Ищем выход
Ясно, что каждый язык ищет выход из такого щекотливого положения. Вот несколько способов «спасения лица». Самый простой – создание нового слова взамен социально неприемлемого. В американском английском слово «cock», означающее «петух», приобрело дурную славу в значении мужского органа. В результате для обозначения домашней птицы появилось слово «rooster». В фарерском языке подобным же образом «осквернилось» слово «ross» (лошадь), которое стало употребляться в грубой инвективе типа русского «Скотина!». Для обозначения собственно лошади в употребление вошло «hestur» (первоначально «жеребец»).
Аналогично английское «coney» [kani] («кролик») заменяется обычно на «rabbit», а если всё же используется «coney», то в изменённом произношении «coney» [kouni], чтобы избежать даже отдалённого сходства с вульгарным «cunt».
Ещё одним из путей эвфемизации является редукция – сокращение инвективного слова или словосочетания за счёт опускания его части, иногда существенно важной для понимания первоначального смысла. Нередко опускается наиболее неприемлемая часть высказывания. Например, немецкое «Ihr konnt mich mal am Arsch lecken!»
Ещё одним из путей эвфемизации является редукция – сокращение инвективного слова или словосочетания за счёт опускания его части, иногда существенно важной для понимания первоначального смысла. Нередко опускается наиболее неприемлемая часть высказывания. Например, немецкое «Ihr konnt mich mal am Arsch lecken! – Ihr konnt mich mal!» («Пусть он меня в жопу поцелует! – Пусть он меня!»). Иногда от грубого наименования сохраняется всего одно слово, причём необязательно оскорбительного содержания. Таково монгольское «Кровь!», возводимое к «Кашляй кровью!» (то есть «Чтоб тебе кровью кашлять!»).
Другой любопытный вариант замены грубости – создание малоосмысленного или вовсе бессмысленного словосочетания путём искажения вульгаризма. Иногда первоначальный вульгаризлм легко воссоздаётся, иногда это затруднительно или вовсе невозможно. Таково английское «Cheese and Crackers!» – буквально всего лишь «сыр и печенье» вместо схоже звучащего грубого богохульства «Jesus Christ!» («Иисус Христос»). Аналогичным образом «Got all muddy!» («весь запачкался») вместо ещё одного богохульства «God Almighty!» (Господь Всемогущий»). В результате опущения слогов или их замены плюс изменение написания получилось английское «Gosh!» или «Gee!» Вместо «God!» и «Jesus!».
Примеры подобных бессмыслиц из немецкого языка: «Potz Wetter! Pots Welt!»; из французского: «Corbleu! Morbleu! Sambleu! Non de nom!»; из испанского: «Gries! Dies! Voto a brios! Juro a brios! Pardies!»; из итальянского: «Perdio!»
Португальское «Diabo!» (дьявол) превратилось в «Nabo!» (турнепс, репа), подобно тому, как испанское «Mierda!» (приблизительно – говно) – в «Miercoles!» (среда в значении день недели).
В русском языке – это многочисленные бессмысленные или малоосмысленные образования, начинающиеся, подобно мату, с «ё» или «е»: «Ёлки-палки», «Ё-ка-лэ-мэ-нэ!», «Ё-моё!», «Едри(т) твою мать!» и так далее.
Число таких примеров легко увеличить. Во многих языках просто заменяется одна буква вульгарного слова, отчего прозрачность смысла нисколько не страдает, но грубость резко снижается. Например, вместо французского «Bougre!» (Чёрт возьми!) пишется «Bigre!» В романе Н. Мейлера «Нагие и мёртвые» вместо непристойного «fuck» регулярно пишется «fug». А. И. Солженицын создал псевдослово «фуй», соответственно «ни фуя» и так далее. А. Зиновьев изобрёл удачное названия для столицы, под которой легко угадывается Москва: Заибанск, а генсек в Заибанске назван им Главный Заибан. В последнем случае заменена только буква, со звуковым составом слова не произведено никаких изменений, но в результате слово выглядит приемлемо.
Попробуем понять этот феномен, когда всем всё понятно, но оглушительность непристойности исчезает и заменяется разве что лёгким шоком. Представляется, что дело здесь в связи с восприятием непристойного возгласа с древней магической формулой, в которой соответствующее слово, ныне непристойное, имело магический смысл. Общеизвестно, что в магической формуле было недопустимо малейшее искажение не только слов, но даже их порядка. Переставить слова в молитве означало лишить её силы или даже, наоборот, превратить её в «бесовский заговор». Магический смысл слова исчез, а древнее восприятие его сохранилось. Отсюда даже незначительное искажение и сегодня воспринимается как «совсем другое дело». Одновременно ощущаемая связь с подлинником мешает воспринять выражение как целиком «невинное».
В прямой связи со сказанным отметим английскую инвективу «Deuce!» (чёрт, дьявол). Вначале она писалась «Deus!» или «Dews!» Это ругательство парадоксальным образом возводится большинством исследователей к латинскому слову «deus», обозначающему «Бог». Существует предположение, что на такое понижающее использование слова повлияло «deuce» – «двойка», низшая, самая малоценная карта, символ невезения.
Но такое объяснение не исключает и первого. Если инвектива «Чёрт!» происходит от восклицания «Бог!», то перед нами очень интересный пример того, как два понятия при всей их полярной противопоставленности, а точнее – именно в силу этой противопоставленности – начинают заменять друг друга.
Другими словами, исследуемое слово обладает двумя противоположными значениями и, что ещё более важно, эти два значения сосуществуют, так сказать, на равных, реализуясь в одном и том же контексте одновременно.
