Глава 9
Жил-был на свете странствующий чудотворец. Он скитался по белому свету, творил великие дела, помогал людям и защищал их души от всякого зла. И была у него жена, добрая и верная, но печальная женщина. Каждую ночь чудотворец слышал, как она тихо плачет и шепчет, глядя в звёздное небо: «Ах, Великий Спаситель, ты наделил моего супруга мудростью и чудесным даром, но послал ему в жёны меня, неспособную ни родить ему детишек, ни обустроить дом с очагом. И нет во всем мире места, где мы могли бы жить, состариться и умереть в покое и счастье…».
Наутро жена вела себя как ни в чём не бывало, нежно целовала возлюбленного супруга и покорно сопровождала его в их странствии. И только ночью она повторяла свои горькие слова вновь. Однажды чудотворец не смог промолчать и утром, когда жена вновь нежно поцеловала его, он заговорил с ней:
«Послушай меня, душа моя, – сказал он, – я каждую ночь слышу, как ты плачешься небесам, и сердце моё болит в эти мгновения ровно, как и твоё. Многим людям я помог и дал добрый совет, настал черёд поделиться мудростью и с тобою. Если хочешь ты, чтобы небеса не просто выслушали, а ещё и помогли тебе, то не жалуйся и не кляни судьбу. Вместо этого сначала поблагодари Спасителя за всё то, что он дал тебе, а затем сердечно попроси о том, о чём мечтаешь…»
Как село солнце, и зажглись на потемневшем небе первые огоньки, вновь обратилась к ним жена чудотворца, но решила она последовать совету. Тихо и кротко она прошептала:
«Ах, Великий Спаситель, спасибо тебе за то, что послал мне в мужья такого доброго и верного человека. Спасибо тебе за то, что мы просыпаемся каждое утро и видим солнечный свет, и ходим по этой прекрасной земле, и слышим волшебное пение птиц, и едим наш хлеб насущный. Пожалуйста, Господи, дай нам место, где бы мы могли остановить свой долгий и изматывающий путь, где мы построили бы дом, а я хранила бы там очаг. И пусть, Спаситель, будут у нас дети, такие же чудесные и златокудрые, как их прекрасный отец!»
И тогда свершилось невиданное – собрались звёзды на небе и осыпались на землю сверкающим дождём, а с ним явился жене чудотворца небесный посланец красоты неописуемой и заговорил с нею:
«Услышан был твой зов, добрая женщина. Вы с мужем много скитались и сотворили немало благих дел, поэтому заслужили награду, о которой ты так молила Создателя. Как поднимется солнце, отправляйтесь на юг, к самой границе земли и моря, найдите большое тюльпановое дерево и остановитесь подле него. Как оживёт оно цветами магнолии в первый раз, так появится на свет и ваш первенец. Там будет вам место, где вы сможете жить, состариться и умереть в покое и счастье!»
На рассвете жена поведала мужу обо всех чудесах, что случились с нею ночью, и отправились они в своё последнее странствие на юг, к границе земли и моря, где их ждало волшебное тюльпановое дерево. По пути им встретились молодые и свободные музыканты, которые спросили, куда держат путь супруги. А чудотворец отвечал им:
«Великое провидение ведёт нас к нашему дому, где будут цвести магнолии, и наше долгое путешествие закончится!»
«Возьми нас с собою, чудотворец! – попросили музыканты. – А мы будем петь песни в пути и превратим дорогу в праздник!»
Муж с женой согласились, и пошли такой пёстрой компанией дальше. Идут, а музыканты играют, танцуют и поют, скрашивая даже дождливые и серые дни. Услыхали это торговцы и тоже захотели разделить путь с чудотворцем, его женою и музыкантами. Взяли свои семьи, да отправились следом. Так и рос их караван: пошли за чудотворцем и его ученики, и все те, кому он когда-то помог, и художники, и плотники, и пекари, и ткачихи. Шли они весело, дружно и помогали друг другу в трудную минуту, пока не добрались до самого края земли и моря, где одиноко стояло тюльпановое дерево, старое, сухое и кривое, среди пустоши и редких острых камней.
