Глава 16

Вечерело. В коридорах и комнатах замка один за другим начали зажигаться светильники, придавая этим старинным интерьерам некоторую таинственность и торжественность, конечно. Так предполагалось.

Она, эта странная особа, стояла на одном из пролётов парадной лестницы. Конни не заметила её сразу, но, заметив, остановилась на полпути, закинув ногу над предпоследней ступенькой, разделявшей её с гостьей. Особа даже бровью не повела, словно хозяйка дома была призраком, увидеть которого могла лишь какая-нибудь старуха-медиум, но не простые смертные.

Длинное и нездорово худое тело её было обтянуто полупрозрачным чёрным кружевом, которое не то что не скрывало отсутствие женских форм, но всеми силами подчёркивало его. Кажется, она очень сильно хотела походить на топ-моделей в стиле героинового шика, поэтому и позу выбрала соответствующую – одновременно сутулую и выпирающую нижней частью корпуса вперёд. Тонкие и жилистые пальцы рук, словно связанные меж собой телефонные провода, упирались в поясницу. Выглядело это немного жутковато. Незнакомка медленно выдохнула через рот, выпуская лениво скользящее в воздухе облачко дыма. На лестнице запахло сигаретами и каким-то приторно-сладким ароматизатором. Конни демонстративно откашлялась, но тёмные, как две чёрные дыры, глаза гостьи продолжали изучать портреты давно почивших Ди Гранов на стене, принципиально игнорируя Ди Гранов здравствующих.

– У нас здесь не курят, – наконец, Констанция решила обозначить проблему вслух, но тут же добавила вежливо: – Извините.

– С каких пор? – гостья устало вздохнула и обернулась-таки в сторону хозяйки дома. Лицо у неё было бы красивым, даже очень, если б не казалось таким бледным и осунувшимся. Конни никак не могла сообразить, сколько этой особе лет, потому как густой «дымчатый» макияж полностью скрывал то пространство вокруг глаз, где гипотетически могли бы быть морщины.

– Насколько мне известно, так было всегда, – быстро отвечала Констанция, на самом деле не имея ни малейшего представления о том, как покойный Август относился к эстетике курения табака и тому подобному. Кажется, гостья почувствовала блеф, но спорить не стала. Вместо этого она выпустила сквозь зубы последнюю струйку сладкого дыма и, разжав пальцы, отправила бычок от сигареты прямиком на узорчатый красный палас. Сверху она придавила его острым носиком своих лакированных тёмно-бордовых «лодочек» и изобразила на лице некую издевательскую форму виноватой улыбочки. Конни почувствовала как стремительно её наполняет раздражение и отвращение. Первое – от вопиющего хамства гостьи, а второе – от столь гадкого отношения к этому прекрасному дому (и великолепному индийскому паласу, в частности).

– Жаль, здесь нигде нет пепельницы, – гостья театрально развела руками, как бы очерчивая периметр лестничного пролёта. Похоже, ей просто-напросто доставляло удовольствие столь провокационное поведение и реакция на него других людей. Теперь её интересовали вовсе не портреты, а то возмущение, которое Конни всеми силами пыталась в себе подавить.

– Дот! – громко и строго выпалил кто-то, поднимаясь с нижнего пролёта. Услышав этот голос, наглая особа немного подобралась и недовольно скривила губы. Вскоре за её спиной показался мужчина лет тридцати, высокий и широкоплечий, в безупречно сидящем по фигуре чёрном костюме-тройке. – Мне что, надо весь вечер за тобой нянькой ходить?

– Здравствуйте, – поприветствовала ещё одного гостя Конни.

– Добрый вечер, госпожа Маршан, – вежливо произнёс он, заметив хозяйку дома, и коротко, почти незаметно, улыбнулся. Затем он слегка хлопнул наглую девицу по плечу и указал на раздавленный окурок у её ног. – Почему ты так себя ведёшь? Тебя что, как котёнка, в это надо носом потыкать?

