Глава 19
В голове раздался гудок. Невыносимо долгий утробно-низкий гудок, какие обычно издают большие корабли, оповещая о своём прибытии в порт. Только у этого звука словно бы и не было ни начала, ни конца. Он длился целую вечность, вибрациями своими сокрушая хрупкие стены черепной коробки. Он давил изнутри на глаза, затыкал уши, разрывал ноздри, заставлял скрипеть и стираться друг о друга челюсти. Тупая боль, похожая на плотное желтовато-серое облако тумана, заполнила сознание и поглотила его. Казалось, она стирает с лица весь мир, замещая его собой. Это было на что-то смутно похоже…
Конни вспомнила паром и то странное утро, когда они с Бертом стояли на палубе, глядя в пустоту. Это воспоминание, словно вспышка света в темноте, на мгновение озарило всё вокруг и заставило утробный гудок чуть умолкнуть. Она вновь была там – между миром живых и мёртвых – на этой сырой серой палубе с перилами, окрашенными красной, как кровь, краской. И она была одна-единственная живая…среди покойников. Они стояли неподвижно и казались бы вполне живыми, если б только их лица не были так бледны, а глаза – мутны. Похожие на манекены в витрине магазина, эти фигуры располагались равноудалённо друг от друга, чтобы между ними можно было легко пройти, но бродить по этому музею реалистичных кукол вряд ли кому-нибудь захотелось бы.
– Констанция, – синие губы одной из фигур зашевелились, и она медленно повернула голову, встречаясь стеклянным взглядом с Конни. От этого зрелища в желудке у девушки всё перевернулось. С мгновение ей казалось, что она смотрит на мёртвую версию самой себя, и этого времени хватило, чтобы похолодеть от ужаса с ног до головы. Вечность спустя до неё дошло, что это Корделия, чей призрак успел навсегда поселиться в подсознании, вновь посетила её.
– Где я? – превозмогая боль, давящую на голову со всех сторон, спросила Конни. Вопрос прозвучал не так уж и громко, но с многократным эхом разнёсся по палубе, заставляя всех прочих мертвецов очнуться от своего сна. Головы манекенов начали медленно поворачиваться, и, всем телом сотрясаясь от страха, Констанция обнаружила, что на неё одновременно уставилось несколько десятков пар мёртвых глаз. – Где я? – казалось, ничего другого Конни спросить и не в состоянии. Она испуганно попятилась назад, но вскоре упёрлась в край палубы. Это был тупик, ей некуда было бежать от натиска покойников. Хоть они и не наступали в прямом смысле этого слова, но их опустошённый взор замыкал девушку в каком-то невидимом пузыре и неумолимо выкачивал из него весь воздух.
– Констанция, посмотри на меня, – голос Корделии звенел в голове, но Конни не могла исполнить просьбы призрака. Сжавшись, словно иссохшее на солнце яблочко, она старалась обхватить себя руками и закрыться от этого страшного мира, где она оказалась по чьей-то злой воле. Голова продолжала раскалываться от боли, а утробный гудок вновь напомнил о себе, и теперь этот низкий протяжный гул заглушил всё на свете.
– Конни, милая, подними глаза, – произнёс голос, которого Констанция Маршан не слышала уже несколько лет. Ей казалось, она забыла его навсегда. Хоть существовали на свете и записи, аудио и видео, запечатлевшие его приятный тембр, она запретила себе пересматривать и переслушивать их. А теперь он звучал так чисто и так отчётливо, словно не было этих лет разлуки, и от этого стало одновременно и радостно и невыносимо больно. Глаза девушки наполнились слезами, а из груди вырвался крик, не похожий на человеческий. Прежде она никогда так не кричала, даже когда оплакивала потерю отца. Ведь в этом не было никакого сомнения – только что к ней обращался сам Ян Маршан.
– Нет…нет-нет, слишком тяжело, – она вертела головой и жмурилась, но солёные слёзы срывались из-под ресниц и жгли лицо, словно кислота.
– Конни, – вновь заговорил отец, – подними глаза. Не в твоих правилах отворачиваться от правды, разве не так?
– Какой правды?! Почему мне так больно?! – визжала она, переходя на крик.
– Тебя ударили по голове, только и всего. Хватит устраивать истерики! – ещё один голос, теперь женский, скрипучий и звонкий, но ни капли не знакомый. От неожиданности Конни вдруг распахнула веки и подняла глаза. Гудок смолк и боль тоже. Перед ней стояла статная седовласая женщина в безупречном брючном костюме с солнцезащитными очками на носу и множеством роскошных перстней на пальцах. Благодаря очкам девушка могла не видеть мутного взгляда покойницы, и это заставило её чуть успокоиться. Мёртвое лицо Исидоры Совиньи искривилось в презрительной усмешке. – Что? Не привыкла видеть меня с головой на плечах?
– Как я могу вас видеть и слышать? Я вас даже никогда не знала! – ахнула Конни.
