Глава 14

«На данный момент нам известно:

– г-жа Исидора Совиньи не покончила с собой, это была весьма посредственная и непродуманная имитация самоубийства (напечатанная записка, её неправдоподобное содержание, неподходящий калибр оружия, перьевая ручка в руке);

– У г-жи Совиньи были «рычаги давления» на Амандин Тенебрис (бывшую лучшую подругу и, по совместительству, одну из самых влиятельных женщин на Сен Линсей);

– Из сейфа г-жи Совиньи, согласно показаниями Симеона В., пропала синяя папка с изображением лебедя;

– В синей папке были какие-то старые бумаги;

– Г-жу Совиньи беспокоило расследование смертей двух сироток из числа дам цветов – Лили и Роуэн;

– Лили умерла 10 дней назад, Роуэн – 4 дня назад, Совиньи – 3 дня назад;

– Лили работала и жила у г-жи Надин Тейнис, хозяйки продуктовой лавки;

– Лили ушла гулять в лес (одна?) и была найдена спустя почти 10 часов в овраге. Умерла от травм, полученных при падении;

– г-жа Тейнис что-то скрывает (пыталась перевести тему разговора);

– Вполне возможно, что у Лили были отношения с юношей по имени Марк Аткинс, считающим себя псоглавым;

– Марк Аткинс подрабатывает в магазине г-жи Тейнис;

– Марк Аткинс нашёл тело Роуэн у реки;

– Роуэн умерла от удара камнем по голове, затем убийца оттащил её тело к реке, но не успел погрузить в воду (положение тела относительно речки, почва и трава в волосах из другого места);

– Марк неловко попытался убедить меня, что Роуэн умерла в результате несчастного случая, хотя это, очевидно, не так;

– Роуэн работала на Альфреда Диккенса (псевдоним?) – местного писателя, промышляющего шантажом. Вполне возможно, что Роуэн добывала для него сведения и сплетни, из-за чего заработала не лучшую репутацию»

– Ого! – воскликнул Берт, в очередной раз оценив масштаб проделанной сестрой работы. Список в её блокноте был составлен тщательно и исчерпывающе передавал всю собранную информацию. Братец даже и не знал, что к этому можно было бы добавить. – А я так рассчитывал порадовать тебя историей о местном шантажисте…

– Виолетта тебя опередила, прости, – улыбнулась Конни и весело подмигнула парню.

– Зато ты здесь неплохо провёл время, как я погляжу…

– Не жалуюсь, – негромко, еле шевеля губами, протянул Маршан, стараясь не привлекать внимание вошедшей в кухню Розы.

– Я так рада, что ты заглянула, Констанция, – приветливо заговорила она и выставила на стол свежезаваренный травяной чай, тарелки с выпечкой, сливочным маслом и фруктовым джемом. Все втроём они с большим трудом разместились в узкой, заставленной посудой и корзинами с травами, кухоньке «Тюльпанового дерева», но другого места для чаепития в доме не нашлось, а снаружи всё утро накрапывал мелкий дождик. – Позавтракаешь с нами?

– С удовольствием, – кивнула гостья, – а затем мы с Бертом поедем в город, в ателье…э-э… «мадам Бовари». Ответь мне, кто придумал такое название?

– Госпожа Бовари, ясное дело. Это буквально фамилия хозяйки заведения. Точнее, фамилия, доставшаяся ей от последнего мужа, – рассмеялась рыжая красавица. – Ничего общего с литературным персонажем, кстати говоря. Я так понимаю, Севилла направила вас к ней за вечерним туалетом для грядущего субботнего вечера?

– Ага. И мне показалось, она заживо сварит нас обоих в котле, если мы этого не сделаем сегодня же.

– Твоё предположение недалеко от истины, – кивнула Роза. – Лучше Севиллу не злить, когда дело касается чести и достоинства дома Ди Гранов, а также в вопросах организации важных мероприятий. Ателье «мадам Бовари» одно из самых дорогих в городе, и у неё точно найдётся что-то для вашей вечеринки…

– Ты по-прежнему не хочешь идти? Предложение ещё в силе, – напомнила Конни, но Роза только отмахнулась, всем своим видом давая понять, насколько ей чужды всякие балы и приёмы.

Констанция вдруг поймала себя на мысли о том, что чувствует себя будто бы в гостях у женатой пары: её брат и эта огненновласая красавица гармонично смотрелись вместе и чувствовали себя в присутствии друг друга так комфортно, словно были знакомы уже много лет. По законам логики подобное было невозможно, ведь Роза и Берт познакомились не более трёх дней назад, и всё же этим было пропитана всякая деталь вокруг. Конни потянула носом наполненный запахами трав и цветов воздух, и вместе с ним в неё проникло ощущение удивительной естественности всего происходящего. С подобным ей прежде сталкиваться не приходилось. Возможно, пророчество Виолетты о разбитом сердце Берта не было таким уж и необоснованным…

Впрочем, Констанция Маршан достаточно хорошо знала своего брата, чтобы не относиться ко всему происходящему хоть сколько-нибудь серьёзно. Женщины легко входили в его жизнь и так же легко упархивали восвояси через N-ный промежуток времени. Каким бы идеальным не казался их с Розой неожиданный союз, конец его был весьма предсказуем.

– Так вы с Бертом обсуждали Альфреда Диккенса накануне? – Конни попыталась вновь сосредоточить разговор на своём непростом и очень запутанном деле. – Виолетта поведала мне много интересного о нём. В том числе и том, как этот наглец вознамерился шантажировать покойного Августа.

– Это было чрезвычайно глупо с его стороны, – поморщилась Роза при одном лишь упоминании о шантажисте, – но я и не считаю его особенно умным человеком. Хитрым, да. Но это не всегда одно и то же.

