. Присматривались.
«Чёрт его знает, – скептично мнил Геннадьич, – может, прежнего кэпа особо уважали, или вот – старший помощник (тоже, кстати, кап-два) сам метил надеть командирские регалии… „по наследству“. А я для них кто? Неизвестный варяг с северными корнями, то бишь откуда-то с КСФ».
Моряцкая кадровая среда, невзирая на разброс по четырём флотам, имеет сравнительно тесную связность: училища, академии, ротационные переводы, пересекающиеся фамилии однокашников и сослуживцев. Как ни крути, всегда найдётся тот, с кем совместно тянул флотскую лямку в базе, хаживал в моря – кто-то знавал того-то или слышал о том-то.
«Даже если ты в последнее время пропадал типа в дальней командировке-тмутаракани или в секретной особо режимной части», – свою легенду, составленную в службе безопасности, капитан 2-го ранга Скопин неукоснительно вызубрил – для данной реальности, так сказать.
Знал, что сразу по прибытии на ЧФ, буквально только взойдя по трапу на борт ПКР, штатным офицером особого отдела, в согласии с замполитом, по инстанции были затребованы биографические данные на нового командира, и…
Не успели! Все товарищи из контролирующих органов крейсера «Москва» в один день собрали вещички и тю-тю – получили перевод на другие места службы!
«И я тут такой – тыбыдычь, явился-представился, притянув в довесок свой „хвост“ из нового зама по политической части и целой своры особистов. Видимо, это тоже вызвало кривотолки в кают-компании».
Погодя, старший помощник недоумённо, равно со сдержанным недовольством, дополнительно поделится ещё некоторыми сомнениями в кадровых пертурбациях корабля. Штатный состав крейсера (700 человек) постоянно меняется: «срочники» уходят, приходят (здесь иначе никак), ротируют командиры боевых частей – увольняются, переводятся (с повышением, с понижением – кто во что горазд). Самые постоянные – мичманы.
Систематический некомплект экипажей ремонтирующихся кораблей был одним из болезненных явлений флота (а «Москва», как помним, благополучно стояла в доке «на плановом»). И тут вдруг крейсер интенсивно, с опережением всех расписаний и графиков, начали готовить к боевой службе. Кадровые органы довольно быстро укомплектовали штат офицерами и остальным недостающим личным составом, надёргав людей с других кораблей.
– Не понимаю, – бычился старпом, – даже списывая на поспешность выхода корабля в море. Даже… ну, пусть «Ангара» – она и на БПК-1134 «Ангара»… или какие там ещё типовые РЛС. Да, допустим, часть специалистов перевели с систершипа «Ленинград» – по меньшей мере хоть это вяжется с логикой, так как им не придётся осваивать посты, не будут путаться в коридорах и трапах. Однако имеющаяся несплаванность экипажа налицо!
– Но, – деликатно уточнит Скопин, – невзирая на то… костяк опытных офицеров всё же сохранён, насколько я увидел из списочного состава. И мичманы. Особенно на самом сложном участке – БЧ-5, дивизион движения.
– Это да.
Потом к этому разговору он ещё вернётся, тогда и будут найдены объяснения, в том числе и на сомнительное старпомовское «не понимаю».
А пока…
* * *
В «командирском кресле» возобладал ещё один немаловажный аспект – профессионализм… обязывало.
Офицеру, претендующему на должность командира корабля подобного класса – со всей его спецификой «вертолётоносца ПЛО» и ходовыми особенностями, рекомендовалось для начала пройти серьёзную школу на борту в качестве старпома, перенимая опыт, изучив «коробочку» как следует.
Знакомство с этого и началось – действующий старший помощник настойчиво, но вежливо (субординация, знаете ли) поинтересовался: «Насколько товарищ капитан второго ранга знает матчасть и специфику маневрирования крейсером? Имеет ли допуск к самостоятельному управлению кораблём?»
Знал… допускался…
На самом деле ему, в свою бытность ещё молодому выпускнику «Нахимки», послужить на этой самой «Москве» вполне представилось. Самое обыденное – это несение вахты на якоре или дежурным по «низам». Однако довелось и на ходу вахтенным дублёром «порулить». Неоднократно. Так что представление о боевых возможностях и маневренных элементах крейсера имел.
«А ведь, что ни говори, – не без ностальгии вспоминал Андрей, – захватил последние годы корабля. В начале „девяностых“ – девяносто первом намотали три с лишним тысяч миль, сбегав на полноценную БС в Средиземку. Вернулись, отстоялись… прокатились до Новороссийска (там ещё аврал-шухер случился – принимали Ельцина). Затем в череде утюжили акваторию Чёрного морю – учения, боевое дежурство, и-и-и…» – память немного пасовала… впрочем, не обязана. Будто не желала бередить начавшийся перестроечный бардак: уже в девяносто четвёртом крейсер печально стоял на рейде и никуда не выходил. На следующий год его вывели в резерв 2-й категории, и это был конец.
Как ПКР покинул Севастополь (навсегда) на буксире в Индию на порезку, этого он уже не увидел, получив предписание с приказом о переводе, отбыл на Северный флот, зафиксировав в личных данных послужного списка лейтенанта Скопина, в разделе ВУС, так необходимый сейчас черноморский раздел: «проходил службу… освоил… сдал на классность…» В конце и вовсе «пробив» себе зачёт на самостоятельное несение ходовой вахты. В том числе освоившись в практическом управлении кораблём при швартовых операциях: съёмка с якоря, постановка к стенке кормой и лагом… прочее.
«Не удивлюсь, если штабные кадровики-канцеляры приняли эти зачётные листы к сведению. Плюс протекция Терентьева и кто там за ним стоит (как мне намекнули – личное «добро» главкома Горшкова). Иначе кто бы меня допустил на мостик вертолётоносца».
Разумеется, «те» бумаги исчезли в секретной части. В штабе флота нарисовали другие, «липовые», форму которых надо было засвидетельствовать содержанием, то бишь подтвердить допуск к управлению кораблём, как и обновить многое в памяти практикой, навёрстывая…
Чем и занялся сразу, ещё в Севастополе, ступив на борт.
«Москву» как раз из дока перегнали к причалу на Угольную пристань – принимать назад всё то, что сдали перед постановкой на ремонт: боезапас, топливо, воду.
Командование на всё про всё выделило меньше пяти суток, но портовики впряглись со знанием дела: автомашины со спецскладов УРАВ подгоняли прямо по пирсу к борту, с другой стороны работали плавучие транспорты и баржи-погрузчики, обеспеченные плавкранами.
А у него в эти «пять дней на якоре» появилась возможность параллельно ознакомиться с личным составом непосредственно на местах.
