Одиночества избегает тот, кто боится самого себя. Кто познал себя и принял со всеми недостатками и достоинствами, страхами и предубеждениями, тому не страшно остаться наедине с собой и со своими мыслями, порой неуправляемыми, бессознательными, которые достигают самых потаенных уголков души. Они, как вода, проникают сквозь, казалось бы, нерушимые стены, воздвигнутые нашим разумом, здравым смыслом и прочими инструментами выживания и приспособления мира под себя.

Досадно осознавать, что мы порой для самих себя остаемся закрытой книгой. Мы забываем, зачастую даже намеренно, то, что делает нас нами, что придает смысла и сил нашему существованию. Забываем о поиске и осознании своего предназначения. Особенно жаль, когда свое предназначение ты уже нашел, но отказался от него. Не преступно ли это? По крайней мере, по отношению к самому себе…

Отчего так происходит? Ведь сложно поверить в то, что человек может добровольно отказаться от того, что приносит ему радость. Как поверить в то, что человек может предать свои мечты? Оттого лишь, что кто-то хочет видеть тебя не таким, какой ты есть. Более удобным, комфортным в восприятии сквозь призму собственного «я». И мы идем на это… Ради него, или ради себя, или ради кого-то еще… А может быть, истинная причина в том, что порой мы сами не уверены в том, кто мы? Боимся себя или обращаем все внимание на что-то другое, вписываем себя в определенный контекст?

Предательство имеет бесчисленное множество лиц, способов и намерений. Под его прицелом оказываются любимые, друзья, родители, знакомые и незнакомые, целые народы и даже государства, но как часто мы слышим о предательстве в отношении самого себя? А ведь именно от такого предательства пострадало куда больше людей. И самое драматичное в этом то, что продлиться оно может всю сознательную жизнь, до самой смерти.

Это грозное оружие в умелых руках, при бесчувственном и хитром уме, но далеко не разумном сознании имеет необратимые последствия. Человек, попавший под такое влияние по разным мотивам или из-за заблуждений, становится чужим самому себе. В каком-то смысле даже врагом.

В сущности, свой путь мы проходим в одиночестве. Он принадлежит только нам. И казалось бы, как один может указывать другому, как ему этот путь пройти? Ведь отвечать за любое решение в нашей жизни и его последствия можем только мы сами. Даже если кто-то склоняет нас к чему-то, в особенности если заставляет быть тем, кем на самом деле мы не являемся, решение пойти на это или отвергнуть лежит лишь на нас.

Клевета зачастую идет рядом с предательством. Клевета о тебе, в которой тебя и окружающих планомерно убеждают. Это так обескураживает, что порой ты сам начинаешь искать в себе то, чего в действительности нет или не было… Опустошенность – спутник хитросплетений беспокойного ума этого безжалостного охотника. Опустошение оттого, что рано или поздно ты осознаешь, что ответственность за те вынужденные, навязанные, благородно-жертвенные решения остаются лишь на твоем счету и подобного от тебя будут требовать все чаще, в больших масштабах, что в итоге это приводит к полному самозабвению.

Это одна сторона медали отчаяния. А вторая заключается в том, что предавать – это тяжкое бремя. А предательство себя… Сложно переоценить значимость такого, зачастую переломного, эпизода в жизни любого человека. Он живет словно управляемая кукла, робот, не имеющий чувства самоопределения. Ему могут навязать идеи, с которыми он изначально был не согласен. Ведь мы рождаемся с определенными талантами, в детстве мечтаем о чем-то беззаветно, не рассуждая. Почему же по чьей-то прихоти следует нам отказываться от себя, закрывать на себя глаза? Ведь зачастую тот, кто этого требует, со своей стороны к такой самоотдаче категорически не готов и именно поэтому старается максимально «подогнать» под свое видение того, кто рядом.

Но, как говорилось выше, в сущности, каждый из нас – единица, которую невозможно объединить ни с кем, никто не может поделиться с нами отведенными часами существования, разделить или объединить свою душу с кем-то. Поэтому за потерянные минуты, годы или даже целую жизнь отвечаем лишь мы. Прежде всего, сами перед собой. Разве этого единственного человека недостаточно? У вас есть только вы сами. Все идущие рядом на данном этапе бытия, ушедшие или грядущие, так же как и вы в их жизнях, рано или поздно исчезнут. Они вам не принадлежат, так же как и вы им. Все идут своей дорогой, и только от нас самих зависит, куда она приведет. В наш рай или в чужой, который может для другого оказаться настоящим адом.

