Глава 18
Бледно-бирюзового цвета здание комиссариата было окружено со всех сторон. Конни не ожидала такой толпы. И только сейчас она осознала, насколько сильно недооценила масштабы влияния псоглавцев. Здесь было человек триста всех возрастов, не считая, пожалуй, совсем маленьких детей. Толпа не буйствовала, но недовольство плотным духом висело в горячем воздухе, готовое в любой момент взорваться и снести любую преграду на своём пути.
«Рендж Ровер» Виктора остановился метрах в пятидесяти от крайней границы этого сборища, и водитель медленно обернулся в сторону Конни, глядя на неё поверх своих зеркальных очков. Он ничего не говорил, но взгляд его означал что-то вроде «Ну, и чего ты этим добилась?». К счастью, режим «всё выключено» максимально парализовал лицевые мышцы девушки, и она не покраснела, не прикусила губу и не потупила взгляд. Вместо этого она перевела своё внимание на тех немногих людей, что выглядывали из окон ближайших домов или стояли поодаль, не желая примыкать к потенциально опасному сборищу.
Интуиция не подвела, и очень скоро взгляд Конни остановился на фигуре женщины, неуверенно переминавшейся с ноги на ногу. Она стояла в проулке между двумя домами, готовая в любую минуту юркнуть вглубь узеньких двориков и ретироваться, но пока любопытство и волнение пересиливали её. Сегодня она выглядела даже более уставшей и бледной, чем при прошлой их с Конни встрече: пепельного цвета волосы были наспех скручены в растрёпанный пучок на затылке, стройная хоть и немного сутулая фигура была спрятана под огромным серым свитером грубой вязки, а на бледном лице прямо меж тонких бровей пролегла глубокая вертикальная морщина.
– Кто это? – поинтересовался Виктор, поймав направление взгляда Констанции.
– Это Надин Тейнис, хозяйка магазина, – с заднего сидения вместо сестры отвечал Берт, до того всю дорогу дувшийся за то, что его не пустили на переднее.
– Я поговорю с ней, – заявила Конни и, не слушая возражений присутствовавших мужчин, решительным движением распахнула дверь автомобиля. Они не последовали за ней лишь потому, наверное, что теперь девушка шагала в противоположном от опасной толпы направлении.
День выдался жарким, и от того вид госпожи Тейнис, завёрнутой в свитер, заставлял Конни испытывать за неё чувство дискомфорта – в горле пересохло, а лицо, спина и шея покрылись липкой испариной. Впрочем, приблизившись к женщине, Констанция увидела, что та даже не порозовела, а ёжилась и сутулилась так, словно ей было немного зябко. Ещё издалека заметив приближающуюся девушку, Надин помрачнела и нахмурилась. По лицу её можно было прочесть очевидное: как бы ни начался их с Конни разговор, хозяйке магазина он будет крайне неприятен. Тем не менее, она осталась стоять на месте, покорно ожидая неизбежного.
– Марк ни в чём не виноват, – сказала она хриплым голосом ещё до того, как с ней успели бы поздороваться.
– Я знаю.
– Так вытащите его! Вы же Ди Гран! – воскликнула женщина раздражённо, но тут же осеклась и добавила с горечью: – Это же просто мальчишка. Какой из него убийца?
– Что он делал в доме Диккенса? – сдержанно поинтересовалась Конни. Надин с полминуты смотрела на неё, не моргая. У неё были очень красивые и совсем юные глаза – синие, как море, с белыми прожилками, узором напоминающими кружевную изморозь на стекле. Ян Маршан сказал бы, что за одно такое пятно красоты, просачивающееся сквозь этот плотный серый кокон свитеров, бледности и вселенской усталости, в эту женщину он влюбился бы немедленно. Конни ясно представила себе, как он часами бы сидел напротив холста, глядя на незаконченный портрет, в надежде уловить эту непостижимую глубину и воссоздать её в красках.
– Я… откуда мне знать? – запнувшись, ответила дама, и Конни мигом отмахнула от себя мысли об отце.
– Ведь он работал на вас. Вот я и подумала, что вы можете быть в курсе.
– Он подрабатывал, да, – несколько раз нервно кивнула госпожа Тейнис и обхватила себя руками. – Помогал таскать ящики и разгружать товар, только и всего. Он хороший человек и никак не мог совершить преступление, понимаете? Сделайте что-нибудь, Констанция, используйте своё влияние, комиссар вас послушает…
– Но ведь Марк был в доме Диккенса. А Лили и Роуэн ругались из-за него, и теперь обе мертвы.
– Лили просто упала! – взвизгнула Надин надрывно, и руки её задрожали, поэтому она поспешила крепко сплести их на груди. – Это был просто несчастный случай, неужели не понятно? Всё это просто…просто куча ужасных…страшных совпадений! Марк тут не причём, а, если он и влез к Диккенсу, то только из добрых побуждений. И что бы вы ни думали об этом, Констанция, но лучше бы вам позаботиться о его освобождении до того, как случится очередная трагедия!
