Глава 49

– Более жуткого Санты я в жизни не видел, – сказал Трой.

Они с Эми сидели рядышком на бледно-розово-зеленом, в цветочек, трехместном диване в гостиной родительского дома, пили шампанское и наблюдали за тем, как стоящий на кофейном столике Санта-Клаус виляет бедрами под песенку «Santa Claus Rocks».

– Он похотливо смотрит на меня, – сказала Эми.

– Не выключай его, – попросил Логан и поставил стремянку под люстру, чтобы заменить лампочку. – Я поинтересовался, не хочет ли Санта отдохнуть, а мама назвала меня Гринчем.

Впервые они собрались вместе после драматической октябрьской конфронтации с Саванной, и впервые за многие годы Делэйни отмечали Рождество семьей – без свойственников, партнеров, случайных друзей или троюродных братьев и сестер.

Никаких незнакомок, которые на самом деле оказываются старыми знакомыми.

На самом деле, думала Эми, опрокидывая второй бокал шампанского на пустой желудок – на совершенно пустой желудок, – вероятно, это вообще первое Рождество, которое Делэйни отмечают вшестером, потому что, пока они росли, за рождественским ланчем всегда появлялись две бабушки, которые нежно обменивались через стол пассивно-агрессивными комплиментами. Казалось бессмысленным праздновать без гостей, как будто главной целью всегда было изобразить веселье для публики. Зачем теперь утруждать себя этим? Религиозностью никто из них не отличался, детей, которые объелись бы сладкого и пришли бы в неописуемый восторг из-за Санты, не было.

И тем не менее мать Эми, похоже, решила исполнить какую-то безумную миссию и сделать это Рождество самым рождественским из всех в истории семьи Делэйни. По всему дому, уже обильно украшенному, она развесила вновь приобретенные рождественские украшения. Сверкающие ленты мишуры были беспорядочно разбросаны по подоконникам. Одинаковые улыбающиеся снеговики наспех посажены на коробки с подписными теннисными мячами. Посреди спортивных призов всунута сцена Рождества: удивленное личико младенца Иисуса отражалось в кубке, полученном за победу на турнире в Бандаберге в смешанном парном разряде. На дверных ручках висели разные елочные игрушки. В ванной лежало мыло в форме оленя. К ошейнику Штеффи были привязаны звякающие золотые колокольчики, что собака явно находила оскорбительным. Сейчас она, устроившись под кофейным столиком, мрачно жевала зажатый между передними лапами кусок рождественской оберточной бумаги с пока еще не сжеванным ярлыком от подарка: «Кому: Трою! От: мамы и папы. С любовью».

Джой надела новое красное платье и серьги в виде новогодних елочек, она сновала по кухне, занимаясь приготовлением невероятно изысканного горячего ланча, что явно было ей не под силу. Никому не позволялось помогать ни с чем. Всем были даны строгие инструкции ничего с собой не приносить, кроме себя и алкоголя. Они занятые люди, и у каждого своя жизнь.

– Я не занятая женщина со своей личной жизнью, – возразила Эми, но ей не позволили даже приготовить шоколадные брауни.

Когда они приехали три часа назад, им была велено оставаться в гостиной и просто сидеть и отдыхать. Это было невероятно тяжело.

– Почему ты не взяла с собой своего мальчугана? – спросил Трой, вынимая из волос Эми полоску красного дождика.

У него у самого к щеке очень мило пристали золотые блестки, но Эми ничего не сказала. Она подумала, что ему идет. Трой был похож на рок-звезду.

– Он просто друг, – сказала Эми.

– А то как же, – отозвался Трой.

Родители Саймона жили за городом, на животноводческой ферме – хуже места они себе найти не могли, – и Саймон поехал на рождественские каникулы к ним. Он звал Эми с собой, но встреча с его родителями в Рождество точно создала бы у него впечатление, что она нормальная подружка, и у Эми едва не случилась паническая атака, стоило ей представить простиравшуюся за этим бесконечность.

– У меня такое чувство, будто нам кого-то не хватает. – Трой недовольно огляделся, держа за ножку бокал с шампанским. – Нет ощущения Рождества, несмотря на весь этот… ужас. – Он указал на украшения.

– Знаю, – произнесла Эми. – Сама только что подумала об этом. Все время смотрю по сторонам в поисках кого-то недостающего.

– Думаю, это Индиры не хватает, – сказал Трой. – Я скучаю по ней.

– Я тоже.

Индира была отличным рождественским гостем, она не отмечала Рождество в детстве, а потому у нее не было ни каких-то особых правил, ни ожиданий, никакого багажа, связанного с этим праздником. Она всегда слегка пьянела и очень красиво пела рождественские гимны. Никто из Делэйни не мог вытянуть ни одну ноту, поэтому они восторженно хвалили Индиру. Кроме того, она сумела бы подольститься к Джой, чтобы та пустила ее на кухню помогать.