– К счастью для нас обеих, – всыкнула синими губами госпожа нотариус. – Уверена, мы бы не поладили. Кстати, я готова терпеливо ждать, пока ты разберёшься с делом моих милых девочек. Это важнее.
– Важнее? А разве ваши дела не связаны?
– Ох-хо-хо, нет, золотце, – смеясь, покачала седой головой Исидора, и из-за серебристых прядей её медленно поползли струйки алой крови, опускаясь на морщинистое лицо и шею. Череп женщины постепенно начал проседать и багроветь, превращаясь в страшное бесформенное нечто. – Со мной всё иначе. Гораздо сложнее. ОН настиг меня…
– Кто он?
– Зверь, – сквозь зубы прошипела дама прежде, чем голова её полностью развалилась на мягкие багровые ошмётки.
Палуба поплыла. Весь мир поплыл и растаял, словно кубик льда, опустившийся в бокал с тёплым чаем. Цвета, звуки, поверхности и ощущения – всё смешалось и превратилось в отвратительное тошнотворное месиво без логики и смысла. Без начала и без конца. Гудок продолжал надрываться, но уже где-то там, в районе затылка. Боль отупела и равномерно распределилась по всему телу, и давление на череп заметно ослабло. А затем всё вдруг смолкло и застыло в пустоте.
– Констанция? – позвал кто-то, и вакуум лопнул. Лёгкие наполнил прохладный воздух.
– М-м-м, – Конни вовсе не старалась что-то сказать. Просто проверяла свою способность издавать живые звуки. Получилось, и теперь она решилась открыть глаза. Это удалось ей не сразу, но все мучения были вознаграждены: первым, что она увидела перед собой, было прекрасное лицо Франка Аллана.
– Констанция, – вновь повторил он, и Конни подумалось, что никто и никогда не произносил её имя так красиво. Франк улыбнулся, и на щеках его проступили ямочки. – Слава богу, ты очнулась!
– Где…Берт? – еле-еле шевеля сухими губами, проговорила девушка. К счастью, мысли о брате опередили все прочие, и она заговорила о нём, а не о фантастической красоте аквамариновых глаз Аллана. Что-то тёплое коснулась её руки, и Конни начала чувствовать и осознавать своё тело, уставшее и измученное, словно последние сутки она провела на беговой дорожке.
– Он уже едет сюда!
– Франк, выметайся, – скомандовал кто-то быстро и сухо, после чего юноша и впрямь спешно засобирался.
– Я просто увидел, что она очнулась…
– Я понял. Спасибо тебе. А теперь пошёл вон, – игнорируя все потуги смущённого молодого человека оправдаться, продолжал повелевать незнакомец. Конни почувствовала, как Франк отпустил её руку. Он взглянул на неё виновато и неуклюжими перебежками покинул комнату.
Её комнату. Констанция только сейчас поняла, что находится в собственной спальне в замке. Помещение было наполнено приятной прохладой благодаря тому, что кто-то открыл одну из створок окна, но вокруг царил лёгкий полумрак, отчего девушка никак не могла понять, который нынче час.
– Уже ночь? – вслух предположила она.
– Уже утро, – ответил ей человек, появившийся из тени. Это его хрипловатый голос выпроводил из комнаты Франка Аллана, и Конни была на сто процентов уверена, что никогда не встречала его прежде.
Мужчина лет пятидесяти, высокий и жилистый, уверенно пересёк комнату и водрузил на прикроватный столик чемодан из коричневой кожи. Вблизи Констанция могла внимательно рассмотреть его лицо, плотно обтянутое загорелой сухой кожей, и руки с длинными худыми пальцами. Бесцветные брови незнакомца близко сошлись на переносице, делая выражение его лица сосредоточенным и напряжённым. Не глядя на девушку, он произнёс:
– Я доктор Сигрин, ваш семейный врач.
– Здравствуйте, доктор Сигрин, – растерянно пролепетала Конни в ответ. – Что происходит?
– Вас ударили по голове в Линсильве вечером. Вы не помните?
– Я могу попробовать вспомнить…
– Отлично, – кивнул он задумчиво, а затем обернулся к пациентке. – Вспоминайте, пока я буду вас осматривать. Только начните с самого начала дня. Так будет легче. Что вы ели вчера на завтрак?
– Яичницу с беконом и, кажется, гренки с вишнёвым джемом…
Она ела быстро и почти не распробовала вкуса. Берт смотрел на неё с сомнением, чуть вскинув правую бровь. Он уже начинал всерьёз подозревать, что сестрица сошла с ума. Роза сидела подле него, тоже немного озадаченная. Она ночевала в бертовой части замка (по понятным причинам, которые никто не стал озвучивать вслух), поэтому казалась и без того слегка потрёпанной – её рыжие кудри торчали во все стороны, а одежда заметно помялась. Мелкий дождик стучал по стёклам крытой веранды.
