Глава 30

– Я буду яблочный крамбл, – сказала Джой официантке.

Они с Саванной сидели в кафе «Дэвид Джонс», а у их ног выстроился великолепный набор разнообразных блестящих пакетов на веревочках с покупками.

– С мороженым или со взбитыми сливками? – спросила официантка.

– С тем и другим, – твердо ответила Джой.

Это была семейная традиция – пробовать яблочный крамбл везде, где его подавали, в почти утраченной надежде когда-нибудь наткнуться на такой прекрасный, как готовила мать Стэна. Это было ее фирменное блюдо, как шоколадные брауни у Эми. У всех, кроме Джой, затуманивались глаза, когда они ели яблочный крамбл, и все говорили: «Не такой вкусный, как у бабушки», – тогда как Джой про себя думала: «Еще бы, старая кошелка так и не поделилась рецептом. Однажды кто-нибудь найдет недостающий ингредиент, и тогда она будет по-настоящему мертва».

– Пожалуйста, мне тоже яблочный крамбл, – сказала Саванна в присущей ей забавной, почти детской манере хорошо воспитанного ребенка. – Тоже с мороженым и со взбитыми сливками.

– Значит, так же, как маме. – Официантка захлопнула блокнотик.

Уже во второй раз за сегодняшний день их ошибочно принимали за мать и дочь, когда они делали покупки, примеряя вещи в соседних кабинках. «Хотите узнать, что думает ваша дочь?» – спросила продавщица у Джой, когда та примерила платье с длинным рукавом из легкой ткани в цветочек, какие обычно не носила.

Саванна убедила Джой купить его.

– Вы выглядите очень красиво. – Саванна прищурила глаза. – И скидка двадцать процентов. Кажется, оно хорошо сшито. – Она опустилась на колени у ног Джой и загнула вверх подол платья, чтобы показать ей подгибку. – Смотрите, какая строчка. Это по-настоящему высокое качество.

По-настоящему высокое качество.

Фраза застряла в сознании Джой. Она прозвучала неестественно из уст девушки такого возраста, как Саванна. Так могла сказать Ма из «Маленького домика в прериях». И тем не менее это был один из моментов, когда Джой чувствовала, что видит реальную Саванну, как будто интерес к платью заставил ее забыться на мгновение и завеса приподнялась. Саванна была готова услужить, как портье в отеле, неизменно любезная и искренне интересующаяся вашими планами. Джой даже приходилось временами напоминать себе, что не стоит слишком увлекаться этим интересом, вроде зацикленного на себе постояльца отеля. Вызвать Саванну на разговор о ней самой было нелегко, но Джой по кусочкам собирала информацию. Она заметила, что девушка становится более разговорчивой поздно вечером и когда они наедине, особенно если Джой предлагала ей стаканчик бренди. Именно в такой момент Саванна поведала ей о своей превосходной автобиографической памяти.

Они заговорили о курсе по написанию мемуаров и о том, что некоторые периоды своей жизни Джой помнит очень смутно.

«Я бы хотела, чтобы мои воспоминания немного замутились, – сказала Саванна, глядя в свой стакан. – Я помню все. Детали никогда не тускнеют».

Джой отодвинула в сторону приборы, лежавшие на столике в кафе, чтобы наклониться ближе к Саванне, и, положив подбородок на руки, внимательно посмотрела на девушку. Та определенно выглядела лучше, чем в момент появления на пороге ее дома. Джой хотелось бы сказать, мол, это потому, что она так хорошо заботилась о своей нежданной гостье, когда действительность была совсем иной: это Саванна прекрасно заботилась о ней.

– Вы не устали? – спросила ее Саванна.

– Вовсе нет, – ответила Джой, хотя на самом деле немного утомилась. – Спасибо, что убедила меня купить то платье.

Саванна улыбнулась:

– Могу поспорить, Стэну оно понравится.

– Ему понравится скидка, – уточнила Джой.

– Это хорошее платье, – сказала Саванна.

Мать Джой оценила бы то, что Саванна встала на колени, чтобы проверить подгибку платья. Она сама так поступала: проверяла строчку на швах, растягивала подол. И презрительно фыркала, если ее что-то не устраивало.