– Уверена, наша новая знакомая жаждет на это поглядеть! – язвительно прыснула та, кого этот незнакомец называл Дот. Мысленно Конни припомнила имена из списка приглашённых и, наконец, сообразила, с кем имеет дело.

– Вы Доротея, кажется?

– Да, и она просит прощения, а ещё уходит с глаз долой, – вместо девушки ответил её строгий спутник и, легко развернув невесомую Доротею Тенебрис вокруг своей оси, настойчиво подтолкнул её к лестнице. – И если я ещё раз увижу её с сигаретой, то запру на ночь в машине!

– Вот и запри! – недовольно пробурчала наглая девица себе под нос, но в заданном направлении пошла покорно и не оглядываясь. Констанция с некоторым облегчением наблюдала за этим зрелищем, а ещё думала о том, как почистить палас, но недолго. Её, безусловно, очень состоятельный и многоуважаемый гость (кем бы он ни был) вдруг пригнулся и сам поднял окурок с пола.

– Боюсь, след всё равно останется, – констатировал он, хмуро разглядывая небольшое чёрное пятно на узорах ковра. – Если надумаете его реставрировать, свяжитесь со мной. Мы возместим убытки. И вообще, звоните по поводу всех убытков, которые вы понесёте из-за моей сестры. Потому как, давайте будем откровенны, вечер только начался, а она ещё даже не притронулась к спиртному.

– Вы, значит, Виктор, – догадалась девушка и улыбнулась. Этот Тенебрис был ей симпатичен, и не только за счёт своего поведения. Ей нравился такой типаж даже внешне: тёмно-каштановые волнистые волосы, очень мужественное скуластое лицо, лёгкая щетина и абсолютная нейтральность во взгляде тёмно-зёленых глаз. Хоть он и вёл себя вежливо, почти даже дружелюбно, но истинные эмоции его прочесть было практически невозможно. Ему стыдно за сестру? Или нет? Ему весело? Или он просто отыгрывает роль строгого старшего брата? Понять это было невозможно, и это в хорошем смысле интриговало. Кроме того, Франк Аллан, мнению которого Конни почему-то доверяла, характеризовал этого человека, как самого адекватного Тенебриса из всех.

– Не удалось представиться по правилам, – вместо согласия сказал он, поймав протянутую ему руку. Хоть Констанция никогда не считала себя миниатюрной особой, но её ладонь в широкой ладони Виктора казалась по-детски крохотной. Да и смотреть вблизи на него приходилось снизу вверх, что немного смущало. Она растерянно улыбнулась и нервно поправила упавшую на лицо пружинистую прядь пшеничных волос.

– Франк Аллан мне о вас рассказывал. Говорил, вы ведёте финансовые дела семьи.

– Да, так и есть, – коротко ответил Виктор и, не собираясь развивать эту тему разговора, предложил новую: – Вы впервые на Сен Линсей?

– А…да.

– И как вам здесь? Наверное, немного дико?

– Немного, – кивнула девушка и нервно усмехнулась. Она не знала, куда себя деть, продолжая стоять на ступеньках, но Виктор как будто прочёл её мысли и, взяв новую хозяйку дома под руку, решительно направился вместе с ней на первый этаж.

– Вам следует быть наглее, госпожа Маршан, – вполголоса говорил он по мере того, как они приближались к освещённому огромной хрустальной люстрой холлу. – Особенно, если вы собираетесь иметь дело с моими родственниками. Доротея слишком взбалмошна, отец чрезмерно резок и перманентно раздражён, дядя – тюфяк, а его жёнушка – профессиональная стерва. Эта «команда мечты» крайне редко собирается в полном составе, но, когда это происходит, нужно очень-очень постараться, чтобы быть ими услышанным. Так что будьте наглее.

– Спасибо за совет.

– Где же ваш брат? Или он разыграет болезнь и избежит сего действа, как и мой дорогой кузен? Спорить не буду – идея блестящая, но как-то жестоко было бы с его стороны оставлять вас одну.

– Нет-нет, ничего подобного. Мы планировали встретиться здесь, в холле. Подождёте его вместе со мной?