«Как же тут расцветут магнолии? Как же мы построим тут дом?» – пригорюнилась жена чудотворца, увидав это безжизненное место.
«Мы поможем построить дом!» – отвечали ей строители и плотники.
«А мы будем петь, танцевать и своими мелодиями оживим тюльпановое дерево!» – подхватили музыканты.
«Мы вспашем землю и засеем всё вокруг прекрасными растениями!» – вызвались ученики и все те, кому чудотворец когда-то помог.
«Мы испечём хлеб, который насытит всех!» – бодро заявили пекари.
«А мы соткём лучшие ткани, да сошьём красивейшие одежды!» – добавили ткачихи.
Так и решили. Стали все трудиться, не покладая рук, чтобы вдохнуть жизнь в окружившую их пустошь. Во всём они помогали друг другу и никто не отлынивал (по крайней мере, не надолго). Чудотворец и жена его тоже работали вместе со всеми, не отвлекаясь и не позволяя унынию и усталости взять над собою верх. Наконец, постепенно вокруг старого дерева начали расти сначала посёлки, а затем и маленькие города. Зелень пробивалась сквозь камни, побежали с гор ручейки, превращаясь в реки и озёра. Молодые люди влюблялись, а чудотворец венчал их, и вот уже и тюльпановое дерево как будто ожило.
Однажды ночью всех в округе разбудил страшный гром – это их маленький, облагороженный клочок земли треснул и отделился от остального мира, тихо уплывая в самое сердце моря. А наутро прекрасными розовыми магнолиями расцвело тюльпановое дерево, и жена чудотворца родила ему долгожданного первенца.
Так и зажил народец на острове дружно и счастливо, вдали ото всех, под покровительством чудотворца, его жены и их чудесных златокудрых наследников…
…волшебных детей магнолии.
– …волшебных детей магнолии, – тихим эхом повторил Берт и пролистнул страницу, чтобы полюбоваться на очередную яркую иллюстрацию. Там, в тени кривого, но усыпанного прекрасными розовыми цветами дерева сидел человек с добрыми светлыми глазами и вьющимися пшеничными волосами. Одет он был по-простому, но казался при этом статным и благородным. Рядом с ним неизменно была женщина колдовской красоты, длинные локоны которой распадались по плечам чёрными ручейками, почти полностью закрывая и белые плечи, и синие одежды.
Конечно, Ян Маршан не мог знать, как выглядели святой Линсей и его супруга Морелла, хотя, по словам Виолетты, на острове сохранились портреты обоих. Художник мог лишь предположить, что его прославленный предок был похож на него самого, а, следовательно, и на всех прочих Ди Гранов. Неудивительно, что теперь Берт как будто рассматривал на картинке самого себя. Что касается внешности Мореллы, то она явно была списана с конкретной женщины, не имевшей, впрочем, никакого отношения ни к древним легендам, ни к острову Сен Линсей. Своими печальными голубыми глазами со страниц детской книжки на юношу взирала Елена, его самая первая и самая любимая мачеха.
Нет, не мачеха. Он никогда её так не называл. Он считал её матерью, и весь мир тоже, хотя это было физически невозможно. Ни одна женщина не может выносить двоих детей с разницей в пять месяцев. По крайней мере, ему такие случаи были неизвестны. Но примерно равный возраст и поразительное внешнее сходство с Конни помогало Маршанам ловко разыгрывать для общественности спектакль, в котором маленькие брат и сестра успешно изображали близнецов. Им для этого даже стараться не приходилось. И, хотя родителя никогда не скрывали от Берта правду о его родной матери, в душе своей он предпочитал верить, что именно Елена произвела его на свет.