Брал с собой дежурного по кораблю – заодно при обходе постов и дивизионов запишет замечания… Впрочем, не гнушался обращаться с расспросами к командирам боевых частей и даже к опытным «срочникам»-старши́нам. А вот старпома, как предвзятого негласного лидера офицерской «оппозиции», предпочитал «играть» на психологический приём «просьбы о помощи»:
– Владимир Иванович, – (к тому по имени-отчеству), – одолжите-ка ума…
– Ч-чего-о?!
– Объясните, а как вот тут… – изображая располагающую открытость (на самом деле снисходительно ожидая правильной реакции).
Ага! Помощник вздёрнулся, чуть надулся, но встретив твёрдый испытующий взгляд, позабыл покровительственный тон. Смутился даже. Пустился в объяснения.
И всегда неплохо после этих объяснений вставить пару и своих компетенций, показав, что мы-де тоже не лыком шиты – обладаем кое-какими знаниями (в идеале не абы какими, а черпанув в «закромах будущего»… хорошо оно было – почитывать труды практиков-теоретиков из «военных обозрений»).
Подобный подход – в соблюдении выверенного баланса и готовности прислушаться к так называемым «бывалым», не забывая сохранять командирскую дистанцию, оправдывал ожидания.
«А окончательно влиться в коллектив, выпив добру долю алкоголю, можно и погодя, после успешного завершения похода».
* * *
По выходе из базы на мостике не выпячивался, но статистом наблюдающим не стоял, включившись в командную работу, пробуждая корабль:
– Проверка колоколов громкого боя…
– Машинные телеграфы…
– Питание и холод на потребители…
И после дачи пробных оборотов, ощущением лёгкой и переменчивой вибрации:
– Выключить якорные огни, включить ходовые. Спустить гюйс, флаг перенести! Баковые на бак! Сняться со швартовых.
– Поехали! – не по-гагарински, но в самое то настроение!
А крейсер между тем осторожным манёвром разворота правил нос на Инкерманские створы – на выход, «самым малым» следуя на внешний рейд, на чистую воду… скользящий по штильной глади бухты, будто и не было в нём тех тысяч тонн водоизмещения и нескольких метров осадки.
И от Севастополя до Босфора, и в проливах, и за… – своеобразный экзамен на управление кораблём, под присмотром… так было по меньшей мере честно.
А дальше, по мере следования, всё входило в налаженную колею, согласно пунктам посуточного плана и параграфам корабельного устава.
Главное наладить правильную командно-исполнительную организацию – «привести, что называется, экипаж в меридиан» кэп знает что делает, кэп всегда прав, а если не прав, то всё равно прав!
* * *
«Странно только, – расчёска гуляла по мокрым волосам (к себе в каюту забегал на минуту – освежиться), – обычная практика для подобных походов – обязательно подсаживают сверху на голову какого-нибудь „контрика“ флагманом – всё-таки целый отряд, пусть и из двух кораблей. И задача-то вроде бы как серьёзней некуда. Откуда такое?..»
– Товарищ командир, – прервали, и в дверь каюты осторожно постучался вестовой, сунув стриженую голову, – там боцман на полётке с чужими ругается.
– Неужто с генералом сцепился? – скорей риторически и без удивления осклабился Скопин – он уже уяснил, что за человек боцман – своего ни на пядь не уступит.
– Никак нет. Сначала с гражданскими, потом те, что флотские штабные, вмешались.
– А старший что?
– Он за вами и послал.
– Ща буду, – ответил, застёгивая пуговицы на кремовой рубашке. Всё одно собирался идти по распорядительным делам-надобностям, да и на «Яки» посмотреть.
«Интересно же, „141-й“ там, в нашем времени, был птицей редкой».
* * *
На верхней палубе царила рабочая суета.
Процессы протекали параллельно, одно другому не мешало.
Те, кому положено, проводили предполётные регламентные процедуры с «Яками» (один из трёх контейнеров уже был «обнажён», явив серый в незатейливых разводах камуфляжа самолёт-двухвостку со сложенными законцовками плоскостей). Другие неприхотливо готовились к погрузочно-перегрузочным мероприятиям.
Полученным в базе экспедиционным авиационным грузом изначально занималась крейсерская БЧ-6: часть принятого опустили в специальные кладовые и посты ВРР (выполнения регламентных работ); часть, очевидно из соображений удобства и дабы не загромождать внутреннее пространство корабля, рассовали «по сусекам» – на самом деле тупо складировав в верхнем ангаре. Что было оправдано – движения там никакого не было, обычно дежурная пара «Камовых» стояла заблокированной, так как практически всю дорогу «главный вход» ангара был перекрыт двумя Ми-14 (улетевшими затем в Аден).
Сейчас проход был освобождён, створки раздвижных ворот распахнуты, из тёмного провала торчал хвост Ка-25, тут же копошился технический персонал, вывалив наружу какое-то негабаритное содержимое.
Следовало разнайтовить, снять с креплений различные некондиционные ящики, ящики с самолётным оборудованием, стандартные ящики-ЗИПы. Ко всему к истребителям полагалось что-то собственное из вооружения, так как Як-38, базирующиеся на «Минске» не «носили» той номенклатуры, что «141-е» – расширенную линейку управляемых ракет. Стало быть, и это «добро» наличествовало, кантованное в промаркированную спецтару.
Внизу в ангаре всё это перемещали с помощью цепного транспортёра (полуавтоматической системы для парковки вертолётов) к подъёмникам – провал лифта выкатывал наверх составленную штабелем стопку, растаскиваемую матросами, и ехал вниз. Или вот – только навскидку глянув, Скопин по достоинству оценил поднятый очередной одиночный ящичек, предположив, что там наверняка целиком подъёмно-маршевый двигатель.
«Ну-ну, ребята не на авось затарились… а на все случаи жизни!»
Привлекал внимание палубный жёлто-полосатый тягач (угловатый кабриолет с восседающей фигуркой водителя-оператора) – развозчик всего этого к нужному месту.
Навскидку того, что вытащили наверх, не так чтобы было и много, но «общим непорядком» глаз резало.
Свою массовку создавали члены комиссии (в погонах и без) – типа руководящие и смотрящие. Озабоченно хмурил брови старший инженер ТЭЧ авиаотряда (официально груз вместе с летательными аппаратами был в его заведовании). От него не отлипал сопровождавший ответственный офицер из БЧ-6… оба со списками, явно «учёт приёмки – учёт убытия».
Командир оставался ещё никем не замеченным, только спустившись со шкафута на полётку. Поймал пробегавшего матроса, спросил:
– Где старший? – имея в виду старпома (голос невидимого боцмана доносился как будто бы сверху – с нависающего прямо над ангаром мостика СКП).
Туда и вскинул в первую очередь взгляд заозиравшийся, малость приошалевший матрос:
– Тут… – не увидел, – только что тут был, тащ камдир.