Так, может, пора наконец открыться самому себе? Понять, что нет никого, кто мог бы понять наши чувства и мысли так достоверно, как мы их испытываем и под каким преломлением света видим. Так что же страшного в том, чтобы через одиночество и открытый, честный разговор с собой стать себе верным другом и надежным союзником?

Чтобы вернуться к себе настоящему, нужно пройти через это, не опасаясь и не оглядываясь, в полной мере осознав, что на кону вся наша жизнь. Испытать все то, о чем вы будете вспоминать или стараться забыть, сожалеть или гордиться, то, что останется зримо и незримо, в ваших потомках и в вечности.

По-настоящему страшно будет в момент прощания с этим миром. Тогда невероятно ясно явится пред нами наша жизнь в мельчайших подробностях, не утаивая ни одного нюанса, ни одной интонации. Тогда все, что сейчас сдерживает или подталкивает к чему-то, покажется незначительным, наивным или даже глупым. Безнадежная обреченная улыбка коснется усталых губ.

Мы не знаем, когда для нас настанет этот день, но почему бы не попытаться прийти к нему в согласии с собой? Разве можем мы сделать что-то значительнее в жизни, чем следовать предназначению, дарованному мирозданием, вместо того чтобы колыхаться на изменчивом ветру очередного мнения.

Но с чего же начать? Я бы попросила прощения у самой себя. За все. И я бы простила себя. Абсолютное прощение, без условий и торга, без ограничений и порицаний, без терзающих воспоминаний. Я отпускаю все. Таков мой первый шаг. А второй – это благодарность. Благодарность самой себе. За все. За этот поступок, за смелость, за все, что осталось, за все, что не было утеряно.

Внутри у нас безграничная, необузданная свобода, ограничить которую можем только мы сами. Отнять ее не под силу никому. Но мы можем лишить себя этой свободы. Свободы мечтать, думать так или иначе, прислушиваться к своему сердцу или внутреннему голосу. Все внутренние оковы воздвигнуты нами, мы же можем их и разрушить. Никто не может заставить нас любить, желать или следовать чуждым нам идеалам. Глубоко внутри есть мы, мы настоящие. И никто и никогда не сможет коснуться этой исходной точки.

Осознание этого дает невероятный заряд, открывается ранее затаенный источник внутренних сил, будто бы до этого ты дышал лишь сквозь тонкую трубочку – и вдруг оказался в горах. Голова кружится от этого отвергнутого когда-то без особой причины ощущения настоящего себя. «Так вот какой я! Вот какой этот мир, когда я могу взглянуть на него своими глазами, а не через призму чужих кривых зеркал…»

Все начинает становиться на свои места. Причины и следствия, мотивы и действия, загадки и ответы. И все это кажется таким естественным и закономерным. Таким очевидным. Множество путей ведут к одной и той же твоей предопределенной цели. И если не отрекаться от себя, своих внутренних ощущений и истинных чувств, то мироздание непременно возведет для тебя мосты и проложит тропы там, где для других препятствия будут непреодолимы.

Однако это отнюдь не означает, что путь твой будет легким, ведь прохождение этого пути лежит на тебе одном. Если ты остановишься, то ни мосты, ни тропы тебе не помогут. А иному, кто готов не жалея сил переплывать бездонные реки и прорываться сквозь непроходимые тернии, помогает лишь осознание того, что так надо, что ничего не дается просто так – ни цели, ни испытания на пути к их достижению.

– Сольвейг знает? – услышала я вопрос Аска к Вигману Адальберту.

– О чем я должна знать?

Снежинки еще не успели растаять на моих волосах и блестели серебряными точками.

– О том, что если бы Вигман не оказался там, то мы бы уже вряд ли увиделись.

Я стояла, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

– Что вы видели?

Меня охватило чувство, будто со всех сторон, стелясь по полу, к нам подкрадывается изморозь.

– Это были киборги… – начал Вигман Адальберт.

– Что они там забыли? – невольно вскинув руки, снова задала я вопрос.

– Они кое-что охраняли, – немедля ответил Вигман.

– Что же там за секретный объект, для охраны которого задействовали такие силы?

– Результаты экспериментов на Месяце, – твердо ответил Вигман Адальберт.

Нас окутало холодное молчание.

– Почему ты так считаешь? – спросила я.

– Я их видел, – ответил он, – это из-за них произошла экстренная остановка поезда.

– И я видел одного из них… – сказал Аск, – жуткое зрелище. Будто химеры из древних легенд.

Меня охватил озноб.

