Сэйди
Выруливаю на парковку нашей клиники, с облегчением отмечая, что она пуста. Скоро подъедут Джойс и Эмма, но пока что здесь только я. Шины шуршат по асфальту. Резко сворачиваю влево на свое место, осматривая соседнюю улицу: не светят ли поблизости чьи-то фары?
Выбираюсь из машины и иду через парковку. В такую рань все заволокло туманом. Воздух вокруг мутный, как суп. Даже в пяти футах не разобрать, что впереди. Дышать трудно. Понятия не имею, одна ли я здесь, или кто-то наблюдает за мной, прячась в тумане за пределами этих пяти футов. По спине пробегает холодок. Я вздрагиваю.
И обнаруживаю, что мчусь к двери клиники, поспешно вставляю ключ в замок, захлопываю за собой дверь и запираю на засов. И иду по узкому коридору в приемную, во владения Эммы.
Раньше вместо меня работала другая врач — местная старожилка, которая ушла в декрет и не вернулась. Джойс и Эмма часто показывают фотографии ребенка, жалуясь, как сильно им не хватает Аманды. Они считают меня причиной ее ухода, будто это я виновата, что Аманда решила посвятить себя материнству.
Я пришла к выводу, что местные не любят новичков. Исключение — если ты ребенок, как Тейт, или очень общителен, как Уилл. Мало кто добровольно выбирает жизнь на острове, изолированном от мира. Многие, кто еще не на пенсии, просто любят уединение. Они самостоятельны, самодостаточны, а еще замкнуты, капризны, упрямы и сторонятся людей. Среди них немало художников. В городке полно гончарных мастерских и картинных галерей, придающих ему культурность и претенциозность.
Тем не менее совсем без общества не обойтись, так как островная жизнь вызывает ощущение изоляции. Разница между мной и местными в том, что они здесь по своей воле.
Шарю рукой по стене, нащупывая выключатель. Лампы над головой с жужжанием оживают. Передо мной висит детище Эммы: большой календарь с маркерной доской, на котором означено наше с доктором Сандерс расписание. Расписание условное и часто меняется: мы не планируем заранее работу в конкретные дни. Если в этом безумном хаосе и есть какая-то последовательность, я ее не улавливаю.
Подхожу к календарю. Чернила смазаны, но я все равно нахожу нужное место. Фамилия «Фоуст» значится под датой «первое декабря». В тот день, когда мистер Нильссон якобы видел, как мы с Морган Бейнс ссорились. В тот день, когда, по его словам, я в ярости выдрала у нее клок волос.
Согласно календарю Эммы, первого декабря у меня была девятичасовая смена — с восьми утра до пяти вечера. В таком случае я находилась здесь, в клинике, в то же самое время, когда, как божился мистер Нильссон, ошивалась возле дома Бейнсов. Достаю из сумки телефон и фотографирую расписание как вещественное доказательство.
Присаживаюсь за L-образный стол. К нему прилеплены записки. Напоминание Эмме заказать больше картриджей для принтера. Напоминание доктору Сандерс перезвонить пациенту и сообщить результаты анализов. Напоминание с номером телефона матери одной из пациенток: позвонить, если найдут потерянную куклу. Пароль от компьютера там тоже есть. Включаю компьютер. Файлы нашей клиники хранятся в медицинской базе данных. Не знаю наверняка, является ли мистер Нильссон нашим пациентом, но сюда занесены сведения почти обо всех жителях острова.
Существует множество глазных болезней: от пресбиопии до катаракты, глаукомы и, наконец, дегенерации желтого пятна — одной из основных причин слепоты у пожилых. Вполне вероятно, что мистер Нильссон страдает одним из этих заболеваний, и именно поэтому ему показалось, что он видел меня с миссис Бейнс. Потому что зрение его подвело. Или, возможно, у него Альцгеймер в ранней стадии и он все перепутал. Открываю компьютерную программу и ищу файлы Джорджа Нильссона. Конечно же, они там есть. Я совершенно уверена, что это нарушение медицинской тайны, но все равно не останавливаюсь, хоть и не являюсь его лечащим врачом.
Просматриваю записи. Узнаю, что у него диабет и он принимает инсулин. Высокий уровень холестерина: чтобы держать его под контролем, мистер Нильссон принимает статины. Пульс и давление нормальные для его возраста. Правда, он страдает кифозом, о чем я и так уже знала. Уродливый, причиняющий боль горб мистера Нильссона — следствие дистрофии костной ткани, которое гораздо чаще встречается у женщин, чем у мужчин.
Но это мне совершенно неинтересно.
Как ни странно, со зрением у него всё в порядке. И доктор Сандерс не отмечает никаких проблем с восприятием информации. Итак, насколько я могу судить, мистер Нильссон пребывает в здравом уме и с нормальным зрением. Что возвращает меня к вопросу, с которого все началось.
Зачем он солгал?
Закрываю программу, навожу мышку на ярлык интернета и щелкаю дважды. Ввожу на открывшейся странице «Кортни Бейнс». И только когда уже нажимаю «ввод», приходит мысль, осталась ли она Бейнс, или после развода вернула девичью фамилию. А может, снова вышла замуж… Но выяснять нет времени — в конце коридора открывается дверь. Едва успеваю закрыть окошко интернета и отойти от стола, как появляется Джойс.
— Доктор Фоуст, — здоровается она. Ее тон слишком враждебен для восьми утра. — Вы уже здесь, — сообщает она, как будто я сама этого не знаю. — Дверь была заперта. Я думала, тут никого нет.
— Я тут есть, — отвечаю язвительнее, чем хотелось бы. — Собиралась начать пораньше.
Становится ясно, что мой ранний приход раздражает Джойс точно так же, как и опоздание. В ее глазах я всегда виновна.