– Прости меня за мой вопрос, – осторожно начала Конни, – ты можешь не отвечать, если не хочешь, но…

– Хочешь знать, есть ли у него и на меня компромат? – улыбнулась хозяйка лавочки, наполняя три кружки душистым янтарным чаем. – Нет, ничего такого. Да и какой ему толк? Магазин принадлежит мне лишь наполовину. К тому же – быть может, вас это удивит – но и при всей своей популярности на Сен Линсей, магазинчики с травами не приносят огромных прибылей. Ему было бы просто нечего с меня стрясти.

– Понятно, – кивнула Конни и мысленно вычеркнула Розу из списка возможных жертв Диккенса и его малолетней сообщницы Роуэн. Уж слишком обоснованно звучали доводы хозяйки «Тюльпанового дерева». – Значит, он замахивается только на обеспеченных граждан…

– По-моему, это не должно тебя удивлять, – вставил ремарку Берт, несколько озадаченный тем, как сестрица уделяет внимание и без того очевидным вещам. Но Констанция в последние дни часто так делала: повторяла вслух самые простые факты, известные ей, дабы вколотить их в голову намертво и легко вальсировать между ними, не спотыкаясь и не путаясь. Она и не заметила, как это быстро вошло в привычку.

– И кто, по-твоему, мог бы сойти за «клиента» Диккенса? – поинтересовалась она, вновь обращаясь к рыжей девушке, и игнорируя замечание брата.

– Понятия не имею, – нервно повела плечом Роза и как-то криво ухмыльнулась.

«Или всё-таки имеешь?» – взгляды обоих Маршанов выражали именно этот вопрос. Уж очень неубедительно девушка попыталась слукавить. Давить на неё они, впрочем, не стали. В конце концов, если допрашивать каждого в округе более-менее дружелюбного к ним человека, как потенциального подозреваемого в трёх убийствах, то можно серьёзно усложнить себе жизнь в будущем. Про Конни и так вот-вот начнёт ходить весьма сомнительная слава…

– Ладно. Последнее, что я хотела с тобой обсудить, прежде чем мы с Бертом отчалим на встречу с мадам Бовари, – допив свой чай, такой навязчиво ароматный, словно кто-то смешал несколько одеколонов и кусков душистого мыла в кипячёной воде, вновь заговорила Констанция. – Хорошо ли ты знаешь Надин Тейнис, хозяйку продуктового магазинчика?

– Я пью с ней кофе раз в три дня по утрам и вино – каждую пятницу вечером, – обворожительно улыбнулась Роза и уверенно вскинула свой кругленький подбородок. – Так что известно мне очень многое. А что ты хочешь знать?

– Для начала, что она из себя представляет. Как я поняла, Надин растит сына одна.

– Да, это так, – кивнула девушка уверенно, а затем добавила, немного помрачнев: – Вообще, Надин относится к тому типу женщин, знаете, которые вселяют большие надежды до тех пор, пока не свяжутся с негодяем.

– Значит, она разведена?

– Вроде бы… – с сомнением протянула Роза и нахмурилась, явно пытаясь вспомнить необходимые детали истории. – Дело в том, что муж Надин ушел от неё лет… пять назад. Уехал на материк и не вернулся, лишь прислал открытку. Там говорилось, что он встретил другую женщину и больше не желает знаться ни с самой Надин, ни с их сыном.

– Ну и сволочь же!.. – в сердцах выпалил Берт. Роза лишь пожала плечами.

– Как по мне, – сказала она, тяжело вздыхая, – для Надин это было сродни освобождению из рабства. Лучшее, что мог сделать этот ублюдок, исчезнуть из их с Мартином жизни. К сожалению, возиться с документами на развод он не пожелал, поэтому просто пропал с радаров и всё. Теперь Надин ждёт, пока пройдёт десять лет. Если за это время он не появится, то их брак по местным законам можно будет аннулировать через суд.

– Как же такая приятная дама могла связаться с этим мерзавцем? – Конни изобразила искреннее изумление в надежде, что в ответ получит больше деталей. На самом деле, ей были хорошо известны все эти случаи, когда девушки из приличных семей, умницы и красавицы, всеобщие любимицы вдруг вытворяли такое, от чего кровь стыла в жилах. Осторожно девушка покосилась на брата, он встретил её взгляд стальной холодностью. Естественно, он угадал тонкий оттенок фальши в речах сестрицы, но главное – он, конечно же, знал, кто первый пришёл ей на ум в качестве ассоциации. Констанция сглотнула ком желчи, чувствуя болезненный укол совести.

– Говорю же, есть такой тип женщин, – не замечая этого ментального противостояния Маршанов, отвечала Роза. – Надин – дочь состоятельных родителей. Её мать была высококлассной швеёй, а у отца была собственная обувная фабрика. Они жили рядом с виноградниками в районе поселения Айнен Коллис, что расположен на восточной части острова. Курортное местечко, райское. У всех богачей на Сен Линсей есть там недвижимость на случай, если надо будет сбежать от городской суеты и насладиться красотами природы, вином и белоснежными песчаными пляжами. В общем, как вы понимаете, бизнес у семейства процветал. И господа Триволи – родители Надин – молились на доченьку, пылинки с неё сдували. Когда ей стукнуло восемнадцать, они решили отправить её на материк, учиться во Францию. Она хотела стать модельером, и эта её мечта всячески поощрялась. И вдруг на третьем курсе учёбы она встречает этого Тейниса, выпивоху и бабника, к тому же старше её почти на двадцать лет. Как известно, проклятье всех хороших девочек – это плохие мальчики, которых им непременно хочется обуздать и приручить. В большинстве своём, дохлый номер, конечно, но поди объясни это влюблённой дурочке. Он курил взатяг, немного играл на гитаре и водил мотоцикл – разве нужно что-то ещё пояснять? В общем, на остров они вернулись уже вдвоём, а точнее – втроём. Надин забеременела, и они спешно поженились.