– С радостью. Кстати, Франк мне о вас тоже кое-что рассказывал.

– Правда? И что же?

– Примерно половина нашего разговора ушла на его лирическое описание вашего облика, который он восторженно сравнивал с портретами, фресками и гобеленами, изображающими мою прародительницу Корделию Тенебрис…

– Ох-х, да уж, – Конни почувствовала, как загорелись её щеки, и поспешила охладить их своими ладонями. Мысль о том, что Франк обсуждал её со своим лучшим другом в исключительно позитивном (вероятнее всего) ключе, как-то уж слишком волновала Констанцию. Она сбивала это странное наваждение, как могла, но общая атмосфера вечера и тёмно-вишнёвое вечернее платье, в котором она чувствовала себя кинозвездой, то и дело направляли её мысли не в том направлении.

– …а вторая половина нашей с ним беседы была посвящена тому, как вы оказались втянуты в историю со смертью Исидоры Совиньи.

– Оказалась втянута, ага, – быстро выпалила Конни и поспешила уточнить: – Вы ведь знали её?

– Скажем так, я был с ней знаком. В прежние времена, когда мы с Дот ещё были детьми, она была частой гостьей в фамильной резиденции. Но нельзя сказать, что мы по-настоящему знали её. Она была вдовой и дружила с нашей тёткой – вот и все известные мне факты.

– А ваша тётушка? Как она переживает смерть своей подруги?

– Нет-нет-нет, никаких спойлеров! – рассмеялся Виктор открыто и так звонко, что хрусталики на люстре зашевелились. – Вам стоит дождаться и своими глазами увидеть это замечательное шоу! А вот и ваш брат…как я понимаю…

– Добрый вечер, – Берт вежливо поприветствовал гостя и крепко пожал его руку.

– Берт, познакомься с Виктором Тенебрисом. Он был очень любезен и дал мне пару полезных советов…

– …а ещё уберёг от общения с собственной младшей сестрой, – добавил гость бодро и невозмутимо. – Рад встрече. Наверняка, вам это уже говорили, но всегда приятно видеть Ди Гранов на Сен Линсей и в этом доме. После смерти Августа нам всем было чрезвычайно тоскливо представлять эти коридоры и комнаты без него. А ещё ваша сестра исключительно прекрасна.

Конни чуть не подавилась на вдохе. То ли от той содержательной краткости, с какой Виктор подавал информацию, то ли от самой его манеры общения, ровной и в тоже время ироничной, то ли от внезапного комплимента в свой адрес. Она быстро попыталась вспомнить, каким она застала собственное отражение в зеркале перед тем, как покинуть свою комнату. Вроде бы ничего исключительно прекрасного: всё те же непослушные светлые волосы, но лишь собранные на затылке, всё те же диграновские глаза, нос, скулы, всё та же не модельная коренастая фигура. Да, она была в красивом длинном платье с кружевом на спине, а в ушах звенели мамины рубиновые серьги-капельки, но ничего принципиально нового эти детали не добавляли. Девушка быстро сделала вывод, что Виктор либо неприкрыто ей польстил, либо считает всех Ди Гранов прекрасными априори. И сложно было сказать наверняка, какая из версий реалистичнее прозвучала бы в контексте островных взглядов и обычаев.

– Я постоянно ей это говорю, а она не верит, – ответил Берт с улыбкой и осторожно покосился на Конни. Кажется, он мгновенно уловил её смятение и, как диктовал ему его характер, надеялся поддеть её по этому поводу в будущем. – А где же ваша сестра, от которой вы нас спасали?

– Не знаю, но, надеюсь, вы храните спички и горючие жидкости под замком.

– Даже так?

– Только так. Не переживайте, я дал клятву Франку Аллану, что не позволю Доротее испортить этот вечер и уберегу вашу сестру от испепеляющего взора своей тетки. Не знаю, правда, как будет реализовано последнее, но сделаю всё возможное.