– Ты ведь не серьёзно? – осторожно переспросил братец, чуть склоняясь в сторону Конни через стол.
– Еще как серьёзно! А что такого? Разве Роза сама не говорила, что остров красивый и стоит того, чтобы мы попутешествовали? – хрустнув гренкой, отвечала девушка. – Вы можете поехать вместе! Как друзья, конечно же…
– В Сальтхайм? – изумлённо выпалила Роза. – Но зачем?
– Хороший вопрос, – Конни нервно отряхнула свою блузку от крошек. – Надо бы вам посетить одну аудиторскую конторку. Слышала когда-нибудь про «Горман Аудит»?
– Тебе нужен бухгалтер?
– Нет! Мне нужен документ с результатами проверки деятельности островного совета, который «Горман Аудит» должны были доставить Августу Ди Грану лично в руки.
– А они не доставили?
– Боюсь, он до этого момента не дожил. А госпожа Сапфир утверждает, что даже и в глаза не видела никакого курьера от них. Значит, документ остался в конторе. Всё же…мне бы хотелось в этом лично убедиться и получить его для ознакомления!
– Зачем?! – чуть не прикрикнул Берт, которого очередная сумасшедшая затея сестры выбила из колеи с самого утра. Он, кажется, окончательно потерял нить её рассуждений и запутался во всех хитросплетениях историй, убийств, трагедий и махинаций на этом клочке земли в море.
– Берт, просто доверься мне! В конце концов, я старше и благоразумнее.
– Насчёт второго я в последнее время начинаю сомневаться. Конни, а ты не слишком увлеклась? Мне это уже как-то не нравится, знаешь ли.
– К тому же…когда, по-твоему, мы должны ехать? – осторожно поинтересовалась Роза.
– В идеале, вам стоило бы собраться в течение часа-двух, – запросто отвечала Констанция, и надрывный стон Берта звонким эхом пронёсся по веранде. Игнорируя его, сестра выложила на стол небольшой буклет с расписанием движения электричек.
– Смотрите, я всё просчитала. Если вы сядете на поезд от Линсильвы до Сальтхайма в десять часов, то уже в два часа будете там! Берите первый класс, пообедайте в вагоне-ресторане, а я всё оплачу. Чем не приключение, а? Если уложитесь со всеми делами до вечера, то сможете сесть на вечерний поезд и вернуться в Линсильву к двум-трём часам ночи!
– Но к чему такая спешка?
– Голозадому Аткинсу вот-вот предъявят обвинение в убийстве, и Конни слетела с катушек! – раздражённо отозвался Маршан и махнул рукой так, что чуть не опрокинул на присутствующих дам серебряный кофейник. На некоторое время все трое замолчали. Берт с протестующим видом смотрел куда-то в сторону, грозно скрестив руки на груди. Конни же долго и красноречиво переглядывалась с Розой, взглядом и мимикой пытаясь донести до той, как важно для неё, чтобы затея с «Горман Аудит» удалась. Наконец, пантомима сработала. Роза устало закатила глаза и слегка кивнула.
– А знаешь, Берт, это и впрямь может быть интересно, – произнесла она и чуть театрально улыбнулась. – Сальтхайм – очень красивый город с живописными окрестностями. У меня там живёт приятельница – Лив Сигрин. Я давно обещала её навестить. К тому же у нас появился шанс сделать что-то хорошее и, возможно, помочь невиновному человеку избежать несправедливого наказания.
– И-и-и занавес, господа! Он сдался! – подытожила разговор Конни, заметив лишь самые первые признаки податливости на лице брата. Девушка подскочила на месте и быстро отправила в рот последний кусочек хрустящей хлебной корочки. – Собирайтесь, а я попрошу госпожу Сапфир подвезти вас до вокзала Линсильвы! Чего сидим? Шевелитесь, ну!
Следующие несколько часов Конни вспоминала с трудом. Всё происходило и быстро, и медленно одновременно. Сложно было уловить хоть что-то, когда воспоминание больше походило на плохо сделанную монтажную склейку. В какой-то момент она вспомнила, как проводила брата с Розой до ворот, где они направились к припаркованной неподалеку «Клаудии». Севилла Сапфир уже ждала за рулём, будучи совершенно неотразимой в элегантных тёмных очках, фиолетовой шляпке и с чёрными кружевными перчатками на руках. Она не стала задавать лишних вопросов и лишь послала Констанции воздушный поцелуй перед тем, как завести машину. Роза в последний момент спешно и как-то неуклюже обняла Конни, словно это что-то для неё значило. Затем отстранилась и произнесла взволнованно:
– Я прослежу, чтобы с Бертом ничего не случилось, но только уж и ты себя побереги, ладно?
