Город погрузился в оглушительный поток радости. Часы пробили полночь. Все вокруг засияло еще ярче прежнего. Я был в самом центре этого сияния. Храм, озаренный фейерверками и размытыми бликами, казался величественнее, таинственнее, легче. Он будто бы стал миражом, который парил над городом. Настал новый год. Теперь все должно было измениться к лучшему. Я верил в это, хотел верить. Время пролетело, мы с Трани не успели и оглянуться, как наступило утро. Во всех уголках города играла музыка, артисты давали концерты прямо на улицах, а на центральной площади фокусники то пугали, то заставляли зрителей хохотать. Мы наблюдали за их зрелищными выступлениями с замиранием сердца.

Я был поражен речью правителя Священного Города. Я ни за что бы не подумал, что он может произнести такие слова на празднике. Мне показалось это неправильным. Зачем омрачать такой чудесный день? Но уже к полуночи мы успели совершенно позабыть об этом. Мое сердце стало отражением всей радости и веселья, что наполняли город. Я был счастливым и беззаботным. Всю ночь напролет мы праздновали наступление нового года, который, казалось, должен был оставить все проблемы в прошлом, будто бы их можно было так просто забыть, как старый и ненужный календарь. Весь следующий день я провел в своей комнате, проснувшись только под вечер.

Интересно, где все это время была Сольвейг? Я задумался об этом, когда не увидел ее на ужине; присутствовали только мы с братом и наши родители. Я был счастлив провести первый день нового года со своей семьей.

Где-то внутри, подспудно, меня тревожила мысль о том, что это не вечно. Воспоминания о том, что я видел на Месяце, информация, что «Единое Око» становится все более могущественным, не встречая никакого сопротивления, волновали меня все больше. Я понимал, что рано или поздно они применят свое оружие. Я также понимал, что все мы будем невольно ввязаны в этот процесс. Рано или поздно. Трудно было предположить, когда это случится, но судя по тому, что «ЕО» экстренно собрало всех послов, можно было допустить, что процесс их работы принял очень активную стадию, и, зная ту решимость и оперативность, с которой они обычно принимают и приводят в действие новые законы, ни на какую пробуксовку рассчитывать не приходилось. Единственное, что я мог сейчас сделать, – это наслаждаться тем, что я имею. Быть благодарным судьбе за то, что все происходит именно так, а не иначе. Ведь это лучший из всех возможных раскладов.

Во время ужина чувствовалось напряжение, но все пытались держаться непринужденно и весело. Мы говорили на отстраненные темы, вспоминали новогоднюю ночь, выступления артистов, фейерверки и прочую ерунду. Сегодня, когда я смотрел на новогоднюю суету со стороны, мне все это виделось совершенно пустым и бессмысленным. Мне даже стало немного стыдно по поводу моих мыслей о речи Хэйнрика Хэймира. Неужели я так привык к политике «ЕО», привык жить в беспечном неведении, что, увидев откровенность правителя Священного Города, мог отнестись к этому именно таким постыдным образом? Мне даже страшно подумать, что сказала бы Сольвейг, узнай она о таких моих размышлениях. Не сомневаюсь, что она тотчас бы переменила свое отношение ко мне безвозвратно. Я с неким смущением осознал, как хорошо то, что вчера ее с нами не было. Сегодня я проснулся с совершенно ясным осознанием, что война неизбежна. Мы теперь можем только решать, на чьей стороне воевать. Впервые за долгое время я почувствовал себя одиноким.

Постепенно растворялись последние следы минувшего праздника. Город почему-то казался мне огромным, непознанным, чужим. Я хотел поговорить с Сольвейг, но, постучав в ее комнату, не получил ответа. У ее горничной я узнал, что когда она первого января зашла к ней, то обнаружила кровать нетронутой, а саму Сольвейг не видела с вечера тридцать первого декабря. Получается, ее не было во дворце уже третий день. Но куда она могла отправиться? Я бы не сказал, что меня это насторожило, но новость была неприятной. Оставалось только ждать.

