Бывает, пламя жизни гаснет в один момент, словно свеча в янтарном подсвечнике на кухонном столе.

Мишель была уверена, что муж и дочь погибли по ее вине. Она давно уже жила с этой ношей, хотя за семь лет на смену горю пришла печаль, не такая острая, но гораздо более стойкая.

В тот роковой день ее терзала мысль о музыкальной карьере – вернее, о ее отсутствии. Мишель вбила себе в голову, что жизнь идет не туда, куда надо. На самом деле в хаосе жизни нет прямой дороги «туда, куда надо», есть лишь тропинки, на которые ты сворачиваешь всякий раз, когда принимаешь то или иное решение. Мишель же считала, что жизнь – это скорый поезд, но оказалось, что рельсы до станции Успех уложены вкривь и вкось. Осознав это, Мишель уверилась, что зря вышла замуж и родила дочь, но ни Джеффи, ни Эмити, разумеется, не были в том виноваты. Растрачивая свой талант, Мишель начала сочинять «манифесты подростковой тревоги» (так называл эти песни Эд), бессодержательные и изобилующие всевозможными клише. Песня, которую он раскритиковал на веранде, была, пожалуй, самой достойной.

Однажды Мишель затеяла ссору с Джеффи, принялась обвинять его в своих неудачах, и Джеффи не стал с ней спорить. Джеффи вообще никогда с ней не спорил, всегда старался сгладить острые углы, но в тот день Мишель разбушевалась не на шутку. Эмити было четыре. Джеффи сказал, что в доме напряженная обстановка и детям такое вредно, хотя и словом не обмолвился, что девочку пугает поведение Мишель. Говорил таким тоном, словно напряженная обстановка возникла из-за ошибки при строительстве дома.

Мишель никак не могла остыть и прийти в чувство, поэтому Джеффи решил сводить дочь в город, за рожком любимого мороженого. Взяв Эмити на руки, он начал переходить дорогу, но угодил под колеса «кадиллака-эскалейд». Пьяный водитель сбил Джеффи и Эмити, словно они были не люди, а кегли в боулинге, после чего проехал по телам и тащил их за собой футов двести, пока наконец не сообразил, что пора бы остановиться.

Теперь же Мишель хмуро уставилась на стол, где лежал так называемый ключ ключей. Потом подняла голову и посмотрела на Эда Каспера, спрашивая себя, как же она сразу не сообразила, что старик – такой же псих, как и остальные обитатели леса за переулком Тенистого Ущелья.

Взяв инжиринку за черенок, Мишель гоняла ее по тарелке и кляла себя за доверчивость. Вообще-то, она прекрасно знала, почему сошлась с Эдом. Мать ее умерла при родах. Двадцать два года спустя, в тот день, когда Мишель родила Эмити, ее отец Джим Джеймисон – а отца она очень любила – погиб от удара током, когда проверял трансформатор в катакомбах. Эд Каспер вовсе не походил на отца Мишель, разве что возрастом, но у них было много общего: голос Эда напоминал папин, оба умели наслаждаться жизнью, любили историю, музыку и изящные искусства, оба были добросердечные люди и при каждом удобном случае проявляли свою доброту. Мишель давно жила одна, и ей нужен был друг – хотя бы для того, чтобы время от времени проверять, все ли в порядке у нее с головой. Однажды, когда на нее нашло особенно грустное настроение, Эд услышал, как она играет на гитаре, и остановился у веранды. Разговорившись с ним, Мишель поняла, что перед ней тот самый друг и наставник, в котором она отчаянно нуждалась.

И вот тебе пожалуйста.

Форменное безумие. Более того, утверждать, что мертвых можно вернуть к жизни с помощью устройства, похожего на мобильный телефон… Это, мягко говоря, жестоко.

Взглянув на Мишель, Эд понял, что у нее на уме. Не дожидаясь возражений, он вынул из внутреннего кармана пиджака книгу в бумажной обложке: «Бесконечное множество вселенных: параллельные миры и квантовая реальность» за авторством доктора Эдвина Харкенбаха. Перевернул и постучал ногтем по маленькому фото на заднике. Бородач на снимке был моложе Эда Каспера, не носившего сейчас ни бороды, ни усов, но в остальном он был вылитый Эд.

– Когда-то меня звали Эдвин Харкенбах. Я был знаменитым физиком и плодовитым автором научных трудов. Теперь же я Эд Каспер, престарелый оригинал, живущий в палатке, очередной бездомный, хотя слежу за гигиеной и никогда не появляюсь на людях без галстука.

Мишель не могла отделаться от ощущения, что ее обманывают.

– В наше время кто угодно может напечатать книжку.

– Нет-нет, вы ошибаетесь. – Он подтолкнул книгу к Мишель. – Взгляните, она издана не за счет автора. Прочтите название издательства. Одно из старейших. Пожалуй, самое респектабельное, если говорить о научной литературе.

Издательство и впрямь было серьезное. Может, слова старика – не пустая болтовня? Хотя, чтобы доказать, что Эд не спятил и трагедия действительно обратима, одной книжки мало.

– Но зачем вы мне солгали? Не назвали своей настоящей фамилии?

– Не только вам, милочка. Теперь никто не знает, как меня зовут. Проект был революционный, и правительство щедро финансировало эти исследования, но Эдвин Харкенбах уничтожил все записи, устроил пожар в лаборатории, прыгнул в свою двухмоторную «сессну» и собирался удрать на Карибы, пока власти были в неведении, но не справился с управлением, и самолет упал в океан. Тело не нашли, и мне хотелось бы надеяться, что никогда не найдут.