Глава 17
– Думаю, она расстроена… – заключила Конни, издали глядя на силуэт госпожи Тенебрис. Гости из столовой перешли в прохладную и просторную залу, где ещё несколько дней назад Конни приходила в себя после обнаружения тела нотариуса. Свет здесь был приглушённым, а большие витражные окна-двери госпожа Сапфир распахнула настежь, чтобы гости в любой момент могли перейти в сад. Негромко играла музыка, сопровождаемая редким звоном бокалов и ненавязчивой болтовнёй. Многие из гостей чувствовали себя в стенах этого дома даже комфортнее, чем его нынешние хозяева, поэтому особенно стараться и лезть из кожи вон, чтобы всех развлечь, ни Констанции, ни Берту не приходилось. Да и знаменитые местные вина сделали почти всю работу за них.
– Похоже на то, – согласился братец, глядя в том же направлении, что и сестра. Амандин отделилась от своей родни и задумчиво бродила у розовых кустов в саду, крепко сжимая в руках свой бокал. Кажется, её мужа не особенно волновал неприятный инцидент, случившийся за ужином, и он продолжал весело что-то обсуждать с Себастьяном Сензари. Племянники тоже не спешили её утешить: Доротея осушала один бокал за другим и уже с трудом могла поддерживать с кем-либо беседу, а Виктор в компании Франка Аллана стояли подле Маршанов и с большим интересом расспрашивали их про жизнь на материке и переезд на остров.
– Это обманчивое впечатление, – заверил Виктор брата с сестрой, бросив короткий взгляд на тётушку через плечо. – Уверяю вас.
– Не знаю, Вик, – вздохнул Франк тяжело, – всё же Амандин и Исидора дружили со школьной скамьи. Как бы ни развернулись их отношения, это не отменяет того факта, что их многое связывало. Быть может, ей сложно это признать, но она скорбит…
– Сильно сомневаюсь, – уверенно парировал Виктор, цинично усмехаясь. Пусть Конни и импонировало всё, что этот Тенебрис говорил и делал, но, на её взгляд, состояние потерянности, в котором пребывала Амандин, выглядело довольно правдоподобно. Извинившись перед молодыми людьми, девушка направилась в сторону этой гостьи. Увидев её ещё издалека, дама немного смущённо улыбнулась.
– Вот смотрю, как вы идёте ко мне в полумраке, и возникает такое чувство, будто в сад сошёл призрак со старинных гобеленов, – чуть поёжившись от холода, нервно выпалила госпожа Тенебрис.
– Я хотела извиниться перед вами, Амандин.
– За что?
– За этот инцидент…кажется, разговор за ужином получился неприятным…
– В этом нет вашей вины, моя дорогая, – отмахнулась женщина от слов Конни, – никто не в состоянии контролировать тот поток гадостей и проклятий, которые Теодор вываливает на нас всякий раз, как открывает рот. Для него не существует ни правил приличия, ни авторитетов.
– Он всегда таким был?
– По крайней мере, я его знаю только таким, – женщина слегка пожала плечами и печально ухмыльнулась. – Хотя стоит признать, что почти всё им сказанное – правда. Исидора была точно такой, как он описал…
– Грозной и хитрой тёткой со стальным мотором вместо сердца? – вспоминая краткую характеристику, озвученную ранее Тенебрисом, переспросила Конни осторожно.
– Ха, да-а, – с ощутимой горечью в голосе выпалила Амандин и сделала крупный глоток из своего бокала. – Я понимаю, почему эти двое так ладили. Нет двух других людей с более подходящими характерами. Заметили, что Теодор назвал Совиньи Дорой? Только ему было позволена такая фамильярность. Мы были лучшими подругами больше тридцати лет, но даже мне она не разрешала так себя называть.
– А как вы познакомились? – поинтересовалась Констанция и для верности добавила быстро: – С госпожой Совиньи.
– В школе. Слышали когда-нибудь про «Корделия Сертум»? Это лучшая частная школа на острове. Мы с Фредерикой Аллан, мамой Франка, были соседками по комнате. Однажды в одну из комнат на нашем этаже заселилась девушка почти на семь лет старше, высокая и красивая. По документам у неё было одно из этих растительных имён, которыми называют дам цветов, но она строго-настрого запретила кому-либо его озвучивать. Вместо этого она требовала, чтобы её называли Исидорой, как Исидору Дункан. Знаете, чтобы все это запомнили, она повесила на двери своей комнаты портрет Дункан в бронзовой рамке, хотя по правилам школы подобное было запрещено. Она и форму не носила, либо комбинировала части формы со своими любимыми нарядами. Сначала преподаватели и коменданты пытались бороться с ней, но уже тогда она умела спорить так яростно и аргументировано, что даже пожилая директриса при ней сжималась в комочек и спешила ретироваться. Свою соседку по комнате Исидора тоже изводила, то устраивая скандалы из-за неубранной салфетки и плохо заправленной постели, то закатывая шумные посиделки с друзьями прямо посередине недели. В общем, уже тогда она умела громко заявить о себе…
– А как девушка из сиротского общества «дамы цветов» попала в такую дорогую школу? Или у вас тут есть стипендиальная программа?