– Ты слышал? – крикнул Трой Логану через всю комнату. – Мы скучаем по твоей девушке!

Он не обратил на них внимания, сосредоточенный на выкручивании лампочки.

– Верни Индиру! – крикнула Эми. – Я приказываю, холоп!

В детстве они любили так играть – Логан, Трой и Бруки соглашались быть «холопами» Эми. Это была одна из ее любимых игр. Они все должны были выполнять ее приказания и приносить ей разные вещи. Она никогда до конца не верила, что это сходило ей с рук, и до сих пор помнила восхитительное до тошноты ощущение власти, когда Бруки послушно заправляла ее постель.

Логан не удосужился даже ответить. Ее власть над ним давно закончилась.

Трой понизил голос:

– Я не особенно скучаю по Гранту.

– Мне не хватает его жареной картошки, – заявила Эми.

– Он чертовски гордился ею, – сказал Трой.

– И заслуженно, – сказала Эми. – Эй, ты заметил, как Бруки…

– Я слышу вас обоих, – откликнулась та с пола.

Она лежала рядом с диваном на спине на фиолетовом цветочном ковре и выполняла какое-то странное упражнение на растяжку, принимая форму кренделя. Бруки надела летнее платье, чтобы порадовать маму, которая сказала: «О, выглядит очень симпатично, хотя я думала, что сегодня ты придешь в своем любимом зеленом». Эми, по крайней мере, предприняла попытку соблюсти цветовой код и надела винтажную зеленую кожаную мини-юбку и красный топ на одной бретели. Мать сказала: «Боже мой, ты похожа на подружку гангстера!» Мальчики оделись как обычно, и мать сказала обоим, что они выглядят великолепно.

– Холопка, развесившая уши. – Эми пнула сестру ногой.

– Ты забыла про революцию. – Бруки потянула одно подколенное сухожилие, потом другое. – Мы больше не твои холопы.

Она снова стала Бруки. Вот что собиралась сказать Эми. Ты заметил, что Бруки снова стала собой? Она опять принимала случайные йогические позы и делала растяжку на полу. Фыркала, когда смеялась. Говорила о примитивных вещах вроде сериала «Холостяк». И даже как будто стала выше ростом. Может быть, она бессознательно сутулилась ради Гранта. «Девочки, вы не должны горбиться ради мальчиков!» – восклицала раньше их мать. Ей-то это было нетрудно.

Бруки села, платье облепило ей колени.

– Ползи на попе! – приказала Эми. – Будь хорошей девочкой. Как раньше.

– Она и сейчас хорошая, – возразил Трой.

Бруки попробовала ползти на попе по ковру, но не смогла.

– Он загорится. – Она уперлась ладонями в ужасный ковер. – Как по-вашему, после смерти отца мама его выкинет?

– Его тело не успеет остыть, – сказал Трой.

– Это ужасно! – Эми передернуло.

– Маме нужно просто позвать людей и сделать это, – сказал Трой. – Представьте, насколько лучше будет выглядеть эта комната с красивым деревянным полом.

– Отец не раз говорил, что с удовольствием избавится от него, – вставил Логан. – Я предлагал ему взять это на себя, но в последний момент он всегда отказывался.

– Все потому, что бабушка так гордилась им, – произнесла Эми. – Они называли эту гостиную «Хорошая комната». Бабушка много работала и копила деньги, чтобы купить этот ковер, когда папин отец ушел, и она считала эту расцветку очень модной.

– Бабушка выбрала этот цвет! – восхитилась Бруки. – Только представьте, выбрала!

Бруки раздвинула ноги буквой «V» и опустила лоб на жуткий ковер.

– Фу! – Эми вздрогнула. – Не делай так.

– Вам троим нужно побольше тянуться, – сказала Бруки, не поднимая головы. – Слушайте, а я говорила, что записалась в баскетбольную команду?

– Серьезно? – спросил со своей вышки Логан.

– Подумала, отчего бы мне не попробовать новый вид спорта, – произнесла Бруки ковру.

Эми переглянулась с братьями. Не было другого спорта, кроме тенниса.

– Мне всегда было интересно, смогу ли я играть в команде, – сказал Трой. – В теннисе ты одиночка.

– Ну да, ты у нас командный игрок, – съязвил Логан.

– У меня хорошо идет баскетбол, – поделилась Бруки.

– Еще бы, – бросила Эми.

На кухне раздался зловещий грохот.

– Как думаете, не попытаться ли нам еще раз предложить помощь? – Бруки потянулась еще ниже, голос ее заглушил ковер. – Я уже есть хочу.

– Да, у меня тоже голова кружится от голода. – Трой приложил ко лбу тыльную сторону ладони.