Впрочем, помощник отыскался там же – в пункте управления, только внутри «стекляшки».
Выяснилось, в чём тяжба боцмана.
Задача по переброске «Яков» вдруг (или не вдруг) обросла новыми подробностями, суть коих такова.
Двум машинам планировалось «уйти» со специальной площадки, установленной во время ремонта в базе, – на палубу крейсера настелили стальные плиты с жаропрочным покрытием Ак-9Ф. На третий ЛА у членов комиссии Главного управления Генштаба были особые виды – изъявили желание показать индийским военным весь порядок: разбор контейнера, инфраструктуру оперативной подготовки к взлёту, сам взлёт… и не абы как! Оказывается, им необходимо было показать ещё и контейнер, который сам по себе представлял мобильную трансформируемую стартовую позицию. Его донная часть-платформа имела термостойкую основу, что позволяло…
Гражданский товарищ из НИИ перечислял торопливо, слегка срываясь на хрип (на палубе было шумно, а он уже успел с боцманом наспориться):
– …что позволяет производить оперативный старт с необорудованного корабля, с железнодорожного транспорта, с автомобильного трейлера – «с телеги», как уже успели окрестить острословы. В нашем случае – отработка экстренного взлёта с нештатной технической позиции взад или поперёк полётной палубы.
(Это его «взад» всем при погонах особо понравилось.)
Однако специалисты сразу указали на возможные осложнения, если произвести взлёт с тех позиций, где в данный момент стояли контейнеры, – близко к надстройке – её влияние провоцирует завихрения (вследствие интерференции воздушных потоков), а также может создать зону пониженного давления. Настаивали на перенос платформы подальше к корме.
То есть, как въехал Скопин, надо разобрать этот гофрированный ящик-параллепипед, сняв все секции, перетащить нижнюю часть (матросики дружно «Э-эх! Взялись»!) ближе к юту, «пригвоздить» к палубе, иначе её сдует реактивными струями… Закатить самолёт, снова всё собрать в походную коробку. Ждём-с зрителей!
Вот на моменте «пригвоздить к палубе» известный флотский ворчун боцман и упёрся. Намертво!
«Не дам, – говорит, – палубу дырявить! У меня и так нештатных дыр немерено! И без того – термолисты на полётке настелили – фиксировали, чтоб не унесло. „Мили“ тросами найтовили?.. Пришлось обуха приваривать. Три контейнера по-штормовому крепили?.. Тоже по живому!
Потом всё снимут, а мне отверстия и выбоины – где железом, а в основном эпоксидной заливать. Не напасёшься. А как получать на берегу – дают строго по нормативу. У меня лишнего „шила“ на мзду нет!»
Скопин, как «главная корабельная власть», выслушал, покивал, пряча эмоции, – тут вставай на сторону старшего мичмана, не вставай, но в директиве штаба относительно «гостей» сказано прямо: «…предоставить всю необходимую помощь и оказать содействие». Лишь попытался закинуть альтернативную удочку, мол, «по английскому опыту, применимому ими в ходе Фолклендской войны, и, тэк-с сказать, в целях чистоты эксперимента! – почему бы не показать всё ноу-хау именно на гражданском судне – контейнеровозе»?!
(Засветка ролкера уже маячила жирной блямбой на экране навигационной РЛС, о чём успели известить с «ходового».)
Не прокатило. Тем более что заместитель генерал-майора успел связаться по выделенному каналу с Москвой, и там подтвердили приоритеты, завизировав данный пункт в расписании документальным формуляром: «…подготовить исследовательские работы по анализу эксплуатации некоторых систем вооружений для совершенствования методики обеспечения и обслуживания…» и т. д., и т. п., и «тыр-пыр – восемь дыр»… Если продолжить негодованием боцмана.
Только и осталось – развести руками… Наличие на борту представителей всяческих ведомств, не подчиняющихся структурам ВМФ, или других флотских начальников, стоящих рангом выше командира корабля, зачастую или как правило вносило свои служебные особенности. Неоднозначные.
«Тут ещё и англицизм этот – ноу-хау выскочил чёртиком, – запоздало сетовал кавторанг, – вот же чёрт! У замполита очередной приступ шпиономании и контрдиссидентской прыти. Так и трётся козлина за спиной, так и зыркает!»
(…и это был уже не первый «на карандаш» командиру со стороны «слуги партии».)
* * *
На уши присел Ка-25, неспешно разгоняя соосное вращение лопастей, по сути разгоняя участников досужего спора. Как минимум боцман, плюнув (мысленно), перекрывая набирающие тон турбины, ссылкой на кучу дел, утопал.
В послед на полётке и вовсе загудело несвойственными для вертолётоносца реактивными режимами.
Пока дискутировали, не заметили, что первый «Як» уже скатили с платформы, зацепив за «водило» палубным тягачом, осторожно выведя на стартовую позицию.
Система для заправки вертолётов керосином и маслом непосредственно на полётке имела четыре узла подачи (по числу площадок). Один из… за номером «4» зарезервировали под керосин марки Т-8 (на двигатели сверхзвуковых машин вертолётное топливо не подходит).
Техники подтянули шланг, возясь с подсоединением, так же неторопливо в порядке текущего регламента производя предполётный осмотр машины, вскрыв лючки к контролькам, подключив кабели… Пока кокпит не получил недостающую важную деталь – пилота. И тогда суета обслуги стала более предметной.
От руководителя полётов прошло распоряжение:
– Начать «предварительную»!
Гонка двигателей, доводя звуки до противного визга и рёва.
Тут же переходя к объявлению «предполётной» – первая машина на старте, вторую можно было считать в положении технические позиции.
– Условия размещения ТЭЧ «по-самолётному» на авианесущем «Минске» будут, разумеется, более подходящие, – услышал Скопин, оставшийся на мостике СКП, дабы не путаться внизу среди персонала. Посмотрел – часть начальствующих товарищей из комиссии тоже предпочли смотреть на действо сверху. Генерал-майор перебрасывался комментариями с кем-то в рабочем комбезе ВВС.
По «громкоговорящей» снова оповестили, в этот раз данные метеопоста для дежурного по полётной палубе.
– Что там у вас? – командир склонил голову к высунувшемуся на мостик лейтенанту – начальнику группы синоптиков.
– С флагманского «Минска» поделились – предоставили метеорологическую карту района с общим прогнозом.
– И?..
– Параметры с нашими расходятся ненамного, – лейтенант пожал плечами, мол, при том-то расстоянии между кораблями – с чего бы иначе. И добавил: – Ждут, дали азимут на посадку.