– Постараюсь, – пожала плечами Констанция и перевела взгляд на брата. Кажется, он всё ещё дулся на сестру, но лицо его выражало и беспокойство. Видимо, он всерьёз начал опасаться за её душевное здоровье. Они безымоционально обнялись и разошлись в разные стороны. Быть может, им стоило вложить чуть больше чувств в это расставание. Конни думала об этом теперь, когда ощупывала заплатку из бинтов и пластыря у себя над правой бровью. Доктор Сигрин шлёпнул её по руке, запрещая ковырять пальцами место ранения, и велел продолжать вспоминать, чем она занималась до обеда.
Покорно повинуясь стальному тону этого сухого человека, девушка начала перебирать в памяти кучки мелких событий: кажется, она просматривала какие-то фотографии Исидоры Совиньи из числа тех, что предоставил ей Франк Аллан, а потом о чём-то беседовала то с Руфь, то с Ивой. Темы разговора она вспомнить не смогла, но это и не нужно было, потому что на языке проступил горький привкус разочарования. Кажется, те разговоры не дали ей абсолютно ничего нового. Она маялась, бродила по замку и заламывала руки в ожидании чего-то вроде озарения. Жуткая догадка, посетившая её несколько дней назад, обрастала всё новыми и новыми деталями, но, увы, лишь в воображении. По факту же, у Констанции не было ни единого обоснования своей теории. И это угнетало. Она чувствовала, как замедляется кровь в жилах, превращаясь в вонючее вязкое болото. Всё в её теле протестовало против этого застоя и требовало двигаться резче, думать шире и предполагать как невозможное, так и самое очевидное.
И Конни предпочла начать с очевидного. Быстро нацепив свитер, а поверх него – плотный дождевик цвета хаки, девушка пулей выскочила из замка. Широким шагом она направлялась к роще, где у неё заранее была назначена встреча с Максом Аткинсом. Они собирались увидеться ближе к трём часам, но нетерпение толкало Констанцию к месту рандеву часа на два раньше. Мелкий дождик продолжал бить косыми струями по спине и затылку, пока мшистые ветви самшитов не сомкнулись вокруг, впитывая его, как губки, и наполняя воздух вокруг непередаваемо прекрасным древесным ароматом. День и без того нельзя было назвать особенно солнечным, но в лесу света было ещё меньше. Впрочем, Конни это даже нравилось, это успокаивало.
Мысленно она обращалась то к Лили, то к Роуэн, так любившим гулять в этих местах. Даже не принимая во внимание одержимость Лили Марком, эти прогулки можно было понять. Самшитовый лес убаюкивал особенной атмосферой, поглощая посторонние шумы своими пушистыми ветвями. Он рисовал в воображении спокойные линии и мягкие полутени на портретах трёх таких разных женщин – двух девочек и госпожи нотариуса – к тому же ушедших из жизни такими разными дорогами. Иногда она погружалась в эти размышления настолько глубоко, что ей всерьёз начинало казаться, будто бы их силуэты мелькают среди деревьев. Где-то поблизости скользнуло еле уловимое облачко дорогих духов Исидоры Совиньи, и редкий лучик света, отразившись от массивного камня в одном из её перстней, коротким бликом сверкнул меж листвы.
А потом ей почудилось, будто бы она увидела Лили. Это не было похоже на встречу с привидением, но, скорее, на просмотр старой видеокассеты. Достаточно чёткий образ девушки, высокой и плечистой, с ровной загорелой кожей и недлинными светлыми волосами, обрамляющими юное лицо, явился ей коротким видением, похожим на забытое воспоминание. Она стояла неподалёку, на небольшой возвышенности, обхватив одной рукой чуть покосившийся ствол старого и облезлого самшита. Несмотря на окружающую сырость, простенькое ситцевое платье Лили не мокло, как и её волосы. Всего один взгляд она бросила на Конни, завёрнутую в дождевик, а затем развернулась и, скользнув во мрак рощи, скрылась из виду.
– Стой! – на выдохе выпалила Констанция в тщетной попытке задержать фантом и бросилась следом. Сойдя с тропы, она широкими и прыгучими шагами преодолевала расстояние, отделявшее от того места, где она всего мгновение назад видела умершую девушку. Ковер из грязи и мха под ногами то пружинил и захлёбывался влагой, то скользил и разлетался клоками во все стороны, грозясь вырвать почву у Конни из-под ног. Тяжелее всего дался ей подъём на ту самую возвышенность, с которой взирал на неё безмолвный призрак. Паникуя и чувствуя страшный шум крови в ушах, Констанция хваталась за какие-то ветки, торчащие из земли массивные корни и острые камни, чтобы не упасть, не сорваться вниз, пока взбиралась на этот треклятый холм. Но, как и ожидалось, оказавшись на вершине, она не обнаружила там никаких призраков. Только ещё больше деревьев, а ещё одышку и мелькающих чёрных мушек перед глазами. Всем телом Конни припала к тому самому старому, полуголому самшиту, за который держалась в её видении Лили, и попыталась выровнять дыхание и сердцебиение. Лицо её горело, а тело скрипело, как у старухи. Кажется, физическая форма госпожи Маршан с годами отнюдь не становилась лучше. Внезапно Конни услышала смех и не с первой попытки догадалась, что это её собственный голос сотрясает тишину леса.