– Программа есть, но, уж поверьте, Исидора бы в неё не попала. На самом деле, она и в мою школу-то пришла поздно, в восемнадцать лет на предпоследний курс, в то время как все уже выпускались к семнадцати. Она часто оставалась на второй год в школе дам цветов из-за проблем с поведением, но при этом очень удачно попала на подработку в дом к уважаемому и состоятельному человеку – судье Совиньи. Тот разглядел в ней потенциал талантливого юриста и забрал к себе под опеку. Он понимал, что без аттестата из хорошей школы на юридический факультет взрывную девицу вряд ли примут, поэтому и купил ей два года в «Корделия Сертум». Потом она вышла замуж за его сына и окончательно превратилась в Исидору Совиньи. Я была подружкой невесты…
– Вас, наверное, очень расстроила новость о её смерти? – Конни вложила в эти слова тот максимум сопереживания и чуткости, на который была способна. В полумраке сада Амандин подняла на свою юную собеседницу какой-то по-особенному безразличный взгляд оливковых глаз.
– Возможно, вы не в курсе, но мы с Исидорой не виделись уже несколько лет. С тех пор, как она покинула Калимонтем и перебралась сюда, в Линсильву. Я хорошо помню наш последний разговор, и это не самое приятное воспоминание. Где-то в глубине души я даже догадывалась в тот день, что в следующий раз услышу о ней только тогда, когда её не станет. Конечно, я не желала ей смерти и уж тем более такой, но мы все, так или иначе, когда-нибудь умрём. И мы с Исидорой всерьёз решили доживать остаток дней своих друг без друга.
– Сурово… – нервно выдохнула Констанция.
– Ещё как! – всплеснула руками Амандин и резко посуровела. – Но с такими людьми, какой была Исидора Совиньи, надо играть по их же правилам. Вы даже не представляете, дорогая моя, каким это было тяжёлым решением для меня. Я постоянно вспоминала о тех радостях и невзгодах, с которыми мы сталкивались вместе, часто подумывая позвонить ей и всё наладить, но… нет. Есть на свете вещи, через которые слишком сложно переступить.
Конни ничего не говорила и лишь терпеливо наблюдала за тем, как раскрасневшаяся Амандин Тенебрис осушает свой бокал до конца. Этот волшебный эликсир, кажется, делал своё подлое дело, и гостья сама была готова рассказать обо всём, что лежало камнем на сердце. Свой последний вопрос Конни даже не пришлось озвучивать вслух.
– У неё было весьма своеобразное понятие о дружбе, знаете ли, Констанция, – стараясь подавить нервный смешок, выпалила дама. – Она же громче всех кричала о том, как мы должны держаться друг за друга, но, стоило случиться беде, как её и след простыл. Вы ведь не знакомы с Фредерикой Аллан, верно?
– Я знакома только с Франком Алланом.
– Это её сын. И он чудесный юноша! Лучший из всех, кого я знаю. Я люблю его, как родного. И понятно почему, ведь он рос у меня на глазах. Да и как, скажите на милость, можно его не любить? Конечно, Исидора тоже покровительствовала ему, и он сохранил с ней тёплые отношения, но она этого не заслуживала. Когда с Фредерикой случилась беда, Исидора первой отвернулась от неё и поспешила уехать, чтобы не видеть и не слышать мольбы о помощи. Она вычеркнула нашу подругу из своей жизни, как какой-то отработанный материал. Для неё Фредди превратилась в городскую сумасшедшую, от которой следовало бы держаться подальше, чтобы не подпортить свой безупречный имидж. Я попыталась обратиться к ней за помощью, когда узнала, что Франк хочет бросить работу в университете ради того, чтобы быть ближе к матери. Я предложила ей использовать наши связи и устроить Фредди в шикарную клинику в Линсильве, где бы о ней заботились, и Франк мог бы совмещать карьеру и общение с матерью. Но, как по-вашему, что ответила мне моя дорогая подруга? Сказала, что у Фредди есть взрослый сын, который сам должен заботиться о ней, и, если так вышло, что он решил бросить перспективную работу и стать простым учителем ради выжившей из ума мамаши, то так тому и быть. Я взорвалась. Никогда в жизни я ещё не была так возмущена…
– Но разве Франк сам не был в состоянии устроить мать в клинику?
– Ох, милое дитя, прежде чем получить доступ к её счетам и праву распоряжаться имуществом Фредерики, надо было доказать её невменяемость или сделать доверенность от её имени. В первом случае тяжбы могли бы занять месяцы, а то и годы. Во втором могла бы подключиться Исидора, но она, опять же, наотрез отказалась оформлять доверенность. Говорила, что не желает совершать должностное преступление даже ради благополучия своих близких.
– Она была принципиальна…
– …только тогда, когда ей хотелось. Впрочем, какое это теперь имеет значение? Исидоры больше нет, и я, конечно, ненавижу, когда приходится это признавать, но Теодор в одном прав – врагов моя дорогая подруга нажила себе немало. Следствие с ног собьётся, пока всех проверит.