На самом деле любые взлётно-посадочные мероприятия начинались с ежедневного обеспечения метеопрогноза, анализа обстановки на предстоящие сутки. Зондирование радиометеорологическим комплексом корабля осуществлялось до пятнадцати километров по потолку и в радиусе трехсот километров, на предмет облачности, ожидаемых осадков или всяких там шквалов и грозовых явлений. Плюс дополняющие тонкости: температура воздуха, влажность, давление. В «шаропилотной», в ведении БЧ-1, находились метеозонды с подвесным оборудованием… (этим хозяйством на память и бытность лейтенанта Скопина практически не пользовались, как и сейчас).
Сейчас был важнее «истинный ветер» на полётной палубе (результирующий – относительно курса и скорости движения носителя). Его определяли по установленным на автоматических площадках ветроуказателям – «колдунам»… На сей момент эти полосатые конусы из ткани, похожие на колпак Буратино, вытянулись по направлению к корме за счёт хода корабля, изредка «поигрывая» в бок от лёгкого траверзного задувания. Соответствующе – на поверхности моря исключительно лёгкая зыбь в полном отсутствии какой-либо качки.
Однако, невзирая на эти видимые благоприятные условия, для тропических широт в зонах атмосферных фронтов были характерны и возможны резкие шквальные порывы. О чём знали.
В оценке всех этих нюансов (очень далёких от критических – просто перестраховывались) курс и скорость корабля выбрали с более удобными для взлёта характеристиками.
– Вы нас, пилотов, совсем прям обижаете. Мы в Саках по-всякому отрабатывали, и не в такие ветра: и с «боковым результирующим», и с порывами, и по полному профилю.
Скопин глянул на говорившего – рядом соседом на планширь облокотился тот собеседник генерала – мужик лет к сорока́ в техническом авиационном комбинезоне без знаков различия.
– Так вы пилот? Морская авиация? Строевой лётчик? Простите, как к вам обращаться?
– Нет. Я не в приказе закрепления экипажей. Можно сказать, инструктор. Старший лейтенант… запаса. Синицын.
– А-а-а… – тут же вспоминая, нашёлся кавторанг, – шеф-пилот фирмы Яковлева. Синицын Андрей?..
– Александрович, – по тому, как вытянулось лицо летуна, было понятно – удивлён, что его знает какой-то моряк, капитан второго ранга… Пусть и не какой-то, пусть и командир крейсера.
Геннадьич на это ухмыльнулся, почти шало… чему-то своему.
Между тем внизу на полётке колыхнулось людским, отнюдь не броуновским движением – поляризируясь ближе к надстройке, расчищая кормовой сектор, где стоял на «стартовой» сипящий двигателями «Як». И вторая машина готова занять ту же позицию, практически с немедленным взлётом… кишки заправочных шлангов уже убрали, фонарь закрыт, двигатели на малых оборотах.
Взлёт собирались снимать «для истории» на плёнку, установив треногу с камерой. За спинами операторов кучковалась руководящая и наблюдающая массовка: штабные офицеры, представители яковлевской «фирмы». Очевидно, заинтересованные товарищи пожелали иметь «картинку» с разных ракурсов, поэтому к делу подключили и группу фоторазведки крейсера – те со знанием дела забрались повыше (вид сверху!), на сигнальный мостик с задней стороны дымовой трубы.
По трансляции объявили: «Корабль к взлётно-посадочным мероприятиям приготовить!»
По всему периметру среза полётной палубы автоматизированная система гидравлики завалила леерные ограждения. Тягач откатили поближе к надстройке.
Дождавшись своей «отмашки», с площадки № 3 снялся Ка-25ПС (спасатель), повиснув начеку сразу за кормовым срезом. Пилот «Яка», очевидно, доложился по радио о готовности, продублировав жестами из кабины, и с СКП подтвердили разрешение на взлёт.
– Это Як-41? Или уже под индексом «141»? – И без паузы, поймав в ответном взгляде лётчика-испытателя Синицына тот же самый блеск недоумения: – Что-то не так?
«Что-то не то сказал? – мысленно переспросил себя Скопин. – Мне, видимо, не должно знать такие сугубо внутренние для ОКБ нюансы».
Потому дополнил… в слегка оправдательной интонации:
– Просто у меня, хм, в «проездных» документах, видимо от секретности, они ещё как заводское «изделие 48-3» числятся. Хотя да – не вижу флажка ВМС на фюзеляже, значит, ещё не приняли.
Помявшись, Синицын, тем не менее, выдавил:
– «Сто сорок первые». Сменили перед самым убытием. А на ТАВКР перелетят, там флажки, наверное, и нарисуют, приняв в состав авиации флота…
Его голос растворился в набирающих оборотах турбин, переходящих в раздирающий визг и форсажный рёв…
Отвлёкшись на короткий обмен репликами, прозевали момент – первая машина оказалась уже в воздухе, выходя на эволютивную скорость и самолётный (горизонтальный) режим. Вторая немедля самостоятельно зарулила на термостойкую площадку. Лётчик, казалось, с ходу врубил стартовый режим, поднимаясь вертикально с небольшим продольным скольжением. Раскалённые, исходящие из сопел газы должны были лизнуть незащищённую палубу, но «Яка» буквально вздёрнуло вверх на безопасную высоту.
Потом Синицын пояснит:
– Этот вертолёт взлетает на воздушной подушке, что создают вращающиеся лопасти, а у СВВП при чисто вертикальном взлёте возникает эффект «подсасывания» – под самолётом, вследствие «растекания» газов во все стороны, образуется разрежение. Ко всему подъемные двигатели, расположенные вертикально за кабиной летчика, затягивают свои собственные выхлопные газы, отраженные от поверхности. Однако если слегка подать вперёд – машина выходит из зоны циркуляции и весь вал «аэродинамического мусора» остаётся за хвостом. Тяга на лишнее не расходуется – и самолёт легче уходит в отрыв, что мы и видели на старте второго «Яка» – сразу подскочил на несколько метров. Так что полётку пожечь риска не было. Тем более что загрузка минимальна – без подвеса, как и по горючке… тут, по нашим авиационным меркам, от пятачка до пятачка, сиречь от «Москвы» до «Минска», не то что долететь, доплюнуть на раз.
– А прыжковый взлёт? – снова показал свою осведомлённость Скопин. (Тогда в кабинете у Терентьева в ноуте на рабочем столе он увидел папку «Вертикалки». Открыл, а там подробно: и по модельным типам СВВП Яковлева, и о режимах взлёта-посадки, и в том числе сравнительные характеристики с натовскими аналогами, известно какими. Увлёкся и зачитал в полную – времени-то было предостаточно.)