Сначала она даже не понимала, над чем смеётся. А потом до неё начала доходить абсурдность всего происходящего. Она погналась за привидением! Констанция Маршан – самая здравомыслящая и приземлённая особа на свете – рванула в непроглядную чащу, пытаясь поймать плод собственного воображения! Смех постепенно превратился в нервное хихиканье и усталые всхлипы. Кажется, Берт был прав, и именно Конни в их семействе первая тронулась умом. Она обхватывала дерево обеими руками и, уткнувшись лбом в шершавую кору, прерывисто выдыхала из себя остатки хохота, понимая, что в тот момент, когда он закончится, она останется наедине с этим странным местом и собственной отчаянной глупостью.
Кое-как заставив себя собраться с мыслями, девушка отшатнулась от дерева, и только сейчас взгляд её сфокусировался на нём. Этот самшит либо не выдержал конкуренции с более наглыми сородичами, либо пал жертвой какого-то паразита, потому что ствол его был совсем гол, а пушистая листва почти полностью опала, оставляя безвольно свисать опустевшие ветви. Конни вспомнила, как отец рассказывал ей о том, что этот сорт называется «самшит вечнозелёный», и что он прекрасно чувствует себя в тени, хотя и любит тепло. На одной из картин Яна Маршана была изображена подобная роща – одновременно пугающе мрачная и великолепно живая. Там, на этой картине, один острый луч света пробивался сквозь густую поросль в центр композиции, выхватывая из тьмы чуть уловимый силуэт обнажённой лесной нимфы, причесывающей свои длинные золотые волосы. Конни вдруг стало интересно, а не гонялся ли её вдохновлённый этими образами отец за нимфами по лесам, подобно тому, как она погналась за призраком Лили несколько минут назад. И, если да, то что это – наследственное психическое отклонение или просто чрезмерная увлечённость собственными фантазиями?
Она думала, что снова рассмеётся, но промолчала. То ли от того, что запас сил и энтузиазма в ней окончательно иссяк, то ли из-за странных линий, вырезанных в стволе дерева, которые она не заприметила сначала. Теперь же они переключили на себя всё её внимание. Конни осторожно коснулась их и начала водить пальцем по контуру, пытаясь понять суть изображения. Буквы. Но разобрать их было сложно – часть уже скрылась под слоем мха и плесени, поэтому пришлось постараться и как следует поковырять вокруг. Наконец, старания девушки оправдались, и она смогла разглядеть то, что кто-то старательно выцарапал на поверхности самшита. Это были странные инициалы, вписанные в рамку в форме сердца – «2НТ» – а прямо под ними расположилась строчка мелких цифр, похожая на даты, но расшифровать её оказалось невозможно. Слишком маленькими были символы, часть из которых были либо сколоты, либо забиты грязью доверху. Очевидно, надписи шёл уже не первый год, и природа хорошенько поработала над тем, чтобы стереть её с лица земли.
Конечно, Констанция по-прежнему не верила ни в какую мистику.
Конечно.
Но…
Но какова вероятность, что во всём этом лесу, погнавшись за воображаемым привидением, она придёт к тому самому единственному деревцу, на котором нацарапано это послание от влюблённых? И ведь в том видении Лили стояла, держась именно за этот конкретный полумёртвый самшит! Констанция почувствовала, как лицо снова начинает гореть, и поспешила остудить его своими похолодевшими ладонями. Осторожно она сползла по дереву вниз и уселась на небольшую горку из камней, чтобы немного отдохнуть и привести мысли в порядок.
– Эй! Вы там! Вы в порядке? – позвал кто-то внизу, и Конни встрепенулась всем телом. Она начала оглядываться и, обернувшись туда, откуда сама пришла совсем недавно, увидела чуть поодаль мальчика в ярко-жёлтых резиновых сапогах и красном дождевом плаще.
– А-а…эм-м…привет, – неуверенно махнув ему рукой, откликнулась девушка. – Со мной всё хорошо. Я просто немного устала.
– Вы хорошо знаете эти места? – подходя ближе, поинтересовался мальчик. Теперь Конни могла разглядеть его сосредоточенное выражение лица, а ещё небольшое ведёрко у него в руках, наполненное сырой землёй.
– По правде говоря, не особо, – призналась она.
– Тогда вам не следует сходить с тропы. Тут легко заблудиться и умереть.
– Что ж…пожалуй, ты прав, – согласилась Констанция и поспешила спуститься со этого холма, не оглядываясь назад, чтобы не столкнуться взглядом ни с призраком Лили, ни с каким-либо ещё. На старое дерево с вырезанными на нём символами она тоже принципиально не смотрела. Мистического опыта и единения с природой на данный момент ей хватило с лихвой.