– О чем вы?
– Не прикидывайтесь дурочкой и оглядитесь по сторонам! Все эти люди у комиссариата давно точат зуб на Диккенса, его ненавидят и, можете мне поверить, вполне заслуженно. Прибавьте к этому очевидно ложные обвинения в адрес младшего брата вождя псоглавцев, смерти девочек, нотариуса и давно кипящее недовольство из-за сокращения городского бюджета, а затем задайтесь вопросом – хотите ли вы оставаться жить в Линсильве, охваченной беспорядками и линчеваниями?
Вопрос, что называется, попал не в бровь, а в глаз. Особенно на фоне тревожных выкриков в толпе. Констанция лишь на секунду оглянулась в сторону здания комиссариата, но Надин успела воспользоваться этим и мигом скрылась в тенистом проулке. Конни ещё некоторое время стояла на месте, думая об их странном разговоре. Косвенно женщина намекнула ей, что разъярённой толпе плевать на факты, указывающие на виновность Марка Аткинса, и очень скоро именно всем известный шантажист Альфред Диккенс может стать объектом их разрушающего гнева.
Но почему ей не всё равно? Конечно, она одинокая мать, которая не желает растить сына в городе, охваченном беспорядками, но зачем ей выгораживать Марка, который, возможно, мог убить двух девочек? Но самое главное – почему она волнуется о том, что будет с Диккенсом? Ответ, все эти дни вертевшийся на языке, пришел сам собой. Странная догадка, пришедшая ей в голову, когда они с Бертом обсуждали неприятную для всех Маршанов историю Алис, вновь полыхнула в сознании яркой вспышкой.
«Вообще, Надин относится к тому типу женщин, знаете, которые вселяют большие надежды до тех пор, пока не свяжутся с негодяем…» – сказала Роза, когда её попросили охарактеризовать Надин Тейнис, и что-то подсказывало Конни – в этой фразе кроется больше смысла, чем могло бы показаться на первый взгляд. Девушка задумчиво щёлкнула языком и как будто начала всё понимать. Разрозненные кусочки чужих жизней и судеб притягивались друг другу, словно намагниченные, создавая очень интересное панно. Конечно, оставались в этой картине и дыры, большие и рваные. Именно их ей и предстояло в ближайшее время залатать, чтобы найти ответы на все вопросы.
– Здравствуйте, я Констанция Ди Гран! – громко выпалила девушка, оказавшись совсем близко к плотному кольцу людей, окруживших комиссариат. Слова её оказались неожиданно эффективны: от того места, где она стояла, во все стороны по толпе расползлись тревожные шепотки, а затем все голоса резко стихли. Огромное количество пар глаз уставилось на Конни, и никто не решался сказать ни слова. В любой другой ситуации подобное вызвало бы у неё панику, но нервная система продолжала работать в режиме «всё выключено», поэтому на диграновском лице девушки не дрогнул ни один мускул. – Могу я пройти? – поинтересовалась она сдержанно.
И толпа начала молча расступаться, открывая ей путь к крыльцу комиссариата. Ничего подобного ей прежде видеть не доводилось, и оттого в душе зародилось такое чувство, от которого при другом эмоциональном состоянии она бы испытала сильнейшее потрясение.
Люди не сговаривались между собой и не толкались, они просто делали мелкие шажки в сторону, создавая достаточно свободного пространства для спокойного прохода даже не одного, не двух, но человек трёх-четырёх. На плечо Конни опустилась горячая ладонь Берта, успевшего выскочить из машины и догнать сестру ещё до того, как она сдуру нырнула бы в толпу. Не дергая и не останавливая её, он крепко держал Конни рядом с собой, готовый в любой момент закрыть её от любых посягательств со стороны псоглавцев и их единомышленников. Впрочем, острой необходимости не возникло. Оба Маршана медленно и без каких-либо сложностей дошли до крыльца и, быстро оглянувшись через плечо назад, увидели, как толпа точно так же спокойно сомкнула ряды, заставляя коридор исчезнуть. На лицах людей читались любопытство, тревога и возмущение. Тем не менее никто из протестантов так и не решился крикнуть хоть слово в адрес потомков святого Линсея.
– Спасибо, – растерянно буркнул Берт и вслед за сестрой быстро взбежал по ступенькам к дверям комиссариата. Те оказались не заперты, и офицеры полиции без проблемы впустили их внутрь. Юноша озадаченно глядел по сторонам, не понимая сути происходящего. – Так чего они ждут? Почему никто не штурмует здание, если они так недовольны?
– Они ждут Альфреда Диккенса, Берт, – коротко пояснила Конни и одарила брата весьма красноречивым взглядом, поэтому он быстро сообразил что к чему. – А где Виктор?
– Сказал, Тенебрисов здесь не очень любят, поэтому решил не будить лихо.