Джой любила проводить с матерью целые дни в походах по магазинам. Когда дети были маленькие и все их время поглощал теннис, это удавалось нечасто, но один раз в год они с матерью устраивали себе такой день. И получали огромное удовольствие. Было так приятно переходить из магазина в магазин, охотиться за скидками, подбирать аксессуары к одежде, понимать, что новая голубая блузка прекрасно сочетается с этой голубой юбкой, а потом сидеть в кафе, как они сейчас сидят, чтобы дать отдых усталым ногам и обсудить, что еще нужно купить.

Обе дочери Джой ненавидели болтаться по магазинам. Эми начинала гундеть о коммерциализации, ярких огнях и о том, что чувствует себя крысой, попавшей в лабиринт, или нести еще какую-нибудь несусветную чушь, а Бруки была сосредоточена на цели, постукивала ногой, держа руку ниже талии Джой и поторапливая ее: «Давай, давай, мама, быстрая покупка – хорошая покупка».

Теперь Бруки покупала все исключительно онлайн («Тебе нужно попробовать, мама, клик, клик, и готово!»), а Эми, очевидно, откапывала для себя одежду в благотворительных корзинах, так что Джой перестала предлагать им экскурсии по магазинам.

Когда же она позвала Саванну развлечься поездкой в модный торговый центр в благодарность за все, что та делала, пока Джой была в больнице, лицо девушки осветилось радостью, хотя она и быстро проговорила: «О, это совсем необязательно».

«Мне это доставит удовольствие», – честно призналась Джой, потому что в тот момент будто заново открыла какую-то забытую часть себя, ту, которая, вероятно, существовала, только когда она ходила по магазинам с матерью, не интересовавшейся успехами дочери в теннисе и даже, скажем прямо, ее детьми, зато со страстью выражавшей мнения по поводу подходящей ей расцветки и выреза, которые сделают зрительно более стройным ее тело. Джой рассчитывала, что в ее дочерях проснется хотя бы мимолетный интерес к моде, но обе они находили это легкомысленным и несущественным, почти отвратительным, как игра в куклы, которой не увлекалась ни та ни другая. Сама Джой в детстве часами играла с куклами.

– Я знаю, что подойдет к твоему платью шифт. Длинный массивный кулон, который будет прямо здесь. – Джой указала на место, где сходятся ключицы. – Хотя я заметила, что ты почти всегда носишь эту цепочку с ключом. С ней связаны какие-то воспоминания?

Юное лицо Саванны мигом стало напряженным и угрюмым, будто она лет на тридцать старше.

– Мне подарила его подруга на день рождения в двадцать один год. – Саванна приподняла ключ и постучала им по подбородку. – Сказала, что он символизирует открывающиеся двери в яркое будущее. – Она цинично улыбнулась Джой. – Я все жду, когда же эти двери откроются.

– Уверена, для тебя скоро откроется множество дверей! – воскликнула Джой и поймала себя на том, что говорит приподнятым голосом, на который переходила, впрочем без особого успеха, когда Эми испытывала «неприятные чувства».

– Ну, вы открыли для меня свою дверь. – Лицо Саванны смягчилось. – Так что это начало! Может, мне подойдет зеленая подвеска. – Она нагнулась к пакетам с покупками, вытащила уголок платья и указала на ткань. – Чтобы подчеркнуть зелень этих маленьких квадратиков? Как вы думаете?

– Прекрасная мысль, – сказала Джой, и ее глаза наполнились нежданными слезами.

Она ощутила, как ее пронзил тонкий, острый, принесший странное удовольствие укол тоски по матери, которой так приятен был бы этот день и которой, вероятно, было бы гораздо легче найти общий язык с такой внучкой, как Саванна. Мать умерла больше двадцати лет назад, и печаль Джой тогда была такой запутанной и странной. Ее мать не назовешь слишком хорошей матерью, а как бабушка она была еще хуже: считала внуков слишком шумными, крупными и многочисленными. «Зачем тебе еще дети?» – спросила она Джой, когда та была беременна Бруки.

Мать умерла всего через три месяца после кончины матери Стэна. Тогда Джой не была готова к столкновению с горем, которое касалось только ее, и уворачивалась от него, ведь она не имела ни братьев, ни сестер, а дети гораздо больше любили другую свою бабушку из-за ее тайных денежных подачек и проклятого яблочного крамбла.