В этот раз во взгляде лётчика-испытателя к удивлению примешалось уважение:
– «Прыжковый»? Есть такое. Там весь фокус в работе амортизаторов с тем же потребным эффектом – быстрей уйти из зоны подсоса. Движки гудят, но тяги для взлета им не хватает. Стойки шасси разжимаются и немного, буквально на полметра, подбрасывают машину. Двигатели хватают чистый воздух, самолет «под-вспухает», и этого достаточно, чтобы экспансивно уйти вверх. Мы этот приём ещё на «тридцать восьмых» оттачивали, но… в армию трудно что-то новое протолкнуть – всё-таки там лишняя нагрузка, изменение методики… Может, вот флотские возьмут на вооружение – для авианесущих «Кречетов», используя «прыжок» при групповом старте прямо со стояночных мест… и эффективно, и не без эффекта – веером.
* * *
«Яки», быстро источившись в точки, один за другим растворились в небе, уходя на пеленг «Минска».
Приёмный пост ПКР уже слышал переговоры лётчиков с тамошним КП – им давали азимут захода на палубу, наведение на приводной маяк… Они, очевидно, уже визуально выглядывали плавучий аэродром, получив разрешение на посадку (тут шеф-пилот был совершенно прав – то, что для кораблей час-два полного хода, для самолётов всего лишь «перепрыгнуть» с точки на точку.)
Трансляция противолодочного крейсера «Москва» оповещала о текущих мероприятиях на полётной палубе.
Зрители с мостика СКП во главе с генерал-майором засобирались дружно вниз.
– Пора идти… – неловко пробурчал Синицын, будто в завязанной ранее беседе теперь не мог просто так, взять и, ни слова не сказавши, уйти.
– В самом деле, – согласился кавторанг.
Лёгкий ветерок ещё веял остатки запаха отработанного керосина улетевших истребителей.
На самой корме, продолжая ротационное вращение лопастей, «остывал» спасательный «Камов».
Народ рассосался по полётке – согласно обязанностям, либо кто во что горазд (это о некоторых членах комиссии).
Озадаченные боцманом матросы бродили, опустив головы, осматривая палубное покрытие – не наследил ли реактивными струями подъёмных двигателей «Як» – тот, что «проскользнул» на взлёте. Судя по жестикуляции «озадаченных» – не наследил.
Как и планировали, начали готовить переустановку универсального стартового контейнера на новое место: ходили инженеры и спецы из НИИ, что-то промеряли ручными анемометрами, рассматривая варианты, оговаривали предложения по достижению безопасных условий взлета. Судя по каким-то заполняемым бумагам (и даже делаемым фото), данная процедура тут же фиксировалась и оформлялась документально-тактическими формулярами.
Готовили третий самолёт, проводя все положенные стандартные процедуры.
В этот раз под крылья цепляли ракеты (демонстрация «по-боевому» для индийцев), вскрыв соответствующие ящики из выставленных под перегрузку: возились оружейники, сновали техники – свои из БЧ-6 крейсера и прикомандированные.
Обходил осмотром истребитель пилот, пощупывая ладонью какие-то неприметные внешние детали, казалось беспредметно, просто чтобы убедить самого себя.
Командир корабля в форменной кремовой рубашечке, в связи с общей суетой и избытком «высоких» погон, особого внимания к себе не привлекал. Стоял за спинами занятого делом персонала, но и не без интереса – покуда на палубе весь этот авиационный ажиотаж и замерший в ожидании самолёт притягивал к себе внимание (улетит – у кэпа всегда есть чем, своим моряцким, забить голову).
Вблизи Як-141, по определению новый, но наверняка уже немало испытательно налетавший и однозначно снова приведённый в надлежаще презентабельный вид, произвёл противоречивое впечатление.
«Точно, его ещё вылизывать и вылизывать! – Скопин сам удивился своему скептицизму. Делая оправдательную скидку на то, что, видимо, культура производства и технологичный подход в восьмидесятые заметно отличаются (отличались!) от тенденций развития авиации последующих лет, которые уже выражены в стелс-линиях. Хотя, может, я и предвзят».
Но мелкие детали – бог с ними. Особо «резали глаз» хвостовые консольные балки, вынесенные далеко назад за подъемно-маршевый двигатель.
– Как две оглобли! – бросил вслух. Был услышан Синицыным, коротко пояснившим:
– Такое решение вызвано необходимостью аэродинамической компоновки и центровкой самолёта на всех режимах полёта.
На что в голове критически щёлкнуло: «А штатовский F-35 в той же концепции, пожалуй, поэлегантней получился. Впрочем, какие наши годы. Не удивлюсь, если „141-й“ будет обделён малой серией, а в ОКБ Яковлева уже вовсю „рисуют“ новую машину, с учётом всех наработок и опыта. Наверняка в инсайде пересмотрев и спецификацию, так как „героически добытая агентами КГБ“ подборка по новейшему проекту F-35 от „Локхид Мартин“, безусловно даст свою пищу для размышлений и заимствования. И проигравший уродец Х-32 от „Боинга“ небезынтересен, хм… Забавно, что самолётов-то этих ещё и в помине нет».
– Ну а вообще – как? – закинул удочку, кивнув на уже «заряженный» ракетами «Як». Им пришлось посторониться, пропуская палубный тягач, приноравливающийся к зацепу «водила».
– Замечательный аппарат! – авторитетно завёлся шеф-пилот, было видно – самолёт ему искренне нравился. – Сравнить с Як-38 – у того управление механическое, здесь всё на электронике. Автоматизированный выход на горизонтальный режим и разгон, причём сработан грамотно и выверено, ничего лишнего.
– Цифра нас спасёт…
– Что?
– Цифровая электроника. А если установить датчики всякие: бокового ветра, скорости носителя и прочее в сопряжении с кораблём, а также проработать систему адаптивного автоматического управления приводами со сложной кинематикой…
Синицын вздёрнул брови, издав непонятный возглас, типа «хрена́ себе!».
– Можно взлёт-посадку и вовсе автоматизировать, сведя ошибки пилотирования на критических участках к минимуму.
– Вот именно посадку в вертикальном режиме я бы к числу сложных элементов не стал относить, – будто возразил инструктор, – расчёт там простейший. Даже в сложных метеоусловиях всего лишь необходимо знать два внешних параметра – удаление до площадки и направление на неё, и всегда есть время в уме построить траекторию. Не надо выполнять сложные маневрирования в районе корабля, ходя в ожидании по кругу, сжигая топливо.
– То есть вы горячий сторонник СВВП.
– А что собственно?..
– Знаете же – в частях, как и в высоких военных кругах, к «вертикалкам» далеко не однозначное отношение. По факту дурной репутации Як-38, со всеми его конструктивными и эксплуатационными недостатками. И аварийностью. Кстати, американе – Корпус морской пехоты США – тоже не особо в восторге от «Харриеров», AV-8A по-ихнему – гробятся. И у англичан не так всё радужно.
