Глава 47

– Больше я Саванну не видел, – сказал Трой Делэйни.

– Она вернула вам деньги? – спросила Кристина.

Детектив-инспектор Кристина Хури находилась в том состоянии, которое ее мать описала бы как «раздражительность».

Тела у нее так и не было, а вчера она надеялась, что будет. Звонок поступил почти немедленно: «Не ваше. Остатки скелета».

Эта женщина умерла по меньшей мере тридцать лет назад, когда Кристина была ребенком и пыталась решить, кем она хочет быть: офицером полиции или морским биологом? Сейчас она могла бы плыть по волнам и разыскивать морские звезды.

Более того, Фиона Рид, член теннисного клуба Делэйни, только что позвонила и сообщила изумительную новость: вчера в середине дня она видела Джой выходящей из поезда на Центральном вокзале, и выглядела та здоровой и бодрой, живее всех живых, хотя, к несчастью, не услышала, как Фиона окликнула ее.

«Потому что это была не она, дура ты набитая», – подумала Кристина.

Тем временем какая-то ясновидящая выступила с публичным заявлением, что, по ее ощущениям, Джой жива, но ее держат в плену где-то рядом с водой или в пустыне.

Кристина нашла мотив. Нарель Лонгфорд, парикмахерша Джой Делэйни, связалась с полицией, как только услышала о вчерашнем обнаружении тела, и поделилась всей информацией, какой делилась с ней клиентка, включая историю о том, как в прошлом году юная гостья ее дома, оказавшаяся вовсе не случайной незнакомкой, открыла всем тайну, которую Джой хранила больше двух десятков лет.

Дети Стэна ни о чем таком Кристине не рассказывали. Они понимали, что это выставит их отца в дурном свете, и предпочли умолчать об этой истории.

Кристина изучающим взглядом смотрела на второго сына Джой Делэйни: красивый мужчина, отполированный деньгами и успехом, без сомнения обожаемый матерью, но при этом мужчина, который с абсурдной легкостью поддался на вымогательство со стороны молодой женщины.

Они с Этаном разговаривали с Троем Делэйни в его роскошной квартире. Ослепительно-красивый вид из огромных окон раздражал, как отвлекающая внимание громкая музыка. Кристина поймала себя на том, что ей хочется попросить: «Вы не могли бы немного убавить этот вид?»

– Она, вообще-то, вернула деньги. Прислала мне чек по почте. Я разорвал его. Не предъявлял в банк. – Трой немного поерзал в кресле, которое показалось Кристине каким-то хлипким и дешевым, как офисные стулья 1950-х, но, по словам Этана, который спросил Троя, действительно ли это подлинное что-то там, это оказалось подлинное что-то там. Зачем вообще о таком спрашивать? Трой принадлежит к породе людей, которые гордятся тем, что переплачивают за все и всем. Даже шантажистам. – Подозреваю, его не обналичили бы, но точно утверждать не могу.

– Почему вы не предъявили его в банк? – спросила Кристина.

– Когда она ушла, мне стало жаль ее. – Трой постучал красивым, ухоженным ногтем большого пальца по зубам. – У нее явно было трудное детство, и мы все обошлись с ней жестоко, когда она ребенком оказалась в нашем доме, непреднамеренно жестоко, но все же это случилось, и чем больше я думал о ней, тем сильнее сознавал, что между нами много общего.

– Что у вас общего?

– Наши отцы предпочли нам Гарри Хаддада. – Трой криво усмехнулся, будто давая понять, что теперь это не имеет значения, но он не может до конца отделаться от этого впечатления, детская душевная травма все еще не залечена. – Она сказала что-то о том, как тяжело ей было видеть Гарри по телевизору, и я чувствую то же самое. Всегда переключаю канал, как-только на экране появляется его самодовольная физиономия.

– Хочу уточнить, кто-нибудь из ваших родных поддерживает контакты с Гарри Хаддадом? – спросила Кристина.

– Нет, насколько я знаю, – ответил Трой, и на его лице ясно проступило отвращение.

– А эта Саванна живет отдельно от своего брата? По вашим сведениям.

– По моим сведениям… Я бы сказал: если бы ей что-нибудь и понадобилось от брата, так это деньги.

Вовсе не обязательно.