Совершенно реально увернуться от скорби и печали, когда у тебя четверо детей, участвующих в турнирах по теннису, да в придачу больше ста учеников, требующих твоего внимания, и еще муж, горюющий по своей матери и разбирающийся с проклятым кризисом средних лет, и когда твои отношения с матерью всегда являли собой клубок разочарований и приливов любви, так что Джой уворачивалась и уворачивалась, пока в один прекрасный день печаль не скрутила ее в прачечной, когда она вынимала из стиральной машины испорченную блузку – блузку, которую мать велела ей стирать только руками и в холодной воде.

Подсознание Джой как будто именно в этот момент сошлось с тем, что она понимала разумом: она действительно больше никогда не увидит свою мать. Мать больше никогда не позвонит ей в неудобное время с какой-нибудь неуместной просьбой. Никогда не скажет, что ненавидит февраль. Или август. Или ноябрь. Любила она только апрель. Перл Беккер никогда не обретет постоянно ускользавшего от нее счастья, а их отношения навеки останутся неразрешимой загадкой. В тот день Джой опустилась на пол, прислонившись спиной к стиральной машине, от скомканной испорченной блузки юбка пропитывалась влагой. Джой всхлипнула – громко, надрывно, содрогнувшись всем телом, а потом, к стыду своему, закричала на какого-то ребенка, из учеников школы, который неожиданно открыл дверь в прачечную и застал ее там. Удивительно, что потом она не услышала жалобы от его матери.

Но печаль, которую она ощутила сейчас, была нормальной, полноценной и ничем не обремененной, как будто наконец, после стольких лет, она тоскует по матери, как тоскуют нормальные дочери, как самой Джой хотелось бы, чтобы по ней тосковали ее дочери, когда придет срок, а не холодно засовывали материнскую одежду в большой черный мешок для мусора, как сделала Джой в день похорон, без единой слезинки или даже без нежной мысли, но и не рыдали на полу в прачечной спустя несколько недель после в этом странном пароксизме горя, который так потряс бы ее мать. «Вставай! – крикнула бы Перл, дернув Джой за локоть. – Тебя кто-нибудь может увидеть!»

– Спасибо. – Когда официантка принесла их заказ, Джой откинулась на спинку стула и сказала Саванне: – Я знаю магазин, где можно купить такое. Мы пойдем туда сразу, как поедим.

– Да, только если… если это удобно. Вы уже и так много потратили на меня. – Казалось, Саванне вдруг стало неловко. – Ваши дети могут это не одобрить.

– Дорогая, мне следовало бы платить тебе жалованье. Ты как повар на полный день! И домашняя работница! Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

– Да, но не забывайте, я живу у вас задаром, – сказала Саванна.

– Выгодную сделку здесь заключаю я, – решительно заявила Джой.

Она вспомнила о Бруки, звонившей ей утром: «Мам, если ты и правда хочешь нанять эту девушку домашней работницей, или как тебе угодно будет ее назвать, нужно сделать это как полагается».

Разумеется, Джой не могла нанять Саванну кухаркой на полный день или домработницей. Она не знала ни одного человека, державшего в доме прислугу. Это для кинозвезд и американцев. Может быть, для людей из восточных пригородов. Не для таких простых трудяг, как они со Стэном. Тем не менее прошлой ночью ей пришло в голову, что, может быть, они могут позволить Саванне остаться у них в качестве жилицы. Почему нет? Саванна устроится на работу где-нибудь поблизости и будет жить в комнате Эми, платить номинальную плату за жилье или вообще ничего не платить, если продолжит готовить для них.

Но Стэну это совсем не понравилось. Когда они вчера вечером лежали в постели, закрыв дверь спальни, он сказал, что прошло уже почти три недели и, вероятно, Саванне пора бы подумать о том, чтобы найти себе свой дом.

– Но зачем торопиться? – ужаснувшись, спросила Джой.