На рисунке она казалась такой молодой и прекрасной, пусть и немного печальной. Он предпочёл бы увидеть её сейчас именно такой, но не той бледной и исхудавшей мумией с неисчерпаемой болью в каждом слове и взгляде, какой он застал её при последней встрече. Мать Конни была жива и относительно здорова. Она вновь вышла замуж, переехала на родину в Санкт-Петербург и, вероятно, знать не знала о том, где сейчас обитают дети, которых она вырастила. Возможно, ей было и не всё равно, но редкие попытки восстановить общение с дочерью и пасынком оборачивались маленькой трагедией для них для всех, поэтому с каждым годом их становилось всё меньше.
– Доброе утро, – еле слышно поприветствовала Виолетта, неизвестно как вдруг очутившаяся рядом. Берт, всё ещё не привыкший к подобным появлениям тихой родственницы, вздрогнул и чуть не выругался.
– Какое утро? Три часа дня! – нервно выпалил он и взглянул на девушку с укоризной. Он не сразу вспомнил, что сестра рассказывала ему об особенном режиме сна юной Ди Гран, но совершенно холодное и апатичное выражение лица оной быстро напомнило ему об этом. – Ах…да, точно. Ты же полуночница. Прости.
– Констанция рассказала вам про наш неловкий инцидент, как я понимаю?
– Да, но не переживай. Мы не скажем ничего твоей тёте.
– Хорошо, – кивнула Виолетта и осторожно присела рядом, заглядывая Берту через плечо. – Вы нашли «Страну Магнолий», как я погляжу…
– Благодаря тебе. Читала её?
– В основном, когда была маленькой. Теперь предпочитаю только рассматривать картинки и то редко.
– Я тоже картинки люблю, – по-доброму усмехнулся Берт, перелистывая страницу. Следующая иллюстрация вызывала меньше болезненных ассоциаций и выступала в качестве титульного листа к новой сказке под названием «Волк и солёное озеро».
– А где Роза? – после недолгой паузы, во время которой они тихо рассматривали силуэт волка, убегавшего от крестьянина в маскарадном костюме, поинтересовалась Виолетта.
– Ушла ещё утром, я её не застал. Наверное, ей надо открывать магазин, – как бы безразлично отозвался Маршан, хотя сам жутко сожалел, что не встал раньше. Севилла упомянула, что Роза завтракала в замке, но так и не дождалась встречи с хозяевами. Теперь, когда юная Ди Гран напомнила ему об этом, в груди он почувствовал неприятное то ли жжение, то ли давление. Длилось оно недолго, доли секунды, но дискомфорта доставило немало. Всю ночь Берт ворочался и думал о том поцелуе, о странных словах девушки, а ещё о том, как пахло цветами и травами от её волос. С этим ароматом не мог сравниться ни один дорогой парфюм, потому что в нём не было ни грамма фальши. Он был многогранным и глубоким, в нём смешалось всё то, что составляло её жизнь, её повседневный быт, и вдыхать его было также приятно, как и прикасаться к её бархатистой коже.
– Ох, жаль. Я совсем забыла попросить её отложить для меня пачку сухого зверобоя. Его всегда так быстро разбирают, – Виолетта произнесла это без всякого выражения, глядя куда-то в пространство, но для Берта эта реплика словно окрасилась в самые яркие краски, сопровождаясь фейерверком и концертом духового оркестра. Он вскинул брови и медленно обернулся в сторону своей собеседницы, стараясь удержать максимально нейтральное выражение лица.
– Как же так? – ахнул он, чуть переигрывая с заботой в голосе. – Почему ты не вспомнила об этом вчера, когда отправляла меня за бессмертником?
– Вчера он был мне не нужен, а сегодня я придумала одну интересную вещь, – уклончиво отвечала девушка. – Что ж…видимо, придётся её отложить до лучших времён.
– Это вовсе не обязательно, – Берт изобразил усталый и снисходительный вздох. – Я могу посетить «тюльпановое дерево» и купить тебе этого сухого…чего-то там…
– Зверобоя.
– Как скажешь. Я тебя с радостью выручу.
