Глава 48

– Я рассказал полиции, что случилось в Рождество.

– О чем ты? Ничего не случилось в Рождество.

– Да брось, Бруки.

– Ничего серьезного не случилось.

Джейкоб Азинович слышал голоса, громкие и отчетливые, когда проходил сбоку от дома Делэйни с кастрюлей тушенной на медленном огне баранины.

– Пожалуйста, отнеси это Стэну Делэйни, – сказала мать Джейкоба, когда он пришел проверить, что за странное пиканье издает ее машина, хотя, когда за рулем сидел сам Джейкоб, та вела себя подозрительно тихо.

– Почему я должен это относить? – запротестовал Джейкоб.

Вот она – истинная причина того, что мать его позвала: перейти улицу и доставить кастрюлю.

– Джейкоб, есть вероятность, что этот человек убил свою жену, – сказала Каро.

– Тогда зачем ты готовишь для него?

– Презумпция невиновности. Стэн был очень добр ко мне, с тех пор как умер твой отец. Джой рассчитывала бы, что я буду посылать ему еду.

– Если Стэн убил ее, тогда нет, не рассчитывала бы, – заявил Джейкоб, но глаза его матери наполнились слезами, поэтому он вздохнул, взял кастрюлю с мясом и направился к двери.

– Я потушила его подольше, – крикнула вслед мать. – Так, на всякий случай.

Когда Джейкоб постучал в парадную дверь дома Делэйни, никто ему не ответил, но на подъездной дорожке стояло несколько машин, поэтому он подошел к дому сбоку.

Все четверо детей Делэйни находились внутри, сидели за столом на задней веранде, оживленно и громко разговаривая. Джейкоб ощутил знакомый благоговейный трепет, который в детстве испытывал всякий раз, как видел их всех вместе. Братьям и сестрам Делэйни, казалось, была присуща некая гламурная склонность к насилию. В любой момент могла разыграться эпическая битва.

– Теперь им известно о Саванне все, – сообщил Трой. Его кудрявые темные волосы выглядели так, будто он взъерошил их пальцами. Трой был первым мальчиком, в которого влюбился Джейкоб. Его первый опыт привязанности к флиртующему с девушками парню-натуралу. – И они знают, из-за чего ссорились мама с папой. Знают, что у отца был мотив.

Джейкоб откашлялся, чтобы объявить о своем присутствии, и перехватил по-другому кастрюлю. Она обжигала ему руки.

– Не надо использовать слово «мотив»! – возмутилась Бруки. – Это не мотив! Ты рассказал им о Саванне? Я думала, мы сошлись на том, что не нужно вообще упоминать о ее связи с Гарри Хаддадом.

– Я ни на что такое не соглашался, но это был не я. А мамина парикмахерша, – сказал Трой. – Они пытаются связаться с Гарри.

– Не понимаю, что может сообщить им Гарри. – Логан потер глаза костяшками пальцев. – Саванна давно уже живет отдельно от него.

– Вы подумали, что это мама? – задумчиво спросила Эми. – Когда услышали в новостях о найденном теле?

О боже, такой разговор нельзя подслушивать! Но до сих пор никто так и не заметил Джейкоба.

– Привет, ребята, – срывающимся голосом произнес он. Недостаточно громко. Совсем. Он забыл, что нужно повышать голос, когда все Делэйни собирались вместе.

– Нет, я не подумал, что это она, – возразил Логан, – ни на минуту. С ней все в порядке.

– Прошло много времени, – начал Трой. – Она пропала слишком давно. Нам нужно забыть теорию: «Мама хочет что-то этим сказать».

– Нам остается только поддерживать отца, – заявила Бруки.

– Если он убил нашу мать, то нет, – заявил Трой.

– Ш-ш-ш! – шикнула на него Бруки и указала на заднюю дверь дома. Предположительно, там находился Стэн. – Не говори так. Люди могут решить, что у тебя есть подозрения или сомнения, или что там, черт побери, у тебя есть! Они анализируют язык наших тел. Во время пресс-конференции вы с Эми отступили от отца. Это смотрелось плохо.

– Я не отступала от папы, – сказала Эми. – У меня закружилась голова. Я думала, что упаду в обморок.

– Если ты так беспокоишься о внешних приличиях, может, тебе следовало уговорить отца, чтобы он присоединился к поисковой группе, – сказал Трой Бруки.

– Папа считал, что это пустая трата времени, – ответила Бруки. – Он сказал, нет ни малейшего шанса, что мама поехала бы в заповедник. Она ведь писала в муниципалитет, что это плохое место для велосипедной дорожки, но они ее не послушались, и она не простила им этого.

– Мама обижается, когда местный совет не прислушивается к ее рекомендациям, – прокомментировала Эми.

– Ты вообще беспокоишься о маме? – Трой вдруг обернулся к Бруки, и Джейкоб весь сжался от того, какая злоба была написана на его лице. – Ты переживаешь за нее?

– Конечно, она беспокоится, – сказала Эми. – Не будь таким резким.

– Я в отчаянии из-за мамы, – процедила сквозь сжатые зубы Бруки, глядя на брата. Она, видимо, совсем не испугалась ярости Троя.

– Похоже, тебя больше волнует, как нанять отцу гребаного адвоката!

– Это на всякий случай, – сказал Логан Трою. – Отец не хочет никаких адвокатов.

– Она и моя мать тоже, – прошипела Бруки и стукнула кулаком по столу с такой силой, что он качнулся и Логану пришлось подхватить его сбоку, чтоб не упал. – Ты половину времени живешь в Америке и не звонишь ей неделями!

– Я звоню ей постоянно!

– Нет, не звонишь!