Она-то думала, что Стэну приятно общество Саванны так же, как ей, но с момента ее возвращения из больницы он стал более сдержанным в присутствии их гостьи. Его болтливость сошла на нет. Он находил предлоги, чтобы не есть с ними. Они с Саванной больше не смотрели вместе сериалы по телевизору. Как же это обидно!

– Что-то случилось, пока я была в больнице? – поинтересовалась Джой.

– Что, например? – процедил сквозь зубы Стэн.

– Я не знаю. Просто ты, кажется, не так рад присутствию Саванны, как вначале.

– Она пробыла здесь достаточно долго. Это все, что я хочу сказать.

Как странно.

– Ты говорил с детьми? – через мгновение спросила Джой.

Дети оставались такими детьми в том, что касалось Саванны. Джой не могла поверить, что Эми обвинила Саванну во лжи, мол, та выдумала историю про своего парня, основываясь на какой-то документальной телепередаче, которую будто бы видел Логан, словно у людей не могут случаться похожие истории.

Стэн ничего не ответил, и Джой не доставила ему удовольствия идиотским повторением невинного вопроса, немного громче, как она сделала бы в двадцать лет, или криком: «Ответь мне!» – как сделала бы в сорок.

Она была уверена, что права: дети добрались до него, и этим объяснялось его внезапное охлаждение к Саванне. Стэн был больше подвержен их влиянию, чем ему нравилось изображать. Он мог жарко спорить с кем-нибудь из них на определенную тему, а потом, примерно через месяц, выдавал тот же самый аргумент, который выдвигал в споре один из детей, будто это был его собственный довод, и категорически отказывался признавать, что когда-либо говорил что-то другое или думал иначе.

Хорошо Стэну заявлять, что Саванна провела у них уже достаточно времени. Не ему придется снова возвращаться на кухню каждый день в пять вечера и с тоской рассматривать содержимое холодильника, открывать и закрывать его в надежде, что придет вдохновение.

Эта ненависть к готовке, вероятно, заключала в себе нечто иное, иначе с чего так переживать из-за какой-то стряпни теперь, после стольких лет? Когда-то давно Джой поднималась каждый день в пять утра, вела урок за уроком, занималась стиркой, собакой, счетами, уборкой, своей матерью, своей свекровью, а потом готовила обед для семьи из шести человек (как минимум, а за столом всегда появлялся кто-нибудь еще) и делала это без осознанного возмущения или жалоб.

Теперь, когда дома остались только они со Стэном, готовка должна была ощущаться как легкий бриз. У нее в распоряжении был весь день, чтобы спланировать меню и приготовить блюда, посидеть над рецептурными книгами, если хотелось, как сидела над своими Саванна (у нее их было очень много для такой молодой женщины!) – сосредоточенно и с удовольствием, приоткрыв рот, будто читала любовный роман. У Джой появилось время бродить по супермаркетам с особым ассортиментом товаров в поисках необычных ингредиентов, хотя ей хотелось плакать от скуки при мысли об этом. Что с ней не так? Она вспомнила быстрое удивленное предложение Бруки попробовать какой-нибудь сервис по доставке еды или, если ей нужна помощница по хозяйству, нанять ее! Дети Джой считали, что любую проблему можно решить с помощью Интернета. Они всегда тянулись за ответом к своим телефонам и не могли продержаться больше пяти минут без того, чтобы не сунуть нос в телефон в поисках чего-нибудь. «Я посмотрю, мама». «Вот, нашел». «Я уже зарезервировал». «Я уже заказала». Они тяп-тяп-тяпали большими пальцами по экранам, и все было тип-топ. К чему ее старческие беспокойства?

– Я собиралась отблагодарить тебя за заботу о Стэне, пока я лежала в больнице, – сказала Джой Саванне. – Надеюсь, он не слишком много брюзжал? Он бывает ворчливым.

– Такой проблемы не было, – ответила Саванна.

Джой не могла разгадать, что написано у нее на лице.

Был ли Стэн раздражителен с ней? Или просто странно вел себя? Он мог быть странным, а молодым не хватает терпения на всякие странности, им нужны четкие объяснения всего, включая то, почему люди ведут себя так или иначе. Они еще не уяснили, что существуют вопросы без ответов.