– Ты действительно многое знаешь… – удивлённо присвистнул Берт.

– Я же говорю, мы выпиваем ежевичное вино по пятницам, – пожала плечами Роза, – а двум одиноким женщинам с бутылочкой вина всегда найдётся, о чём поговорить.

– Родители Надин, полагаю, были не в восторге от нового зятя?

– О, они искренне пытались полюбить его и принять! Тут надо отдать им должное. Они так любили дочь и доверяли её выбору, что не заметили, как подкралась настоящая катастрофа. Ведь Тейнис был домашним диктатором, да ещё и склонным к пагубным привычкам. Остров ему казался провинциальным и тесным, а своё рабочее место в руководстве обувной фабрики, на которую его устроил отец Надин, он практически не посещал. Вместо этого он устраивал в их с Надин доме вечеринки и банкеты, сорил семейными деньгами, играл в карты. А потом у отца случился сердечный приступ, и управление фабрикой полностью перешло в руки этого мерзавца. Представьте, к каким последствиям это привело?

– Они разорились?

– Ещё лучше, – усмехнулась Роза с горечью, – этот дурень заявил, что он не создан для этой работы и, мол, обувное производство вообще не рентабельно, поэтому просто продал фабрику. Сказал, что займётся инвестициями. Ага, как же. Уж не знаю, во что он там инвестировал, но денег очень быстро не стало.

– И что, сама Надин ничего не пыталась сделать? А её мать? Это же их наследство, – возмутился Берт. Рыжая красавица взглянула на него с нежностью и печально улыбнулась.

– Ах, Берт, неужели ты думаешь, что Надин могла ему хоть слово сказать? Да она молилась лишь о том, чтобы не попасть ему под горячую руку всякий раз, когда он со своими друзьями возвращался домой после многодневных запоев. Этот негодяй жил на широкую на ногу и праздник для него никогда не заканчивался. Любой раздражающий элемент, будь то плач ребёнка или лёгкий укор жены, тут же выводили его из себя. Он кричал ей, что бросил счастливую жизнь на материке ради неё, променял свободу, независимость и перспективу стать рок-звездой на её жалкую семейку, заставляя её чувствовать себя виноватой. А когда это перестало получаться, он просто стал её бить. И всякий раз после этого просил прощения, заваливал её цветами и обещаниями исправиться, говорил, будто бы страдает от депрессии, давил на жалость. Стоило ей расслабиться и – вот сюрприз! – его вспышки гнева повторялись вновь. Когда он завёл себе любовницу и стал на несколько дней-недель уходить к ней, Надин вроде как даже попыталась подать на развод, но тот вдруг вернулся. Всё началось сначала. Мать Надин предлагала ему деньги, она готова была продать своё небольшое ателье, лишь бы он оставил их в покое, но конфликт разрешился сам собой. В очередной раз натворив дел и отправив жену на больничную койку, Тейнис вдруг собрал вещи, последние семейные сбережения и смылся на материк. Больше его никто не видел, хотя ему хватило наглости прислать эту оскорбительную открытку.

– Дела у Надин в итоге пошли на лад, когда муж сбежал?

– Да какой там! – отмахнулась Роза небрежно. – От него осталась куча долгов, поэтому мать Надин всё же продала ателье. На оставшиеся от сделки средства они купили этот продуктовый магазинчик и квартирку при нём, потому что недвижимость семьи Триволи тоже пришлось пустить с молотка. Матушка в итоге так и не смогла оправиться от этих потрясений, она серьёзно заболела и вскоре умерла. Надин с сыном остались одни.

– А Лили?

– Ах, да. Лили прибилась к их дому ещё когда муж Надин был здесь, ей тогда было лет двенадцать что ли…

– И как он относился к тому, что в доме появился новый ребёнок?

– Никак, – фыркнула Роза презрительно. – Он её и не видел вовсе. Лили была вроде няньки для маленького Мартина. По просьбе Надин она хватала его, если Тейнис заваливался домой пьяный и злой, да уносила прочь из опасного дома. Когда Лили хоронили, на поминках Надин как-то вскользь упомянула, что эта девочка пережила нечто подобное в детстве, поэтому только она могла понять, каково им приходилось. Я так и не поняла, о чём конкретно шла речь.

– Вероятно, Лили тоже была жертвой или свидетельницей домашнего насилия до того, как попала к дамам цветов, – сделал умозаключение Берт.

– Возможно, если она родилась здесь, на острове. С материка привозят девочек совсем маленьких, не старше двух-трёх лет, – рыжая красавица задумалась на мгновение, – но невозможно же помнить что-то, происходившее в столь юном возрасте, правда?

Все согласились с этим утверждением, хотя Берт не забыл упомянуть о некоем гипнотерапевте, о котором он когда-то слышал. По словам юноши, этот человек мог погрузить любого своего клиента в транс, заставляя его вспомнить не просто раннее детство, но даже сам момент появления на свет из утробы матери. Вообразив себе эту картину, обе девушки скорчили гримасы отвращения, выдавая синхронное «фу-у!», и разговор сам собой сошёл на нет.

Дождь закончился, а сад стал тих и загадочен. На всякий случай Роза вручила Берту ядовито-зелёный дождевик и, взглянув на него с нежностью, больше ничего не сказала. Они не обнимались и не целовались, даже не похлопали друг друга по плечу, обмениваясь флюидами жгучей неловкости. Ничего такого. И Конни это показалось странным, ведь не было никаких сомнений в том, что этой ночью они занимались вовсе не расфасовкой целебных трав.