– Разумно, – чеканя шаг в направлении кабинета комиссара, кивнула девушка. Лишние провокации в отношениях с толпой линчевателей им были совершенно ни к чему. Особенно теперь, когда по воле небезызвестной Амандин Тенебрис многие из этих людей остались без своего заработка.
– Ходи да оглядывайся – вот тебе моё предупреждение, Диккенс! – где-то совсем рядом раздался знакомый голос, и высокая тень, появившись из-за угла, чуть не сшибла с ног Констанцию. Берт успел подхватить её, ловко оттолкнуть в сторону и оказаться между ней и Максом Аткинсом, старшим братом Марка. Хищные глаза его потемнели от злости, и девушка всерьёз испугалась, что этот гнев может выплеснуться на брата. Хотя тот, напротив, нисколько не переживал и, выпятив грудь вперёд, уже было приготовился к конфронтации с возможным рукоприкладством.
– Смотри, куда прёшь! – гаркнул Берт так звучно и уверенно, что даже Аткинс на мгновение растерялся. Увидев перед собой Маршанов и, в частности, Конни, прижавшуюся к стенке, он быстро понял, что произошло, и немного успокоился. Хотя лицо его и оставалось напряжённым.
– Прошу прошения, господа, – сквозь зубы процедил он и ещё раз взглянул на Конни, как бы убеждаясь, что не напугал её слишком сильно. Из-за угла доносились недовольные перекрикивания, среди которых Констанция узнала отборную брань комиссара Варга и внушительный баритон Альфреда Диккенса, вслед за Максом в коридор выскочило несколько полицейских и, толкая его в спину, начали выводить разозлённого вожака псоглавцев из здания.
– Прозвучало, как угроза, – заметил Берт, как только убедился, что с сестрой всё в порядке. Она кивнула.
– Это она и была.
В кабинет комиссара их впустили не сразу, поэтому некоторое время, стоя в приёмной, они через стеклянную витрину наблюдали за тем, как Варга и Диккенс орут друг на друга. По обрывкам фраз стало ясно, что Диккенс требует, чтобы ему обеспечили круглосуточную охрану и защиту, а Варга (вполне обоснованно, но не вполне цензурно) пытался объяснить собеседнику, что тот просто-напросто не сможет сейчас даже покинуть здание.
– Вот что я вам скажу! – брызжа слюной и теряя весь свой шарм, выпалил Диккенс. – Вы такой же преступник и негодяй, как они! Вас не интересует безопасность граждан! Вас не интересуют факты и доказательства, но только собственный комфорт и сытое брюхо!
– А как связаны псоглавцы и брюхо комиссара? – не выдержав, спросила Конни, нагло и без приглашения заходя в кабинет. Красный, как помидор, от перенапряжения писатель-шантажист почти полностью перешёл на визг и из его дальнейшей гневной тирады никто не разобрал ни слова. Сохранить статный образ теперь не помогал ни элегантный белоснежный костюм, ни ухоженная борода, ни лакированные оксфорды. К тому же прямо под левым глазом у Диккенса красовался распухший багровый отёк, к которому он периодически, охая и ахая, прикладывал пакет со льдом.
– Ага, я ничего не поняла, – небрежно отмахнулась от криков мужчины Конни. – Нас ранее не представили. Меня зовут Констанция Ди Гран. Покойный Август Ди Гран был моим двоюродным дедушкой. А это мой брат – Адальберт Ди Гран.
– Здрасьте, – поздоровался Берт, ухмыляясь.
– Ди Граны? – изумлённо переспросил Альфред Диккенс, и брови его поползли на лоб. Будучи человеком с материка, он не особенно хорошо был знаком с внешними признаками Ди Гранов и, видимо поэтому, даже и думать не мог, что эта парочка не слишком роскошно одетых молодых людей имеет отношение к самой знаменитой фамилии на острове. Теперь же по лицу его было видно, как он пытался сообразить, как себя вести. Наконец, стратегия была избрана. – Что ж…мне очень жаль, господа, что нам пришлось встретиться при таких чудовищных обстоятельствах. Простите мне моё поведение, но я буквально сегодня ночью подвергся нападению в собственном доме. К сожалению, в этом прекрасном городе никому нет дела до жизни и безопасности простых граждан. Преступник вломился в МОЙ дом, нападению подвергся Я, а полиция в итоге меня же и выставляет главным злодеем города.
– Как это грустно и несправедливо, – даже не пытаясь изображать сопереживание, проговорила Конни сдержанно. – А что конкретно произошло? Кто на вас напал?
– Этот дурной подросток Марк Аткинс влез в мой дом и бросился на меня с кулаками. Он пришёл, чтобы убить меня! Сначала он убил бедную сиротку Роуэн, что прежде работала в моём доме, а теперь добрался и до меня! Наверное, боялся, что я таки выведу его на чистую воду…
– Простите, но, если б Марк хотел вас убить, разве бы он не нашёл для этого оружие вместо того, чтобы бросаться на вас с голыми кулаками? А сейчас всё выглядит так, будто вы просто подрались. Или, быть может, он хотел вас ограбить? Вы, случаем, не храните в доме ничего ценного?