– И вас проверит.
– Меня? – глаза дамы округлились, а затем она вдруг так звонко рассмеялась, что Конни вынужденно отпрянула и нервно поёжилась. – Ой, что за бред? Зачем мне её убивать? С момента нашей ссоры прошло сто лет, и с тех пор мы в глаза друг друга не видели. Нет, про меня, конечно, говорят всякое, но я не настолько злопамятна, Констанция!
Амандин захотела ещё вина и явно в приподнятом настроении зашагала обратно в дом, чтобы наполнить свой бокал. Конни озадаченно наблюдала за ней, а затем медленно скользнула взглядом на Франка Аллана и Виктора Тенебрисов. Они слышали хохот женщины и с нескрываемым подозрением теперь смотрели то на неё, то на Конни. Ситуация получались какая-то путаная и странная. С одной стороны, вопреки прогнозам Берта, госпожа Тенебрис вовсе не стала стенать и посыпать голову пеплом, вспоминая о безвременно почившей подруге. Да и причина их с Совиньи давней ссоры оказалась довольно-таки оправданной и совсем не похожей на драку двух львиц в прайде. С другой же стороны, интуиция подсказывала Констанции, что этот разговор скрывал в себе какое-то сокровище, негранёный алмаз, который в ближайшее время предстоит тщательно отшлифовать.
Впрочем, думать об этом сейчас было некогда. Мысленно поместив всё услышанное в папку «анализировать позже», девушка вернулась к гостям. Помимо неё к гостям явилась ещё и Виолетта в роскошном тёмно-фиолетовом платье, чем несказанно порадовала всех присутствующих. Как только заиграла музыка, именно к ней уверенно шагнул Франк Аллан и, широко улыбаясь, пригласил юную Ди Гран на танец. Солнце уже давно зашло за горизонт, поэтому, питаемая лунным светом, Виолетта была максимально живой и подвижной. Как только её крохотная фарфоровая ладошка оказалась в руке ангелоподобного Аллана, обычно бледное личико девушки заалело. Конни прекрасно понимала её чувства и наблюдала за неловким танцем этой пары с увлечением и лёгкой завистью, а потому не сразу заметила, как подле неё оказался массивный Виктор Тенебрис.
– Позволите? – спросил он сдержанно, приглашая её присоединиться к танцующим. Констанция немедленно согласилась, позволяя увлечь себя в центр комнаты. На удивление, Виктор оказался хорошим танцором с прекрасным чувством ритма. Пару раз он с такой лёгкостью обернул Конни вокруг своей оси, что ей начало казаться, будто она растеряла весь свой вес и превратилась в маленькую пластиковую балерину из музыкальной шкатулки. Ей было весело, и особенно её веселил вид танцующих рядом Берта и Севиллы Сапфир. Она была чуть-чуть пьяна, а Берт был чуть-чуть…Берт, поэтому оба корчили рожи, смеялись и топтали друг другу ноги.
Очаровательная Жоззи, невеста Себастьяна Сензари, чуть не плакала из-за туфель, что стёрли ей ноги, поэтому на следующий танец оказавшийся в одиночестве Себастьян решил отбить Констанцию у Виктора. Этот потомок святого Линсея был отнюдь не так хорош в танцах, да ещё и ростом пониже Конни на целую голову, но и с ним оказалось довольно весело проводить время. Себастьян оказался самым настоящим болтуном и интриганом, потому за четыре минуты танца, почувствовав податливость девушки ко всякого рода слухам и домыслам, тихонько поведал ей на ушко три сплетни:
1. Филипп Моро, скорее всего, простой ипохондрик и большую часть своих болячек диагностировал себе сам;
2. Теодор Тенебрис – не единственный из присутствующих, кто искренне недолюбливает Амандин. К несогласным Сензари причислил обоих племянников дамы, Доротею и Виктора, самого себя и Тильду Ван Хуттен. Последняя, кроме всего прочего, очень надеется, что «новые Ди Граны» вытеснят-таки негодяйку с главенствующей позиции в островном совете;
3. У Франка Аллана есть невеста. Правда, помолвка их затянулась на три года, и юношу уже давненько не видели в обществе своей пассии…
Последняя сплетня даже не сразу осела в голове у Конни. Ещё какое-то время девушка хихикала и улыбалась своему партнеру, но, когда музыка остановилась, улыбка быстро схлынула с её лица. Невеста. Это слово вдруг обухом ударило её по макушке. Как это…невеста?
Конечно, она не собиралась выходить замуж за Франка Аллана или даже начинать крутить с ним роман, но почему-то осознание того, что он несвободен больно кольнуло её самолюбие. Будто с самого начала, когда он проявлял вежливость и дружелюбие, источал красоту и очарование, он намеренно вводил её в заблуждение. Хотя по законам здравого смысла это звучало бы, как полный бред, но по внутренним ощущениям именно так всё и было. Конни мысленно пнула себя под зад за эти девичьи глупости и нестыковки желаемого с действительным. Она видела боковым зрением, как кто-то направляется к ней, чтобы пригласить, но она устало отмахнулась и побрела прочь, уступая место другим гостям. Уже потом, попивая ежевичное вино из хрустального бокала, она поняла, что шёл к ней как раз Франк Аллан. От этого колющая боль в районе самолюбия только усилилась, и потому к танцам до конца вечера Констанция так и не вернулась.