Что страшнее? Кошмары, что преследуют от ночи к ночи, все глубже закрадываясь в тебя, поражая реалистичностью каждой детали? Или бессонница, что напрочь лишает тебя сна, заставляя в отчаянии и бессилии вспоминать, вспоминать все с невероятной ясностью и, когда уже нет больше сил, отправляться бродить по пустым комнатам во всепоглощающей тишине? Искать тепла в темной зале, освещенной лишь огненным светом догорающего камина, а когда и это тепло оставит тебя, холодными руками зажигать свечу. Сегодня была одна из таких ночей.

Я сидел в одиночестве за овальным белым столом в каминной зале. Передо мной таяли три свечи в красивом золоченом подсвечнике. Свет их казался мне невероятно ярким в полной темноте. Он касался роз, что стояли на другом конце стола. Днем я даже не обратил внимания на них, но сейчас их цвет казался особенно алым, а аромат доносился, дурманя мне голову. Девять прекрасных и обреченных бутонов отвернулись друг от друга, будто бы думая каждый о своем. Неутомимые стрелки часов отсчитывали секунды, словно удары сердца, с какой-то тупой болью отдаваясь во мне. Я испытывал необъяснимую тревогу. Поймав себя на том, что верчу в руках полуопаленную спичку, которой зажигал свечи, я понял, что даже здесь, в каминной зале, ставшей в последние дни моим пристанищем, невозможно больше оставаться.

Я вышел из дворца. Город был погружен в темноту, и я направлялся в нее. Стены дворца освещались тусклым светом фонарей, что, едва покачиваясь, парили в воздухе. Что-то вело меня, и вскоре я оказался у Великого Храма. Ему не нужно было освещение, он сам будто сиял. Внутри было темно, но, пройдя первый зал, я увидел на стене блики. Они были похожи на беспокойное пламя свечи. Я заглянул в следующий зал и увидел, что не ошибся. Несколько свечей будто висели в воздухе у противоположной стены. Я прошел через арку и направился к ним. Мои шаги отдаленным эхом разносились, казалось, по всему Храму. От осознания, что я брожу здесь среди ночи совершенно без цели, мне стало не по себе. Какая-то особенная тишина заложила мне уши.

– Не спится? – я услышал голос, словно холодный ветер пробивший меня насквозь.

– Сольвейг, это ты? – немного охрипшим голосом быстро спросил я, озираясь вокруг.

Она появилась из темноты.

– Что ты тут делаешь? – спросила Сольвейг, подойдя ближе. Свет от свечей коснулся ее лица.

– Если бы я знал, – ответил я.

Она смотрела на меня с едва заметной улыбкой, а может, это только блики от свечей делали ее лицо таким. Тишина снова начала подкрадываться, окружая со всех сторон. Сольвейг молчала, неотрывно смотря на меня. Многое открылось в тот день здесь, в Храме.

– Почему же я ни разу не возвращался сюда?

– Возможно, потому, что у тебя больше не было вопросов, – не задумываясь ответила она, – а теперь они снова появились.

– А что ты ищешь здесь? – спросил я, не двигаясь с места.

– То же, что и любой пришедший сюда, – услышал я. – Ответы.

Мы стояли друг напротив друга, не зная, что ждет нас дальше. Мне показалось, что вопросы наши снова стали схожими и ищем мы одно и то же. Поэтому оба мы здесь. Я заметил, что света в Великом Храме стало больше. Но это был не тот свет, что исходил от свечей, а тот, что неоднократно спасал нас. Небесно-голубое свечение коснулось моего сердца, и свет тонкой нитью устремился к Сольвейг, становясь все насыщеннее. Как давно я не видел его, не чувствовал. Он явился будто бы из прошлой жизни, полной опасностей и неизвестности, но такой прекрасной. Только сейчас я осознал, насколько прекрасной. Так страшно было понимать, что все это больше никогда не повторится.

– Мы никогда не знали, что нас ждет, – вдруг сказала Сольвейг, – и никогда не узнаем.

– Может, оно и к лучшему, – ответил я.

– Может, – отозвалась она эхом.

В окна Великого Храма проникли первые лучи рассвета. Когда мы спускались по широким ступеням из белого камня, я заметил легкую дымку, что стелилась по ним. Солнечные лучи тонкими полосами проникали сквозь нее, а та поглощала их и преображала в мягкий свет. Фонари, парящие в воздухе, уже погасли. Священный Город все еще не очнулся ото сна. Как прекрасен был он тогда! Именно таким я его и запомнил.