– Как это…благородно и с вашей, и с его стороны, – немного растерянно выпалил Берт. Он не понял, когда именно сестра успела обзавестись такими друзьями, да и самого Аллана он пока в глаза не видел, но уже не в первый раз слышал о том, что Конни придётся от кого-то защищать. Прежде ему казалось, что это исключительно его забота.

Они обменялись ещё парой фраз с Виктором, когда к ним вышла госпожа Сапфир и сообщила, что все уже собрались в гостиной перед летней столовой и «жаждут встречи с Ди Гранами».

Она так и сказала – «жаждут» – от чего у Констанции нервно дёрнулось веко. Она надеялась, что это было незаметно, потому что Виктор и Берт в этот момент смотрели прямо на неё. Встреча с Доротеей, пусть и короткая, оставила на душе какой-то неприятный осадок. Не только из-за грубости девицы, но от самого того эмоционального фона, что исходил от неё. Конни вдруг ясно ощутила, как внутри у неё расползается гадкое чернильное пятно с неприятным табачным запахом. Оно просачивалось во все органы и вызывало странные ассоциации с какими-то катакомбами, сырыми подвалами и тесными пространствами. На мгновение Конни показалось, что её вот-вот стошнит, но голоса беседующих Виктора и Севиллы вернули её в реальность. Что это было? И где она только что побывала? Буквально мгновение назад Констанция как будто перенеслась в какое-то страшное место и даже испытала секундный приступ клаустрофобии, но ничего подобного ей не было свойственно прежде. Неужели она настолько сильно перенервничала? С каких пор встреча с парочкой незнакомцев стала причиной приступов паники? Ответов не было.

Девушка смотрела в пустоту, пытаясь отвлечься от пугающего видения, пока госпожа Сапфир вела компанию в сторону помещения, где их ждали гости.

– Дамы и господа, – торжественно произнесла домоправительница, привлекая к себе внимание собравшихся, – позвольте представить вам Констанцию и Адальберта Ди Гран!

Конни немедленно налепила на лицо самую приветливую улыбку, на какую только была способна, и быстро окинула взглядом преисполненную света и блеска гостиную. Свет исходил от люстр и свечей в старинных канделябрах, а блеск – от украшений и нарядов присутствовавших дам. Доротея уже была здесь – стояла вдали от всех и даже не смотрела в сторону Конни и Берта. Отрешённо она уставилась куда-то в сторону, грозно скрестив руки на груди.

– Как я вижу, с Виктором вы уже познакомились, – промурлыкала другая гостья, плавно вставая с кресла. Пока она шла навстречу Констанции, медленно поднимая кисть для рукопожатия, Конни уже точно знала, с кем сейчас будет разговаривать. Хотя, конечно, она была совершенно не похожа на ту юную особу, которую они с Бертом видели на фотографии в доме нотариуса Совиньи.

– Амандин Тенебрис, – опережая госпожу Сапфир, собиравшуюся представить её, гордо произнесла дама. Поймав её руку, Конни чуть не отдёрнулась. Заранее она боялась, что её ударит током или обожжёт холодом – настолько пугающий образ матриархата Тенебрисов засел в её голове. Но ничего подобного не произошло. У дамы были очень ухоженные гладкие руки с недлинными, но изящными пальцами. В отличие от своей заклятой подруги Исидоры Совиньи, Амандин не была поклонницей перстней, колец и вообще каких-либо броских украшений. Выглядела она приятно и благородно: длинное чёрное платье закрывало и руки, и ноги, и декольте, но подчёркивало стройную фигуру формы песочных часов, гладкие и переливающиеся тёмные волосы были собраны в элегантный пучок на затылке, а макияж был неярким и подчёркивающим главное украшение этого лица – большие оливкового цвета глаза. Морщин у Амандин практически не наблюдалось, даже мимических – видимо, благодаря косметическим процедурам. Когда дама начинала говорить, это проявлялось особенно: губы казались стянутыми и неподвижными, а скулы и лоб оставались неестественно гладкими.