– Ну, по правде говоря, никто из нас не звонил ей в последнее время, – пробормотала Эми, а Логан тяжело вздохнул:

– Это никуда нас не приведет.

Трой резко поднялся. Он изобразил на лице удивление, заметив Джейкоба, который, как дурак, стоял на лужайке.

– Привет, Джейкоб.

– Простите, – произнес он, как идиот. – Я не хотел мешать. Мама попросила меня принести эту кастрюлю вашему отцу. – Он протянул ее вперед, и стеклянная крышка угрожающе задребезжала.

Моя мать перетушила мясо на случай, если ваш отец – убийца.

– Вау! – Трой сошел с веранды и взял у него кастрюлю. – Это очень мило, поблагодари от нашего имени свою маму.

– Я схожу за отцом, – сказала Эми. – Мы ждем, пока он приведет себя в порядок. Он в доме… гм… красит стены в ванной.

– Представьте себе, – Трой небрежно обхватил одной рукой кастрюлю, как футбольный мяч, – когда ваша жена пропала, самое время для ремонта.

– Боже мой, Трой! – буркнул себе под нос Логан.

– Не тревожьте вашего отца. Я лучше пойду. – Джейкоб быстро попятился. – Надеюсь… надеюсь, вы скоро услышите хорошие новости. – Он поднял руку, скрестив два пальца. Как дурак.

Четверо детей Делэйни мрачно глядели на него. Они вовсе не были похожи на людей, которые ожидают в ближайшее время хороших новостей. Скорее, они походили на ждущих начала похорон.

Возвращаясь в дом матери, Джейкоб размышлял, что такое могло случиться в прошлое Рождество, важное или неважное для полиции?

Он был здесь в Рождество – навещал мать, но не видел и не слышал ничего необычного, что происходило бы в доме напротив.

Мысли Джейкоба унеслись к одному давнему Рождеству, когда ему было лет десять или одиннадцать и он как-то оказался у Делэйни – судил вечерний парный матч между четырьмя братьями и сестрами. Все они получили к празднику какие-то принадлежности для тенниса и хотели их опробовать.

– Не позволяй моим ужасным детям использовать себя, Джейкоб! – крикнула Джой, но он любил судить матчи Делэйни. Правила он знал превосходно, потому что его отец был помешан на спорте, а значит, и Джейкоб – тоже. Он чувствовал себя Господом Богом, сидя на высоком судейском стуле, откуда все видно, как птице сверху, и мог заметить каждую ошибку. Джейкоб говорил громко и мрачно, как судьи в телевизоре, и Делэйни даже не смеялись над ним. Они ценили его старания.

Логан и Бруки играли против Троя с Эми, и игра шла на равных, хотя не должна была, потому что Бруки, хотя и явно талантливая, была всего лишь ребенком, тогда как Эми – уже подросток, но ей мешал Трой, который совершал глупые ошибки между отдельными блестящими розыгрышами. И против них был Логан, который в четырнадцать лет обладал силой и скоростью взрослого мужчины, корт казался для него маленьким.

Матч продолжался, пока отец Джейкоба не пришел забрать его, так как обед был уже на столе, но потом его отец, уж такой он человек, заинтересовался игрой.

Джой и Стэн принесли складные стулья. Две бабушки прицокали на высоких каблуках, в руках – джин с тоником и сигареты. Стэн дал отцу Джейкоба пиво. Небо порозовело. Четверо детей бились не на жизнь, а на смерть.

Кто выиграл, Джейкоб не мог вспомнить. Он помнил только их страсть и талант. Ему и теперь нравилось наблюдать за сочетанием страсти и таланта в любой сфере деятельности, будь то спорт или музыкальный театр. Взрослые уважительно замолкали во время каждого розыгрыша, а потом аплодировали, будто смотрят турнир Большого шлема. Дети Делэйни подпитывались этими аплодисментами. Они ударяли кулаками по воздуху. Они ревели от радости. Они падали на колени. Казалось, что Джейкоб причастен к чему-то большому и важному.

– Замечательная семья! – восхищался отец Джейкоба по пути домой, на другую сторону дороги, к остывшему обеду и довольно сердитой матери. – Ты судил отлично, Джейкоб.

Джейкобу показалось, что человек, получающий такое удовольствие от наблюдения за игрой в теннис чужих детей на заднем дворе соседского дома, вероятно, не отказался бы иметь по крайней мере одного собственного ребенка-спортсмена, вместо двух раскоординированных «академических» детей, которые у него были.

Это говорило кое-что о его отце, раз Джейкобу потребовалось тридцать четыре года, чтобы у него возникла такая мысль.

Ты судил отлично, Джейкоб.

Стоило ему подумать, что он разобрался, в чем было дело, как на него накинулась печаль, будто он только что услышал жуткую новость. Джейкоб прижал ко рту тыльную сторону ладони, которая до сих пор пахла тушеной бараниной, и маленькая белая бабочка пролетела так близко от него, что он почувствовал трепыхание ее крылышек у себя на щеке.

Мать верила, что каждая пролетавшая близко бабочка – это отец, заглянувший сказать: «Привет!», что было удобно, так как в этом зеленом пригороде бабочек много.

«Привет, пап», – подумал Джейкоб. Он не верил, что бабочка – это его отец, но все же. На всякий случай. Он понаблюдал за тем, как бабочка упорхнула ввысь, пролетев над дверью дома матери. Она задержалась под свесом крыши, рядом с небольшой металлической скобой, на которой обычно висела скрытая камера. Пару недель назад ее сбило оттуда огромной градиной во время грозы.

Тут Джейкоб остановился. Обернулся, посмотрел на дом Делэйни и подумал: «Какие события могла зафиксировать эта камера со своего птичьего насеста?»