Мишель долго стояла под горячим душем, а потом тщательнее обычного высушила волосы и уложила их в прическу.

Она не была рабой моды, но полчаса провела перед шкафом, думая, что надеть на эту встречу, которой она боялась и в то же время желала всем сердцем. В конце концов она решила, что правильнее выбрать наряд попроще, ведь встречать ее будут не по одежке, поэтому надела джинсы, пуловер и кроссовки.

Все эти годы не лучшим образом сказались на ее душе, но лица почти не тронули. Мишель слегка подкрасилась, потом добавила косметики, потом стерла все к чертовой матери и снова слегка подкрасилась.

Сидя перед зеркальцем, она отпустила в свой адрес едкое замечание. Не может такого быть, что Джеффи и Эмити примут решение, исходя из ее внешнего вида. Они же не пустышки. Мишель была готова. Физически, но не эмоционально.

Присев на край кровати, она взяла с тумбочки фотографию мужа и дочери, погибших под колесами внедорожника больше семи лет тому назад.

Иногда, проснувшись от тревожных сновидений об утрате и тщетных поисках, когда на душе было особенно темно, Мишель смотрела на этот снимок, подсвеченный циферблатом часов в радиоприемнике. Даже в скудном освещении улыбки Джеффи и Эмити лучились жизненной силой, и Мишель никак не могла смириться с тем, что ее муж и дочь мертвы. В такие ночи она, толком еще не проснувшись, вставала и шла в гостиную, где Джеффи, наверное, засиделся в кресле с книжкой в руках, или заглядывала в его мастерскую, где стояли радиоприемники – и восстановленные, и ожидающие ремонта. Заходила в комнату Эмити – после ее смерти там все осталось как было. Пересаживала кукол и плюшевых зверей, опускала жалюзи, если они были подняты, – чтобы голодные монстры (если они вдруг появятся), заглянув в окно, не увидели беспомощную спящую девочку. В те ночи, когда от горя становилось совсем худо, Мишель ложилась на ее кроватку, на покрывало с принтом из «Улицы Сезам», выключала ночник и зарывалась лицом в подушку. Иногда даже засыпала, и спалось ей лучше, чем на холодной кровати для двоих.

Теперь же эти сумерки души казались ей не безумием, а предчувствием чуда, ожиданием, что в один прекрасный день ей представится возможность все исправить. Нервы у Мишель были на взводе, а сердце колотилось, как никогда в жизни. Итак, у нее появился второй шанс. Третьего может и не быть, тем более с учетом столь необычайных обстоятельств. Она должна сделать все, что от нее зависит, раскрыть душу перед Джеффи и Эмити из параллельного мира, говорить честно и от всего сердца.

И все же ей не верилось в реальность происходящего. Она не хуже остальных знала, что бывает, когда слишком сильно чего-то хочешь. Страстное желание способно ослепить тебя, направить не в ту сторону, и в конце концов ты окажешься погребен в мавзолее, выстроенном из твоих собственных ошибок.

Она поставила фотографию на место и ушла в гостиную. Эд все еще спал в кресле, положив ноги на скамеечку. Мишель разбудила его. Старик зевнул и потянулся.

– Вы говорили, что лучше всего отправиться туда перед рассветом, на заре нового дня. Что они еще до восхода готовят завтрак.

– Да, видел их за этим занятием, – кивнул Эд, выбираясь из кресла.

– Я готова. – С присвистом выдохнув, она набрала полную грудь воздуха и добавила: – Думаю, что готова. Надеюсь.