Глава 25

Прошло уже пятнадцать дней с того момента, как родные в последний раз видели Джой Делэйни.

– Моя мать почувствовала себя очень плохо в День отца, – сказала Бруки Делэйни. – Она упала. Оказалось, что у нее воспаление почек. Нам пришлось вызвать «скорую».

– Вы, вероятно, все перепугались, – сказала детектив Кристина Хури.

Кристина и Этан опрашивали младшую дочь Джой Делэйни в ее физиотерапевтическом кабинете, окруженные разными приспособлениям для лечебной физкультуры. Стульев было всего два. Этан принял предложение Бруки и устроился на медицинском мяче, сидел там с большим апломбом и старательно делал заметки. Кристина свалилась бы с такого сиденья.

Они познакомились с Бруки на пресс-конференции, но вписать в рабочий график эту встречу удалось только через несколько дней. Кристина не могла сказать точно, намеренно ли Бруки откладывала разговор с ними. Сейчас она вроде бы была готова сотрудничать или, по крайней мере, намеревалась произвести такое впечатление.

– Ну да, мы все очень испугались, – сказала Бруки. – Сперва мы не поняли, что происходит. Мама вела себя так странно. Мы думали, это оттого, что она расстроена, а не больна.

– Что ее расстроило?

– Я особенно переживала, – вспоминала Бруки, – потому что только у меня было медицинское образование. Я должна была понять.

– Она была чем-то расстроена? – надавила Кристина.

– Просто семейные дела, – ответила Бруки. – Мой брат и я – мы оба расстались со своими партнерами. Да и отец решил, что это подходящий день для глубокого анализа того, почему не сложились наши карьеры в теннисе. – Она слабо улыбнулась.

– Какое впечатление произвела на вас Саванна? – спросила Кристина и обожгла язык слишком горячим чаем, который налила ей Бруки.

– Просто милая, тихая девушка. Приготовила всю еду и даже подавала ее, как будто обслуживала нас в родительском доме. Это было странно и немного неловко. Она была как Золушка, сама едва прикоснулась к еде, и ведь прошло всего несколько дней, а мои родители стали до странности… очарованы ею. Зависимы от нее. Словно она явилась и решила проблему, о существовании которой мы не подозревали.

– Что это была за проблема?

Бруки нахмурилась:

– Полагаю, это была проблема с готовкой. Или с уходом на пенсию. Мои родители не из тех людей, которые грезят о пенсии. Они любили работать.

– У вашей матери в последнее время не появлялись признаки депрессии?

– Вовсе нет. – Бруки моргнула. – В последнее время дела шли не слишком хорошо, но мама просто не склонна к депрессии.

– А как насчет вашего отца? Он склонен к депрессии?

– Он бывает брюзгливым, – осторожно ответила Бруки. – Но никогда жестоким. Если вы на это намекаете.

– Я ни на что не намекаю, – возразила Кристина. – Просто собираю информацию о психическом состоянии ваших родителей.

– Мне бы хотелось, чтобы вы увидели, как папа занимался с детьми, – сказала Бруки. – Даже с бездарными. Особенно с бездарными. Он был так мягок и терпелив, так страстно предан теннису, он просто хотел, чтобы все полюбили эту игру так же, как он.

Это ничего не дало Кристине. Мягкие люди срываются. Терпеливые и добрые при одних обстоятельствах становятся злыми и жестокими при других.

– Но он больше никого не тренирует, верно? Ваши родители отошли от дел, и вы упомянули, что они любили работать. Значит, насколько я понимаю, уход на пенсию не доставил им радости?

– Они немного потерялись. Пытались путешествовать, но они не умеют отдыхать. Мы вообще никогда не ездили в отпуск всей семьей.

– Вы никогда не ездили в отпуск?

– Нет, ездили. Каждое лето отправлялись на неделю в кемпинг на Центральном побережье, – призналась Бруки. – И это было отчасти весело. – Она нахмурилась. – А отчасти нет. – Она вздохнула. – Но у нас было мало времени на отдых, потому что все мы выступали на теннисных турнирах. Мы все время либо ездили на турниры, либо готовились к ним, а родители одновременно с этим пытались содержать теннисную школу.