– В чём вы меня пытаетесь обвинить, госпожа Ди Гран? – помолчав немного, с сомнением переспросил Диккенс. Девушка попыталась невинно улыбнуться, но стянутое от напряжения лицо вместо этого выдало какой-то хитрый и саркастичный оскал.
– Обвинить? Напротив, я пытаюсь во всём разобраться. Быть может, юный Аткинс вовсе не убийца, но грабитель.
– Я не храню в доме крупных сумм денег и драгоценностей, – уверенно отвечал писатель, гордо вскидывая подбородок. Общение с этой въедливой девицей ему совсем не нравилось и вопросы её ему не нравились тоже.
– А на запись мы можем взглянуть?
– Запись? – пустив петуха, нервно переспросил мужчина, багровея пуще прежнего. Девушка кивнула, и в помещении повисла тягучая и вязкая, как сироп, тишина.
– Комиссар Варга на днях обмолвился о том, что в вашем доме якобы установлена самая лучшая охранная система. В том числе множество видеокамер. Наверняка на одной из них запечатлён момент нападения на вас господина Аткинса. Или хотя бы его проникновение в дом.
– Разве не достаточно того, что он был пойман с поличным? И вообще, почему я что бы то ни было должен предоставлять вам, милая моя? Разве вы работаете в следственных органах?
– Вы заинтересованы в сотрудничестве хотя бы потому, что мы с братом – ваш единственный шанс выбраться из комиссариата и добраться до своего дома живым. Как вам такое объяснение?
– Это возмутительно! – фыркнул Диккенс.
– Это факт, – бесстрастно парировал Берт, деловито скрещивая руки на груди. Подыгрывал он довольно умело.
Диккенсу понадобилось несколько минут напряжённого молчания, прежде чем принять новые правила игры. Он был раздражён и, казалось, мог лопнуть от злости в любой момент. Конни пришлось пообещать ему, что после подробной беседы Берт и комиссар Варга лично сопроводят его до дома. Присутствие Ди Грана должно было сдержать гнев толпы, и этот довод сработал. Диккенс вальяжно уселся в кресло и оценивающе взглянул на девушку снизу вверх.
– Чего вы хотите узнать?
– Всё с самого начала.
– Я уже рассказал комиссару!
– Уверена, что вы с радостью повторите свой рассказ для меня, – спокойно произнесла Конни и села в пропитанное застарелым табачным ароматом кожаное кресло напротив.
– Как я уже говорил, вчера вечером я пошёл в театр. Постановка оказалась на редкость бездарной, и я ушёл на первом же антракте. Вернувшись домой, я направился к бару в гостиной, чтобы выпить бокальчик любимого бренди перед сном, но там я столкнулся с этим мальчишкой! Он, словно бешеная собака, бросился на меня, но я, знаете ли, не так уж и стар. Постоять за себя вполне способен! Завязалась драка, и вскоре я оглушил нападавшего. После чего сразу же вызвал полицию.
– Ясно. Комиссар, а кто прибыл на место по вызову? – с очень деловитым видом обратилась к Варга Констанция.
– По телефону шла речь об убийстве, поэтому я сам выехал в сопровождении нескольких офицеров.
– И какова была обстановка на месте?
– Полный бардак, ясное дело…
– Ясное дело, – эхом подхватила слова комиссара девушка и сама себе кивнула. – Простите меня, господин Диккенс. Я знаю, что вы серьёзно пострадали и были очень взбудоражены, но я настаиваю на том, что вы стали жертвой не убийцы, а грабителя. Очевидно, Марк влез в ваш дом с целью поживиться чем-то ценным, а вы, покинув театр раньше времени, просто застали его за этим делом. Вам же и самому это должно быть понятно.
– Какая разница, за чем я его застал? Или грабители теперь не считаются преступниками? – возмутился пострадавший и нервно заёрзал в своем кресле. Пакет со льдом он сжал так сильно, что тот начал рваться и разбрызгивать воду во все стороны.
– Разница есть.
– Он вполне мог быть и убийцей! Он уже убил бедняжку Роуэн, а теперь и меня захотел убрать!
– С чего бы ему этого хотеть? И, как по-вашему, зачем ему было убивать Роуэн?
– Эти псоглавцы и подобные им – психи все до одного! Они не принимают чужаков, особенно более образованных и воспитанных в цивилизованном обществе. К тому же незадолго до смерти Роуэн я видел этого малолетнего негодяя, ищущего встречи с ней. Девочка пряталась от Аткинса по всем углам и испытывала такой стресс, что совсем перестала разговаривать, бедняжка. У меня сердце разрывалось от этого зрелища, но я и представить не мог, в чём там было дело. А теперь я понимаю! Ведь в тот день, когда подруга Роуэн погибла, они были вместе. И не верьте тем, кто говорит иначе. Я ясно видел, как обе девочки шли гулять в лес, а вернулась малышка Ро уже одна и с того дня из неё ни слова нельзя было вытянуть. Знаете, что я думаю? Это Аткинс убил подружку Ро, а затем и её саму, как свидетельницу. А теперь решил, будто может распоряжаться человеческими жизнями так, как ему вздумается!