– Рада знакомству, – вежливо ответила Конни. – Наслышана о вас…

– Наверняка вам наговорили обо мне всяких гадостей, – улыбнулась женщина и взгляд её потеплел. – Не верьте всему, что слышите. Я и наполовину не так страшна, как обо мне болтают. Кстати, о вас мне тоже кое-что говорили. И, что удивительно, ни капельки не солгали. Вы настоящие Ди Граны! – она обернулась к Берту и протянула ему свою руку. – Адальберт, я как будто смотрю на юного Августа! Это одновременно и радует, и разбивает мне сердце…

Выслушав ответную любезность, женщина смущённо засмеялась и поспешила представить брату и сестре своего мужа – Эдгара. Из двух братьев – прямых потомков Корделии и Октавиана Тенебрисов – Эдгар был старшим. Хотя вполне мог бы сойти за младшего – лицо его казалось юным, почти детским, и наивным. Большие зелёные глаза, нос-кнопка и румяные щёчки так странно контрастировали с его огромным (и в высоту, и в ширину) телом, что Конни стало его заочно жаль. Впрочем, за что ей было жалеть одного из богатейших людей на Сен Линсей? У него, помимо всего прочего, была такая роскошная супруга. Оба Маршана почти забыли обо всём том, что им рассказывали про Амандин, пока приветствовали её и Эдгара. Эти двое Тенебрисов казались весьма презентабельной зрелой супружеской четой.

Впрочем, вскоре обаяние семейства улетучилось. На сцену вышел последний её представитель – Теодор, младший брат Эдгара и отец Виктора и Доротеи. Он был так же высок и широкоплеч, как Эдгар, но при этом сухощав и жилист. Они с Виктором одновременно были похожи и совершенно разными. Столь же мужественное и скуластое лицо Теодора портили тонкие, скривлённые в презрительной усмешке губы и крохотные, словно бусинки, чёрные глаза. Он так крепко сжал руку Констанции, что ей показалось, будто он вознамерился раздавить её и стереть в порошок. Девушка приглушённо охнула от боли и попыталась выдавить улыбку сквозь слёзы.

– Рада знакомству, – выпалила она, но и договорить не успела, как громогласный баритон Теодора заглушил её.

– Да-да, любезности-любезности! Скажите мне лучше, невестка ещё не успела достать у вас кошелёк из кармана?

– На мне нет карманов, я же в платье, – не подумав, поспешила ответить Конни растерянно. На мгновение этот ответ озадачил громкого Тенебриса, он нахмурился и взглянул на девушку своими тёмными глазками-дырочками так, словно она сказала страшную глупость, за которую её следовало бы поставить в угол до конца вечера.

– Ах, Констанция! – звонко воскликнула Амандин и рассмеялась. – Вы очаровательны! Не слушайте этого грубияна. Так и знала, что он забудет хорошие манеры дома. Полагаю, он даже не помнит, где их хранит!

По толпе гостей прошёлся нервный смешок и только Доротея, услышав реплику тётки, презрительно закатила глаза и демонстративно повернулась к присутствующим спиной. Конни осторожно покосилась в сторону Виктора и увидела, что он тоже не смеётся, но его взгляд был таким, словно он устал от этого действа ещё до того, как оно началось. Благо, проницательная госпожа Сапфир поспешила увести Маршанов от Тенебрисов, чтобы представить их другим гостям.

Следующими стали землисто-серые Моро – отец и дочь. Это мрачное семейство Конни заметила не сразу – настолько удачно они мимикрировали, сливаясь с мебелью. Вместо фонтанирующей любезности Филипп Моро, сухой и как будто сонный мужчина неопределённого возраста, почти сразу принялся жаловаться на проблемы со здоровьем, которые либо уже возникли, либо всенепременно возникнут теперь, когда ему пришлось проделать этот непростой путь до Линсильвы. Его долговязая, но столь же сухая и бледная дочь Эльза, с очень серьёзным видом кивала в знак согласия с каждым его словом. А когда он заговорил о том, как данная поездка должна отразиться на работе больного сердца, Эльза драматично ахнула, а затем протянула сокрушённое «ц-ц-ц», и это оказалось, пожалуй, самой запоминающейся её репликой за весь вечер.

