В изучении желтого цвета, как, впрочем, и остальных цветов, XVII век является переломным моментом. Появляются новые цели исследования, новые области для экспериментов, рождаются новые теории, новые классификации. Это происходит прежде всего с физикой, в частности с оптикой – наукой, в которой с XIII века не было никакого существенного прогресса. Но начиная с 1600‐х годов появляется все больше трудов, посвященных свету, а следовательно, цветам, их природе, их восприятию человеком, их иерархии. Однако в то время цвета обычно выстраиваются в порядке, предложенном, как считается, Аристотелем, и о котором я уже много говорил: белый, желтый, красный, зеленый, синий, фиолетовый, черный. На этой плоской шкале белый и черный все еще считаются цветами в полном хроматическом смысле слова; желтый же занимает место между белым и красным, а зеленый отнюдь не является промежуточным цветом между желтым и синим: по этой причине мало кому из красильщиков и художников приходит в голову получить зеленую краску путем смешивания синей и желтой. Кажется, до цветового спектра, который будет открыт Ньютоном в 1666 году, еще очень далеко, даже если многие ученые пробуют поставить под сомнение аристотелевскую классификацию.

Некоторые из них предлагают заменить линейную шкалу круглой или полукруглой, чтобы показать, каким образом одни цвета, сливаясь вместе, порождают другие. Случается, исследователи для доказательства своей теории создают разветвленные схемы необычайной сложности. Одним из самых смелых стал вариант, предложенный знаменитым ученым-иезуитом Атаназиусом Кирхером (1601–1680), специалистом по разным областям науки, который интересовался всем, в том числе и проблемами цвета, в его капитальном труде, посвященном свету, – «Ars magna lucis et umbrae» (Рим, 1646). На диаграмме Кирхера изображены генеалогические связи, существующие, по его мнению, между цветами; она имеет вид семи полукружий разного размера, расположенных внахлест. Желтый (flavus) представлен на ней в качестве одного из пяти основных цветов; от его союза с красным рождается оранжевый (aureus), от союза с синим – зеленый (viridis), с черным – коричневый (fuscus). А от союза желтого с белым рождается цвет под названием «полубелый» (subalbus): это цвет сливок, слоновой кости, яичной скорлупы). Другие исследователи начали создавать свои теории, предварительно изучив профессиональный опыт художников и красильщиков. Так, парижский врач Луи Саво беседует с живописцами, красильщиками, мастерами витражей, расспрашивает их, а затем строит на этом материале свои классификации. А натуралист Ансельм де Боодт, которого принимают при дворе императора Рудольфа II и который при этом не забывает посещать императорскую кунсткамеру, ставит в центр своих исследований серый цвет и доказывает, что для его получения достаточно смешать белый и черный (это едва ли не первый эксперимент такого рода: раньше серый считался смесью всех остальных цветов). Но наиболее ясные и четко сформулированные теории, оказавшие самое сильное влияние на ученых середины века, выдвинул в 1613 году фламандец Франсуа д’Агилон, друг Рубенса, иезуит и автор работ по разным вопросам науки. Д’Агилон делит цвета на «крайние» (белый и черный), «срединные» (красный, синий, желтый) и «смешанные» (зеленый, фиолетовый, оранжевый). На созданной им удивительно изящной диаграмме, напоминающей схемы гармонии в музыке, он показывает, как одни цвета, сливаясь вместе, порождают другие. Желтый у д’Агилона, как позднее у Кирхера, считается «зрелым» цветом.

Живописцы-современники д’Агилона, желая создать на своей палитре нужный им оттенок, применяют тот же метод. Эмпирическим путем они пытаются найти способ получить большое количество тонов и нюансов из соединения нескольких «основных» цветов, напластовывая один поверх другого прямо на доску или на холст, делая лессировку или же изготавливая некую смесь красок. Приемы не новые, однако в первой половине XVII века исследования, эксперименты, теории и споры достигают невиданной прежде напряженности. По всей Европе художники, врачи, аптекари, физики, химики и красильщики задают себе один и тот же вопрос: сколько «основных» цветов необходимо для создания всех остальных? Как их классифицировать, комбинировать, как смешивать? Эти «основные» цвета называют то «изначальные», то «первичные», то «главные», то «простые», то «элементарные», то «естественные», то «чистые», то «капитальные». Большинство склонно принять одно из латинских определений: colores simplices либо colores principales. Французская лексика не дает такого точного и однозначного определения. Так, выражение «чистый цвет» (couleur pure) может означать как цвет естественный, самородный, так и цвет, к которому не подмешано ни белого, ни черного. А прилагательное «первичный» (primaire), которым уже пользовались в XVII веке и продолжают пользоваться до сих пор, окончательно войдет в обиходную речь только в XIX веке.