– Даже не знаю, – Виолетта встала со своего места и медленно проплыла вдоль кофейного столика к креслу, что стояло в самой тени. Хоть все портьеры в комнате были зашторены наглухо, дневной свет кое-где пробивался в теневую столовую, поэтому девушка предпочла от него спрятаться. Берт остался сидеть на небольшом диванчике под лампой, внимательно провожая «тётушку» взглядом. – Не хочется мне никого утруждать понапрасну…
– А ведь ты лисица, Виолетта, – сощурился парень, понимая, в какую игру решила сыграть девушка, – хоть и притворяешься амёбой.
– Обзываться не обязательно, – меланхолично зевнула собеседница, полностью растворяясь в своём тёмном углу. – А где Констанция?
– Расследует убийство нотариуса, как какая-нибудь одержимая мисс Марпл, – буркнул парень с обидой. Точно он не знал, на кого сейчас дуется больше – на Виолетту с её тонкими подколками или на Конни, сбежавшую в город ни с того ни с сего. Так или иначе её не было уже несколько часов, а сотовая связь в замке по-прежнему не работала. Маршан никак не мог освоить этот новый стиль жизни, где расстояния внутри дома были огромны, а возможности коммуникации ограничивались только стационарным телефоном для вызова врача или почтальона и внутренней линией, с которой можно было дозвониться на кухню или в гостевую спальню номер тридцать три, но не на мобильный ускакавшей в неизвестном направлении сестрицы-сыщицы.
– Вот как? И у неё это получается?
– Скорее всего, – нехотя признал Берт. – Конни не только сообразительная, но ещё и бесстрастная, совершенно объективная особа, не склонная поддаваться сильным эмоциям…
– Берт! – словно услышав его слова и твёрдо решив их опровергнуть, в столовую вбежала Констанция. – Берт, это что-то! Я только что обедала с самым замечательным человеком на свете! Кажется, я…ой, Виолетта, и ты здесь… Я тебя не заметила. Доброе утро!
– Да, доброе, – вместо «тётушки» отвечал брат. – Ты чего такая возбуждённая?
– Ничего! – непроизвольно прикрикнув, ответила Конни и устало плюхнулась на диван рядом. Она часто дышала и заметно порозовела, видимо, очень спешила разыскать Берта и обо всём ему рассказать. – Я не…не…это…
– Отдышись! – велел брат строго и сестрица замолкла на какое-то время. Когда же она вновь открыла было рот, чтобы заговорить, Виолетта внезапно опередила её:
– Франк Аллан? – догадалась она, и Конни растерянно кивнула. Еле слышно юная Ди Гран вздохнула. – Всё понятно.
– Что понятно? – спросил Берт.
– Что понятно? – спросила и Севилла Сапфир, появляясь в столовой с подносом, на котором красочной пирамидкой возвышались сэндвичи с лососем.
– Франк Аллан, – повторила Виолетта, и домоправительница тут же расплылась в улыбке чеширского кота.
– А-а-а…вот оно что… – протянула дама понимающе и сама как будто немного порозовела. Хитро она посмотрела на Конни. – И где вы с ним столкнулись?
– В комиссариате, – немного растерянно отвечала Констанция. – Он же племянник госпожи Совиньи.
– Не родной! – подняв указательный палец вверх, поспешила уточнить Севилла. – И слава богу…
– Да о ком вы говорите? – возмутился Берт, ничего не понимая.
– Франк Аллан – учитель из частной школы в Калимонтеме, – кратко рапортовала Виолетта, наиболее свободная от эмоций среди присутствующих. – Покойная Исидора Совиньи ему вроде тётки была. Наверное, он приехал её хоронить. Другой-то родни у неё нет.
– А вы откуда это знаете? – изумилась Конни.
– Все это знают, милая, – промурлыкала госпожа Сапфир, выкладывая тарелку с сэндвичами на стол. – Франк Аллан – один из самых завидных женихов на всём острове. Ты же его видела, поэтому должна понимать, о чём я…
– Эх, да-а, понимаю, – признала девушка. – Зря я надеялась, будто я одна это заметила. Берт, он такой красивый! Папа бы убил за возможность писать его портрет…
– Признаюсь, это неожиданный поворот для меня, – запнувшись, проговорил Маршан и чуть отстранился от сестры, чтобы лучше рассмотреть её мечтательное выражение лица. – С каких пор, милая, ты так эмоционально реагируешь на симпатичное личико?