– Она накричала на меня, когда я в последний раз заходил на кухню. – Логан соскочил со стремянки. – Как думаете, она заметит, если мы закажем пиццу?

– Я открыла духовку – проверить, как там индейка, а она стукнула меня по спине. – Бруки села прямо, лицо ее раскраснелось. – Она ударила меня… Трой, у тебя блестки на щеках.

– Оставь. Так мило выглядит, – сказала Эми.

– Что делает папа? – перебила ее Бруки.

– Сидит у себя в кабинете, – ответила Эми. – Пересматривает записи матчей Гарри.

Она постояла в дверях и понаблюдала за ним: голова наклонена, массивные плечи согнуты, бормочет что-то себе под нос и делает заметки в блокноте бог весть для чего.

– Очевидно, рад, что проведет Рождество со своим любимым семейством, – съязвил Трой.

– Это из-за возвращения Гарри. Он как одержимый, – сказала Эми.

– Кажется, это какой-то новый уровень одержимости, – заметил Логан. – Раз он теперь знает, что сделала мама.

– Да. Он не простит ей, что она забрала его золотого мальчика, – беспечно проговорил Трой, заново наполнил свой бокал шампанским и поднес его к свету.

– Они не разговаривают, – сообщила Бруки, – и даже не смотрят друг на друга.

– Печально. – Эми думала, что произнесла это небрежно, как произнес бы любой, если бы его родители не разговаривали друг с другом в Рождество, но увидела, что ее братья и сестра выпрямили спины и напряглись.

Произошел обмен взглядами. Безмолвными предупреждениями. Так у них повелось с года суицидальных мыслей. Эми было четырнадцать. У всех случаются мысли о самоубийстве в этом возрасте. К несчастью, Эми написала каждому из членов семьи длинное проникновенное прощальное письмо, и все письма были обнаружены, основательно обсмеяны и никогда не забыты. Бруки сказала, что свое хранит до сих пор «для истории», а это унизительно. Эми сделала ошибку в слове «меланхолия». Такова парадоксальная природа отношений между родными братьями и сестрами: они могли дразнить ее за глупость и орфографические ошибки в прощальных письмах и в то же время опасаться, как бы она не написала новые.

– Не стоит переживать из-за этого, – осторожно сказала Бруки, как будто Эми балансировала на краю парапета моста.

– Я не собираюсь резать себе вены, просто это печально! – огрызнулась Эми.

Бруки выставила вперед ладони:

– Ясно, ясно.

– Мне не десять лет! Если они разведутся, значит разведутся! – Эми не могла и думать об этом.

Ее родители живут отдельно, в разных домах, по-другому укладывают волосы и заводят новые хобби, новые отношения? По правде говоря, она чувствовала себя так, как если бы они развелись, когда ей было десять.

– Они, конечно, уже слишком старые для развода, – заявила Бруки. – Какой смысл?

– Они не такие уж старые, – возразил Логан. – Такое случается.

– Надо было подарить им на Рождество сертификат на консультацию по сохранению брака, – задумчиво произнес Трой.

Он подарил матери велосипед. Сразу было видно, что это именно велосипед, хотя его и завернули целиком в золотистую бумагу.

«Велосипед! – воскликнула мать, прижав руки к сердцу, когда Трой внес его в дом. – Откуда ты узнал, что я хотела велосипед?»

Трой всегда каким-то загадочным образом узнавал, кто что хочет.

– Я должна поесть, – заявила Эми. – Бруки, поди скажи маме, что мы должны что-нибудь съесть, иначе у тебя начнется мигрень.

– Поди сама и скажи, что тебе нужно поесть, иначе у тебя начнется паническая атака, – возразила Бруки.

– Скажи, что Логан проголодался, – предложил Трой. – Она не станет морить его голодом.

– Я час назад говорил ей, что хочу есть, – отозвался Логан.

Штеффи вылезла из-под кофейного столика и положила голову на колени Эми.

– Какие новости от Клэр? – спросила Эми у Троя, поглаживая шелковистые уши собаки.

Бывшая жена Троя приехала в Австралию и пыталась забеременеть своими замороженными эмбрионами, первая попытка оказалась неудачной.

– У нее сейчас перерыв, следующий заход будет в новом году, – ответил Трой. – Осталось еще четыре штуки.

– Ты надеешься, что она забеременеет? – поинтересовалась Эми. – Или что нет?

– Я хочу этого для нее. И не хочу для себя. Не хочу, чтобы чужой мужик растил моего биологического ребенка. Я правда совсем этого не хочу. – Он помолчал. – Я говорил, что встречался с ним?

– С кардиологом? – уточнила Бруки. – И какой он?

