В обеденное время подкрепляюсь чипсами у себя в комнате и обдумываю свой разговор с Энди. Все еще помню все его восхитительные моменты, слава те господи. И явно не я одна размышляю об этом, поскольку ближе к ужину кумушки отделения «Флит» просто не находят себе места.

Они хотят подробностей, и подробностей сочных.

Словно мы опять школьницы, и они только что выяснили, что капитан футбольной команды щупал меня за велосипедным сараем.

Бывало и такое, естественно…

— Ты не говорила мне, что он настолько симпатичный! — обвиняющим тоном объявляет Лю-Косячок.

Делаю вид, будто оскорблена до глубины души.

— И что такого — ты думаешь, я стала бы жить с каким-нибудь уродом?

— Нет, но он все равно тебе не пара. Малость повыше классом, — говорит Донна.

От лица мужиков за столом выступает Большой Гей Боб.

— А я вот тоже предпочитаю, чтоб телки были пониже классом, чем я, — встревает он в разговор. — Гораздо больше шансов на них залезть.

Никто не обращает на него внимания, хотя наверняка не я одна пытаюсь представить, что за бедолага способна счесть себя недостойной такого красавца, как Боб. Слепая пенсионерка с низкой самооценкой, в лучшем случае.

— Так это и есть твой бывший? Которого ты огрела по башке винной бутылкой? — светским тоном интересуется Лорен, собирая хлебной корочкой остатки подливки с тарелки.

— Ну да, он самый, — откликается Донна, услужливо подхватывая пластиковую бутылку с кетчупом, дабы наглядно это продемонстрировать. — Хрясь, и готово дело.

— Надеюсь, это было не что-то коллекционное, — замечает Лю-Косячок. — Лично мне было бы жалко.

Заверяю ее, что вино, о котором идет речь, было не из тех, которые она сочла бы дорогими и редкими, что, похоже, немного ее успокаивает.

— А какая разница, бормотуха или марочное? Бутылки-то весят одинаково.

— А за что ты его так? — интересуется Клэр.

Мы с Плаксой-Ваксой обменялись кивками за завтраком, но сейчас она впервые за весь день заговаривает со мной по-настоящему. Ни слова про то, как она стучалась ко мне в дверь прошлым вечером, или про мое нежелание впустить ее. Похоже, что у нее есть некий план, который мне пока непонятен. Равно как и у Колина — Мистер Пазл откровенно игнорирует меня, что как раз и ожидается от грамотного агента под прикрытием.

— Не твое дело, — отвечаю я Клэр.

Лорен медленно кивает. Бормочет:

— Природная склонность к насилию…

— Да, и тебе стоит об этом помнить, — отвечаю я.

Она ржет.

— Да плевать мне, что ты там когда-то сделала, голубушка! — заявляет Лорен. — Думаешь, я тебя боюсь? — Она произносит эти слова так, будто сама подобная идея совершенно смехотворна. — Я вообще никого не боюсь!

— Кстати, а в каком это смысле? — Поворачиваюсь к ней, чтобы смерить ее тяжелым взглядом. — Что именно я сделала?

Лорен пожимает плечами, поскольку у нее нет нужды произносить это по буквам, а потом бросает на Клэр определенно заговорщицкий взгляд, и я практически не сомневаюсь, что и Донна с Люси тоже следуют их примеру. Перевожу взгляд на Колина, который делает вид, будто его не интересует ничего, кроме еды на тарелке, а потом на Миа и Феми, которые увлеченно о чем-то беседуют на дальнем конце столовой. Перехватываю взгляд Тони, и он подмигивает — типа, не тушуйся, я по-прежнему прикрываю тебе спину! После нашего с ним вчерашнего разговора я было решила, что он единственный человек, которому я могу более или менее доверять. Теперь же я даже в этом до конца не уверена.

Лорен уже переводит разговор на другую тему, и теперь все оживленно обсуждают, какие у кого собачки или котики были в детстве.

Но я практически не слушаю.

Не так давно было время, когда я важно расхаживала в этих стенах, как будто в кармане у меня до сих пор болтались наручники, а на поясе — тейзер. Я не искала неприятностей — не такая уж я дура, но и не стала бы прятаться от них. Лорен никогда не пыталась задать мне страху, как поступала с большинством остальных людей, потому что во время работы в органах я имела дело с кучей таких, как она. С женщинами, которые настолько самих себя ненавидели, что вымещали злобу на других людях. На собственных детях, чаще всего. Подобные Лорен в подобном месте беспокоили меня меньше всего.

Но теперь я уже не тот человек.

Прошло порядком времени с тех пор, как я еще могла узнать саму себя. Ту Алису, которой я была два года назад, в смысле. Теперь я даже не узнаю́ ту личность, которой была две недели назад.

Теперь я вдруг боюсь абсолютно всех.

— Не пойдешь смотреть телевизор? — спрашивает Маркус.

Я уже приняла лекарства и теперь сижу в главном коридоре, спиной к стене, к которой пристроен пост санитаров. Он ярко освещен, и у меня широченное поле обзора, какое только можно представить в нашем отделении. Мне хорошо видно всех, кто приближается ко мне с разных сторон, и если это кто-то, чей вид мне не нравится, у меня полно времени, чтобы свалить или попросить санитаров включить сигнал тревоги. По правде сказать, мне не так уж охота сидеть перед теликом со всеми остальными, но при этом и возвращаться в свою комнату тоже не хочу. Пока не придется, во всяком случае. Та начинает казаться даже еще более маленькой, чем обычно, словно ночь за ночью уменьшается в размерах, и если по какой-то причине я вдруг впущу за дверь не того человека, деваться мне будет некуда.