– Почему вы раньше этого не рассказывали? – возмутился Варга. – Мы же приходили к вам сразу, как нашли Роуэн!
– А вы как думали? – с презрительной усмешкой выдохнул Диккенс. – Вы не в состоянии обеспечить мою безопасность, хамите мне при каждой встрече, а я ещё буду вам помогать? Кроме того, я банально был обеспокоен тем, чтобы руки безжалостного убийцы не дотянулись и до меня.
Началась перепалка, но Конни уже не вслушивалась. На данный момент она получила достаточно информации и точно знала, что Марк Аткинс не собирался убивать Диккенса. Но тогда что он искал в его доме? Варга, конечно, упоминал, мол, псоглавцы то и дело норовят сделать гадость местному шантажисту, но уж больно всё это странно выглядело. Наконец, когда страсти между двумя озлобленными и раскалёнными до предела мужчинами более-менее утихли, девушка предложила закончить этот неровный и слишком эмоциональный разговор.
– Констанция, можно вас на секундочку? – отводя девушку в сторону, проговорил Варга как-то натянуто вежливо. – А что это вы задумали, позвольте спросить?
– Ну-у, вы с Бертом отвезёте Альфреда Дикеннса домой, а я пока пообщаюсь с задержанным Марком Аткинсом. А что не так?
– А то, дорогая вы моя заноза в заднице, что я позволил вам помогать мне, но не назначал своим начальником. Может, уже перестанете здесь всем заправлять и командовать? – говорил мужчина строго, но весь пыл его ушёл на препирания с Диккенсом, поэтому даже слова про занозу в заднице звучали скорее обречённо, нежели агрессивно. Конни кивнула и попыталась взглянуть на хмурого и совсем уже заросшего чёрной бородой комиссара настолько сочувственно, насколько в данный момент была способна.
– Простите меня, комиссар. И всё же я уверена, что Аткинс не убивал Роуэн и уж точно не пытался убить Диккенса. Быть может, стоить выслушать его версию событий?
– А вы, наверное, считаете меня идиотом, который не пытался этого сделать?
– Вовсе нет…
– Марк молчит. Он не защищает себя и не оправдывается, а молчит с той минуты, как был арестован на месте преступления. Или вы думаете, что он балладу с чистосердечными признаниями вам исполнит, раз вы Ди Гран?
– Просто…можно мне его увидеть? Хотя бы на минуточку?
– Ох, как же вы меня утомили! – закатил глаза Варга, но, судя по тону, готов был сдаться. – Ладно! Мы с вашим братом обернёмся минут за десять. К нашему возвращению парень должен будет сидеть в камере, а вы – в моем кабинете, это понятно?
– Конечно, комиссар.
– И Сайлас пойдёт с вами. Проследит, чтобы никто ничего не учудил.
– Думаете, Марк может предпринять попытку побега? Вы серьёзно? – усмехнулась Конни, но Варга её шутка ни капельки не развеселила. Он ответил девушке долгим и тёмным взглядом, а затем произнёс хрипло:
– Как раз за Марка я спокоен, а вот от вас можно ожидать всего, чего угодно.
Прозвучали эти слова довольно пугающе и немного обидно, но спорить с ними Констанция не стала. Знала уже, как легко спугнуть податливый настрой комиссара. Внимательно она наблюдала из окна за тем, как толпа расступается перед Бертом, следом за которым шли Варга, Диккенс и ещё несколько офицеров полиции. Люди сейчас были отнюдь не так спокойны и молчаливы, как при их с Бертом первом променаде. В адрес Диккенса и сопровождавших его полицейских сыпались ругательства, а часть граждан пыталась обратиться и к Ди Грану, дабы просветить его относительного того, кого он сейчас сопровождает. К счастью, столкновения удалось избежать и, как только Берт, комиссар и столь ненавидимый окружающими шантажист оказались в салоне автомобиля, народ вдруг начал расходиться. С высоты второго этажа Конни было хорошо видно, что особенно буйных граждан сдерживали молодые парни в серых футболках, среди которых девушка узнала и Макса Аткинса. Как бы сильно он не был зол, но управленческие способности вожака не растерял. Люди и впрямь его слушались, поэтому покорно разбредались по сторонам, лишь изредка выкрикивая что-то.
В какой-то момент, когда у стен комиссариата людей почти не осталось, Макс вдруг остановился и взглянул наверх, именно туда, откуда на него смотрела Конни. Было очевидно, что он видел её и с интересом рассматривал. Словно прочитав мысли и намерения девушки, он вдруг сдержанно кивнул и, сунув руки в карманы, медленно побрёл в сторону расположенного через улицу трёхэтажного здания из серого камня. Над входом легко читалась вывеска «Бар «Волчий вой». Похоже, подумалось Констанции, ей только что назначили встречу…
Изнутри бар оказался просторным и достаточно простым: мебель из грубо обработанного тёмного дуба, кирпичные стены, кое-где прихваченные массивными деревянными балками, истёртый камень на полу и странные люстры под потолком, больше напоминающие чугунные кастрюли без ручек. Никакой по-настоящему волчьей атрибутики здесь не было, а пахло, как в любом подобном баре, кислыми дрожжами, сырым деревом и солёным потом.