– Откуда данные? Нигде не упоминается…
– Джентльмены умело скрывают информацию. Не будут же они на каждом заборе писать о своих бедах, – ушёл от ответа кавторанг, отведя взгляд: «Ну не скажешь же ему точных и полных цифр… в терентьевском ноуте период статистики катастроф по-любасу зашкаливает за 1985 год».
Всё же внес уточнение:
– Если обобщить – примерно треть и более от всего парка потеряна в нештатных ситуациях. Немало, прямо скажем. Аварийность Як-38 примерно сопоставима, однако при прочих равных – летают натовцы больше.
– В любом случае, – со снисходительным превосходством заверил Синицын, – «Harrier» новому Як-141 не ровня. Сверхзвук, во-первых! А чего стоит уникальное трёхсекционное сопло, способное работать при высоких температурах! Здесь Запад мы опередили лет на десять, если не больше!
– Я бы не был столь самоуверен… Они там, в просвещённых европах и америках, всегда жили более богатым научно-производственным ресурсом. Если надо, всё могут сделать или повторить. Да и на счёт «уникальности»… был у американцев проект «палубника» в начале семидесятых. Точно не помню, «Конваир» какой-то. Компоновка такая же – три двигателя, поворотное сопло. Правда, что-то там не срослось и тему закрыли.
На миг они разом прервались, уставившись в небо. На момент, наверное, каждый: занятый чем-то, не занятый… в данном случае даже копошащиеся у самолёта техники отвлеклись, вскинув головы на неожиданный звук.
Они просвистели парой, пройдя по траверзу за корму… вполне узнаваемые – свои, из авиагруппы «Минска».
– Решили нас с флагмана «проведать».
– И, по-моему, это… – Синицын внимательно вглядывался, приложив ладонь поверх глаз от слепящего солнца.
К тому времени удалившиеся самолёты легли в разворот. Однако, возвращаясь, близким прохождением пилоты себя уже не утруждали, следуя по большой дуге.
– Далеко. Но судя по форме носа и.
– Радар? Як-39.
– Откуда… откуда у моряка столько сведений по авиации? – наконец и далеко не вдруг выдавил Синицын.
Скопин не сдержал, да и не скрывал улыбки, быстро в уме обсчитав: «Так-так, про „Конваир“ не переспросил. Знает? Возможно, и о F-35 тоже знает – а почему бы и нет, всё ж таки шеф-пилот ОКБ, не абы кто: показывали фото, схемы – на экспертную оценку. Но молчит, потому что бумажки особистские подписал. И ершится-косится на меня с прищуром – откель у флотского служивого столько специфического непрофильного в багаже. Хотя почему же непрофильного?»
Ответил:
– Там, где я жил – счастливое детство, юность – частенько на взлёте ревели форсажем Су-7. Прямо над домами, аж стёкла дрожали. Вот и мечталось о небе. Почему же не?.. – предугадывая немой вопрос. – По здоровью на высший пилотаж не тянул. Да и мечты… они по-разному сбываются.
Но причины «знаний по авиации» могут быть и более прозаичные… – например, если метить на капитанский мостик тяжёлого авианесущего крейсера. Знать в этом случае тактический и боевой потенциал «крыла» обязательно. Разве нет?
– Разрешите обратиться!
Совпало: Синицын понадобился авторитетно к самолёту – сотрудники ОКБ попросили что-то «показать на пальцах»; с «ходового» примчался вестовой, уже по душу командира, понудив прервать беседу.
Как раз нечто неразборчивое «отгавкала» трансляция, смазав резонансом внятность в громкоговорителях… Как видно, следующий пункт в запланированных мероприятиях.
«Як» стоял на платформе, уже заправленный, зафиксированный стояночными колодками. Пилот, «поиграв» двигателями на разных режимах, заглушил, показав «норма», сполз вниз. Что-то черкнул (расписался) в поданном журнале: «машину принял». Увидев подходящего инструктора, поднял пятерню, крикнув (ветер донёс):
– Мой готов!
Матросы, под руководством инженера не мешкая начали собирать, устанавливая секции контейнера, пряча машину.
«А ничего так – занимательный разговор получился», – уже уходя, оглянулся Скопин. Увидел, как Синицын с коллегами что-то воодушевлённо обсуждают, как это любят делать летуны, рисуя ладонями элементы пилотирования.
«Вот такие они – пилоты».
Он, конечно, имел приблизительное (непрямое) представление о работе лётчика-истребителя: перегрузки, боевое напряжение до сброса нескольких килограммов веса, всякие нештатки. Кто бы сомневался – служба непростая и, бесспорно, нелёгкий труд.
«Но кто такие пилоты? По сути, наездники-эксплуатанты, фехтовальщики истребительных рапир, несомненно, могущие оценить достоинства и недостатки тех или иных машин, сравнивая, давая свою оценку, как сейчас.
Я вот тоже могу сказать „мой корабль“. Но у них это чувство, наверное, особенно обострено – когда ты в кокпите единоличным хозяином, техники заправили всем, чем положено, и ты отрываешься от земли, чувствуя власть над сверхзвуковой машиной в трёхмерной стихии неба! Это поднимает собственный статус, прежде всего в собственных глазах – крещение небом и всё такое… Восторг овладевает тобой полностью!
Самолёт – игрушка для взрослого мальчишки, только дайте полетать!
А сколько стоит такая «игрушка» для страны: разработкой от чертёжной идеи до серийного производства? (Это на память совсем недавнего разговора с Терентьевым, где мышление, что уж, державное.)
А там… статистика, процентная вероятность погрешностей… и случайности: что-то техник недоглядел, где-то механика-электроника подвела, здесь лётчик не справился.
Самолёт не корабль, не машина… на обочину не съедешь – под капотом посмотреть…
Игрушка – шмяк о землю миллионы рублей или долларов. А над морем, тут и катапультировавшись – вероятности очень приблизительны… не менее опасная стихия, вольных трактовок не прощает! Вот так».
Толкнул дверь со шкафута в надстройку – к постам.
* * *
Собственно, и потребовался он не на «ходовом», а в приёмном посту.
На связи флагман: Паромов уточнил организационные детали, касающиеся эскадренной дислокации, которая, несомненно, ещё подвергнется корректировке и по определению не может быть статичной.
Контр-адмирал решил перетасовать эскортные корабли: забирал себе (видимо, в каких-то индийских интересах) БПК «Твёрдый», выделяя на замену, равно как и на усиление, два противолодочных корабля – «Петропавловск» и «Николаев». Тем самым формируя ударно-поисковую группу во главе с ПКР «Москва».
Назначенные вымпелы должны были подойти либо к вечеру этих суток, либо в ночь на следующие. Или же на утро. Но не позже того, как «Москву» покинет «Твёрдый», которому вменялось сопроводить принявший экспедиционный груз ролкер, что, возможно, являлось определяющим условием.