– Ты меня не слушаешь что ли? Говорю тебе, он как ожившая скульптура! Я рассуждаю с точки зрения искусствоведения, если ты не понял! И ещё он…ну, очень милый…
– Поня-я-тно, господа, – протянул Берт иронично, – а где же комиссар Варга? Решил не присутствовать на лекции по искусствоведению?
– Не смешно, – огрызнулась Конни. – Я прекрасно себя проявила сегодня, чтоб ты знал. И комиссар разрешил мне завтра покопаться в вещах покойной.
– Как мило, – фыркнула Севилла, не сдержавшись. – И что же, он отпустил вас пораньше сегодня? И даже ни разу не оскорбил?
– Он был сдержан и добр, – вступилась за Варга Констанция. – И я сама ушла чуть раньше, чтобы пообедать с господином Алланом. И, прежде чем вы начнёте додумывать всякое, скажу, что я просто-напросто хотела выудить у племянника покойной побольше информации о ней…
– Конечно, мы так и подумали, – кивнула домоправительница и тут же игриво подмигнула девушке, брат которой уже во всю хихикал про себя. – И как прошёл обед?
– Неплохо, – чуть нервно ухватившись за светлый локон, выпавший из причёски, произнесла Конни и принялась наматывать его на палец. – Мы недолго пообщались, но продуктивно. Я пригласила его к нам на ужин в субботу.
– О! – выпалила Виолетта из своего тёмного угла, но тут же смолкла.
– М-да, представьте себе, есть такие гости, которым даже Ви бывает рада, – улыбнулась госпожа Сапфир, поймав этот момент слабости своей племянницы. – Кто бы мог подумать, да?
– Ты уже начинаешь принимать гостей? Как настоящая хозяйка… – иронично бросил Берт.
– Не благодари меня, братец. Я беру эту роль на себя. Знаю, из тебя хозяин сильно так себе…
– Эй!
– Стойте! – вспыхнула Севилла, и все мигом замерли. Женщина и сама не шевелилась, но по взгляду её было видно, как она старательно пытается что-то вспомнить. Вдруг она слегка хлопнула себя ладонью по лбу и стремительно направилась к выходу. Пока её не было, Ди Граны продолжали покорно молчать, ожидая развития событий. – Боже, какая же я дура! Как вообще можно о таком забыть?! – метеором госпожа Сапфир влетела обратно, держа в руках красивый тёмно-синий конверт со сложными серебряными вензелями. Его она протянула Конни и как-то виновато на неё взглянула. – Не уверена, уместно ли обсуждать это сейчас. Так или иначе, это было вполне ожидаемо, учитывая то, какой трагедией сопровождались новости о вашем приезде.
– Ага… – Констанция приняла конверт и осторожно развернула его содержимое, подставляя его под свет лампы.
«Многоуважаемые Констанция и Адальберт!
От лица семьи Тенебрис мы выражаем вам своё глубочайшее почтение и рады приветствовать вас на Сен Линсей. Возвращение на родину потомственных Ди Гранов – огромное счастье для всех, без исключения, жителей острова. Надеемся на скорую встречу и долгие доброжелательные отношения в будущем!
С уважением,
Амандин и Эдгар Тенебрис»
– Вот и всё, – прокомментировала Виолетта коротко, добавляя при этом серьёзную долю драматизма зачитанному тексту письма.
– Что всё? – не понял Берт.
– Сейчас такие письма на вас дождём польются, и никаких вам свиданий и расследований, – пояснила девушка хладнокровно. – Тенебрисы, Моро, Ван Хуттены и Сензари будут настойчиво требовать встречи и личного знакомства. Мы прямые потомки Линсея, они тоже его потомки, хоть их семьи и считаются побочными линиями. Обо всём об этом они захотят с гордостью чесать языком часа по три, не меньше. Вот и представьте: гастроли по родовым поместьям острова Сен Линсей, где вас будут встречать, поить и кормить, задавать ворох вопросов о вашем отце, затаскивать на интервью местных телеканалов и показывать жителям, как эдаких экзотических зверюшек. Меня-то знают и на меня им плевать, а вот вам я ни капельки не завидую.