Макс Аткинс сидел спиной к дверям, когда Констанция вошла, но ничуть не удивился её появлению, когда она оказалась рядом.
– Вы разговаривали с моим младшим братом? – спросил он, жестом приглашая девушку сесть за его столик. Обтянутый чёрной кожей стул уже в нескольких местах потрескался и протерся, но в похожем состоянии была вся мебель вокруг, поэтому выбирать не приходилось.
– По правде говоря, это был, скорее, монолог, а не диалог, – устало вздохнула Конни, присаживаясь. – Он мне ничего не сказал.
– И не скажет, – усмехнулся псоглавец и махнул бармену, а затем показал ему два пальца. Через мгновение на их столик опустилось два запотевших бокала: один наполненный тёмным пивом, второй – красным вином со льдом.
– Спасибо, но я не собиралась выпивать.
– У меня не было возможности угостить чем-нибудь Ди Гранов с тех пор, как не стало Августа. Не обижайте меня и не лишайте такой возможности, – совершенно безразличным тоном произнёс Макс и сделал глоток из своего бокала с пивом. – Брата вам разговорить не удастся, а, значит, и повесить на него убийство – тоже.
– В мои планы не входило вешать на него убийство. Как раз наоборот – я считаю его невиновным. И даже обвинения Диккенса в покушении считаю беспочвенными.
– Вот как? Тогда почему Марк до сих пор в тюрьме?
– Он не в тюрьме, а в камере временного содержания, – поправила собеседника Конни осторожно. – Обвинения ему пока ещё официально не предъявлены, и комиссар пообещал, что не предъявит их в ближайшие трое суток.
– На что вам эти трое суток, госпожа Ди Гран?
– На то, чтобы доказать его невиновность и найти убийцу, – запросто отвечала девушка. – И у меня это получится, если вы станете сотрудничать, а не поднимать восстания в городе…
– А сотрудничать надо с комиссариатом или конкретно с вами? – усмехнулся Аткинс и с интересом оглядел свою собеседницу.
– А с кем бы вам больше хотелось? – вопросом на вопрос ответила Конни и отхлебнула вина из бокала. Оно оказалось вишнёвым, а ещё холодным настолько, что во рту аж зубы зазвенели, но девушка даже не поморщилась. С полминуты Максимилиан молчал, но смотрел на Конни уже не так холодно и безразлично. В его светлых глазах собаки хаски проступила некоторая теплота, и вожак псоглавцев, наконец, улыбнулся.
– Думаю, ответ вам известен.
– Хорошо, тогда скажите мне, ради чего или кого ваш брат влез в дом к Диккенсу?
– Поясните.
– Как скажете, – Конни кивнула. – Стоило мне впервые услышать имя Альфреда Диккенса, как за этим сразу следовала характеристика – шантажист. Многие в городе это знают и многие понимают, что именно шантаж является источником пассивного дохода этого человека. Он живет на широкую ногу отнюдь не за счёт продаж своих книг. Вы ведь тоже об этом слышали?
– Допустим, слышал, – Макс безразлично пожал плечами.
– Я думаю, ваш брат влез в дом Диккенса, чтобы выкрасть у него компромат. И сейчас он молчит вовсе не потому, что так на него не повесят убийство. Напротив, так его будут подозревать ещё больше! Но он молчит, потому что признаться в попытке ограбления, значит, признаться и в том, что именно он хотел украсть. Вашему брату не так страшно сесть в тюрьму самому, как выдать чью-то тайну. А теперь я повторю свой вопрос: ради чего или кого он влез в дом к Диккенсу? Кого этот юноша так рьяно защищает?
– Думаете, меня? – поразмыслив немного над словами девушки, переспросил Макс и устало откинулся на спинку стула. На лице его мелькнула горькая усмешка. – Я, конечно, не ангел, госпожа Ди Гран, но перед законом и своей совестью я чист. А будь всё не так, я лучше б принял позор и тюрьму, чем позволил этому негодяю Диккенсу помыкать мною. И уж тем более не стал бы вовлекать в это дело своего младшего брата.
– И всё же он сделал это не ради себя. Давайте не забывать ещё и о том, что есть весьма надёжные показания свидетелей, которые видели, как ваш брат стащил что-то из мёртвых рук Роуэн, а затем спрятал это в карман. А Диккенс утверждает, что Марк искал встречи с девушкой незадолго до её гибели…
– И вы ему, конечно, верите?
