«Строен, лёгок и могуч»
«Вот на шахматную доску…»
Строй за строй расставил он…
Александр Пушкин
Не одни карты занимали часы вольного досуга Пушкина. Он любил и хорошо играл в шахматы. Если его герои не так часто двигают шахматные фигуры, то сам поэт предавался этой умной древней игре с неменьшим пылом, чем картам.
Пожалуй, самые известные строфы, что приходят на память:
Уединясь от всех далёко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берёт в рассеянье свою.
Партию, что разыграли пушкинские герои, во все времена будоражила воображение шахматистов. Так, журнал «Всемирная иллюстрация» за 1870 год подивил читателей следующим сообщением: «Недавно мы были приятно изумлены чрезвычайно интересным открытием: редакция… получила несколько партий, игранных 40 лет назад между… Ольгой и Ленским!»
Далее шёл детальный разбор партии: пояснялось, на каком именно ходу Ленский взял пешкою свою ладью, уточнялась расстановка фигур… Говорилось, как именно Ольга, не позволив своему обожателю переменить ход, выиграла ту партию.
Другое значимое пушкинское творение, посвящённое шахматам и, увы, незавершенное:
Царь увидел пред собой
Столик с шахматной доской.
Вот на шахматную доску
Рать солдатиков из воску
Он расставил в стройный ряд.
Грозно куколки сидят,
Подбоченясь на лошадках,
В коленкоровых перчатках,
В оперённых шишачках,
С палашами на плечах.
Считается, и уже традиционно, что начало задуманной сказки соответствует эпизоду одной из книг писателя-романтика Вашингтона Ирвинга, «отца американской литературы». Солдатики в его творении служат магическими фигурками вражеских войск, а гибель их есть поражение неприятельской армии.
Те суждения некогда высказала Анна Ахматова: «Впервые Пушкин начал обрабатывать “Легенду об арабском звездочёте” (“Легенда об арабском астрологе” входила в сборник “Легенды Альгамбры” – Л.Ч.) в 1833 году. К этому времени относится набросок “Царь увидел пред собой…”, написанный тем же четырёхстопным хореем, что и “Сказка о золотом петушке”».
Но так ли справедливо замечание поэтессы? Она не предполагает, нет, – утверждает! А почему бы не связать начало незаконченной сказки с историческим фактом, и уж точно известным Пушкину?! Царь Иван Грозный в последний свой земной день парился в бане и, вернувшись в дворцовые палаты, потребовал принести ему шахматную доску. За ней-то после полудня 18 марта 1584 года и настигла грозного самодержца внезапная смерть. О том необычном предсмертном желании русского царя и его смерти за шахматной доской писал сэр Джером Горсей, английский дворянин и дипломат. Вспомним, что и шахматное воинство у Пушкина наряжено вовсе не в испанские средневековые доспехи, коли бы он следовал Ирвингу, а в истинно русские – те, что при грозном государе носили ратные люди.
В черновых набросках – несколько иной вариант, с ещё большим национальным колоритом:
Вот на шахматную доску
Рать солдатиков из воску
Строй за строй расставил он —
Копья дротиков блестят,
Веют шёлковы знаменны…
<…>
Перед пешками стоят
Воеводы на лошадках…
Да и сама яркая и неоднозначная фигура Ивана IV занимала воображение Пушкина-историка. «Гнев венчанный», по слову поэта, пощадил многих из его предков, воевод и царедворцев, приближённых к трону грозного самодержца.
Та последняя царская партия, как и пушкинская сказка, осталась незавершённой…
Пожалуй, сказка о царе, склонённом пред шахматной доской, да партия, разыгранная меж Ольгой Лариной и её несчастным женихом, – вся поэтическая дань, отданная Пушкиным древней игре.
Зато свидетельств об игре Пушкина в шахматы осталось предостаточно. Оставил их и Алексей Николаевич Вульф, сосед и частый попутчик поэта. Развлечений в дороге немного: разве что сразиться в шахматы – Алексей Вульф вспоминает о шахматных баталиях с поэтом, что случались на почтовых станциях на их пути из Малинников в Москву.
О своём соседе, любителе шахмат, и его сбывшемся пророчестве упоминал и сам Александр Сергеевич: «В конце 1825 года я часто виделся с одним дерптским студентом. Однажды, играя со мною в шахматы и дав конём мат моему королю и королеве, он мне сказал: холера morbus подошла к нашим границам и через пять лет будет у нас…»
Пожалуй, самое редкостное известие о пристрастии Пушкина к шахматам. Принадлежит оно Платону Перцову, младшему брату Эраста Петровича Перцова, с коим поэт в сентябре 1833 года встречался в Казани и был приглашён к нему на обед. Переступив порог его дома и увидев множество гостей, Пушкин поначалу смутился и пытался было уехать. «Оказалось, что, по условию с Эрастом Петровичем, – вспоминал его младший брат, – на обеде не должно было быть никого, кроме семейных, и Пушкин приехал в домашнем костюме. <…> Выяснив обстоятельства, Пушкин успокоился и вошёл в зал. После обеда поэт и Эраст Петрович сели играть в шахматы». Все гости, как то и обещал хозяин, входили в круг его семейства.