* * *
Утро следующего дня выдалось спокойным и на удивление гармоничным. Мрачные отец и дочь Моро уехали ещё ночью, несмотря на то, что Севилла Сапфир проявила немалое упорство в попытках уговорить их остаться. Но Моро категорически отказывались и при этом не прекращали сетовать на то, как долгая ночная поездка скажется на здоровье Филиппа. В общем, получился какой-то странный разговор глухого со слепым, но отъезд ипохондриков в итоге благоприятно сказался на общей атмосфере.
Доротея дважды за вечер устраивала истерику, но оба раза где-то за стенами, наедине с братом, что, по словам всё того же Виктора, можно было считать большим успехом. Лишь один раз скверное пьяное поведение девушки задело Маршанов, когда Дот выказала вслух то, о чём (как ей самой казалось) подумали все:
– Брат у тебя красавчик, а ты какая-то стрёмная! – выпалило тощее существо заплетающимся языком, указывая жилистым пальцем на Констанцию, и, плюхнувшись в кресло, отключилось. Без труда Виктор поднял сестрицу на руки и унёс в гостевую комнату, не забыв попутно извиниться перед Конни.
Франк Аллан тоже уехал ещё вечером, и им с Констанцией даже не удалось толком попрощаться. На мгновение ей показалось, что он порывался было поговорить с ней, но в последнюю секунду менял решение и отстранялся. Впрочем, это могло девушке померещиться, ведь теперь фигура этого красивого человека превратилась в нечто недосягаемое и запретное, отчего его привлекательность для неё странным образом лишь усилилась.
Или не странным…
В любом случае, этот вечер остался позади. Ему на смену пришла недолгая ночь с путанными снами и утренней кашей в голове на завтрак. Пребывая в таком помятом состоянии, Констанция спустилась в сад. Ей не очень-то хотелось продолжать играть роль гостеприимной хозяйки сейчас, когда веки, налитые свинцом от недостатка сна, норовили намертво сомкнуться и не открываться больше никогда. Зевала девушка часто и подолгу, издавая не самые мелодичные звуки при этом, но роскошный сад поместья молчаливо терпел эти «арии» и успокаивал чуть отёкшее от вчерашнего злоупотребления ежевичным и гранатовым винами лицо Констанции прохладным летним ветерком.
Найдя для себя убежище в тени большого ивового дерева, девушка лениво опустилась наземь и, быстро сбросив с ног сандалии, поспешила опустить ступни в мягкую влажную траву. Ощущение было настолько волшебное и медитативное, что Конни и впрямь показалось, будто сознание её на несколько мгновений выпало из реальности и полностью очистилось от посторонних мыслей. Куда-то бесследно исчезли и мёртвые девочки, и нотариус с простреленной головой, и все те, с кем ей посчастливилось (или не посчастливилось) повстречаться на острове Сен Линсей. И даже Франк Аллан с его невидимой невестой.
– Так что тебе сегодня снилось? – Конни даже с закрытыми глазами чувствовала, как Берт приближается к ней, но до последнего надеялась, что чувство это обманчиво, и он лениво будет валяться в постели до самого обеда. Нехотя девушка разомкнула веки и увидела брата, лучезарно прекрасного и свежего в мягком свете утреннего солнца, путавшегося в его пшеничных волосах. То, как ему удавалось так хорошо выглядеть в семь часов наутро после банкета, оставалось его самым зловещим секретом. Чуть подпрыгнув на месте, молодой человек сначала опустился на колени, а затем растянулся на траве рядом с сестрицей, широко раскинув руки и ноги. В подобном настроении двигался он то резко и хаотично, то мягко и лениво, словно кот под действием кошачьей мяты. К счастью, шелковистая садовая трава, принявшая в свои объятья Маршана, и на него подействовала умиротворяюще. Берт чуть обмяк и расслабленно выдохнул.
– Святой Боже, как хорошо! – выпалил он и повторил свой вопрос: – Так что приснилось-то тебе?
– Ничего, – коротко отвечала Конни. На самом деле, снилось ей много всего. Так много, что вычленить из всей этой какофонии цветов, локаций и разговоров хоть одну более-менее чёткую картинку, не представлялось возможным. – А тебе?
– Мне приснилась Роза. Мы танцевали вальс здесь, в саду, а вчерашние гости за нами наблюдали, но потом вышла полная луна, и все вдруг превратились в животных и разбежались. Ты вот, кстати, превратилась в большую белую птицу.
– А Роза в кого?
– В рыжую волчицу.
– Может, всё-таки в лисицу?
– Может, и в лисицу. Но только уж очень большую для лисицы. А госпожа Сапфир была горностаем, а Виолетта – милой чёрной кошечкой…
– А ты как, со вчерашнего протрезвел вообще?..