– А как вам удалось скрыться? – с тревогой спросила я.

– Им было не до нас, – с улыбкой ответил Вигман. – Одни были увлечены тем, чтобы сбежать, а другие – тем, чтобы воспрепятствовать этому. Вероятно, химерам как-то удалось выбраться, и они напали на поезд.

– Выходит, вот чем занят здесь Рерик… – задумчиво произнесла я. – Думаю, мы нашли то, что искали. Нужно сообщить капитану Асбьёрну, согласны?

Аск и Вигман кивнули.

На бортовом компьютере появилось сообщение о том, что наш исходящий вызов был принят, и в следующую секунду на экране появился капитан Асбьёрн.

– Есть новости? – нетерпеливо выпалил он и остановил свой взгляд на Вигмане Адальберте. – А это еще кто?

– Вы знакомы, – с улыбкой ответила я. – Это Вигман Адальберт.

На мгновение капитан Асбьёрн изменился в лице, но не успел ничего сказать, потому что я опередила его.

– Они с Аском выяснили, что здесь происходит.

– Слушаю, – сдержанно ответил капитан.

Аск и Вигман Адальберт рассказали капитану Асбьёрну обо всем, что видели, о своих предположениях и догадках. Он ни разу не прервал их. Лицо его будто окаменело. В какой-то момент мне даже показалось, что завис экран, но на самом деле капитан сидел абсолютно неподвижно, не задавая ни единого вопроса. Когда они закончили свой рассказ, еще несколько минут никто не решался прервать его молчание.

– Что думаете делать? – наконец спросила я, пристально вглядываясь в экран.

Капитан Асбьёрн ответил не сразу. Он сжимал в руке рацию и будто не знал, что же ему с ней делать – то ли отдать приказ, то ли положить на стол.

– Нужно незамедлительно отправляться в лабораторию, – его голос звучал эхом грядущей борьбы.

Мы были на полпути до Месяца. После разговора с капитаном Асбьёрном мы сразу же покинули планету Асс и условились встретиться с ним на территории федерации Зиу, чтобы атаковать.

– Больше медлить нельзя! – сказал нам тогда капитан. – Возможно, это наш последний шанс, пока их силы не стали слишком велики.

– Ну что же, – начал капитан Асбьёрн, принимая нас у себя на корабле, – главная цель – захватить лабораторию. Уж я-то ее уничтожу, будьте уверены. Как это и должно было сделать еще тогда…

Он задумчиво смотрел в иллюминатор на белоснежный месяц. Армия капитана была сильна, однако он не мог рисковать и значительную часть своих сил оставил в подконтрольных ему секторах.

– Рерик там? – спросил Аск, когда капитан вновь перевел на нас свой усталый взгляд. В нем отражалась череда бессонных ночей и цепи сковавших его сознание мыслей.

– Уверен, что там, – невозмутимо ответил он. – Рерик уже несколько дней не выходит на связь. Мы ведь все проверили. Нашли ту базу рядом с Мегаполисом на планете Асс. Обезвредили киборгов, уничтожили всех… – на мгновение он замолчал, – точнее, все, что там было… В общем, то, что вы говорили, оказалось верным. Но Рерика там не было. Я думаю, он уже ждет меня в лаборатории. Готовьтесь! – громогласно объявил капитан Асбьёрн. – Выдвигаемся в полночь.

Дальше все происходило будто во сне. Для нас не составило труда пробраться в здание. Первым шел Вигман Адальберт, за ним я, а следом Аск. Принцу уже однажды удалось с помощью Хьярти сбежать отсюда, так что он знал, куда идет. Мы старались не попасть под перекрестный огонь и не наткнуться на кого-то, избегая прямого противостояния. У нас не было времени, нужно было как можно скорее найти наших настоящих врагов.

Мы бежали по одному из узких коридоров, когда увидели, как госпожа Анаконда, Рерик и еще один силуэт взошли на корабль.

– Это Игг Манне! – выкрикнула я и разбила прикладом окно.

Осколки посыпались на стоящих рядом с кораблем. Вигман Адальберт подхватил меня и Аска и спрыгнул вниз. Люк корабля закрылся. Дорогу нам преграждали трое. Когда они обернулись, мы узнали их лица.

– Долго же вы! – усмехнулся Орм, оказавшись напротив Аска.

– Спасибо, что дождались, – обратилась я к Нэму, стоявшему передо мной.

– Неужели ты вернулся… – только и смог произнести Хьярти, остановившийся в нескольких шагах от Вигмана Адальберта.

Корабль поднялся в воздух.