Выйдя из радиорубки, Скопин нос к носу столкнулся с особистом. Тем самым, доставшимся ему по «наследству» от Терентьева и теперь по всем выводам назначенным его личным куратором. В подполковничьем звании, но в морской форме (чтоб не выделяться) – стало быть, тоже капитан 2-го ранга.
– И зачем было вот так озадачивать товарища лётчика, козыряя, как я понял, чрезмерной эрудицией в области авиации? – в голосе чекиста сквозил ленивый укор. Он даже голову склонил вбок, играя.
– А «о́рганы» бдят, значит. Значит, слышали всё, – уловив эту игру, Геннадьич придал голосу сварливости.
– Не всё, но достаточно… это входит в мои обязанности. И всё же, зачем?
– Тщета тщеславия… нереализованное чувство значимости, – пояснив, – это если потоптаться по Фрейду.
– По Фрейду – все сплошь малахольные, – подполковник изобразил улыбку, принимая шутку, – услышал бы о Зигмунде замполит, так не жалуемый вами, снова бы нашёл скрытые диссидентские умыслы.
– Чёрт, да мне просто интересно всё то, что касается военного железа – плавающего и летающего, в частности, – Скопин демонстративно взглянул на часы, давая понять, что торопится по делам. Вместе с тем стараясь быть вежливым.
На том и разошлись. Такая вот своеобразная словесная пикировка.
* * *
Принадлежность к контролирующей организации, сам образ сурового чекиста, как и навешанный на погоны неприкасаемый ярлык «КГБ», неизбежно субординировал сотрудника от остального «народа». «Народ» платил тем же, по возможности дистанцируясь.
Тем не менее отношения со старшим особистом у Скопина определились в немалой степени с рекомендаций Терентьева: «поладить можно».
Причём оказалось – обоюдным образом.
Скопину «поладить» с офицером Особого отдела обязывало – как в штатном порядке, будучи командиром корабля (со всеми налагаемыми уставом правилами и далеко не формальными обязанностями), так и согласно тем протоколам, что были подписаны им на Лубянке. В противном случае в море его бы не выпустили.
И «чекист»-подполковник неоднократно пытался вывести контакты с подопечным из сугубо служебной плоскости, определённо проявляя всяческое расположение (не исключено, что здесь играло ещё и его собственное любопытство, по типу: «человек другого века-мира… вроде бы свой, но другой» и т. д.).
Случай «достигнуть понимания» представился.
* * *
Дело было во время короткого стояния на рейде йеменского Адена, где пара Ми-14 покинула палубу «Москвы», перелетев на аэродром Эль-Анад. Туда из Союза как раз пришёл «борт» (Ан-12), доставивший в том числе почту.
На крейсер оказией передали свежую советскую периодичку – в обработку пропагандисту-замполиту (с этим делом оказалось строго), кого-то из «срочников» даже догнали письма, пришедшие на «севастопольские в/ч».
Видимо, что-то «из дома» получил и старший особист.
«Попался» он, нервно комкающий конверт, в тамбуре верхней палубы, куда обычно Скопин выходил покурить, дабы не дымить в своей каюте… Лицо у Вовы было такое – пасмурное, пасмурное.
– У вас всё нормально, товарищ подполковник?! Да вы никак, – две недели без алкоголя очень обостряют восприимчивость, – выпимши!
– Да… непрофессионально.
– Пойдёмте, – решительно предложил кавторанг, указав на дверь в командирский салон.
– Я ведь не просто так сменил уютную столицу на сомнительный флотский быт, – поведал «комитетчик», когда они уселись за столом под принуждённый шум кондиционера, а капитан 2-го ранга, достав бутылку коньяку, «накапал по рюмашке»… в стаканы.
– Ну, дык… мы люди подневольные.
– Так-то оно так, но… – откашлялся гость, – мне самому «горело» сменить обстановку. Кардинально. Налейте ещё… да что вы по граммулечке! Мне на вахту не заступать.
Варварски махнув марочный «Арарат», вмиг поплыв от щедрых «стописят», он охмелел, осмелел:
– Наверное, завтра пожалею, что поделился, но накипь снять очень уж надо, – особист нервно расправил конверт и снова сложил вдвое, вчетверо. – Вот – пришло. Жена. Развод оформлен.
И поколебавшись чуть, продолжил со скрипом о своём наболевшем:
– Домой вернулся, а должен ещё быть в командировке, слышу – в ванной плещется. Вхожу… а они сидят!
– Сидят?!
– Ну как сидят – вдвоём в ванной, друг на друге, – не глядя, снова потянулся к стакану – запить горечь (стакан поступил по-свински – опрокинулся… Хорошо там на донышке). – О некоторых вещах ещё допустимо знать. Но увидеть!.. Уж лучше не видеть.
– И?..
– Что «и»? Только и осталось – уйти, оставив после себя пепел семейной Хиросимы.
Геннадьич на «пепел Хиросимы» показал характерно кулаком о ладонь, мол…
– Нет. Нас учат совладать с собой, – Вову передёрнуло, – и ведь всё так нормально было, в отношениях. И тут… картина.
Скопин пожал плечами – не сочувствие, чистая философия:
– Взяв свою девушку за грудь, наслаждаешься иллюзией, что у тебя всё схвачено. Но… даже от Мюнхгаузена Марта ушла.
После того случая они, конечно, не перешли на «ты», но разговаривать с особистом стало легче.
Единственное только, погодя и не однажды прокручивая в голове тот эпизод (а правда, она страдает от пристального рассмотрения), Скопин чувствовал, что его не покидает смутное ощущение – «чего-то не так» с тем всплеском неожиданных житейских откровений. Где-то на периферии подозрительности пряталось устойчивое предубеждение, что комитетчик-профессионал Вова всё срежиссировал специально. Ну, или очень тонко вставил свои реальные проблемы в канву служебной необходимости.
* * *
Странным образом остаток этого насыщенного текущими задачами дня прошёл, да и запомнился в каком-то сумбуре. Хотя чего уж тут странного, когда всё в темпе и в тонусе, ни минутки на лишку – хотели управиться до наступления ночи.
Время и мили сошлись – отряд достиг места встречи с ролкером. Сблизились, легли на параллельные курсы, снизив ход, уравнялись.
Газотурбоход «Капитан Смирнов» – здоровенная бандура на полный дедвейт в двадцать тысяч тонн, заметно длиннее противолодочного крейсера, правда и заметно ниже, что следовало учитывать при перегрузочных работах, и пока суть да дело, определялись – как: налаживать канатную дорогу или…
По оценке погодных условий и недолгой дискуссии по радио (на «Смирнове» присутствовали военные специалисты) решили «или»!
Но сначала по плану приняли индийскую делегацию.