– Мои дочери сказали бы, что ему не нужен человек, который заботился бы о нем. Но он из другого поколения. От него никогда не было никакой помощи на кухне. – Джой помолчала, обдумывая сказанное. – Хотя нет, он хорошо открывает банки.

Джой задумалась: «Как обходится Дебби Кристос без Денниса? Кто открывает ей банки? У Дебби тонкие запястья. Надо сказать ей, чтобы звала Стэна всякий раз, как ей потребуется открыть банку. Всякий раз».

– Как вам яблочный крамбл? – поинтересовалась Саванна, она знала о семейном квесте в поисках рецепта бабушкиного яблочного крамбла.

– Этот хороший, но все равно в нем чего-то не хватает. – Джой облизала ложку. – Вообще, если быть честной, он даже рядом не стоял. Я не знаю, как ей удавалось готовить такой вкусный крамбл. Больше она ничего печь не умела. А была отвратительной старой пьяницей.

И тем не менее почему-то ее яблочный крамбл имел привкус любви. Это была загадка.

– Может быть, секретный ингредиент – это какой-нибудь алкоголь? – предположила Саванна. – Виски?

Джой указала на нее ложкой:

– В этом есть смысл. Умница.

– Попробую что-нибудь в эти выходные, – произнесла Саванна, и Джой увидела: девушка рада, что она назвала ее умницей. – Я собираюсь разгадать загадку яблочного крамбла семьи Делэйни!

Саванна коснулась ложки кончиком языка и положила ее. Она на самом деле не ела. Только готовила. Такая худенькая. Джой хотела сказать ей об этом, но она научилась осторожно подбирать выражения. Эми и Бруки однажды подслушали ее фразу: «У моих дочерей огромные ноги», и это ей дорогого стоило. Но она не имела в виду ничего дурного! У них действительно был очень большой размер ноги.

– Ты совсем мало ешь, да? – сказала Джой Саванне, надеясь, что в этом нет ничего обидного. – Я имею в виду для человека, который так любит готовить.

– У меня раньше был хороший аппетит, в детстве. – Саванна сунула ложечку в яблочный крамбл и покрутила ее. Подумала ли она, что Джой не посмела сказать, мол, она на самом деле ничего не ест? – Я всегда была голодная.

Саванна посмотрела в глаза Джой почти воинственно, так что та не стала развивать эту тему. Может быть, она случайно задела болезненный для Саванны вопрос. Теперь появилось столько новых правил жизни, Джой не успевала их усваивать. Ее дети, которые пришли в этот мир совершенно нецивилизованными и научились хорошим манерам от нее, иногда восклицали: «Мама! Как ты можешь говорить такое!» Она всегда смеялась, будто ей до этого дела нет, но, по правде говоря, подобные нечаянные нарушения приличий расстраивали и смущали ее.

– Сколько времени ты жила с тем парнем? – спросила Джой. – Ну… который… – Она прикоснулась к своей брови в том месте, где у Саванны был порез.

– Около года. – Лицо девушки оставалось бесстрастным. Она зачерпнула полную ложку молочной пены с капучино.

– А до того он обижал тебя?

Джой не проверяла ее. Абсолютно нет. Просто задавала вопросы, пытаясь лучше понять.

Саванна положила ложку и сказала:

– Могу я спросить вас кое о чем? О вашем… браке?

У Джой снова возникло это странное ощущение, что перед ней появилась настоящая Саванна – на мгновение успокоившаяся, ставшая собой, снявшая маску.

– Спрашивай, – без колебаний ответила Джой.

– У вас были когда-нибудь… измены?

– О! – произнесла Джой, вытерла салфеткой рот и откинулась на спинку стула.

– Это очень личный вопрос, я понимаю.

Вопрос и правда был личный, но Джой только что сама задавала Саванне личные вопросы о ее отношениях, так почему та не могла последовать ее примеру?

– Нет, – сказала Джой, и ей не составило труда отмахнуться от смутного образа тянущихся к ней губ чужого мужчины.

– Насколько вам известно, – проговорила Саванна, и Джой моргнула. – Я ни на что не намекаю, – добавила девушка.

– Конечно, – согласилась Джой. – Ты права: насколько мне известно.

– Вам повезло встретить родственную душу, когда вы были так молоды.