Брат и сестра молчали до тех пор, пока здание «Тюльпанового дерева» не осталось далеко позади. Заговорили же они одновременно, перебив друг друга. Берт, как истинный джентльмен (коим он себя ошибочно считал), жестом дал понять сестрице, что уступает ей право первенства в этой сбивчивой беседе, и девушка еле сдержалась, чтобы не ответить ему театральным реверансом.

– Что-то пошло не так? Между тобой и нашей рыжей соседкой…

– Всё так, – коротко ответил Берт, умело подавив мечтательную улыбку и тут же, будто вспомнив о чём-то неприятном, поморщил нос и добавил так же кратко: – Но она не свободна.

– Ага, понятно. И что, она замужем? Или собирается?

– Собирается. Там какой-то договорной брак планируется, я не вдавался в детали, но было бы неплохо, если бы…

– Буду молчать, как рыба. Чего уж там.

– Спасибо. Моя очередь спрашивать. Что это за игру ты там устроила?

– Игру?

– Да-да, Констанция, – настаивал Берт и, кажется, даже был слегка раздражён, – откуда вот это твоё «А-ах, Боженька Всевышний, как могла такая приятная дама связаться с таким негодяя-я-ем?!» – он часто хлопал ресницами и, сомкнув руки в замок, возводил их небу, словно в молитве. Пародия получалась откровенно издевательская и грубо исполненная. Конни мысленно начала считать до десяти, унимая накатывающую волну братоубийственной злобы.

– Всевышнего я не упоминала, – проявляя наивысшую форму терпения, подчёркнуто спокойно отвечала девушка. – Мне надо было слегка продвинуть разговор вперёд. Не понимаю, почему тебя это задевает.

Берт в ответ принялся ворчать что-то бессвязное себе под нос. Конни не разобрала ни слова из этого «бу-бу-бу», но ей и не нужны были подробные объяснения, чтобы понять причину. Случайно, совершенно ненамеренно, весь этот разговор о Надин Тейнис и её несчастном браке сковырнул старую рану, которая сию секунду принялась сочно кровоточить. Волны острой боли, накатывающие откуда-то изнутри, из самых глубин памяти, мучили Берта, а, отступая, ещё долго отдавались в сознании звенящим эхом. Осознавая это, Констанция и сама как будто побледнела, чувствуя грядущий приступ мигрени.

– Я их не сравнивала. Даже и не думала об этом, – словно оправдываясь, выпалила она вдруг, хотя брат ни слова не сказал о том, в чём именно он обвиняет сестру. Это сквозило в его необоснованном ворчании, но не было сказано вслух. Тут вдруг Констанция поняла, как она выдала себя. Берт посмотрел на неё с нескрываемым осуждением, а затем как бы изумлённо вскинул брови. Поймал. Конни больно прикусила губу.

– Угу, я так и подумал, – почти беззвучно проговорил парень и угрюмо поплёлся дальше.

Они никогда не говорили об этом. Или просто очень-очень давно не говорили. Хотя вопрос всегда висел в воздухе, а тема не переставала быть актуальной никогда. Просто они оба старались делать вид, что этой истории и не было вовсе. Конни думала – так она не причинит Берту боль, а он искренне полагал, что сестру не стоит втягивать в разговоры о вещах, которые её, к счастью, коснулись лишь косвенно. Оба были неправы, ошибались наиглупейшим образом. Уж то ли это свежий, наполненный озоном, воздух Линсильвы так повлиял на Констанцию Маршан, то ли правильный возраст подошёл, но она в кои-то веки это поняла.

– Мне бы очень хотелось не сравнивать их, – чуть изменив формулировку, вновь заговорила она. Эти слова дались ей тяжелее, чем она думала. Ей бы следовало подготовить себя к этому, но ничего уже нельзя было поделать.

Алис возвратилась из своего Зазеркалья. Так Конни себе говорила, когда вспоминала о ней, об этой красивой, но странноватой женщине, оставившей неизгладимый след в их с братом жизни. Хотя Берту досталось несоизмеримо больше, конечно же. Она полупрозрачной тенью скользила по его снам, словно призрак из детских страшилок, и напоминала о себе тогда, когда этого меньше всего хотелось. От Алис невозможно было избавиться, вытравить её из сознания, не говоря уже о подсознании. Она пряталась в своём сказочном сонном Зазеркалье, ожидая подходящего момента, чтобы вдруг выскочить чёртиком из табакерки и отравить этим явлением очередной день, ночь, неделю…

И потому всякий раз, когда в разговорах всплывали истории про диктаторов-мужей и отчаявшихся жён, общение с братом превращалось для Констанции в танго на минном поле. Стоит сделать лишь один неосторожный шаг, как с Бертом случится подмена – жизнерадостный, обаятельный авантюрист вдруг обратится в мрачного и замкнувшегося ворчуна, жестоко пытающего своей раздражительностью всех вокруг. И всё из-за проклятой Алис.

– Мне бы очень хотелось не сравнивать их, – с нажимом повторила Конни, принуждая, прежде всего, саму себя продолжить этот неприятный разговор. Берт молчал и даже не смотрел на неё, они шли в сторону Линсильвы, и утренняя тишина леса давила на них со всех сторон. Конни сделала глубокий вдох и продолжала: – Но больше всего мне бы хотелось, чтобы ты не вспоминал об Алис всякий раз, когда мы сталкиваемся с чем-то, хоть немного напоминающим о ней. Мне бы хотелось, чтобы ты и вовсе о ней не вспоминал, раз на то пошло, но я знаю, как неправильно и жестоко с моей стороны было бы надеяться на подобное. И ещё…я думаю, что нам больше не стоит молчать об этом…

– С каких пор ты стала такой разговорчивой? – перебив её, нервно огрызнулся Берт, но натолкнулся на взгляд сестры, преисполненный боли и серьёзнейшего самопреодоления. Это зрелище выбило парня из колеи. Похоже, он не особенно понимал искренность намерений Констанции, пока не взглянул на неё.