Мы возвращались во дворец, не говоря друг другу больше ни слова. То ли боясь нарушить безмятежный сон города, то ли поняв все без слов. Я чувствовал то же, что и она. Сольвейг знала все, что я хотел сказать, еще до того, как я нашел ее. Чувство тревоги все еще не оставляло, но мне будто стало легче идти, легче дышать. Так ли уж важно, что нас ждет? Или все-таки важнее то, как мы это встретим, кто будет рядом в этот момент? Кто останется, а кто сбежит? Так ли уж фатальна неопределенность или она помогает нам понять, кто окружает нас и кто на самом деле мы? Чего мы сами стоим и чего стоят наши слова и помыслы? Так не лучшее ли это из всего, что могла подарить нам жизнь?!

В размышлениях я не заметил, как мы оказались во дворце. К моему удивлению, я, очнувшись от мыслей, увидел, что вокруг творился какой-то переполох. Сольвейг стояла рядом и была удивлена не меньше моего. К нам подбежал Трани.

– Скорее, – он был сильно взволнован, – все в главном зале!

Мы, не медля ни секунды, направились туда. Впереди нас торопились двое в белом. Мое сердце дрогнуло. Неужели кто-то ранен или того хуже? В зале мы увидели Хэйнрика Хэймира и Вигмана Адальберта. Рядом с ними стоял молодой человек, которого я не знал. На ковре лежал парень с кипенно-белыми волосами, постриженными в каре. На его худощавом лице с острыми скулами застыло выражение, полное мучительной боли. Двое в белом уже суетились вокруг него. Сольвейг, не останавливаясь ни на мгновение, подошла к нему, оттолкнув врачей.

– Фрост, что случилось? – она коснулась его покрытого испариной лба. Очевидно, Сольвейг была с ним знакома.

– Он совсем плох, – услышал я голос незнакомого мне парня, стоявшего рядом с Вигманом Адальбертом. – Фрост появился с недобрыми вестями. Этой ночью со мной связались с планеты Гард и сообщили, что через пару часов корабль, что забрал Фроста с планеты Фео, приземлится на Лагуз.

– Что случилось на Фео? – быстро спросила Сольвейг, поднявшись и направившись к отвечающему. – Хьярти! – крикнула она, а тот посмотрел на Хэйнрика Хэймира и Вигмана Адальберта и, сделав глубокий вдох, сказал:

– Фрост был там с генералом Вальтером. Генерала вызвали туда якобы для того, чтобы поручить какое-то особое задание. Но когда он вошел в кабинет, раздался выстрел. Фрост находился за дверью и слышал, что этому предшествовал разговор о государственной измене. Он побежал к кораблю и увидел, что всю команду уже вывели и заковали в наручники. Одному богу известно, как ему удалось оттуда сбежать. Он связался со штабом на планете Гард, и ему сообщили, что один из их кораблей покидает Фео. Так он добрался до Лагуз. Были опасения, что его могут преследовать, поэтому там он оставаться не мог. Даже мне не удалось бы его укрыть. Подумать только, Фрост – живой свидетель убийства, которое произошло прямо в логове «Единого Ока»! Я не знаю в секторе «Лагуз» места безопаснее, чем это, – закончил Хьярти свой рассказ, – думаю, сейчас Священный Город можно назвать безопаснейшим местом во всей системе Сапей.

– Сегодня на рассвете я встретил их на орбите планеты, – сказал Вигман Адальберт, – нужно было убедиться, что за ними нет хвоста.

– Я не знала, что вы знакомы, – заметила Сольвейг, глядя на Вигмана Адальберта и Хьярти.

– Признаться, я тоже был поражен, узнав, что ты тут, – ответил Хьярти.

– Хьярти, так же как и я, потомок Жрецов, – вмешался Вигман Адальберт, – но думаю, что сейчас есть дела поважнее выяснения отношений.

Он подошел к Фросту. Один из врачей уже что-то объяснял Хэйнрику Хэймиру. Я был в смятении и мог лишь наблюдать. В дверях появились еще двое в белых халатах с носилками в руках. Когда Фроста уносили, он так и не пришел в сознание. Хэйнрик Хэймир покинул зал вслед за ними. Трани тоже куда-то убежал.