– А Амандин Тенебрис была удавом, а её муж – померанским шпицем, а Франк Аллан…я так и не разобрал, что это был за зверь, но…
– Ладно-ладно, классный сон. Ты многое запомнил, я поняла. Может, сменим тему? – боясь, что от болтовни Берта на неё накатит волна головной боли, попыталась отмахнуться Конни.
– Давай. Как там папки с делами Лили и Роуэн поживают? Как по мне, нормальный человек и половины от этой официальной тягомотины не осилил бы…
– Значит, я ненормальный человек. Я уже всё прочитала.
– Вот как? И что нашлось новенького?
– Кое-что, – Констанция немного оживилась и почувствовала прилив сил. Возможно, недавно выпитый ею галлон кофе начал действовать. – Например, я узнала предысторию девочек и их дружбы, как ты и советовал.
– О, да. К моим советам начинают прислушиваться, и это идёт на пользу. Считаю, это какой-никакой, а прогресс…
– Да-да-да, типа того, – быстро перебив бессмысленную болтовню брата, заговорила Констанция нервно. – Оказывается, Лили и Роуэн родились не на материке, как говорила госпожа Надин Тейнис. Они местные.
– Вот как?
– И более того, наши погибшие девочки были родственницами!
– Стоп. Что? – Берт как будто очнулся от своей ленивой дремоты и даже слегка приподнялся на локтях. – Как? А почему никто этого раньше не упоминал?
– Ага, представь себе! Они, оказывается, троюродные сестры. Их мамы, как я поняла, тоже были дамами цветов, а вот отцы их приходились друг другу двоюродными братьями. Когда Лили было чуть больше года её родители погибли в автокатастрофе, и её отдали под опеку в семью двоюродного дяди. Они с Роуэн были знакомы с самого раннего детства и росли вместе.
– Но…погоди-ка, Конни. Разве Роза не упоминала о том, что Лили подвергалась насилию в детстве? – напомнил Берт.
– Именно так. Отец Роуэн нынче сидит в тюрьме и угадай за что? Видимо, он был запойным пьяницей, да ещё и агрессивным. Девочкам и его второй жене серьёзно от него досталось.
– А мама Роуэн?
– Она умерла вскоре после рождения дочери. Видимо, от какой-то тяжёлой болезни, и на фоне этого её муж и начал спиваться.
– Бедняжки, – Берт заметно помрачнел и нервно поёжился. – А теперь и их не стало…
– Они так держались друг за друга, потому что считали себя сёстрами. И кто бы что ни говорил про Роуэн…
– …Лили всегда оставалась на её стороне.
– Именно, – Конни кивнула, – Но!
– Но?
– Но в показаниях по делу смерти Лили есть несколько свидетельств о том, что в последние дни девочек часто видели ругающимися. И ругались они, судя по обрывкам фраз, из-за парня. А хорошо известная тебе пожилая мадам Гвиневра даже утверждала, что видела, как Лили набросилась на подружку с кулаками и прокричала «Это неправда! Он не мог!». По словам старушки, тумаков и пощёчин Роуэн получила от своей кузины немало.
– Думаешь, дело в голозадом псоглавце Аткинсе?
– Очевидно, что в нём. Вопрос лишь в том, что именно так разозлило Лили?
– Измена.
– Какая ещё измена? Лили и Марк даже не встречались.
– Ой, Конни, ты себя-то в семнадцать лет вспомни! Много ты задумывалась о таких тонкостях, будучи влюблённой?
– Ты меня с собой не путай. Впрочем, да. Будем ориентироваться на тебя, как на пример типичного подростка.
– Как на пример нормального подростка, ты хотела сказать? – хитро ухмыльнулся братец, но Констанция пропустила эту шпильку мимо ушей. Она вспомнила фотографии девочек, которые с интересом разглядывала ещё позавчера, когда не было в голове сторонних мыслей о невесте Франка Аллана и особенностях типажей семьи Тенебрис.
Лили и Роуэн и впрямь сложно было бы принять за родственниц. Сходства между ними не было никакого: Лили была достаточно высокой и спортивной блондинкой с тонкими чертами лица и ровной золотистой кожей, а Роуэн – низенькой и сутулой шатенкой с носом-кнопкой, густо усыпанным пёстрыми веснушками. Конни долго рассматривала их и никак не могла уловить в себе хоть какую-то эмоциональную отдачу. Она так бесцеремонно влезла в жизни этих сироток, скрупулёзно ковыряя каждую деталь их биографии, включая и наиболее трагические эпизоды, но не испытывала и капли печали, глядя на их юные лица на фотографиях. Две совсем юные, но уже столько пережившие девочки были для неё вроде манекенов в витрине магазина, и это пугало.
– Манекены?.. – осторожно переспросил Берт, когда сестра с горечью поделилась с ним этими размышлениями.
– Ну, да, – пожала плечами Констанция, – знаешь, у них часто даже лица не прорисованы. Просто макеты человека, необходимые лишь для демонстрации одежды. Моя совесть подсказывает мне, что эта смерть девочек – чудовищная трагедия, но разум мой холоден, а душа спокойна. В сущности, мне нет до них никакого дела. Я просто хочу докопаться до правды. Я плохой человек?