– Ты не сможешь её забыть, это мне прекрасно известно, – игнорируя его выпад, продолжала девушка смело, – но нельзя позволять этому отравлять тебе жизнь по случаю и без, Адальберт. Тем не менее – так уж сложилось – но мы с тобой вроде тех близнецов, что перенимают эмоции друг друга. И если, по какой-то причине, ты собрался упиваться своей болью, то, хочешь ты того или нет, но тебе придётся разделить её со мной. Можешь снова убежать от меня на месяц-другой, вот только это ничего не изменит. Твои проблемы – это и мои проблемы. Так уж у Маршанов повелось.

Он не знал, что ответить ей. По правде говоря, он не ожидал, что этот разговор состоится…когда-либо вообще. А ещё – и это важнее всего – слова Констанции тронули его до глубины души. Никогда прежде ему не приходилось слышать подобного, и только сейчас Берт осознал, насколько важный момент состоялся между ними. Изо всех сил он боролся в эту секунду с эмоциями, кое-как сохраняя внешнюю сдержанность. Тем не менее, взгляд его чудеснейшим образом потеплел, и жизнерадостный авантюрист в нём одержал безоговорочную победу над ворчуном.

– Это место на нас странно влияет, – заметил он, заключив любимую сестрицу в объятия.

– Островок тот ещё… – согласилась девушка. – Сколько мы уже здесь? Дня три? Четыре? При этом успели заработать три трупа, толпу голых мужиков, одного домашнего тирана и одного шантажиста. Красота-а…

– Но есть и положительные стороны, – отстраняясь, но при этом обхватывая Конни за плечи, братец попытался добавить немного оптимизма. – Мы богаты, Роза обворожительна, а у тебя есть куча жутких секретиков, каждый из которых ты собираешься поддеть своим коготком и расковырять.

– И, возможно, ты даже позволишь мне поговорить с тобой об Алис? – с надеждой в голосе предположила Констанция. Берт тяжело вздохнул и на мгновение нахмурился, но в итоге кивнул и попытался вновь выдавить из себя улыбку.

– Возможно…

– И они совсем не похожи, эти истории, – поймав момент его податливости, быстро добавила Конни, – всё же Надин не…эмм… – вдруг она осеклась и прикусила губу резко и больно, почти до крови. Внезапная, взявшаяся буквально из ниоткуда догадка, яркой вспышкой обожгла сознание. Девушка остановилась и с ужасом попыталась прогнать её от себя прочь, но было уже поздно. Оно застряло в её голове и наотрез отказывалось уходить.

– Всё же Надин…что? – переспросил Берт, с интересом изучая меняющиеся с бешеной скоростью выражения лица сестрицы. Она казалась ему то напуганной, то удивлённой, то вдохновлённой. Наконец, Конни зафиксировала состояние на странной отстранённости, с полминуты она молча смотрела куда-то в пространство, а потом вдруг произнесла, словно в трансе:

– Нет-нет, ничего. Но нам нужно это проверить…

– Проверить ничего? – иронично подловил её брат. Конни поморщилась, сбитая с толку его неумелым каламбуром, и подняла на парня чуть раздражённый взгляд.

– Надо связаться с госпожой Сапфир и попросить дать нам машину.

– Ателье не так уж и далеко.

– Да, но комиссариат далековато. А ещё мы не знаем, где он живёт.

– Кто?

– Альфред Диккенс, – спокойно отвечала Конни, – я подумываю пригласить его на субботний приём.

Госпожа Бовари оказалась совсем не флаберовской, но не менее занимательной дамой. Невысокая и склонная к полноте (и именно поэтому соблюдающая множество диет и поглощающая странные таблетки для похудения) еврейская женщина чуть за сорок с выдающимся профилем и большими карими глазами встретила Маршанов радушно в узком фойе своего ателье, будучи прекрасно подготовленной к этой встрече. Одета она была с иголочки, в ушах её сверкали серьги с настоящими рубинами, а на двери своего заведения она поспешила вывесить табличку – «Закрыто по техническим причинам до 13:00». Позже она призналась, что Ди Гранов ей обслуживать никогда не доводилось, поэтому отнестись к визиту Констанции и Адальберта решила предельно серьёзно.

Интерьер салона соответствовал ценнику предлагаемых моделей одежды: выполненный в сочетании чёрного и золотого цветов, скрипящий дорогим дубовым паркетом и окружающий гостей несметным количеством зеркал. Выслушав пожелания гостей, госпожа Бовари немного театральным жестом пригласила их пройти в помещение для примерки, такое же роскошное и зеркальное, где Конни и Берт смогли присесть на бархатные диванчики и ознакомиться с каталогом имеющихся готовых изделий. Поскольку субботний приём был уже совсем близко, Маршаны не могли рассчитывать на индивидуальный пошив, но мастерство госпожи Бовари впечатлило их, и они начали подумывать о том, чтобы обшиваться у неё в будущем. Благо, наследство Августа Ди Грана позволяло им не беспокоиться о деньгах.