– Уверена, всё не так и плохо, – выступила Севилла и с укором взглянула на тень племянницы, продолжавшей прятаться в своём углу. Тень молчала и не реагировала на замечание, но почему-то все присутствующие догадывались, что мысленно она криво ухмыляется.
– М-м-м нет, этого я пока допускать не хочу, – покачала головой Конни после нескольких минут сложных размышлений.
– Чего именно, Констанция? – попыталась уточнить госпожа Сапфир.
– Всех этих гастролей и прочей мишуры, – ответила девушка и ещё раз пробежалась глазами по тексту письма. – Сколько этих Тенебрисов живёт на острове?
– Хм, дайте вспомнить… – домоправительница присела на стул и нахмурилась. – Так…Амандин с мужем Эдгаром, ещё их сын Салазар…
– Теодор, – напомнила «тень» из своего угла. Севилла кивнула и загнула четыре пальца на руке.
– Да, Теодор – это брат Эдгара. У него двое детей – сын Виктор и дочь Доротея, но я не знаю, на острове ли они сейчас.
– Понятно. А что насчёт Моро? Сколько их?
– Только двое. Филипп и его дочь Эльза.
– Какая семья следующая в списке потомков святого Линсея?
– Ван Хуттен, их шестеро – Дрейк Ван Хуттен, его жена Тильда и четверо сыновей, трое из которых учатся на материке. И последняя семья Сензари – их много, кажется, человек десять-двенадцать, но постоянно на острове живут только представители старшего поколения – прабабушка Делия, её сын Себастьян и двое внуков – Себастьян Сензари младший и Пауло.
– Итак…посчитаем: шестеро Тенебрисов, двое из семьи Моро, Ван Хуттенов шестеро, но по факту трое, а у Сензари мы имеем доступ только к четырём представителям. Итого – восемнадцать человек, которым мы можем выразить почтение при личной встрече, – поднимаясь со своего места, деловито заговорила Конни. – Скажите, мадам Сапфир, сколько гостевых спален в замке?
– О, Боги… – не сдержалась Виолетта, понимая, к чему идёт этот разговор. Берт тоже заёрзал на своём месте, но, скорее, от той решительности, что звучала в голосе сестры. Это всегда настораживало его.
– Обставленных мебелью гостевых спален около двадцати, – совершенно спокойно отвечала Севилла. – Там может не хватать постельных принадлежностей и штор, но в целом они в отличном состоянии.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Конни. – Значит, на всех гостей хватит. Прошу вас, мадам, всем тем, кого вы сейчас перечислили, разошлите официальные приглашения. Мы устроим для них званый ужин, и все желающие смогут остаться в замке на выходные.
– О, Боги… – вновь повторила «тень» сокрушённо.
– М-да, – услышав её, продолжала командовать Констанция, – и проследите, чтобы гостей распределили по южной и восточной сторонам, дабы они не беспокоили Виолетту.
– Как скажете, – заметно повеселев и приободрившись, отвечала Севилла. Ей явно нравилось то, какой подход к делу избрала новая хозяйка дома. – Прикажете выписать из города штат прислуги на эти дни?
– Обязательно. И проследите, чтобы во всех гостевых спальнях было постельное бельё и шторы. Надо произвести хорошее первое впечатление.
– Будет сделано. На какой день вы планируете данное мероприятие?
– На эту субботу, – подумав немного, выпалила Конни. – У вас есть четыре дня, чтобы всё организовать. Справитесь?