– У вас было счастливое детство? – спросила Кристина.

Она до сих пор не разгадала эту семью. С виду они казались любящими и жизнерадостными, но она чувствовала, что под их гладкими на поверхности отношениями пузырится какое-то функциональное нарушение.

– Не знаю. – Бруки взяла шариковую ручку, погрызла ее кончик, а потом, будто поймав себя на застарелой дурной привычке, положила ее на стол перед собой и оттолкнула в сторону. – То есть да, оно было счастливым. Но очень занятым. И надо всем доминировал теннис. Теннис похитил наше детство. Времени не оставалось ни на что другое.

– Вас это возмущало?

– Вовсе нет. Я любила теннис. Мы все любили теннис.

– Вы и сейчас играете? – Кристина взглянула на плакат с теннисисткой, висевший в раме на стене.

Ноздри Бруки затрепетали.

– Не на соревнованиях. Иногда играю с отцом. Для развлечения.

– Так вы росли. Родители сильно наседали на вас, чтобы вы выигрывали?

– Мы сами на себя наседали. Все хотели выигрывать. – Бруки проследила за взглядом Кристины, устремленным на фотографию теннисистки, отчаянно вытянувшейся в прыжке для удара слева, будто от этого зависела ее жизнь. – Тяжело сильно хотеть чего-то и отдаваться этому целиком, а потом ничего не добиться. Есть мнение, что нужно просто верить в себя, но правда состоит в том, что всем не бывать Мартиной.

– Мартиной? – Кристина заглянула в свои заметки.

– Навратиловой. – Этан указал на плакат.

– Ах да, конечно, – произнесла Кристина.

Единственным известным ей теннисистом был один такой злой, из восьмидесятых. Макинрой. Один из ее дядюшек любил с американским акцентом пародировать его гневные вспышки: «Вы не можете говорить это всерьез!»

– Когда вы сказали: «В последнее время дела шли не слишком хорошо», это стало следствием того ланча в День отца? – спросил Этан.

Хитрый вопрос. Кристина наблюдала за языком тела Бруки, пока та отвечала. Плечи у нее приподнялись, и, чтобы опустить их, она вытянула шею, как черепаха.

– Никаких последствий не было, – уверенно заявила Бруки. – В тот день мы обсуждали темы, о которых раньше никто не говорил, вот и все. Потом мама оказалась в больнице, и мы сосредоточились на этом.

– Ну ладно, тогда почему вы считаете, что в последнее время дела шли не слишком хорошо? – спросила Кристина.

Бруки притихла:

– Я не знаю.

Это ложь. Вот она. Кристина могла указать на нее, как врач показывает пациенту трещину в кости на рентгеновском снимке.

Бруки знала.

Кристина ждала.

– Вы уверены? – мягко спросила она. – Уверены, что не знаете?

На щеках Бруки появились два красных пятна.

– Да, уверена.

– Вернемся к гостье ваших родителей, – сменила тему Кристина. – Она оставалась одна с вашим отцом? Пока мать была в больнице?

– Да, – ответила Бруки. – Но это продолжалось всего две ночи.

– Верно, – согласилась Кристина. Достаточный срок. Она ждала. Бруки не дрогнула. – Потом ваша мать вернулась из больницы, и Саванна осталась в доме.

– Да. Мы были очень ей благодарны, потому что она взяла на себя приготовление еды.

– Кажется, именно в это время ваш брат Логан узнал кое-что неприятное о Саванне.

На этот раз Бруки точно вздрогнула.

Оправилась Бруки быстро, хотя ей пришлось напрягаться, чтобы не отводить взгляд.

– Это Логан рассказал вам?

– Да, – подтвердила Кристина. Он упомянул об этом впопыхах, ему нужно было спешить на урок. – Вы можете что-нибудь добавить?

– Ну… – Бруки помолчала, а потом заговорила с опаской, будто шла на цыпочках среди осколков битого стекла. – Однажды Логан сидел дома и узнал кое-что о Саванне, что заставило нас всех немного… – Она отвела глаза, пытаясь подобрать верное слово.

Этан качнулся на медицинском мяче.

– Занервничать, – закончила фразу Бруки.