И такая мельчайшая, но характерная подробность не ускользнула от наблюдателя, а сбереглась для потомков: «…Пушкин, у которого на мизинце правой руки был необычайно длинный ноготь, передвигал фигуры этим ногтем».
Особенно хороши своей непосредственностью воспоминания Екатерины Синицыной, воспитанницы Павла Вульфа, – «поповны», как ласково называл её Пушкин. Вот что запечатлелось в памяти юной барышни, имевшей счастье видеть поэта: «Вставал он по утрам часов в 9—10 и прямо в спальне пил кофе… После он обыкновенно или отправлялся к соседним помещикам, или, если оставался дома, играл с Павлом Ивановичем в шахматы. Павла Ивановича он за это время сам и выучил играть в шахматы, раньше он не умел, но только очень скоро тот стал его обыгрывать. Александр Сергеевич сильно горячился при этом. Однажды он даже вскочил на стул и закричал: “Ну разве можно так обыгрывать учителя!” А Павел Иванович начнёт играть снова, да опять с первых же ходов и обыгрывает его. “Никогда не буду играть с вами… это ни на что не похоже…” – загорячится обыкновенно при этом Пушкин».
Темперамент Пушкина весь в игре! Однако, читая воспоминания, неверно думать, что поэт играл слабо. Ведь шахматный опыт у него был невелик: полагают, что освоил он азы мудрёной игры лишь в 1825-м. Далее успехи поэта за шахматной доской возрастали, доказательством чему письмо Бориса Вревского шурину Алексею Вульфу. Барон признаётся, что Пушкин давал ему слона вперёд – жертвовал фигурой, давая фору в игре противнику.
Не пренебрегал поэт и игрой в шашки, требующей быстрых и оригинальных решений. Частым его партнёром по игре был Сергей Гончаров. В начале 1830-х, в пору своей петербургской юности, Гончаров-младший – частый гость в доме Пушкиных: сестра Наташа и её прославленный супруг встречали милого брата и шурина с искренней радостью.
Верно, не случайно так тепло относился к Сергею Гончарову, доброму молодому человеку и умному собеседнику, великий прозорливец Пушкин. «У меня отгадай кто теперь остановился? – спрашивает свою Наташу поэт – Сергей Николаевич, который приехал в Царское Село к брату, но с ним побранился и принуждён был бежать со всем багажом. Я очень ему рад. Шашки возобновились».
Мало кто знает, что Наталия Николаевна слыла неплохой шахматисткой, чуть ли не лучшей в Петербурге, и Пушкин приветствовал увлечение жены этой умной игрой: «Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе: докажу после».
А вот к её поэтическим опытам супруг относился весьма скептически: «Стихов твоих не читаю. Чёрт ли в них; и свои надоели. Пиши мне лучше о себе – о своём здоровье…»
Думается, Наталия Николаевна, обучаясь шахматам, пользовалась книгами по искусству славной игры, коих в домашней библиотеке было достаточно. Одна из них – «Шахматная игра, приведённая в систематический порядок, с присовокуплением игр Филидора и примечаний на оныя» – хранила дарственную надпись. Александр Дмитриевич Петров, писатель и шахматист, подписал изданный им труд: «Милостивому государю Александру Сергеевичу Пушкину в знак истинного уважения от издателя».
Выписывал поэт первый шахматный журнал «Паламед», издававшийся в Париже. Но успел получить лишь несколько номеров…
Необычная историческая параллель: была у Пушкина, как и у царя Ивана Грозного, своя последняя шахматная партия. Сыграна она была всего за три дня до поединка. И кто бы помнил о ней в тревоге и горячке тех январских дней, если бы не прапорщик лейб-гвардии Конной артиллерии Аркадий Россет? Приглашённый в гости к Мещерским, он застал хозяина князя Петра Ивановича играющим в своём кабинете в шахматы с Пушкиным. «Ну что… вы были в гостиной; он уже там, возле моей жены?» – спросил поэт, смутив тем молодого человека.
Да ещё сестра мемуариста Александра Смирнова-Россет записала в дневнике об иной партии, разыгранной тем же вечером: «Накануне провели вечер у Мещерских. Пушкин играл в шахматы с Михаилом Виельгорским. Он шутил, жена его была тут же с Екатериной Дантес. Дантес приехал очень поздно за женою, он был дежурным по полку в этот день. Раз только Пушкин взглянул на Дантеса, рассыпавшегося перед дамами, и прошептал: “Этот господин заслуживает урока”. Потом прибавил: “Этот офицер сделает мне мат, я его беру”. И он отнял офицера у Виельгорского, который думал, что вся фраза относится к офицеру шахматному…»
А ведь ту партию Пушкин выиграл!