– А вдруг он не врёт? Всем известно, что Роуэн была ушами и глазами Диккенса в городе, а, кроме этого, ещё и имела доступ в его дом. Быть может, Марк пытался через неё выяснить, где Диккенс прячет компромат?
– А потом убил её?
– Этого я не говорила, – поспешила добавить Констанция, готовая к очередному обвинительному выпаду псоглавца. – Мне нужно разобраться с фактами, только и всего. Например, хорошо бы выяснить, какую такую улику стащил ваш брат из рук девочки…
– Бесполезный клочок бумаги, – не дав Констанции углубиться в размышления, ответил Макс уверенно. На какое-то мгновение оба замолчали, а глаза девушки начали заметно округляться. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но так и замерла. Аткинс сунул руку в карман своих джинс и извлёк оттуда сложенный вчетверо почтовый конверт. Небрежным движением Макс швырнул его на стол и кивнул, как бы позволяя собеседнице изучить содержимое.
– Это?.. – Конни с трудом смогла выговорить начало предложения, а затем изумление задушило её, не давая продолжить. Вместо дальнейших выяснений всех деталей, она схватила конверт и дрожащими руками развернула его. Волнение переполняло её доверху и, казалось, вот-вот могло начать выплёскиваться наружу. – А оно точно?..
– Ладно. Расскажу по порядку, пока вы приходите в себя, но учтите, Констанция, эта информация предназначена не для протокола и не для ушей комиссара. Если вы решите использовать её против моего брата, я буду всё отрицать.
– Да-да, я понимаю, – часто хлопая ресницами, кивнула Конни и опустила взгляд на свою ладонь. Из развёрнутого серого конверта на неё пёрышком опустился небольшой обрывок какого-то документа, мятый и, на первый взгляд, совершенно непримечательный. – …только начните, если можно, с самого-самого начала…
– То есть?..
– То есть с отношений вашего брата и Лили.
– Нечего там начинать, – раздражённо фыркнул Аткинс и устало потёр переносицу, – не было у них никаких отношений. Все знали, что Лили влюблена в Марка, в том числе и он сам. Она не сильно это скрывала, а мы относились с пониманием к её чувствам. Вообще-то, Лили всем нравилась. Она была симпатичной и дружелюбной девочкой, со временем превратившейся в красивую девушку со стойким и решительным характером. Говорят, у неё было тяжёлое детство. Никто не хотел бы причинить ей вреда или как-то ранить, а Марк всегда был честен и деликатен в общении с ней. Проще говоря, он не стремился обидеть её, но и не давал никакой ложной надежды. А потом…кое-что произошло…
– Что же? – Конни вся подобралась, аккуратно сложила руки на столе и приняла исключительно деловитый вид. Макс на неё даже не взглянул, он напряжённо думал, вспоминая детали недавних событий.
– За день или за два до смерти Лили, мы столкнулись с ней на одной из лесных тропинок. Дело в том, что в прилегающих к замку Ди Гранов самшитовых рощах мы, псоглавцы Линсильвы, проводим наши встречи и ещё кое-какие тренировки. Ничего сверхъестественного – обычная физкультура. В юго-западной части леса у нас даже оборудована небольшая спортивная площадка, где, помимо всего прочего, мы ещё устраиваем соревнования для школьников и дружеские матчи по футболу. Лили и Роуэн знали путь к этому месту в обход протоптанных дорожек. Они часто бродили в тех окрестностях, видимо, в надежде наткнуться на моего брата и его друзей. Однажды мы с Марком и ещё несколькими ребятами совершали пробежку, когда перед нами на дорогу вышла Лили. Она была мрачная, смотрела куда-то в пространство и шла прямо нам навстречу, поэтому мы все вынуждены были остановиться. Честно говоря, сначала мы даже испугались, не случилось ли с ней чего…
– Она была одна? Без Роуэн?
– Да, – Аткинс кивнул, – она казалась какой-то опустошённой и потерянной, а шла так вяло, словно что-то вытянуло из неё все силы. Наконец, когда Макс заговорил с ней и попытался выяснить, что стряслось, она подняла на него взгляд и произнесла слова, которые всё расставили на свои места.
– Что именно она сказала? Хорошо бы повторить слово в слово, если это возможно, – замерев в ожидании, одними губами пролепетала Конни. Макс подался чуть вперёд.
– Сначала она произнесла: «Роуэн мне всё рассказала». Но ни на кого эти слова не произвели впечатления. Роуэн постоянно распускала про всех вокруг сплетни и мало ли, чего она в очередной раз могла насочинять, поэтому после недолгой паузы Лили добавила, обращаясь к моему брату: «Это правда? Ты с ней спишь?»
– Так, значит…
– Скажу сразу, Констанция, никто и ни за что не подумал бы, что мой брат мог крутить шашни с Роуэн. Мы бы сразу подняли этот разговор на смех, если бы не последовавшее странное поведение Макса…
– Хотите сказать, он дал утвердительный ответ на её вопрос? – Конни изумлённо вскинула брови.