– Эй, а я вас знаю! – удивился мальчишка, когда увидел свою собеседницу вблизи. – Вы внучка господина Ди Грана, да?
– Двоюродная, ага, – кивнула Конни и протянула своему юному спасителю ладонь для рукопожатия. – Прости, руки у меня грязные. Я Констанция. И я тебя, кстати, тоже знаю. Ты Мартин, сын Надин Тейнис, верно?
– Точно. Вы заблудились, Констанция?
– Я ещё не успела понять, но это возможно. Вернёшься со мной на тропу? – девушка мило улыбнулась, но сосредоточенный взор семи-восьмилетнего Мартина не смягчился. Он со строгим видом кивнул и повёл путницу за собой. – А почему ты ходишь здесь совсем один? Где твоя мама?
– Работает. Она разрешила мне погулять при условии, что я не сойду с тропы. А я не сходил с тропы, пока не заметил вас на холме.
– Ты очень храбрый мальчик, Мартин, раз ослушался мамы, чтобы помочь мне.
– Ну…я… – на мгновение он остановился и чуть заметно порозовел. Лицо его стало уже не таким суровым, но больше расстроенным и смущённым. – Моя подруга раньше всё время сходила с тропы, а потом она умерла. Вы ведь не хотите тоже умереть, Констанция?
– Вот уж нет уж, – быстро отозвалась девушка. – А твою подругу звали Лили?
– Угу.
– Мне очень жаль, что с ней такое случилось. Это, наверное, очень тебя расстроило?
– Угу, – угрюмо кивнул Мартин и пошёл дальше. Разговор зашёл в тупик, и Конни решила переключиться на другую тему.
– Зачем тебе ведро земли?
– В земле черви.
– А зачем тебе черви?
– Марк обещал сводить меня на рыбалку, а для рыбалки нужны черви. Он их пока не может собрать, и я решил, что и сам могу.
– Какой ты самостоятельный, – стараясь не переборщить с восхищением в голосе, проговорила Конни. – Но…ты же знаешь, почему Марк не может копать червей вместе с тобой?
– Да, он в тюрьме, но мама говорит, что он ни в чём не виноват. А раз он не виноват, то скоро он вернётся.
– Мда, – тихо протянула девушка и поёжилась от холода, пробравшегося и под дождевик, и под свитер. – А куда ты сейчас направляешься?
– Домой, я же всё собрал.
Констанция не сразу поняла, куда именно «домой» идёт Мартин. Ей казалось, что тропа, ведущая на окраину Линсильвы, находится совершенно в другой стороне, но вскоре она сообразила. Тот путь, которым они с Бертом шли от замка, был явно короче и проходил через магазинчик «Тюльпановое дерево», но этот, которым сейчас шёл Мартин, неожиданно вывел их сначала к живым изгородям нескольких частных домиков, а уже за ними – прямо к торцевой стене здания магазина госпожи Тейнис.
– Я не знала об этой дороге. Это по ней Лили и Роуэн ходили гулять в лес?
– Ага, – кивнул Мартин, и Конни показалось, что эта тема вновь увлекла его. Он размашистыми движениями начал показывать, по какому маршруту двигались девочки, сначала огибая одноэтажный домик из серого песчаника госпожи Гвиневры, а затем углубляясь в чащу по этой самой тропе. – …но уже там они всегда сворачивали с дороги и шли по-своему. Мама запрещала мне с ними так ходить. Говорила, я могу отстать и заблудиться. Мама сама как-то раз пошла за ними и заблудилась!
– Правда? А зачем она тогда за ними пошла?
– Не знаю, – пожал плечами Мартин. – Наверное, волновалась за Роуэн.
– За…Роуэн? – опешила Конни. – Может, за Лили?
– Не-е-ет, это ведь Роуэн попало бы по первое число! – завертел головой мальчишка и с горечью усмехнулся. – Она слабенькая была и писклявая, как мышь, а Лили – сильная. Как-то раз у нас в городе соревнования проводились по плаванию. Там и мальчики, и девочки участвовали вместе. И Лили заняла второе место, она даже многих псоглавцев обошла. Она была очень сильная, а когда она делалась злая, то…лучше было вообще спрятаться.
– Она что, и тебя обижала?
– М-м, – мальчик вдруг замялся и больно прикусил губу. Лицо его пошло пятнами от волнения. Конни поняла, что попала в больное место.
– Мартин, а мама твоя об этом знала?
– Марк говорит, стыдно мужчине получать тумаки от девчонки, – хмуро проворчал мальчик.
– Хорошо Марку рассуждать, он-то взрослый. А когда девчонка старше, да ещё и больше тебя раза в два? Знаешь, Мартин, я училась в девчачьей школе. Девочки бывают очень жестокими…
– Лили не была жестокой, – огрызнулся мальчик, но слова Констанции всё же вызвали у него доверие. Боязливо он огляделся по сторонам, словно кто-то мог услышать их разговор и заклеймить юного Тейниса позором за то, что его лупила самая красивая и милая девочка в округе. – Она нам во всём помогала и любила нас. И Роуэн она любила. Просто иногда…она делалась злой. Как будто…это была и не она вовсе. Другая девочка. Такое не очень часто бывало. Мама говорит, если человек много чего терпит и молчит, а потом не выдерживает – случается беда.