– Быть может, это именно то, что им нужно. Чтобы убийцу искал человек, не заинтересованный лично, нейтральный и в меру холодный. Такой копает глубоко там, где другие не вздумали бы и взглянуть. Так что…не нагнетай и не кори себя, Конни. Хотя тот азарт, с каким ты бросаешься в это дело, меня и пугает немного.
Конни ответила Берту долгим задумчивым взглядом. Обычно это означало, что слова брата оказались обескураживающе обоснованными и здравыми, поэтому пока ей даже нечего ответить. Они ещё некоторое время сидели в тени ивы, наслаждаясь переливающимися трелями птиц и шумом ветра, запутавшегося в ветвях деревьев и кустов. Утро было красивым и спокойным, а похмелье отступало медленно и безболезненно. По лицу Берта было видно, что он задумался о чём-то приятном и интересном. Возможно, о своём недавнем сновидении, где Роза была то ли рыжей волчицей, то ли лисицей. Возможно, так же, что некоторые сюжеты своего сна брат решил не озвучивать и оставить на память одному лишь себе. Улыбка, то и дело мелькавшая в уголках его губ, явно на это намекала.
От этой мысли Конни и сама заулыбалась. Романтические и эротические сны ей не снились. Даже фееричное появление в её жизни прекрасного Франка Аллана не поспособствовало этому. Скорее всего, даже в своём подсознании она была скучной и практичной особой, предпочитая болтать во сне с призраками об убийствах и демонах. Так она сама про себя решила.
– Твой партнёр по танцам прямо по курсу, – не шевеля губами, негромко отрапортовал Берт, и Конни вздрогнула. Мысли о снах и их содержании чуть было не унесли её куда-то очень далеко от их с братом убежища. Подняв взгляд, девушка увидела впереди очертания Виктора Тенебриса, приближавшегося к ним. На нём был стильный летний бежевый костюм, а глаза скрывали зеркальные солнцезащитные очки. Под стать одежде и походка у Тенебриса была расслабленной и немного вальяжной.
– Я не помешаю? – вежливо спросил он, хотя ухмыльнулся при этом так, словно при любом ответе Маршанов он бы не сдвинулся с места.
– Нет, нисколько. У нас тут сеанс медитации. Присоединитесь? – лениво опускаясь обратно на траву, проговорил Берт и слегка махнул рукой, как бы приглашая гостя развалиться рядом. Кощунственное по отношению к его безупречному костюму предложение Виктор проигнорировал и обернулся к Конни.
– Вообще-то, Констанция, я искал вас, – произнёс он с улыбкой. – Согласитесь на короткую прогулку со мной?
– Конечно, – кивнула девушка, но подняться со своего места без ворчания и кряхтения у неё не получилось. Ноги затекли, тело стало деревянным и негибким, а от резкого подъёма немного закружилась голова, и, если б Виктор вовремя не придержал Конни за плечо, она непременно бы споткнулась и плюхнулась обратно наземь. Вчерашний вечер ещё немного напоминал о себе. Тем не менее, прогулка в компании Тенебриса казалась Конни приятной.
– Вы что-то хотели мне сказать? – после недолгого формального обмена любезностями о нынешней погоде и вчерашнем ужине спросила Констанция.
– Как раз сейчас обдумываю, с чего бы начать, – усмехнулся мужчина. – Как я понял, вы очень мило побеседовали с моей тётушкой вчера?
– Мы обсуждали смерть Исидоры Совиньи, в основном.
– Что ж…тогда ясно, почему она так бесцеремонно рассмеялась. И вы не поднимали вопросов, касающихся островного совета?
– Эм-м, нет, – Конни растерялась и взглянула на своего собеседника изумлённо. К сожалению, в зеркальных стёклах его очков она видела лишь своё собственное озадаченное лицо. Тогда Виктор осторожно снял их и, чуть потерев о рукав своего бежевого пиджака, положил в нагрудный карман.
– Понятно. Констанция, позвольте я кое-что вам скажу честно и от всего сердца, потому что вы мне очень нравитесь, – заговорил он после долгой и странной паузы, – а ещё потому, что я пообещал своему другу Франку уберечь вас от неприятных сюрпризов…
– Мне прият…
– Моя тётка – профессиональная стерва, – безапелляционно выпалил Виктор, не дав Конни даже попытаться договорить фразу. – Не думайте, что я негодяй или сплетник, желающий очернить одних своих родственников и выгородить других. Вовсе нет. Напротив, у меня более чем объективный взгляд на всех тех людей, что носят мою фамилию. И вот вам железный факт: Амандин Тенебрис вам не подруга и даже не приятельница. Она способна ввести в заблуждение своими красивыми глазами и мягким голосом даже самого Сатану, поэтому я не удивлён, что и вы поддались этим чарам. Но, пока это ещё не успело вам навредить, скиньте с себя морок и взгляните на вещи трезво.