– Скорее, он не стал с ней спорить и всё отрицать. Он вдруг будто воды в рот набрал, а ещё весь пошёл пятнами от волнения. Слова Лили выбили почву у него из-под ног. Да что уж там – мы с парнями и сами серьёзно растерялись. Вид у Лили стал такой, словно в неё только что всадили нож: она вся скривилась, обхватила себя руками и, не говоря больше ни слова, медленно побрела прочь.
– Вы спрашивали Макса обо всём этом после её ухода?
– Ещё бы! Вопросы посыпались на него со всех сторон, вперемешку с поздравлениями, непристойными шутками, которые я при вас не стану повторять, а также с весьма разумными комментариями на тему возраста Роуэн. Как и во всём цивилизованном мире, на Сен Линсей не приветствуются сексуальные отношения совершеннолетних с несовершеннолетними. Я беспокоился, что у брата могут быть проблемы с законом из-за всей этой истории. Невинность сирот из числа дам цветов в нашем обществе защищается даже более рьяно, чем всех прочих школьниц.
– Как он всё объяснил?
– Никак. Судя по всему, такая стратегия защиты свойственна Маркусу Аткинсу – уходить от прямого ответа и молчать в тряпочку. Невнятно он прокричал что-то оскорбительное в адрес Роуэн и её страсти к сплетням и сочинительству, а затем быстренько ретировался. Он не появился дома до следующего дня, и, честно говоря, я понятия не имею, где его носило. А потом случилось это несчастье с Лили. Когда её тело только нашли, по городу пошёл слух о возможном самоубийстве, и я видел, как брат тяжело переживал это. Он думал, что довёл её. Будь он убийцей, разве ж он стал бы так убиваться?
– Он мог страдать от чувства вины, если бы случайно убил её, например, – Конни слегка пожала плечами, но тут же пожалела, что сказала это вслух. Выражение лица Аткинса старшего, открывшего ей семейные тайны, стало раздражённым и злым.
– Ему незачем было убивать Лили! – сквозь зубы процедил он, и Констанция поспешила выставить ладони вперёд, как бы защищаясь от напора тяжёлого взгляда псоглавца.
– Вы помните, что я на вашей стороне, Макс? – быстро выпалила она. – Мне просто хочется во всем разобраться. Что происходило дальше?
– Полагаю, на этом месте моего рассказа наступает унизительный момент, когда я вынужден признать, что негодяй Альфред Диккенс вам не солгал, – будто бы ощущая горькую желчь на языке, Макс состроил жуткую гримасу, став и впрямь похожим на дикого волка. Подавляя это неприятное чувство, он одним махом осушил свой бокал.
– Значит, ваш брат искал встречи с Роуэн?
– М-да, – нехотя согласился псоглавец. – Он искал с ней встречи в открытую, часто спрашивал у знакомых, где можно с ней пересечься. Даже пытался отвести её в сторону и поговорить в день похорон Лили, но Роуэн вырвалась и сбежала. Мне с Надин Тейнис пришлось удерживать его, чтобы он не рванул за ней следом. Говорят, от пережитого горя девочка как будто онемела и вообще перестала разговаривать. Так или иначе, для нескольких людей, посвящённых в эту историю, стало очевидно, что у Марка и впрямь с ней что-то было.
– Почему никакой информации об этом нет в деле?
– А вы как думаете?
– Пользуетесь своим влиянием вожака, чтобы замять этот момент? Не поймите меня неправильно, но этим вы можете сослужить брату плохую службу. Если Варга об этом прознает, то Марку точно предъявят обвинения! Тогда в суде у него вообще не останется шансов, понимаете? А ещё эта…улика! – Конни взмахнула перед лицом собеседника клочком бумаги из конверта. – Что это вообще такое?
– Я понятия не имею, – честно признался Аткинс, чётко чеканя каждое слово. – Когда Роуэн нашли, Марк вернулся домой, и я застал его за нервными попытками спрятать это. Я спросил, что это за ерунда, но внятного ответа не получил. Чтобы хоть как-то разговорить брата, мне пришлось крепко взять его за грудки и тряхнуть. Только тогда он начал отвечать. Он сказал, эта штука была в руках Роуэн, но её ни в коем случае нельзя показывать полиции, иначе это может нанести непоправимый вред хорошим людям. Как я понял уже потом, это обрывок ксерокопии какого-то юридического документа. Видите, это часть подписи и печати, но всё в одинаковом тёмно-сером цвете…
Конни поднесла улику под свет люстры и теперь заметила то, о чём говорил псоглавец – в руках у неё был оторванный кусок нижнего края белой страницы формата А4 с неразборчивым фрагментом чьей-то размашистой подписи и вполне читаемой тёмно-серой печатью. Приглядевшись ещё внимательнее, Конни смогла прочесть надпись, вписанную в окружность печати. Затем она прочитала ещё раз. И ещё раз. В горле у неё всё пересохло от напряжения. Губы девушки бесконтрольно повторяли название конторы:
«Горман Аудит»