Как и предсказывала табличка на входной двери салона, к тринадцати часам поиск вечерних туалетов был благополучно завершён. Костюм, выбранный Бертом, был ему немного великоват, но хозяйка ателье клятвенно пообещала, что к субботе этот изъян будет исправлен. У Конни проблем с примеркой не возникло, зато возникло интересное чувство, сродни дежа-вю, будто бы один из женских брючных костюмов в каталоге она уже видела раньше. Уже на выходе из салона она поняла, что именно такой был на Исидоре Совиньи в тот день, когда девушка обнаружила её бездыханное тело в кабинете. Сидел он точно по фигуре и смотрелся просто превосходно. С некоторой долей цинизма Конни подумалось, что это сослужило заведению Бовари хорошую рекламу.

Хоть Берт и созвонился с госпожой Сапфир заранее, попросив её приехать за ними к ателье, ни её, ни рубиновой «Клаудии» поблизости не оказалось. Зато случайные прохожие даже и не пытались скрывать своего удивления при виде двух белокурых Ди Гранов, откровенно пялясь или даже вскрикивая что-то вроде «Это они? Точно они!». Конни становилось от этого не по себе, а вот Берта вся эта картина даже веселила. Веселила ровно до тех пор, пока на горизонте не замаячил знакомый облик старушки Гвиневры, на удивление стремительно передвигавшейся по мощёной камнем улочке с тростью, всем телом согнувшись почти пополам.

– Эта женщина преследует нас, – стараясь не шевелить губами, произнес он медленно и настороженно. К счастью, Констанция не услышала его из-за шума подъезжающего автомобиля. «Клаудия» с Севиллой за рулём, немного неуклюже вскочив на бордюр, остановилась возле молодых людей, и те поспешили юркнуть в просторный салон.

– Я не закончила свои дела в городе, поэтому, конечно, подвезу вас, но машина мне все равно ещё будет нужна, – вместо приветствия госпожа Сапфир встретила пассажиров строгим предупреждением. И хотя дама с шести утра была на ногах, она была всё так же хороша и элегантна, как и всегда. Похоже, ничто на свете не являлось для неё уважительной причиной, чтобы выглядеть плохо. Автомобиль заскользил по дороге, и узенькие разноцветные дома Линсильвы замелькали в окнах.

– Итак, куда вам нужно попасть?

– Честно говоря, я думала, вы нам подскажете…

– Конни хочет разыскать дом, в котором живёт Альфред Диккенс, чтобы пригласить его на приём в субботу, – кратко отрапортовал Берт, не подозревая о том, какую ошибку совершает. Констанция, впрочем, и сама не ожидала той реакции, что последовала за словами брата.

Не теряя невозмутимого выражения лица, Севилла вдруг резко ударила по тормозам, и «Клаудия» взвыла, заскрипела и остановилась так резко, что оба Маршана чуть не поразбивали свои симпатичные диграновские носы о спинки передних сидений. Снаружи послышались раздражённые столь хамским поведением водителя гудки множества клаксонов. Жители Линсильвы негодовали, но, к счастью, аварийной ситуации не случилось и никто не пострадал. Кроме Берта и Конни, ошарашено потиравших теперь ушибленные щёки и лбы ладонями.

– Что это было? – первым заговорил Берт сдавленно и бросил быстрый взгляд на сестру, убеждаясь в её сохранности. Констанция как-то растерянно выставила обе руки перед собой, опираясь на спинку переднего сидения, будто бы переживая, что их может тряхнуть снова. Но «Клаудия» стояла неподвижно, а госпожа Сапфир пугающе холодно смотрела на пассажиров через стекло заднего вида, крепко вцепившись в руль своими изящными ручками в кружевных перчатках.

– Вы в своём уме?! – постепенно понимая, что произошло, Берт испытал долгожданный прилив паники и негодования. Его сестра продолжала сидеть молча, пребывая в лёгком шоке, хотя руки всё же опустила. – Вы могли нас всех угробить! – не унимался Маршан. На секунду он замешкался, собираясь с мыслями, но, как только попытался открыть было рот, Севилла вдруг подняла в воздух указательный палец, и парень мигом замолк. Он и сам не понял, почему это так подействовало на него.

– Послушайте, Адальберт, – подумав немного, заговорила дама, вынужденная сохранять спокойствие и подбирать слова предельно аккуратно, – я не вправе лишать вас транспорта. В конце концов, это ваше наследство. И я не могу указывать ни вам, ни Констанции, с кем дружить и враждовать, кого приглашать в дом, а кого – нет. Но, если вы всерьёз намереваетесь отправиться к дому этого…кхм…человека, то я вынуждена буду оставить вас прямо сейчас. Я выйду из машины, предоставив её в ваше полное распоряжение, и вы сможете поехать, куда пожелаете. Если же и после этого вы найдёте путь к дому Диккенса, войдёте к нему и пригласите в дом Ди Гранов, то по возвращении вы меня и вовсе не обнаружите.

– Но…

– Я люблю свою работу и семью Ди Гран, но я, не задумываясь, покину стены замка, если этот человек посмеет ступить за его порог. Таковы мои условия.

– А вы умеете красиво поставить ультиматум, – воцарившуюся в салоне тишину разрезал холодный, как стальная спица, голос Констанции. От этого звука Берту стало не по себе гораздо больше, чем от строгого тона Севиллы Сапфир. У Конни в голове опять сработала программа «всё выключено», и она стала похожа на робота, чеканящего каждое слово. Похоже, и саму госпожу Сапфир это немного выбило из колеи, потому что она вдруг развернулась всем корпусом и внимательно оглядела Конни с ног до головы.