– Виктор, вы так красиво говорите о таких нехороших вещах, – не контролируя собственный речевой аппарат, выдала Конни. Она вовсе не собиралась произносить это вслух, но губы шевелились против её воли. То, как Тенебрис умел обрамлять слова в разговоре, и впрямь восхищало её, поэтому голос её прозвучал нежно и с чувственным придыханием. Услышав саму себя со стороны, Конни растерялась и изумлённо вскинула брови. Виктор и сам, казалось, оторопел на мгновение, но затем негромко кашлянул, прочищая горло, и поспешил продолжить.
– Мда, спасибо. Так или иначе я советую вам быть всегда настороже и не ждать от Амандин ничего хорошего.
– Я понимаю, что вы хотите сказать, но зачем вашей тетушке строить мне козни? Не вижу повода…
– Не видите? Ах, да-а, Франк говорил, что вы куда больше увлечены расследованием убийства Исидоры Совиньи, – усмехнулся Тенебрис. – И вы ни разу не интересовались деятельностью островного совета? Не выказывали желания поучаствовать в ней?
– Я… – Конни не договорила. Её тяжёлая от вчерашнего рандеву с местными винами голова постепенно очищалась и легчала, открывая доступ к воспоминаниям. Она и впрямь поднимала тему островного совета. Более того, кажется, её познания в экономике, менеджменте и политологии внезапно впечатлили некоторых собеседников. В их числе был и Виктор. И Тильда Ван Хуттен. И кто-то ещё… – О, да. Но я же просто…в конце концов, я же имею право…
– Имеете да не имеете, – безобидно передразнил девушку собеседник и, сунув руку в карман брюк, извлёк из него свой дорогой смартфон. – После ваших рассуждений об эффективном управлении госпожа Тильда Ван Хуттен была так впечатлена, что решила обсудить с моим дядей и тётей перспективы вашего участия в деятельности островного совета. Будучи человеком опытным, я сразу почувствовал запах жареного и по давно сформировавшейся привычке нажал на одну кнопку…
– Кнопку? – растерянно переспросила Констанция, но вместо ответа Виктор уверенно ткнул пальцем в экран телефона, и из его динамиков послышались звуки знакомых голосов:
«…тоже наследники! – с середины фразы Конни услышала Тильду Ван Хуттен – Почему бы и нет? Девочка показалась мне очень толковой»
«Да-да, Тильда, – отвечала ей уверенным и ровным тоном Амандин Тенебрис, – ключевое слово здесь «показалась». Вне всяких сомнений, госпожа Маршан весьма мила и приветлива, она способна создать о себе приятное впечатление. Но это отнюдь не признак ума. Мы поговорили с ней недолго наедине, и этого было достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы. Или вы ждёте каких-то управленческих решений от детей этого прелюбодея и пьяницы Яна Маршана?»
«Амандин, перестань» – еле слышно, почти полностью утонув в звуках музыки, буркнул мужской голос. Было похоже на померанского шпица из бертового сна – Эдгара Тенебриса.
«Нет-нет, я же не говорю, что она плохая или полная дура! Девочка – сладкий ангелочек, но для разговоров о делах совета этого недостаточно. Нужен опыт, острый ум и определённый багаж знаний…»
«Прямо как у вас, когда вы вступили в совет, тётушка? Сколько вам тогда было? Двадцать четыре-двадцать пять?» – громче других прозвучал внушительный тембр Виктора на записи. С мгновение дама молчала.
«У меня было прекрасное образование, дорогой…» – наконец выдала она с достоинством, но тоненький голос Тильды Ван Хуттен вдруг заставил её осечься:
«Констанция училась в Сорбонне, насколько мне известно»
На записи вновь повисло молчание, и, если бы Конни чётко не слышала на заднем плане звон бокалов, стук каблуков и лёгкие джазовые мотивы, то решила бы, что на этом всё и закончилось.
«И она Ди Гран» – добавила Тильда коротко, решив, видимо, добить собеседницу.
«Вот как? – безупречный ровный тон Амандин вдруг дал трещину, а затем дама негромко рассмеялась. – Милая простушка Тильда. Сразу видно, ты не очень сильна в юридических вопросах. Ведь на свете остался лишь один живой Ди Гран, и это Виолетта. А эти симпатичные белокурые близнецы, как бы они не обозвали себя в паспорте, вовсе не Ди Граны. Они Маршаны. Август, да упокоит Господь его душу, поступил очень милосердно, включив их в завещание, но давайте будем объективны – прямыми наследниками они не являются. Если же Констанция и Адальберт захотят участвовать в деятельности островного совета, то мы можем официально зарегистрировать побочную родовую линию Маршанов наравне с Тенебрисами, Ван Хуттенами и прочими»
«Ты прекрасно знаешь, что это займёт годы!»
«Зато это будет честно по отношению ко всем» – было слышно, что госпожа Тенебрис победно улыбается, и на том запись прервалась.
– Вуаля! – чуть подкинув телефон в воздух и ловко поймав его, выпалил Виктор. – И вот вы уже и не Ди Граны. Весело, правда?
