Загадки страны восходящего солнца
Как мог сложиться национальный характер японцев, столь отличный от западного, европейского, да и от национального характера соседей этой островной державы? Одна их гипотез заключается во влиянии ненадёжной природы Японских островов с их постоянными цунами, землетрясениями, оползнями и прочим, приучивших жителей к известному фатализму и прагматической реакции на очередную напасть. Приучившись воспринимать стихийные бедствия как нечто неизбежное, на что невозможно ответить агрессивными действиями, японцы могли перенести такое отношение на общество.
Разумеется, это не означает, что на «агрессивное» отношение природы или враждебность окружающих японец не реагирует вовсе, но его реакция – это, как правило, не словесное выражение негодования, дающее выход чувствам, а совершенно конкретные действия. Попросту говоря, тут некогда материться и клясть судьбу, надо поставить на место упавшую стенку, помочь пострадавшим от наводнения или землетрясения, потушить возникший пожар.
И примерно то же самое – в отношении обидчиков. Коль скоро резкие разговоры и брань осуждаются, их место занимает поступок. Например, физическое воздействие. Вот почему в Японии до сих пор популярны самурайские драмы и фильмы, где рекою льётся кровь.
Если же в драме речь идёт о современности, то место рукопашной схватки двух виртуозно владеющих мечами средневековых воинов занимают причинение финансового ущерба сопернику в бизнесе, нанесение вреда репутации и тому подобное. Всё, что угодно, но не пустой обмен оскорблениями!
Но ведь ясно, что подобное возмездие не всегда можно осуществить немедленно. И отсюда – веками выработанная у японцев тактика внешне вежливого как бы спокойного реагирования на острую ситуацию, чтобы потом в хорошо рассчитанный момент внезапно напасть и победить.
В этой связи полезно вспомнить старый анекдот о том, как несколько европейцев решили напакостить японцу. Они подкладывали ему кнопку на сиденье, прибивали гвоздями галоши и др. под. Но, к их удивлению, японец принимал все эти гадости спокойно, был неизменно вежлив и улыбчив. Наконец европейцам стало стыдно, и они извинились, пообещав, что впредь никогда больше так поступать не будут. На что японец улыбнулся и вежливо сказал: «Хорошо, тогда я тоже не буду вам в кофе писать…»
Разумеется, речь здесь идёт только об одном из возможных выходов. Наблюдения показывают, что японцы весьма различно ведут себя на людях и в тесном семейном и дружеском кругу. В последнем случае они могут позволить себе расслабиться и поэтому оказываются куда ближе по поведению к европейской модели поведения. Многое из того, что не положено за пределами семьи, разрешается дома: брань всё-таки будет избегаться, но возможны грубые шутки, упоминание о различных неприличных функциях, сексуальных недостатках, всякие другие вульгарности.
Но и здесь, говорят нам исследователи национального характера, японские табу могут сработать: например, всё равно нарушение каких-то норм в отношении к старшим может у окружающих вызвать шок и даже привести к насилию. Образно выражаясь, сдерживающий клапан может не выдержать, и эмоциональный котёл взорвётся.
Из критического положения японцы ищут мирный выход. Такова, например, своеобразная «рутинная терапия», когда обиженного коллегу вызывают на разговор, дают ему возможность высказаться и утешают. Это тоже своеобразная японская черта, поддерживаемая даже религиозно. Некоторые японские религиозные секты видят одну из важнейших целей своей деятельности в научении паствы, как переводить «урами» – гнев, ярость, злость – в… чувство благодарности, овладеть умением испытывать «омоияри» – эмпатию, уметь поставить себя на место оппонента. Похвальным в таком случае считается поведение, при котором, скажем, в ответ на оскорбительное «Глупец!» или «Ты никудышный!» вы отреагируете не каким-нибудь «От такого слышу!», а спокойным признанием: «Да, я глуп и ни на что не пригоден!» По мнению наблюдателей, такая реакция рассматривается как способ порицания ругателя, нарушившего социальные нормы, и вдобавок как угроза стать именно таким, каким его называет оскорбляющий.
Одна из главных причин, почему японцы избегают прямых оскорблений, заключается в присущей японскому национальному характеру чрезвычайной обидчивости и ранимости. В сочетании с глубокой эмпатией эта ранимость затрудняет возможность нанесения оскорбления другому: японец слишком хорошо понимает, каково будет тому, другому, и прибегает к такой жестокой мере только в самом крайнем случае. Обычно же ему достаточно просто показать своё неудовольствие, намекнуть на неудовлетворительное поведение оппонента или в самом крайнем случае заставить его смутиться в присутствии других людей. Такая демонстрация нежелания испытывать эмпатию действует практически так же сильно, как грубая брань европейца.
В этический кодекс японца входит убеждение, что никто не может быть на сто процентов прав и в любом конфликте виноваты обе стороны. Отсюда – бессмысленность оскорбления другого: фактически оскорбляющий одновременно задевает и свою честь.
Отметим также важное для целей настоящего исследования утверждение, что групповая мораль японцев ставит группу настолько выше индивида, что индивидуальная эмоция вообще не считается чем-то существенным.
Можно утверждать далее, что одна из ведущих причин особенностей японской инвективной стратегии – это то, что учёные называют «самообозначением, ориентированным на собеседника». Японец автоматически мысленно подставляет себя на место собеседника, смотрит на мир его глазами, пытается определить свою социальную роль как бы со стороны. Инвективное обращение противоречит такому взгляду на себя и поэтому к нему обращаться не стоитальянское
В частности, это видно из того, как японцы пользуются своими личными местоимениями первого лица («я»), хотя в их языке таких местоимений несколько. Это похоже на то, как европейская мать разговаривает со своим маленьким ребёнком: «Перестань шуметь, ты огорчаешь маму!» (вместо «… «ты меня огорчаешь»). Мать как бы смотрит на мир глазами ребёнка. Так же ведёт себя и японец, только в гораздо большем количестве ситуаций и отнюдь не единственно с детьми.
В общении японцев особенно большую роль играет уважение к социальному положению собеседника. Ни в коем случае нельзя обнаруживать своё социальное превосходство, напротив, японский собеседник подсознательно стремится поставить другого выше себя, максимально учесть мнение этого другого и в той мере, в какой это возможно, это мнение разделить.
При таком подходе пренебрежение явно противопоказано: прибегнуть к оскорблению означало бы потерять лицо, уронить собственное достоинство, выставить себя невежей. Неудивительно, что японец обратится к бранным словам только в самом крайнем случае, когда подобные соображения в большой мере утратят значение. Понятно также, что даже мягкая (по европейским стандартам) брань должна звучать здесь как неслыханная грубость, ибо она нарушает очень жёсткое, неукоснительно соблюдаемое табу.
Ещё одна особенность японского характера. По определению инвектива очень категорична. Между тем японцы стремятся по возможности избегать всякой словесно выраженной категоричности, предпочитая говорить обиняками, уклончиво, надеясь, что намёк будет правильно понят, опасаясь как обидеть отказом, так и получить отказ самим. Инвектива лишила бы их такой возможности.