– Бывали задачи и посложнее, – фыркнула дама самоуверенно. В глазах её плясали дьявольские огоньки. Было совершенно очевидно, что в этом доме уже давно не происходило ничего значительного. Видимо, домоправительница успела соскучиться по серьёзной работе. Констанция же соскучилась по выходам в свет, она почти забыла, каково это, поэтому решила срочно исправлять ситуацию. Кроме того, званый ужин серьёзно сокращал ей фронт работ – теперь не было никакой необходимости уезжать на «гастроли» по домам и поместьям островных буржуа, ведь можно было поприветствовать их всех разом, не отвлекаясь при этом от тёмных тайн Линсильвы.
– Ах, да, – вспомнила она, когда Севилла собралась было начать первые приготовления. Женщина остановилась на пороге и оглянулась. Конни чуть порозовела, но всё же добавила: – Раз уж я пригласила Франка Аллана к нам в субботу, то было бы неплохо и для него напечатать приглашение.
– Конечно, я так сразу и поняла, – почти пропела домоправительница в ответ. – А какова будет форма одежды?
– Официальная.
Женщина кивнула и зацокала каблучками прочь, и вскоре звуки её шагов растворились в коридорах замка. Виолетта ничего не сказала, но она просто поднялась со своего места и тоже уплыла в неизвестном направлении, вероятно, обозлившись на Конни за то, что та решила притащить в их тихую обитель целую толпу людей. Берт какое-то время молчал, тихонечко поглощая сэндвичи с лососем, оставленные Севиллой. Сестра ждала его реакции, но он упорно посвящал всё своё внимание трапезе. Наконец, Конни не выдержала:
– Так ты ничего не скажешь? Не порадуешься и не огорчишься? Не обвинишь меня в поспешности? Ничего?
– Скажем так, мне пока что всё равно. У меня нет положительного или отрицательного мнения о твоей затее…
– А если я и Розу приглашу?
– …но ты же знаешь, Конни, – оторвавшись от поглощения сэндвича, с тёплой улыбкой Берт взглянул на сестру, – я всегда только «за» все твои странные идеи!
– Как легко купить твоё расположение, Берт, это даже смешно, – девушка покачала головой и лениво стянула с себя белый пиджак Севиллы. За день он стал достаточно влажным и отлипал от тела с трудом, но в присутствии Франка Аллана Конни его так и не решилась снять. Она и сама не до конца понимала почему. То ли постеснялась, что это будет выглядеть, как какой-нибудь вызывающе-завлекающий трюк, то ли просто боялась обнажить при новом знакомом голые плечи. В общем, получилось глупо, как ни взгляни. Вот и пропотела насквозь.
Справедливости ради стоит заметить, что их совместный обед и вправду больше напоминал допрос, нежели свидание двух симпатичных друг другу молодых людей. Хоть Франк и был чрезвычайно вежлив и мил, но границ своей вежливости он не переступал и не допускал даже намёка на флирт. Все его слова, включая и комплименты, строго ограничивались рамками приличия и обычного дружелюбия. Констанция быстро сделала вывод, что сравнение её с Корделией Тенебрис и впрямь было основано на внешнем сходстве.
Франк рассказал ей, что его мать, Фредерика Аллан, большую часть жизни исполняла обязанности мэра Калимонтема, самого густонаселённого города на острове. И, хотя она до сих пор носит этот почётный титул, работать она уже не в состоянии из-за проблем со здоровьем. Отец Аллана ушёл из семьи почти сразу после рождения сына, а затем и вовсе покинул остров. К счастью, лучшие подруги Фредерики – Исидора Совиньи и Амандин Тенебрис – не оставили её в беде, обе помогали матери-одиночке встать на ноги и сделать успешную карьеру. В итоге Франк окончил «Корделия Сертум» – лучшую частную школу на Сен Линсей, затем учился в Университете Линсильвы, а после отправился на материк, где ещё полтора года изучал гуманитарные науки в университете Флоренции. По возвращении он стал преподавать всё в той же «Корделия Сертум», в чём весьма преуспел. О своей работе молодой человек говорил с неподдельным восторгом и не уставал хвалить своих учеников за рвение и необычный взгляд на жизнь.
Когда же Конни осторожно поинтересовалась, почему Исидора Совиньи вдруг решила переехать в другую часть острова, он не стал медлить с ответом, и в их разговоре вновь прозвучало это имя.