– Родственную душу, – повторила за ней Джой. – Тогда я об этом не знала. Он был просто парень. Он не совершенен. Я не идеальна. В молодости вечно так переживаешь из-за вещей, которые, как тебе кажется, невозможно простить. Я не знаю…

– Дни рождения? – Саванна взяла крошку яблочного крамбла и покрутила ее между пальцами. – Вроде забытых дней рождения?

– Да, всякое такое, – сказала Джой, хотя ее никогда особо не волновали дни рождения и разные годовщины. Ей хотелось сказать: «Ох, моя дорогая, ты даже не представляешь».

Джой вспомнила тот день, когда они ехали на Открытый чемпионат Нортумберленда, проходивший на Центральном побережье: мальчики без устали тузили друг друга на заднем сиденье, она почувствовала, как Стэн, сидя за рулем, становится неестественно спокойным, и от неприятного предчувствия у нее скрутило живот. Она повернулась и зашипела на детей, сделав как можно более строгое лицо, чтобы они прекратили возню. Это происходило в период наибольшего обострения войны Логана с Троем, когда казалось, что каждый их спор превращался в борьбу не на жизнь, а на смерть.

И тут Стэн включил поворотник. Свою мигалку. Так они называли тогда индикатор поворота. Забавно, как исчезают слова, становятся вычурными и смешными, вроде модных вещей и мнений, которых вы когда-то придерживались. Так вот, он включил свою мигалку, остановил машину, отстегнул ремень безопасности, вылез, захлопнул дверь, и Джой подумала: «Ты, должно быть, шутишь, Стэн. Мы на скоростном шоссе». Но он не шутил. В тот день он пропустил матчи. Все дети проиграли свои. Странное поведение.

Мужья совершают поступки и похуже! Вот что она всегда говорила себе. Она знала мужей, которые давали волю кулакам, швыряли вещи или кричали ужасные оскорбления. Если Джанет Хиггинс проигрывала гейм из-за двойной ошибки, муж дергал ее за нос и говорил: «Глупая гусыня!» Джанет всегда весело смеялась, но это было не смешно, все видели, что это было обидно и унизительно для нее. Да, бедная Джанет, конечно, могла вызвать раздражение, но она не заслуживала, чтобы ее щипали за нос только потому, что два раза ее удар по мячу пришелся слишком низко.

Джой вспомнила еще одну милую девушку по имени Полли Перкинс, члена теннисного клуба, которая была абсолютным демоном на корте, не боялась выходить к сетке агрессивно, по-мужски, но должна была записывать в блокнотик каждый потраченный цент для своего мужа, важной шишки, университетского профессора. Однажды Полли рассказала Джой об ужасной ссоре, произошедшей у них с мужем накануне вечером из-за того, что он не позволял ей купить новый утюг. Полли сказала, что старый все время плюется ржавчиной на ее одежду, и показала Джой коричневые пятна на своей теннисной юбке. Через шесть месяцев Полли ушла от мужа и вернулась домой, в Новую Зеландию. Джой часто вспоминала ее, занимаясь глажкой белья, и надеялась, что Полли обрела счастье и новый утюг, который не плюется ржавчиной.

Муж мог уйти, как Стэн, но мог и никогда не вернуться, как отец Джой. Стэн возвращался всегда.

На самом деле в большинстве случаев Стэн был терпеливее и менее склонен злиться, чем она. Когда дети были маленькие, ее настроение всегда оставалось на низком уровне тлеющего раздражения.

Неужели он не догадывался, что она тоже мечтает сбежать от своей жизни, когда злится? Джой регулярно фантазировала, как сделает то, что сделал ее отец много лет назад, – выйдет за дверь повидаться с подругой и больше не появится. Иногда она отказывалась от ответственности, воображая, как в дом врываются похитители людей, грузят ее в кузов фургона и увозят в симпатичную, прохладную и тихую темницу, где она отдохнет.

Но уйти из дому – это никогда не было реальной возможностью. В ней слишком нуждались. Только она знала расписание детей, имена ветеринара, врача, учителей.