– Значит, иногда у Лили бывали вспышки агрессии?
– Однажды я случайно разбил витрину в магазине, а Лили в тот день за мной присматривала. Она очень разозлилась, а потом размахнулась и ка-а-к шлёпнула меня по затылку! Я упал, и ещё перед глазами всё сверкало, как фейерверк…
– Твоя мама знает об этом случае?
– Нет, Лили очень извинялась и просила ничего ей не рассказывать. Она говорила, что не рассчитала силы, но она их и не пыталась рассчитывать, когда становилась такой. Мама очень расстраивалась, когда так бывало.
– То есть о вспышках агрессии она всё же знала?
– Да, но доставалось-то Роуэн, а не нам. Хотя маме было очень жалко Роуэн. Она очень ругалась на Лили, если узнавала, что они подрались.
– Вот как? И в тот день, когда она пошла за ними в лес и заблудилась, твоя мама узнала про очередную драку?
– Она её услышала. Мы были здесь, у дома госпожи Гвиневры, когда услышали крики Лили и Роуэн. Роуэн убегала, а Лили пыталась её догнать, и мама пошла их разнимать, а мне велела идти в дом. Её очень долго не было, посетители приходили, а я же не мог сам открыть им магазин. Мне мама не разрешает.
– Так она заблудилась?
– Ага. И Лили тоже заблудилась. Вот только мама вышла из леса и нашла путь домой, а Лили не нашла и умерла.
– Погоди-погоди… – резко остановилась Констанция и, положив ладонь мальчику на плечо, заглянула ему прямо в глаза. – То есть ты говоришь про тот самый день, когда Лили умерла? Это тогда твоя мама пошла разнимать их с Роуэн и сама заблудилась?
– Ага.
– А ты уверен в этом?
– Конечно, уверен! Мама так плакала, когда Лили нашли. Она очень сильно её любила и очень переживала, что так и не догнала её.
На этом разговор им пришлось остановить. И не потому, что сказать было нечего. Просто неподалёку показалась знакомая фигура, завёрнутая в серый свитер крупной вязки. Госпожа Тейнис, преодолевая облако мороси, шла к ним навстречу и ёжилась от холода.
– Здравствуйте, госпожа Ди Гран, – поприветствовала дама вежливо и без лишней теплоты в голосе. Затем она обратилась к сыну. – Мартин, ты чего так долго? Когда я велела тебе быть дома?
– Он задержался из-за меня. Кажется, я чуть было не заблудилась, и он показал мне дорогу в город, – поспешила оправдать мальчика Конни и вымученно улыбнулась. – Он у вас такой умный и храбрый. Помимо прочего, прочитал мне лекцию по безопасности…
– Да? Что ж…понятно, – холодно выслушав объяснения Констанции, сухо отреагировала женщина, а затем одарила собеседницу долгим и пронзительным взглядом, не имеющим никакой хоть сколько-нибудь читаемой эмоциональной окраски. Тем не менее, Конни ясно ощутила, как её выталкивают из разговора и вообще с территории обитания этой семьи.
– Ещё раз спасибо тебе, Мартин, – заиндевевшими губами пролепетала девушка, обращаясь к мальчику и слегка махнула ему рукой.
– Хорошего вам дня, госпожа Ди Гран, – настойчиво процедила Надин сквозь зубы и, притянув к себе сына, пошла вместе с ним домой. Мелкая морось сменилась проливным дождем, и он обрушился на голову Констанции холодной волной. Возникла острая необходимость отыскать место, чтобы укрыться и отогреться до трёх часов.
– Похоже, вам там были не рады, – заметил доктор Сигрин, когда девушка приостановила свой рассказ. Она до конца и не осознавала, что всё это время говорила вслух. Да и доктор был так молчалив и безучастен, что ей всерьёз казалось, будто все эти диалоги и картины прошлого дня прокручиваются только лишь в её голове.
– Очень похоже… – кивнула она и перевела взгляд на присутствовавшего мужчину. Он сидел в кресле и, держа на коленке канцелярский планшет, что-то вдумчиво записывал в карту своей пациентки. Одет он был просто и нейтрально – светло-серая водолазка выглядывала из-под коричневого пиджака, а тёмные джинсы и удобные кроссовки никак не вязались с образом доктора одного из богатейших семейств на Сен Линсей. Его, впрочем, вряд ли это волновало. Он чувствовал себя по-хозяйски свободно и уверенно, а ещё, судя по последней реплике, внимательно слушал и (что интересно) прекрасно понимал всё то, о чём рассказывала ему Конни.