– Я надеюсь, что не сильно стукнула вас? – уверенность дамы дрогнула, и теперь она казалась не менее растерянной, чем сами Маршаны мгновение назад. – Прошу вас понять меня правильно, но Альфред Диккенс мне не просто неприятен. О, нет. Я его искренне и от всей души ненавижу! В своё время я поклялась самой себе, что никогда не заговорю с ним и не позволю ему околачиваться рядом с владениями Ди Гранов. И уж тем более я не могу допустить, чтобы этот хорёк отравлял существование моей племяннице и порочил память моей покойной сестры. А как бы вы поступили, если бы кто-то самым ужасным образом пытался очернить имя вашего покойного отца?

– Боюсь, он не смог бы сказать нам ничего нового, – чуть усмехнувшись, ответила Конни.

– Допустим, – быстро согласилась женщина и перевела свой взор на более восприимчивого к эмоциям Берта. – Но, Адальберт, если бы кто-то посмел опорочить имя и память о вашей сестре, что вы сделали бы?

Маршан молчал, стараясь оставаться на стороне Конни в этом разговоре, но, судя по тому, как он стиснул челюсти, и желваки заиграли на его лице, в мыслях своих он уже представлял, как разбивает Диккенсу камнем голову, превращая её в неразборчивую кроваво-красную кашицу. Конни в это время пыталась вернуть себе человечность и размять лицевые мышцы. Потерев нос и лоб указательным пальцем, она кое-как разогнала кровь и со скрипом сдвинула мимику.

– Вы для нас куда ценнее какого-то там негодяя, госпожа Сапфир, – проговорила она с неким подобием сочувствия и нежности в голосе. Получилось что-то вроде поддельного китайского айфона в мире эмоций, но всё же сработало.

– Рада это слышать, – кивнула дама удовлетворённо.

– Честно говоря, мы вовсе не собирались с ним дружить, – поспешил добавить Берт.

– Просто у Констанции возникли кое-какие подозрения по делу о смерти Исидоры Совиньи, и она хотела получше рассмотреть этого подозрительного типа.

– Вы считаете, он может быть причастен? – искренне удивилась Севилла и даже как будто усмехнулась.

– А вы с этим не согласны?

– У меня имеется некоторый опыт общения с людьми, Адальберт, – криво улыбнулась дама. – Так вот, как по мне, люди вроде Альфреда Диккенса по натуре своей трусливые и жалкие. Они никогда не нападают на тех, кто равен им или сильней, но лишь на более слабых и беззащитных противников. Исидора Совиньи таких, как он, на завтрак уплетала вприкуску с мёдом и вафлями, и одним только взглядом могла спровоцировать у особо чувствительных граждан сердечный приступ. Даже я побаивалась её, чего уж греха таить!

– Это о многом говорит, – понимающе кивнул Берт. Конни промолчала. Голова её была занята перестройкой своего дальнейшего маршрута. Терять такого ценного сотрудника, как Севилла Сапфир, ей совсем не хотелось, а это означало, что план с приглашением Диккенса необходимо было существенно изменить. А, если точнее, то отказаться от него вовсе. И тут вдруг ей вспомнился сон, казавшийся таким далёким и туманным, но на самом деле посетивший её буквально этой ночью…

Она всё так же бродила по лабиринтам замка, но уже без страха перед его стенами. Она ничего не искала и не пряталась, просто петляла по коридорам и открывала все двери, заглядывала во все окна и прислушивалась к любому звуку. Иногда где-то очень далеко раздавался волчий вой и приглушённое эхо людей, скандирующих «Скинь шкуру! Скинь! Скинь!». Вот только всё это было слабым подражанием дневным событиям и не несло в себе ничего по-настоящему стоящего, ничего информативного, способного раскрыть интересующие Констанцию тёмные тайны. Одна из дверей, отворившись, явила взору заплутавшей в бесконечных поворотах и комнатах девушки дорогу в сад с огромным количеством тюльпановых деревьев, ветви которых ломились и прогибались под тяжестью сочных бутонов белых, розовых и кроваво-алых магнолий. Цветов было так много, что плотный купол из них полностью скрывал сад в тени, застилая собою небо. Под этим куполом они встретились вновь – Констанция и Корделия, такие похожие и при этом очень разные. Теперь, вблизи, Конни это видела. У Корделии были покатые плечи, большие миндалевидные глаза и довольно тяжёлый для столь милого девичьего личика подбородок, а ещё она была выше ростом почти на целую голову. Да, они с Констанцией по-прежнему сошли бы за родных сестёр, но уже за погодок, а не близнецов. Почему-то, поймав все эти различия, Конни почувствовала облегчение, будто бы кто-то ждал, что она начнет соответствовать репутации своей давно умершей древней родственницы.

– Есть вещи, которые преследуют нас, куда бы мы ни отправились. Сюжет одного и того же спектакля, пусть и с другими действующими лицами, – загадочным тоном заговорил призрак из сновидения, даже не глядя на ту, к кому обращалась.

– Отлично сказано, – попыталась поддержать этот странный разговор Конни, – но кто убил Совиньи?

– Зверь, – коротко отвечала Корделия, отплывая куда-то вдаль. Даже во сне Конни почувствовала, как на неё накатывает раздражение и головная боль.

– Это у тебя ответ на все вопросы, да? – выпалила она и тут же услышала эхо собственного голоса, утопающее в красочных сводах магнолиевого купола. Со стороны это звучало словно змеиное шипение, и от этого девушке стало не по себе. Она боязливо обхватила себя руками и попыталась собраться с мыслями. – Девочек тоже убил Зверь по-твоему?!

– Зачем ты меня спрашиваешь? – откуда-то издалека раздался издевательский голосок Корделии, и Конни пришлось немало повертеться по сторонам, чтобы вновь отыскать среди деревьев её силуэт. – Ты же уверена, милая, что я всего лишь плод твоего воображения! А раз это так, то я знаю не больше тебя!