Кристина записала в блокноте: «Опросить Гарри Хаддада».

Вероятно, этот разговор ничего им не даст, и знаменитости обычно тянут с ответом на звонки, но это еще одно окошко, в котором нужно поставить галочку.

– Значит, Саванна ушла, и ваши родители больше о ней ничего не слышали?

– Примерно через месяц после ее отъезда приехала какая-то молодая пара на минивэне. Они сказали, мол, Саванна прислала их за своими вещами. По словам мамы, они были похожи на хиппи и почти ни слова не произнесли. Видимо, они боялись мамы, так что бог знает каких диких историй наплела им Саванна.

– И все? Других контактов с ней не было?

– Насколько мне известно, нет. – Колени у Троя подпрыгивали, и он прижал руки к бедрам, чтобы унять их, словно это были чьи-то чужие колени.

– Я полагаю, раскрытие поступка вашей матери не могло остаться без последствий. Вероятно, ваш отец почувствовал… – Кристина помолчала, надеясь, что Трой завершит за нее фразу. Он никак не отреагировал, и тогда она предложила ему несколько вариантов: – Злость? Обиду?

Трой не выбрал ни одно из этих слов и осторожно сказал:

– Возможно.

– В самый первый момент, когда он узнал, – продолжила Кристина, – что он сделал? Вышел из себя? Кричал? Ругался?

– Мой отец не кричит, когда он по-настоящему расстроен. Он уходит. Просто уходит прочь. Это его… э-э-э… приспособительный механизм, полагаю.

– Куда он уходит?

– Ну, на этот раз он не ушел слишком далеко. Минут десять он шел пешком. Споткнулся о рытвину. Упал. Выбил коленную чашечку. Порвал мениск. К счастью, мимо проезжал кто-то из наших знакомых и доставил его домой. У него уже были проблемы с коленями, так что эта травма… была довольно тяжелой.

– Конец теннису?

– Ему уже месяцев шесть говорили «никакого тенниса». – Трой бессознательно положил ладонь на колено. – Хотя он всегда нарушает предписания.

– Это наверняка расстроило его, – сказала Кристина.

– Теннис – его жизнь, – с чувством произнес Трой.

– Значит, и для вашей матери тоже больше никакого тенниса? – предположила Кристина, думая о том, как часто люди связывали поразительность брака Делэйни с тем, что они играли в паре.

– Ну, вообще-то, моя мать начала выступать в одиночном разряде.

– Без вашего отца, – уточнила Кристина.

– Моя мать в подростковом возрасте высоко стояла в рейтинге одиночных игроков, – рассеянно проговорил Трой; казалось, он не замечал символизма своих слов. – Она впервые выступала на Национальном чемпионате Австралии в четырнадцать лет, она победила Маргарет…

– Ясно, ясно, – поспешила сказать Кристина до того, как услышит полную спортивную биографию Джой Делэйни. – Значит, ваша мать играет в теннис, пока ваш отец сидит дома, ничего не делает, не может заниматься любимым спортом, чувствует себя преданным женой. Я бы могла предположить, что это не очень счастливый дом.

– Полагаю, да, – согласился Трой. – Я не знаю, я был занят собственной жизнью. – На мгновение он возвел глаза к потолку, а потом снова посмотрел на Кристину. – Я полагал, все вернулось в норму, хотя признаюсь… – Трой замолчал, и Кристина увидела, как он сглотнул – непроизвольно, конвульсивно. – В Рождество я подумал – и меня шокировало, что возникла такая мысль…

Он вновь остановился, и Кристина заскрежетала зубами. До сих пор он отвечал на ее вопросы в приятной, учтивой манере, как успешный человек, дающий интервью для журнала, но теперь внешний лоск сошел с него. Ей хотелось схватить его за стильную льняную рубашку и заорать: «Просто скажи мне! Твой отец сделал это! Мы все знаем, что это он!»

Трой сцепил руки, будто в молитве:

– Впервые в жизни я подумал… – Он с мольбой взглянул на нее, словно нуждался в отпущении грехов.

– Что вы подумали? – Кристина добавила в голос властности.

– Что мои родители действительно могли ненавидеть друг друга. – Он снова перевел взгляд на сияющую под солнцем гавань. – Это было взаимно, между прочим. Ненависть была взаимной.