От судна отвалил вместительный мотобот, очертив короткий пеноусый переход к борту крейсера. Два крючковых зацепили плавсредство за корму и нос, завели чалки, подтянув вплотную, обеспечивая сход пассажиров.
Всё отвечало подобающему моменту.
Скопин ещё издалека в бинокль разглядел: индийцы (их не спутаешь) разодеты торжественно… – по такому случаю приказал привести в надлежащий вид швартовую команду. Офицеров, разумеется. И сам напялил соответствующие регалии. Вышел встречать, ожидая на палубе, наблюдая, как дюжина белозубо-улыбчивых «фредди меркьюри» (ну почти… ближе эта иллюзия, конечно, развеялась) по одному выбиралась на вынос трапа.
Полагалось и дальше следовать пристойностям: по церемониал-регламенту для всех без исключения иностранных делегаций, на осмотр и обед выделялось до двух часов (и какие-то минимумы)… Дипломатия-с.
Однако по обоюдному согласию решили – «первым делом самолёты», уж затем обеды (по ходу дела осуществляя и запланированные карго-работы).
Никто в экипаже не горел особым желанием оставлять индийцев на ночь (лишние хлопоты). Как-то сразу выяснилось, что они и сами не видят смысла задерживаться на вертолётоносце.
– Управимся? – запрашивал кэп. И получив в ответ бравое неуставное: «Обязательно, тащ камдир, всё погрузим-перегрузим, переправим к сроку!», распорядился уведомить по инстанции.
– Точно управитесь? – вторил на том конце «провода» контр-адмирал Паромов. И тоже отдавал необходимые распоряжения командирам назначенных кораблей эскорта – у них должна была быть полуторачасовая фора – прийти вовремя.
На полётке снова разбегался по штатным местам народ, голосила трансляция, сгрудились в стороне наблюдающие, раскручивал лопасти вертолёт-спасатель.
Техники выученно сняли трёхсекционную верхнюю часть контейнера, откинули «раскладушкой» боковины, явив готовый к полёту «Як».
Пилот «взбежал» в кабину, запустил агрегаты… Поднялась створка подъёмных РД-41, разложились крылышки. Порскнула обслуга, сняв с колодок-фиксаторов, оттащив стремянку.
Самолёт стоял носом к кормовому срезу. Поворотное сопло подъёмно-маршевого повернулось вниз, завихрив из жерла горячими газами… Хвост чуть даже сыграл вверх на амортизаторах стоек.
Поднимался он с незначительным дифферентом на нос, слегка покренивая, исказив струями прозрачность воздуха под собой.
В этот раз пилот не гнал коней, повисел показушно… Всё происходило так плавно, что показалось – корабль сам «выехал» из-под вертикально взлетающего «Яка».
Индийцы – поначалу притихшая и достаточно организованная ватага – загомонили, захлопали в ладоши! Советская делегирующая сторона вторила (дурной пример заразителен), но жиденько – у наших подобное не особо-то принято. Да и не в строку себе хлопать: мы-де такие взлёты на раз и не по разу!
Ушедший на вираж «Як», уже проходя курсом на «Минск», крутнул над палубой щегольскую «бочку».
Красиво!
* * *
Перегрузочные работы тоже прошли мимо. Собственно, Скопин и не предполагал уделять деталям внимания больше, чем следовало. С задачей прекрасно справятся старпом, боцман и старший анграно-палубной группы.
Ему, как командиру, по необходимости пришлось всецело обхаживать иностранных гостей.
Обеденный приём не миновал крепких напитков, которые больше разморили. Наверное, поэтому всё воспринималось привходящей и проходящей через зрительно-слуховое восприятие рутиной – что-то балаболят индийцы, им что-то отвечают: «говорят – переводят – наоборот».
Ходили они, осматривали крейсер, посещая какие-то посты (на корабле 1967 года выпуска особо удивить нечем). Покатались на подъёмниках: в ангар – на по-лётку, вниз – вверх. Почему-то их заинтересовало заграждение из тросов вокруг лифтов: когда платформа находилась в поднятом положении на одном уровне с палубой, они лежали в специальных нишах, едва подъёмник работал «вниз», леера автоматически поднимались.
Один из «черноусых» чуть не свалился вниз. Дружно посмеялись.
Но, по сути, тянули и убивали время. Время, пока не «разберутся с экспедиционным багажом».
Синоптики не подкачали. Аравийское море сохраняло самые благоприятные условия. По месту отряд лишь краем захватил умеренную весеннюю муссонную циркуляцию, оказавшись практически в метеопаузе – не так чтобы уж совсем штилило, но комфортный ветерок гонял жару, а море было покрыто незначительной рябью.
Коротко переговорив, посовещавшись, сочли, что грех не воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств – работы решили осуществить «на стопе», передавая грузы на траверз.
На палубе контейнеровоза в районе надстройки для такого процесса был смонтирован кран с усиленной раздвижной стрелой (возможно, штабисты при планировании предусмотрели и такой вариант, скорей всего, подразумевая «пересадку» в тихой бухте, на той же Сокотре… а потом переиграли).
Выполнили схождение согласно схеме маневрирования, став друг к другу лагом. Сближаться вплотную и тем более пришвартовываться не предусматривалось, так как развал борта крейсера в районе полётной палубы создавал специфические неудобства.
В любом случае на ролкере заведомо выставили дополнительные кранцы – не мять борта.
Заканчивали уже, когда солнце ушло «за запад». На палубе «Москвы» включили плафоны освещения – утопленные вдоль леерных стоек вровень с ограждением, чередуясь: зелёные… красные.
Засветился огнями «Смирнов», там уже всё убрали в отсек мидель-твиндека, найтовили.
От крейсера из-под выстрела отвалил корабельный катер – вслед мотоботу, им предстояло сделать ещё пару ходок, чтобы переправить всех, включая прикомандированных из Севастополя «пассажиров».
Впрочем, это дело не больше получаса… погодя которые дали ход, начав манёвр расхождения.
По команде обозначился помаргивающий ратьером БПК «Твёрдый», формируя импровизированный конвой, задавая движение в строю – принявший всё что надо и кого надо транспорт пристроился к нему в кильватер.
Их силуэты растворились впотьмах на северные румбы. Оттуда уже маячили на РЛС корабли замены эскорта, ведя радиообмен с КП младшего флагмана, получая свое «место» в ордере противолодочного крейсера.
И уже когда «товарищ командир», раздав последние на сегодня распоряжения: назначив, распределив, удостоверившись… – по истечении этого долгого на события дня, набегавшееся тело сдало, потребовав отдыха. Добрёл до своей каюты, колобродя, расчехляясь, дабы отстоять под горячими струями в душевой и…
Закинуть «стописят» в пасть и пасть… спать.