– Это всё, что вам удалось вспомнить?
– Конечно, нет. Потом я зашла домой к Франку Аллану. Мы вместе пили чай и неуклюже обменивались любезностями…
– Неуклюже? Вот как?
– Да. А вы не замечали, какими нелепыми и густо краснеющими становятся женщины в присутствии Франка?
– Ах, вы об этом, – в уголках тонких губ доктора Сигрина мелькнула хитрая улыбка. – Да-да, что-то подобное мне доводилось видеть. Вы тоже краснеете?
– Ещё как, – печально вздохнула Конни и осторожно покосилась в сторону дверей спальни. Возможно, Франк и не ушёл далеко, а сидел там, в прихожей, прекрасно слыша каждое её слово, но головная боль притупляла мысли о стыде или неловкости. Гипнотическая сила присутствия доктора Сигрина заставляла её продолжать говорить.
– Я не знала, к кому ещё пойти в городе. Розу же я отправила в Сальтхайм, госпожа Тейнис явно не стремилась приглашать меня в гости, а до комиссариата мне было не добраться пешком. Да и дождь только усиливался. Уж не в доме Исидоры Совиньи отсиживаться же, право слово…
Хотя эта идея казалась ей чуть менее некомфортной, чем посиделки в гостях у мужчины, от одного взгляда которого она начинала жалеть, что не обладает отцовским даром писать портреты и соблазнять представителей противоположного пола направо и налево. Тем не менее, она очутилась у него на пороге и, виновато улыбаясь, попросилась войти.
– Как ты умудрилась промокнуть до нитки в дождевике? – изумлённо оглядывая гостью со всех сторон, выпалил Аллан. И действительно – свитер и джинсы девушки стали тяжёлыми от влаги, волосы прилипли к бледному лицу, а губы посинели от холода.
– Понимаешь, я много гуляла под дождём, – стараясь не стучать зубами, ответила Конни и тут же поймала себя на мысли, что только сейчас они с Франком впервые перешли на «ты» со дня их знакомства.
– Наверх и раздевайся! – скомандовал он, но от этих слов девушка наоборот, замерла на месте так, словно всё её тело стало каменным. Поймав её озадаченное выражение лица, прекрасный юноша вдруг рассмеялся. – В ванной! Я дам тебе халат. Подсохнешь немного для начала.
Наконец, она смогла пошевелиться и подчиниться воле хозяина дома. Он вручил ей банный халат, от которого приятно пахло мылом, а ещё шерстяные носки, и её ножки начали постепенно согреваться. Дальше в ход пошёл чай.
– После твоего прошлого визита я решил, что надо мне запастись чем-то помимо растворимого кофе, – пояснил Франк, наливая золотистый ароматный напиток и дополняя его долькой лимона. Конни с радостью приняла горячую кружку в свои холодные руки и довольно выдохнула. Она оказалась в раю, да ещё и в такой божественной компании.
– Спасибо тебе! Не знаю, что бы я делала…
– А как ты вообще здесь оказалась в такую погоду? Дела в городе?
– Да, встреча в три часа. Я хотела прийти заранее и немного переборщила.
– Но теперь-то ты точно никуда не пойдёшь?
– Пойду, конечно! Это важнее лёгкого переохлаждения, можешь мне поверить. Всё так завертелось-закрутилось…
– Это всё связано со смертью тёти? – нахмурился юноша.
– Вероятнее всего, – Констанция неопределённо пожала плечами. Она и впрямь в последнее время всё меньше ощущала связь между смертями девочек и Исидоры Совиньи, но признаваться в этом не хотела даже самой себе. Боялась, что тут же потеряет веру и всё бросит, а этого допускать было нельзя. Что говорить дальше Конни не представляла, так как боялась сказать лишнего или, что ещё хуже, начать расспрашивать Франка о его невесте. На долгое время вокруг повисло молчание, сопровождаемое шумом капающего дождя за окном.
– Я дам тебе сухую одежду. Если ты всё же соберёшься на эту встречу. Не хочу, чтобы ты шла в своей, ещё заработаешь воспаление лёгких, – вдруг заговорил Аллан, и от этих его слов внутри у Конни всё сжалось. Ей захотелось обнять его или взять за руку…ну, или что там делают влюблённые женщины в дамских романах в подобные моменты? Вместо этого она кивнула и произнесла сдержанно:
– Спасибо. Я сегодня же вечером всё тебе верну.
Доктор Сигрин громко прыснул со смеху, и Констанция мигом очнулась от своих воспоминаний. Она уставилась на врача, искренне недоумевая, что именно могло рассмешить его.
– Простите, я просто только сейчас понял, что он имел в виду, – поспешил пояснить доктор.
– Кто?
– Франк Аллан.
– Когда?
– Когда привёз вас сюда и вызвал меня вечером. На наш с Севиллой вопрос о том, при каких обстоятельствах случилось нападение, он ответил «это всё из-за моей одежды»…