– Ты – моё подсознание. Ты можешь догадываться о чём-то таком, о чём я не думаю, когда бодрствую. Отец научил меня доверять таким снам и анализировать их…

– Какая чушь! Ян Маршан учил тебя не этому, упрямая ты бараниха! – Корделия, казавшаяся теперь пугающе обозлённой, оказалась рядом в мгновение ока, и Констанция еле удержалась на ногах. В такой близости она могла почувствовать, как от силуэта давно умершей дочери святого Линсея исходит холод, шипучим ядом пробирающий до костей. Этим ледяным дыханием призрачная особа обдала Конни, произнеся с горечью: – Много ли ты слушала своего отца и понимала ли то, о чём он говорил?

– Я…

– У тебя есть брат, – не давая Конни ответить, строгим тоном продолжала Корделия. – Он тоже Ди Гран. Быть может, он окажется умнее?

Конни очнулась от своих размышлений, когда «Клаудия» вновь заскользила по узким улочкам Линсильвы. Нового плана действий никто не предложил, но сдвинуться с места стоило, дабы не раздражать остальных участников дорожного движения. Констанция долго молчала, пыталась расставить своим мысли по полочкам и вернуть прежний энтузиазм, но это никак не получалось. То ли от ультиматума Севиллы с резким торможением, то ли от всплывшего в памяти идиотского сна, где Корделия Ди Гран обозвала Конни упрямой баранихой. Так или иначе, день казался испорченным, а смелая и интересная догадка, вертевшаяся на языке ещё пару часов назад, куда-то исчезла, оставив в памяти раздражающее белое пятно.

– Ну, так что? – вклинился в размышления сестрицы Берт. – План у тебя есть?

– Нет, – покачала головой Конни обречённо.

– Ты вроде хотела посетить комиссариат?

– А зачем? – нахмурилась девушка и устало потёрла переносицу. Берт, услышав это, лишь усмехнулся и покачал головой. Ему-то уж точно было неизвестно, какие такие странные идеи и планы роились в её голове, поэтому ответа от него ждать было бы глупо.

– Простите, Констанция, – попыталась ещё раз извиниться госпожа Сапфир. – Кажется, я вас совсем сбила с толку?

– Кажется… – вздохнула Конни и взглянула на проплывающие мимо домики, лавочки, парки и скверы. Линсильва успокаивала своей летней красотой и безмятежностью. Пожалуй, было бы неплохо пройтись по этим улочкам в хорошей компании (скажем, Франка Аллана?), выпить кофе или вина, насладиться приятной беседой и ароматами цветов, которым здесь явно отводилось столько же места, сколько и местным жителям, а не гоняться за призраками, псоглавцами и убийцами. – Что я упускаю, Берт? – вдруг эти слова сами сорвались с губ, возвращая девушку в реальность.

– В смысле?

– Мне нужно твоё мнение. Ты же Ди Гран.

– Даже и не знаю, как на это утверждение реагировать… – немного растерянно отозвался парень.

– Есть мнение, что все Ди Граны чрезвычайно одарены. Ведь так, госпожа Сапфир?

– О да, здесь все так считают, – подтвердила дама за рулём.

– Так вот, – продолжала Конни, – раз все Ди Граны чрезвычайно одарены, то и ты тоже. Ведь ты Ди Гран. Так скажи мне, братец, что я упускаю? Скажи, как Ди Гран. Обещаю, что приму с достоинством твоё мнение и, в случае несогласия, буду оскорблять тебя последними словами исключительно за твоей спиной.

– Можешь оскорблять в лицо, дорогая, – рассмеялся Берт, одарив сестру широкой лучезарной улыбкой. – Тебе действительно интересно моё мнение?

– Да, очень.

– Ну, хорошо. Мне кажется, ты слишком увлеклась одними вещами в ущерб другим.

– Это как?

– А вот так. Ты хватаешься то за псоглавцев, то за Диккенса, то за госпожу Тейнис, то за всех сразу, но совершенно упускаешь из виду трёх главных героев…

– Это кого же?

– Исидору Совиньи, Лили и Роуэн.

– Но я…

– Ты знаешь, как девочки выглядели? Цвет волос, глаз? Какого они были роста и телосложения? Зачем ходили гулять в лес, и что такое пережила в детстве Лили, от чего прекрасно понимала проблемы взрослой Надин Тейнис, испытывающей на себе жестокость мужа? И ещё кое-что… – деловито произнёс Берт и посмотрел на сестру одновременно с нежностью и некоторым снисхождением. – Скажите, госпожа Сапфир, а это правда, что покойную Роуэн считали сплетницей и недолюбливали почти все вокруг?

– М-да, – недолго думая над ответом, кивнула Севилла. – У девочки был весьма скверный характер к тому же. А что?

– А то, что на их с Лили дружбу это никак не влияло, – быстро пояснил парень. – Значит, что-то их серьёзно связывало. Вот только что?

– Просто детская дружба?

– Да. Или, быть может, несчастное детство?

– Думаешь, с ними могли плохо обращаться дамы цветов? – ахнула Конни, поражённая собственной недогадливостью.

– Всё возможно, – Берт слегка пожал плечами, – но вот тебе факт: обе девочки так хотели прибиться к какой-нибудь семье, что одна оказалась практически под одной крышей с негодяем, избивающим жену, а другая пристроилась помогать шантажисту. Ты ничего о них не знаешь, Конни. Да и про Исидору Совиньи владеешь информацией, полученной из уст её племянника, с которым она виделась максимум раз в несколько месяцев. О чём это говорит?

– О том, что я паршивый сыщик, а ты очень одарённый Ди Гран, – с горечью улыбнулась Констанция и, подумав немного, обратилась к Севилле за рулём. – Госпожа Сапфир, мы едем в комиссариат!