Амандин Тенебрис.
Фредерика, Амандин и Исидора дружили с юношеских лет, и во многом их взгляды совпадали, несмотря на разное происхождение. Все три женщины были чрезвычайно умны, отлично образованны и имели в запасе нешуточные амбиции. Вот только спокойной и рассудительной Фредерике постоянно приходилось исполнять роль громоотвода, когда в равной степени властные Амандин и Исидора пытались поделить между собой право лидерства. В конечном итоге, спустя много лет дружбы, когда мать Аллана слегла и не смогла более успокаивать их кошачьи драки, женщины окончательно разругались. Исидора покинула Калимонтем и открыла практику в Линсильве. Судя по всему, дела у неё шли прекрасно. Франк время от времени навещал её, когда бывал в городе по делам. Как и в этот раз…
Кроме того, буквально в день своей смерти, когда госпожа нотариус принимала у себя племянника, она в очередной раз выказывала неприязнь к Амандин и её сомнительным решениям в качестве самопровозглашённой главы островного совета. А когда Аллан собрался уходить, она напоследок сказала, будто бы призовёт бывшую подругу к ответу. К тому же, добавила Исидора, рычаги давления на обнаглевшую госпожу Тенебрис, у неё якобы имеются…
– Рычаги давления? – переспросил Берт, когда сестра полностью изложила ему содержание их с Франком беседы. – Это какие же?
– Она ему не сообщила, – пожала плечами Конни. Они спустились в сад и неспешно прогуливались между благоухающими розовыми кустами. – Если честно, не думаю, что ему всё это было интересно. Он явно устал от этих бабьих склок. А ты как думаешь, что она могла иметь в виду?
– Очевидно же, – брат глубоко вдохнул свежий воздух и подставил лицо припекавшему солнышку. – За годы дружбы у Исидоры накопился компромат на Амандин. Сама подумай: если Тенебрисы после смерти Августа стали самой влиятельной семьёй на острове, то Амандин запросто могла ненавистную подружку сгноить, разрушить ей карьеру или не дать продолжать практику, но ничего такого. Они тихо мирно разошлись по углам-городам, лишь изредка шипя что-то вполголоса…
– Иногда люди просто перестают общаться. Это в порядке вещей.
– И всё же у Исидоры были какие-то «рычаги», – парировал Берт. – Нет, Конни, эти самые «рычаги» про запас держать не станешь, если нет угрозы, что бывшие друзья вмиг станут врагами. Исидора явно была готова к любому ходу соперницы, даже самому подлому. Кто знает, может, за это ей мозги и вышибли. Ну…знаешь…от безысходности…
– Думаешь одна из самых известных дам на острове пошла бы на такое? Как-то уж очень нечистоплотно выходит. Да и чего такого могла знать Исидора, что они не смогли договориться? – нахмурилась сестрица.
– Это мир богачей и власть держащих, милая. Ты не хуже меня знаешь, какие ужасные вещи можно спрятать под мехами, шелками и бриллиантами, – с горечью произнёс Берт и вымученно улыбнулся. Констанция знала, о чём (и о ком) он говорит, поэтому вынуждена была с этим утверждением согласиться. – Кроме того, она могла нанять кого-то, чтобы выполнить всю грязную работу. А сама осталась чиста и невинна в глазах общественности. Вот увидишь, она ещё и публично заплачет, горюя о потерянной близкой подруге. Коварные женщины. Обожаю их.
– Что ж…в эту субботу и посмотрим, будет ли Амандин Тенебрис оплакивать безвременно ушедшую Исидору Совиньи.
– И ты уверена, что это хорошая идея?
– Не очень, но мы всё равно попробуем. Я вошла во вкус! – заявила Конни и, потянувшись к кривой ветке тюльпанового дерева, резким движением сорвала с неё розовый и сочный бутон магнолии. Берт отследил это и почувствовал жгучее чувство дискомфорта, словно только что кусок оторвали от него самого.
– М-да…это-то меня и пугает…