И сколько их, этих основных цветов? Три? Четыре? Пять? Мнения по этому поводу сильно расходятся. Некоторые авторы обращаются к далекому прошлому, к античной традиции и цитируют Плиния, который в знаменитой XXXV книге своей «Естественной истории» называет только четыре основных цвета: белый, красный, черный и загадочный sil (silaceus), чаще всего идентифицируемый как желтый, но иногда и как некий особый оттенок синего. Установить значение этого термина, очень редко встречающегося в классической латыни, весьма затруднительно, тем более что Плиний больше рассуждает о красящих веществах, чем о цветах, которые они дают при окрашивании. Вот почему многие другие авторы XVII века не ссылаются ни на Плиния, ни на Античность вообще, а опираются на опыт работы художников своего времени, утверждая, что существует пять «первозданных» цветов: белый, черный, красный, желтый и синий. Позднее, когда Ньютон предъявит научные доказательства того, что белый и черный не входят в число хроматических цветов, большинство ученых признают основными оставшиеся три: красный, синий и желтый. Это еще не теория основных и дополнительных цветов, но это уже современная триада для субтрактивного синтеза цвета, которая позволит Жакобу Кристофу Леблону в 1720–1740‐х годах изобрести способ печатания полихромных гравюр, а другим экспериментаторам в последующие десятилетия добиться значительных успехов в печатании и репродуцировании изображений.

Но вернемся в XVII век. Вне зависимости от того, сколько цветов считаются основными, в их число обязательно входит желтый. Это нечто совершенно новое: цвет, ставший таким редким в материальной культуре и повседневной жизни, некоторые ученые вдруг поставили в один ряд с красным и синим! Сначала нововведение было принято частью научного сообщества, затем его мало-помалу стали принимать некоторые художники и даже ремесленники, в частности красильщики. Ирландский исследователь Роберт Бойль (1626–1691), химик с многосторонними интересами, в своем трактате о цветах «Experiments and Considerations Touching Colours» («Опыты и соображения касательно цветов»), вышедшем в 1664 году, меньше чем за два года до открытия спектра Исааком Ньютоном, высказывается очень ясно и четко: «Существует очень небольшое число простых, или „первозданных“, цветов, каковые в разнообразных сочетаниях некоторым образом производят все остальные. Ибо, несмотря на то что живописцы могут воссоздавать оттенки – но не всегда красоту – бесчисленных цветов, которые встречаются в природе, я не думаю, что для выявления этого необычайного разнообразия им могут понадобиться иные цвета, кроме белого, черного, красного, синего и желтого. Этих пяти цветов, различным образом соединенных – а также, если можно так выразиться, разъединенных, – вполне достаточно, чтобы создать большое количество других, настолько большое, что люди, незнакомые с палитрами художников, даже не могут этого себе представить». С мнением Роберта Бойля, автора очень популярного, в скором времени соглашаются многие химики и художники. Существует только пять основных цветов, и желтый входит в их число. В хроматической табели о рангах он находится на самом верху, на тех же правах, что белый, черный, красный и синий.

Это высокое положение желтый сохранит и в спектре, который будет открыт два года спустя, в 1666 году, Исааком Ньютоном – и который еще и сегодня остается базовой научной классификацией цветов. Как полагает Ньютон, цвет представляет собой «объективное» явление; поэтому надо оставить в стороне вопросы о нашем видении цвета, поскольку они слишком тесно связаны со зрением («которому не стоит доверять») и с восприятием (которое находится в слишком большой зависимости от различных культурных контекстов), и сосредоточиться исключительно на проблемах физики. Так он и поступает: начинает наблюдать за прохождением света через стеклянные призмы. Опыты с призмами давно известны, только он проводит их по-своему. Молодой английский ученый считает, что цвет – это не что иное, как свет, который, распространяясь и встречая на своем пути предметы, претерпевает различные физические изменения. Эти изменения нужно отмечать, определять и измерять. После многочисленных опытов Ньютон обнаруживает, что белый солнечный свет, проходя через призму, не ослабевает и не тускнеет, но превращается в разноцветное пятно продолговатой формы, внутри которого распадается на несколько разноцветных лучей неравной длины. Эти лучи формируют некую хроматическую последовательность, всегда одну и ту же – фиолетовый, синий, зеленый, желтый, оранжевый, красный. Вначале Ньютон выделяет только шесть лучей, но впоследствии добавляет к ним седьмой (темно-синий, или «индиго»), чтобы получилась семерка. Отныне свет и цвета, которые в нем заключены, можно будет распознавать и воспроизводить, укрощать и измерять.