Хоть семьи Ван Хуттенов и Сензари считались самыми многочисленными на острове, но своим присутствием Ди Гранов смогли почтить лишь немногие из них. В частности, Ван Хуттенов представляли только супруги Дрейк и Тильда, которые показались Констанции в меру приятными и сдержанными людьми. Дрейк был вежлив и немногословен, а внешне очень похож на Берта – такой же высокий, поджарый и белокурый с очень светлыми глазами-льдинками. Сказывалось смешение диграновской породы со скандинавской кровью. Судя по рассказам госпожи Сапфир, дети Ван Хуттенов все, как на подбор, соответствовали этому семейному портрету и мало вобрали в себя от матери, невысокой тёмно-рыжей женщины с симпатичным округлым лицом.

В качестве посла от дома Сензари себя победоносно явил Себастьян – невысокий мужчина лет пятидесяти с выпирающим животиком и роскошной ухоженной чёрной бородой. Одет он был с иголочки, а массивный золотой перстень на его руке то и дело отбрасывал во все стороны раздражающие блики. Несмотря на это (а ещё на пугающую плотоядную улыбку) Себастьян оказался очень весёлым и остроумным гостем. Комплименты он использовал незаурядные и вообще говорил быстро и содержательно. Молчаливо и с неизменной мечтательной улыбкой на лице его сопровождало невесомое существо лет девятнадцати, завёрнутое в расшитое стразами короткое коктейльное платьице. Позже выяснилось, что эта фея-пикси – неприлично юная невеста Себастьяна по имени Жозефина, которая весь вечер только смущённо хихикала и, отзываясь на сладкое «Жоззи» от своего возрастного возлюбленного, принималась часто хлопать ресницами и посылать ему воздушные поцелуйчики. Констанцию и Берта эта парочка по-своему веселила, а вот некоторых присутствующих явно раздражала. По накалившейся обстановке в момент, когда «Жоззи» послала жениху очередную порцию воздушных поцелуев, стало понятно – парочку активно обсуждали (и осуждали), причём не только за глаза. Себастьян упивался демонстрацией своей пассии и время от времени бросал пытливый взгляд то на одних, то на других присутствующих, отслеживая их реакцию. Между потомками Линсея Ди Грана сложились весьма своеобразные отношения, уловить все тонкости которых не представлялось возможным. От осознания сего факта Констанция почувствовала, как закипает её голова, и решила сэкономить силы и посвятить своё внимание только самым очевидным «фаворитам» – Тенебрисам. Впрочем, не так уж легко ей это далось.

– Я…немного опоздал, – голос Франка Аллана прозвучал среди всей этой какофонии любезностей, поддёвок и хихиканья, словно спасительная песня. Все умолкли и уставились на него, а Конни почувствовала, как мигрень отступает. Его появление подарило ей глоток свежего воздуха и здравого смысла.

– Добрый вечер, – радостно поприветствовала гостя Конни, охотно протягивая ему руку. Поймав её кисть, Франк почему-то не стал её пожимать, а только аккуратно удержал и как-то растерянно улыбнулся. Констанция почувствовала, как заалели её щеки и поспешила представить Аллана своему брату.

– Рад встрече, наслышан, – коротко и иронично отозвался Берт, пожимая руку гостю. Все прочие присутствующие вежливо молчали, хотя по розовым лицам некоторых дам было видно, что они не смогли бы выдавить и слова, будь у них такая возможность. Прекрасный аквамариновый взгляд Франка действовал на них гипнотически.