– И ведь формально она права, – задумчиво протянула Конни, анализируя услышанное, – Но…
– Но Август включил вас в завещание отнюдь не милосердия ради, Констанция. Он боялся, что некоторые могут воспользоваться пассивным образом жизни Виолетты, и в островном совете не останется представителей его семьи. Кто бы что ни говорил, но вы с Адальбертом – его ближайшая родня и последние диграновские родственники Виолетты. Вы и внешне гораздо большие Ди Граны, чем все прочие представители побочных линий.
– Почему он боялся за Виолетту? Он не доверял Амандин?
– С каждым годом он доверял ей всё меньше и меньше, а в последние месяцы своей жизни он вдруг удивил островной совет неожиданной затеей, – на последней фразе Виктор азартно улыбнулся и с заговорщицким видом огляделся по сторонам. Эта его игра на мгновение повеселила Конни, заставляя отвлечься от неприятных слов госпожи Тенебрис.
– Что ещё за затея? – с интересом спросила девушка.
– В городе Сальтхайме есть независимая аудиторская компания «Горман Аудит». Насколько мне известно, Август за пару месяцев до своей смерти обратился в эту компанию с заказом на аудиторскую проверку всей деятельности островного совета. Он также поставил компании условие – результаты проверки отдать ему лично в руки, либо лично им назначенному доверенному лицу.
– И каковы были результаты?
– Неизвестно. Они так и не были обнародованы. И тут возможен лишь один вариант из двух: либо проверка не показала ничего особенного, что бывает крайне редко…
– …либо Август скончался ещё до того, как документы были доставлены, – догадалась Конни. Виктор кивнул.
– Я понимаю, почему вы не ждали подвоха от Амандин. В конечном счёте, у скромной компании её ярых противников во главе стоит мой отец. А ему очень сложно симпатизировать. Но я уверяю вас, Констанция, в его грубых и неприятных словах нет ни капли фальши – этот человек вываливает на окружающих всё, что думает, не разбираясь в последствиях.
– Дело не в нём, – отмахнулась Конни. – Я знала, что от этой женщины может исходить угроза. Знала с той секунды, как впервые услышала её имя. Просто надеялась, что смогу оттянуть момент столкновения интересов. Мне казалось, я создала впечатление приветливой и безобидной новой знакомой, а вместо этого превратилась для неё в лёгкую мишень. Что ж…пусть так. Быть может, это сыграет мне на руку…
– Вот как? – улыбнулся собеседник. – И каким же образом?
– Не всё сразу, – Конни увильнула от ответа, хитро прищуриваясь. – Как вы там сказали называлась эта аудиторская контора?
– «Горман Аудит»…
– М-м, понятненько. А запись вы мне переслать сможете?
– Только в Линсильве. Здесь совсем нет доступа к сети…
– Констанция! – со стороны замка послышался надрывной зов Ивы. Конни вздрогнула и, почувствовав неладное, быстрым шагом направилась в нужном направлении. Вскоре веснушчатое и покрасневшее от волнения личико девочки показалось из-за розовых кустов. Ловко Ива перемахнула через ограду и, тяжело дыша и потея, почти рухнула в руки хозяйки дома.
– В чём дело, Ив? – обеспокоенно выпалила Конни, оглядывая взъерошенную девчонку со всех сторон. Кудри её торчали во все стороны, а лицо покрывалось всё новыми пунцовыми пятнами. Она явно долго бежала, чтобы доложить какую-то новость.
– Я… к вам… была… я… в городе… – изо всех сил стараясь восстановить дыхание, лепетала Ива, но никак не могла прийти в себя. Рядом с ней вдруг очутился плетёный садовый стул. Его принёс спокойный, как удав, Виктор и усадил на него девочку, настойчиво подтолкнув её в плечо. Затем он протянул ей неизвестно откуда взявшуюся бутылку воды.
– А теперь говори спокойно, – терпеливо наблюдая за тем, как Ива опустошает бутылку, произнёс он. Девочка сделала ещё один крупный глоток, утёрла рукавом платья вспотевшее лицо и кивнула.
– Спасибо. Я бежала от самой Линсильвы.
– Ты с ума сошла? В такую жару? – в ужасе выпалила Конни, разглядывая опалённое солнцем и неестественно побагровевшее девичье лицо. – Что случилось?
– Скандал, – коротко отрапортовала Ива.
– Что за скандал?
– Марка Аткинса арестовали.
– Как арестовали? За что?
– Он влез в дом Альфреда Диккенса и пытался его убить! По крайней мере, так Диккенс сказал, когда приехала полиция. А ещё говорят, что Марк убил Роуэн. Говорят, кто-то видел, как он вытащил что-то из её мёртвых рук и спрятал в карман, – принялась пояснять взволнованная девчонка. – Но его брат в это не верит, и все псоглавцы Линсильвы сейчас собираются у комиссариата! А они очень злые, госпожа Маршан! Весь департамент транспорта там, с ними, а ведь они и без того уже который месяц бастуют!
– Нет, вы туда не поедете, – будто прочитав мысли Конни, суровым тоном отчеканил Виктор. Констанция подняла на него холодный и пронзительный, словно острая спица, взгляд. Голос её стал ровным и совершенно неживым.
– А вот и не угадали.