А вот Стэн мог уйти не задумываясь. Иногда он просто выходил из комнаты, ну и ничего. Нормальные люди поступали так. Иногда делал круг по кварталу, – наверное, это тоже в порядке вещей у нормальных людей. Иногда уезжал куда-нибудь на машине и возвращался через час. Через два. Три. Четыре часа. Чем дольше он отсутствовал, тем менее нормальным это становилось. Самая долгая его отлучка продолжалась пять дней.

«Ты вот что сделай, – сказала Джой мать, когда та наконец призналась ей в странной и постыдной привычке мужа. – Приготовься к моменту, когда он вернется, обязательно накрась губы и надень свое самое красивое платье. Не плачь. Не кричи. Не задавай ему ни единого вопроса о том, где он был. Держи голову высоко и веди себя так, будто ты даже не заметила его отсутствия».

Джой последовала совету матери и выполнила все до последнего пункта. Если бы она дала такие наставления своим дочерям, те взвыли бы.

Только один раз Джой нарушила предписания матери. Это было ночью, они лежали в спальне с закрытой дверью, и оба тяжело дышали, утомленные сексом.

«Почему ты это делаешь? – спросила Джой, уткнувшись в грудь Стэна. – Исчезаешь? Уходишь?» Сперва она решила, что муж не ответит, а потом он сказал: «Я не могу говорить об этом. Прости». – «Ладно», – произнесла она, хотя это все-таки было не совсем ладно. В ее сердце зародились крошечные зерна возмущения – горькие семечки в сердцевине самого сладкого яблока.

Больше они никогда об этом не разговаривали. Сказав: «Ладно», она согласилась на предложенную ей сделку. Он всегда возвращался, и такое случалось, может быть, один-два раза в год, и в конце концов, с появлением седины и поредением волос до полного облысения, с разрушением хрящей, уходы из дому происходили все реже, пока однажды Джой не поняла, что это осталось в прошлом, как его темные курчавые волосы, как ее ПМС.

– Нужно уметь идти на компромиссы, если хочешь сохранить отношения. Ты тянешь их кое-как. – Джой замолчала, заметив, что Саванна наблюдает за женщиной и маленькой девочкой в бледно-розовом трико и пачке, которые сидели за соседним столиком. – Мило, – сказала Джой.

– Я занималась классическим балетом, – отозвалась Саванна, не отрывая глаз от ребенка.

– Правда? – заинтересовалась Джой.

Хотя Саванна и говорила, что обладает превосходной автобиографической памятью, она мало чем поделилась с Джой из того, что помнила в таких мельчайших подробностях, – наверное, это были не слишком приятные воспоминания. Интересно было услышать от нее новую конкретную деталь, к тому же имевшую значение. Саванна обладала красивой осанкой и определенной грацией в движениях.

– Моя мать хотела, чтобы я занималась балетом. Кто-то из приемных родителей отвел тебя туда? – спросила Джой.

Саванна посмотрела на нее рассеянным взглядом:

– А?

– На балет? – пояснила Джой. – Как ты начала им заниматься?

Балет, тем более классический, – нетипичное времяпрепровождение для ребенка, который постоянно менял приемные семьи.

– Я посетила всего несколько вводных уроков. И все. – Саванна посмотрела на маленькую девочку и скривила губы. – Зря она ест пирожное, если хочет стать балериной. Слишком много сахара! – Слова эти Саванна буквально процедила сквозь зубы, и снова так, будто это была не она.

Джой подумала, не подражает ли эта девушка бессознательно какому-то суровому авторитету из своей жизни.

Саванна с отвращением отставила в сторону свой яблочный крамбл, словно кто-то заставлял ее его есть.

– Мне хватит.

– Да. Мне тоже. – Джой отхлебнула чай и снова посмотрела на маленькую балерину, весело болтавшую ногами и уплетавшую пирожное.

Джой вдруг загрустила, ей стало ясно: Саванна соврала ей про балет. Но зачем? А если она солгала сейчас, значит дети могли и не ошибаться насчет нее, а Джой так не хотелось, чтобы они оказались правы.

– Джой? – произнес знакомый голос, и она мигом изменила выражение лица, изобразив на нем радость при виде овдовевшей подруги Дебби Кристос, которая вошла в кафе, но при этом Джой немного смутилась, ведь она только что вспоминала ее тонкие запястья и поцелуй ее покойного мужа.