– Мда, мы тут все тебя заждались, – вдруг фыркнула Доротея, рассекая возникшую неловкую паузу. Конни с изумлением посмотрела на нагловатую гостью и обнаружила, что на её бледном лице не было ни капли румянца. Неужели существовала на свете женщина, способная оставаться холодной в присутствии Аллана? Молодой человек нехотя оторвал взгляд от Констанции и перевёл его в ту сторону, где стояла эта странная девушка в чёрных кружевах. Он смотрел на неё долго и совсем не моргая, но лицо его при этом не выражало совершенно ничего. Ни раздражения, ни смущения, ни даже усмешки. Франк отреагировал на выпад юной госпожи Тенебрис пугающим безразличием, в мгновение ока стерев её с лица этого вечера, сделав абсолютно невидимой. Конни нервно поёжилась, чувствуя, как по спине прошёл холодок. Во все глаза она уставилась на Доротею, но теперь и сама как будто не смогла сфокусироваться на ней, словно чья-то незримая воля отменяла сам факт её существования. Это показалось ей чрезвычайно странным, но никто из окружающих никак на происходящее не реагировал, пока голос не подала Амандин:

– Лучшая политика в отношении Дот, – шепнула она Констанции и тут же обратила свой взор на прекрасного юношу, – Франк, дорогой! Как ты? Что-нибудь уже известно о похоронах? Когда они состоятся?

– Пока ничего, – сдержанно ответил молодой человек.

– Какая потеря! – выпалил кто-то из гостей у Конни за спиной. Скорее всего, подстрекатель Сензари, но госпожа Тенебрис и бровью не повела. Она с неподдельной материнской теплотой взглянула на Франка Аллана и мягко коснулась ладонью его плеча.

– Если тебе понадобится помощь в оформлении права на наследство или организации похорон, то смело обращайся ко мне. Ты слышишь, дорогой? Не стесняйся.

– Спасибо, – всё так же коротко отреагировал Аллан, а потом вдруг взглянул на Конни так, словно ему срочно нужна была помощь. Видимо, эта беседа вызывала у него острое чувство дискомфорта. Девушка открыла было рот, чтобы отвлечь Амандин на себя, как вдруг у неё за спиной раздался громогласный бас Теодора Тенебриса:

– А разве в завещании Совиньи не было сказано, чтобы ты не приближалась к её останкам на расстояние ближе шести километров?

– Тед! – вспыхнула Амандин, словно спичка. Лицо её выражало искреннее возмущение.

– Просто не хотелось бы, знаешь ли, чтобы мою семью начал преследовать ещё один разъярённый дух из преисподней!.. – беспардонно рассмеялся мужчина и широким шагом направился в сторону столовой, как будто перемещение гостей за стол зависело исключительно от его решения.

– Что ж, раз все уже в сборе, – поспешила разрешить конфуз Севилла Сапфир, привлекая всеобщее внимание, – прошу к столу! Наш повар, господин Орман, приготовил великолепный ужин!

Конечно, Севилла не обманывала – трапеза всех присутствующих ждала роскошная.

Повар семьи Ди Гран и впрямь обладал каким-то особым даром превращать даже простые комбинации продуктов в нечто прекрасное, достойное лучших ресторанов мира. По крайней мере, так казалось Маршанам и, судя по бесчисленным комплиментам, гостям тоже.

– А что, Виолетта не сможет к нам присоединиться сегодня? – поинтересовалась Амандин вежливо. – Я не видела её со дня похорон Августа. Надеюсь, с ней всё в порядке?

– Ей немного нездоровится, но она обещала, что спустится к нам после ужина. Вы же знаете, как непросто ей даются подобные мероприятия, – в точности отражая манеру речи госпожи Тенебрис, отвечала домоправительница.

– Бедняжка Ви… – с сочувствием произнесла Амандин, и впервые за вечер Конни уловила фальшь в её голосе. Эта неестественная нотка неприятно резонировала в голове ещё некоторое время, отвлекая от светской беседы.

В следующие минут сорок голоса за столом практически не смолкали. Себастьян Сензари удивительным образом был способен превратить в шутку любую тему разговора, поэтому периодически его стараниями в столовой раздавался звонкий смех, но нередко он же, подобно королевскому шуту, своими ремарками направлял разговор по скользкому пути, и кому-нибудь за столом тут же становилось неловко. К сожалению, не имея представления о том, как устроены взаимоотношения всех семей, Конни никак не могла уловить подтекст и связать всё в единую картину. Она лишь надеялась, что именно он, подстрекатель Себастьян, поднимет тему смерти Исидоры Совиньи, и ей самой не придётся делать этого.