В зале остались я, Сольвейг, Вигман Адальберт и молодой человек, чье имя было Хьярти. На какое-то мгновение нас поглотила тишина. Ее прервал принц.

– Аск, – обратился он ко мне. Я даже встрепенулся от неожиданности, – познакомься, это Хьярти, мой давний друг. Мы вместе выросли здесь, в Священном Городе.

– Жаль, что нам пришлось встретиться в такой обстановке, – сказал Хьярти, протягивая мне руку. Пожав ее, я кивнул. – А ты откуда?

– С планеты Йера, – ответил я.

Парень с интересом посмотрел на меня.

– Мне еще не доводилось встречать кого-то из колонии. Как тебе удалось сбежать оттуда?

– Сольвейг меня вытащила, – ответил я, взглянув на нее.

Она наблюдала за нашим диалогом, скрестив руки на груди.

– Поразительно, – протянул Хьярти, – почти так же поразительно, что вы оба оказались тут, – он обернулся к Сольвейг. – Как ты сюда проникла? В последний раз, когда мы виделись, ты оставалась на планете Гард, тебя ведь никуда не распределили по службе. Если память мне не изменяет, ты даже числилась в бегах.

– Я числюсь среди казненных «Единым Оком», – невозмутимо ответила Сольвейг.

Он усмехнулся.

– Кстати, я уже связался с Сандаром. Помнишь, я рассказывал тебе о нем, – обратился Хьярти к Вигману Адальберту, – он ждет нас.

– Где он сейчас? – спросила Сольвейг.

Хьярти, не глядя на нее, ответил:

– На планете Альгиз, – небрежность пропитывала каждое его слово, – это в колонии.

– Я знаю, где это, – быстро сказала Сольвейг и вышла из зала.

Я увидел ее только на обеде. Вигман Адальберт объявил о намерении отправиться в мой родной сектор «Йера», чтобы встретиться с Сандаром, который сейчас обладал там большим влиянием. Хэйнрик Хэймир высказался, что не против, обосновав это тем, что, возможно, мы могли бы стать союзниками.

– Хоть наши цели и способы их достижения не схожи, враг у нас все-таки общий, – на этой ноте обед был окончен. Все быстро разошлись.

Вылет запланировали на сегодняшний вечер. Вот так в одно утро изменилось все. Теперь больше не было вопросов и опасений о том, когда же придется покинуть Священный Город, покинуть семью. Все было решено, решено не нами, но судьбой. Я ни на мгновение не хотел противиться ей, напротив, шел к ней навстречу с открытой душой и не кривя сердцем. Я не боялся. Страх ушел вместе с сомнениями. Мне не было страшно, что я могу не вернуться, что больше не увижу своих близких или что погибну при встрече с солдатами «Единого Ока». Стоит ли вообще пытаться угадать свою судьбу? Еще сегодня утром я был в Храме и даже предположить не мог, что уже вечером буду лететь в четвертый сектор «Йера». Я был рад, что именно в это утро я оказался в Храме. Ведь там я оставил свои беспокойства и теперь отправляюсь в это путешествие, нисколько не сомневаясь и не тревожась.

На планету Альгиз летели Вигман Адальберт, Хьярти, Сольвейг и я. Трани пытался добиться того, чтобы присоединиться к нам, но Хэйнрик Хэймир напомнил ему, что он Хранитель Священного Города и нужен здесь.

Корабль поднялся в воздух. Я взглянул на город, сердце на мгновение дрогнуло. Странное чувство страха и какой-то неизбежности промелькнуло и исчезло. Я постарался поскорее забыть о нем. Глазами мы встретились с Сольвейг. Я замер – настолько ее взгляд был ледяным и пронизывающим. Он напомнил мне ночной ветер на планете Совуло. Каким я был тогда, какой я сейчас, как много изменилось, как много осталось неизменно. Мне так хотелось вернуться на свою родную планету Йера, взглянуть на нее теперь. Кто знает, на какой стадии сейчас находится операция «Эрн»? Сколько осталось жить моей планете? Круговорот мыслей захлестнул меня. А взгляд Сольвейг был уже устремлен куда-то в темную бескрайнюю даль и, казалось, сливался с ней, став ее отражением. Что было у нее в голове?