Все посмотрели на Троя в ожидании ответа, твердо готовые поддержать его. Несмотря на все свое ехидство, несмотря на его прошлые ошибки, они вдруг, каким-то чудом, стали близки, как могут быть близки только родные братья и сестры. Эми вспомнила тот ужасный день, когда их отец вышел из машины на шоссе. Только что они все дрались, ненавидели друг друга так сильно, как можно ненавидеть только родного брата или сестру, а потом неожиданно в машине стало тихо, и Трой держал за руку Бруки, и они переглядывались в ожидании, что скажет мама, объединенные общим ужасом.

– Высокомерный ублюдок, – припечатал Трой.

– По-твоему, все хирурги такие, – заметила Бруки.

– Он ей не подходит, – заявил Трой. – Он называет Клэр малышкой. Она пытается родить ребенка, а он зовет ее малышкой.

– По-моему, это обычное слово для… – начала Бруки.

На кухне сработала пожарная сигнализация. Дом наполнился едким запахом дыма, и отец, прихрамывая, вошел в комнату, источая недовольство. Один из ухмыляющихся снеговиков свалился с полки на ковер.

– Что происходит? – спросил Стэн и посмотрел на них так, будто они все еще были детьми.

– Все хорошо! – крикнула Джой с кухни. – Все в порядке! Успокойтесь! И оставайтесь все на своих местах!

Джой бросила посудным полотенцем в детектор дыма, прикрепленный к потолку на кухне, чтобы тот перестал верещать. Лучше бы Логан вообще не устанавливал эту чертову штуку. Она такая чувствительная. Так придирается к ее стряпне.

– Это же не настоящий огонь, – попыталась урезонить детектор Джой и снова подкинула полотенце. Бросок получился неудачный. Полотенце приземлилось ей прямо на лицо. Джой скомкала его в некое подобие мяча и вновь швырнула вверх. – Это всего лишь немножко дыма, глупая ты штуковина! Всех переполошила. Хватит!

Она готовила грецкие орехи в масле и коричневом сахаре для салата, как делала Саванна в День отца (она сказала Джой, что этот салат – «верняк»!), а потом отвлеклась на процеживание соуса, чтобы убрать из него эти дурацкие комки, и вот уже орехи превратились в черные дымящиеся головешки на ядерной свалке. Без предупреждения, без промежуточной стадии!

Обед все откладывался и откладывался. Дети без конца мешали ей, предлагая помощь, а она не хотела, чтобы они помогали, – станут встревать в процесс, давать лишние советы и командовать ею: «Не возись с орехами, мама!», «Не пора ли ставить картошку?»

Казалось, Джой застряла в одном из своих повторяющихся ночных кошмаров, которые снились ей до сих пор: она везет одного из своих детей на матч, и нужно успеть вовремя, а машина еле тащится. Джой просыпалась, продолжая отчаянно давить ногой на воображаемую педаль газа.

Кастрюлька полетела прямиком в мусорное ведро. Больше ею пользоваться нельзя. Все было навеки испорчено. Что она пыталась доказать этим изысканным обедом и всеми этими затейливыми, канительными закусками? Никто из ее семьи вообще не любил индейку. И грецкие орехи. Она нарисовала в голове картинку красно-золотисто-зеленого Рождества, которое каким-то чудом снова сделает их семьей.

– Мы вообще сегодня собираемся есть? – Стэн вошел на кухню и теперь сердито буравил ее взглядом.

Впервые за многие недели он обратился к ней напрямую, и вот какую фразу выбрал.

– Ну, это мило, – сказала Джой. – Не «Чем тебе помочь?», а «Мы вообще сегодня собираемся есть?».

– Все предлагали тебе помощь, но ты отказалась ее принять, – проворчал Стэн.

Джой возразила:

– Не все предлагали. Ты не предлагал.

– Я с величайшей радостью сделаю все, что угодно, лишь бы ланч наконец оказался на столе. Я в твоем распоряжении.

Я в твоем распоряжении.

Как будто его треклятая мамаша воскресла. Она раньше сидела на этой кухне и выдыхала длиннющие струйки сигаретного дыма, глядя веселыми злыми глазами, как Джой готовит, а та чувствовала себя глупой, банальной и слишком много говорила.

Джой не знала, что собирается сделать это, прежде чем сделала.

Она схватила первую из ухмыляющихся китайских кошек свекрови и запустила ее в стену с силой первой подачи, голова у фигурки отлетела начисто. Джой взяла вторую и сделала то же самое. Эта задела край кухонного буфета, и на пол посыпался блестящий дождь из китайского фарфора ручной росписи.

Наступила тишина.

– Тебе лучше? – произнес Стэн с материнским жестоким презрением. – Или еще одну кошку дать?

Пожарная сигнализация снова заверещала тоненьким, резким, настойчивым голоском, предупреждая об опасности.