Тарелки на столе постепенно опустели, как и хрустальные графины с вином. Лица гостей заалели, а в комнате стало жарковато. Некоторые мужчины, забыв про великосветские манеры, вальяжно откинулись на мягкие спинки своих стульев и каждое своё высказывание сопровождали размашистыми жестами. Сидевшие по соседству Эдгар Тенебрис и Себастьян Сензари жестикулировали так активно, что несколько раз чуть было не шлёпнули по лицам сопровождавших их дам. Юную Жозефину это веселило, и она с хохотом уворачивалась от рук своего жениха, как боксёр от ударов противника. Амандин же просто предусмотрительно отодвинулась на своём стуле подальше и вела непринуждённый разговор с семейством Моро.

– А что, Франк, много там Дора оставила тебе в наследство? – будучи обладателем очень внушительного тембра, Теодор Тенебрис, лишь слегка повысив голос, был способен оборвать все прочие разговоры не только в этом зале, но, вероятно, и на всём этаже. Присутствующие замерли и осторожно перевели внимание на Франка Аллана, к которому и был обращён вопрос.

– Прилично, – кратко и невозмутимо ответил юноша, чуть пожимая плечом. – Впрочем, не стоит говорить об этом, пока не было похорон. Да и расследование ещё не окончено.

– А что там расследовать? Разве она не пустила себе пулю в лоб? – поспешил уточнить Сензари, разворачиваясь в сторону Франка всем корпусом. Глаза его искрились от любопытства. Впрочем, отвечать ему Аллан не спешил и, будто спрашивая разрешения, осторожно встретился взглядом с Констанцией.

– Комиссар Варга полагает, что госпожу Совиньи убили, – теперь, когда на неё уставились и все остальные, осторожно произнесла девушка. По периметру стола пронёсся шепоток, состоящий из вздохов, ахов и прочих междометий.

– Боже мой, да кто же мог такое совершить? – в сердцах выпалила Тильда Ван Хуттен.

– Лучше спроси, кто НЕ мог! – всё в той же громкой и наглой манере выпалил Теодор. – Не хочу ничего плохого говорить про Дору Совиньи, но желающих пробить ей головушку, нашлось бы немало. Даже за этим столом.

– Отец, – без злобы, но с ощутимым нажимом произнёс Виктор, напоминая о приличиях. Конни нервно прикусила губу, беспокоясь, что слова младшего Тенебриса возымеют эффект. Пусть лучше б наглый Теодор хамил всем вокруг и выплёскивал наружу накопившейся негатив. Не так сильно девушку беспокоил успех этого вечера, как то, сколько полезной информации она сможет извлечь из этой болтовни.

– Заметь, Вик, я ни слова плохого не сказал про Дору! – поспешил пояснить свою позицию Теодор. – Она была грозной, решительной, умной и хитрой тёткой со стальным мотором вместо сердца, и мне это всегда импонировало. Знаете, я очень уважал её и искренне сожалею об этой утрате. Можете быть уверены, что самый роскошный венок на её могиле будет от меня!

– О, помилуй боже… – стыдливо проговорила Амандин, услышав эти слова, и поспешила прикрыть лицо ладонью.

– …тем не менее, – продолжал Тенебрис, одним махом осушив бокал вина, – живём мы с вами в реальном мире, где человек с характером и железобетонными принципами, оставаясь верным себе, непременно наживёт десяток-другой врагов. И Дора не исключение! Правда, невестушка?

– Простите, здесь так душно, – заёрзала на стуле Амандин, лицо которой и впрямь казалось нездорово красным. Вместо ответа на провокационный вопрос Теодора, она резко поднялась с места и направилась к выходу, а в столовой повисла гробовая тишина. Гости осторожно переглядывались, не смея проронить ни слова, когда, тяжело вздохнув, возникшую паузу решительно прервала госпожа Сапфир:

– Господа, кому десерт?