— Влом, — говорю я.

— Всегда есть что-то классное в пятничном вечере, согласна?

Не отвечаю, так что Маркус присаживается рядышком со мной.

— Хорошо все прошло сегодня утром, — говорит он. — В смысле, оценка твоего состояния.

Выжидает, но я ничего не отвечаю.

— Ты так не думаешь?

— Наверное. — Смотрю на Ильяса, который только что вышел из столовой и движется в нашу сторону.

— Тебе вообще-то очень повезло, Алиса, — говорит Маркус. — Тебе это сейчас, может, так и не представляется, но всегда гораздо лучше знать, в чем именно твоя проблема. Все эти сложности, с которыми ты сейчас сталкиваешься, явно связаны с ПТСР, так что теперь мы можем должным образом с ними разобраться. С некоторыми пациентами никогда не знаешь… И они не знают. Проходят месяцы, даже годы, и все равно нет никаких объяснений, почему они такие.

Ильяс проходит мимо, даже ни разу не глянув на меня, и сворачивает в мужской коридор — судя по всему, направляясь в свою комнату.

— Что-то еще тебя беспокоит? — спрашивает Маркус. — Помимо провалов в памяти?

Из-за загородки поста выходит Малайка с картонной коробкой в руках. Заносит ее в один из смотровых кабинетов. Коридор совершенно пуст, так что бросаю взгляд на Маркуса.

— Только бессонница, — говорю я.

— Та-ак…

Насколько я могу судить, Маркус особо на это не купился. Он тоже хороший специалист и способен унюхать брехню за милю. Прикидываю, сколько ему можно рассказать. В смысле, в обычной ситуации я бы шиш с маслом стала рассказывать обо всем, что на самом деле происходит, поскольку стоило бы мне только заикнуться о чем-нибудь подобном, они просто пришли бы к выводу, что все мое сумасшествие со старых времен опять заглянуло на огонек, и в итоге вмазали бы мне ударную дозу каких-нибудь новых антипсихотических таблеток. Хотя теперь же они дали мне… четкое объяснение. И похоже, что этот новый диагноз, по поводу которого они столь довольны собой, почти подписал мне пропуск на волю.

Хотя слегка прощупать ситуацию ничуть не повредит.

— А ты вполне уверен насчет ПТСР? — спрашиваю я. — Что именно в этом причина?

Маркус выразительно хмыкает.

— У тебя самый обычный набор симптомов.

— Я знаю, что такое ПТСР, — заверяю я. — Потому-то я и здесь, не забыл?

— Возможно, не в такой серьезной форме, как в прошлый раз, но, как объяснила доктор Бакши…

— Хотя этого недостаточно. Я просто нашла тело. И что с того?

— По-моему, для большинства людей это достаточно травматичное событие. Вдобавок вскоре после смерти Кевина. Давай не будем про это забывать.

— Угу, но я же не большинство людей, так ведь? Я видела гораздо худшие вещи, когда была копом. Множество трупов… взрослых, детей, кого угодно, и ничего из этого не повредило мне память и все остальное. Просто хочу сказать, что подобные ситуации для меня… почти в порядке вещей.

Примерно полминуты Маркус ничего не говорит, запрокинув голову, словно рад получить несколько секунд сравнительной тишины и покоя. Потом поворачивается и смотрит на меня.

— А что это за… «все остальное»?

Малайка выходит из смотровой и идет обратно на пост. Из мужского коридора появляется Ильяс и сворачивает в сторону телевизионной комнаты. Бросает на меня какой-то странный взгляд, проходя мимо, и я наблюдаю за ним, пока он не скрывается из виду.

— По-моему, я в опасности, — говорю я.

— Какого рода опасности?

Семь бед — один ответ…

— Кое-кто желает мне зла. Хочет убить меня. — Вижу вполне очевидный вопрос у него на лице. — Тот же самый человек, который убил Дебби.

— С какой это стати ему тебя убивать, Алиса?

Я не дура, так что знаю, что Маркус вполне может оказаться тем самым человеком, о котором сейчас идет речь. Не думаю, что это что-то особо меняет. В тот или иной момент я думала то же самое про любого человека, с которым успела переговорить с тех пор, как все это произошло, не считая копов и психиатра, которую они привели с собой.

Ну ладно, не про всех. Может, еще не считая Люси.

— Потому что этот человек работал с Дебби, — говорю я. — Та использовала Кевина, чтобы втихаря выносить отсюда наркотики, вот потому-то и убила его, и почему ее саму убили. Тот факт, что мне это известно, превращает меня в мишень.

Кажется немного странным выкладывать все это Маркусу, тем более столь прямо и по-деловому, но не похоже, чтобы он этого не знал, так? Дебби сказала ему в точности то, что я сама сказала ей самой прямо перед тем, как ее убили. И он единственный передал эту информацию детективам Френч и Сондерс.

— Я не чувствую себя в безопасности, — повторяю я. — Когда заперта здесь, как подсадная утка.

Оглядываюсь по сторонам. Теперь из столовой выходят еще несколько людей и расходятся в разные стороны. Пациенты в сопровождении медперсонала. Направляются в свои комнаты — кто ненадолго прилечь перед тем, как смотреть телик, кто на улицу покурить, кто в туалет или к окошку для выдачи лекарств…

Колин о чем-то разговаривает с Тони.

Феми болтает с Донной и Люси.

Клэр увлечена беседой с Лорен — обе вдруг подруги не разлей вода.

— Не думаю, что это особо приятно, — произносит Маркус.

Поворачиваюсь к нему — да уж, довольно странный способ оценить ситуацию… Просто охеренно слабо сказано, учитывая то, что я ему только рассказала!

— Слышать, как ты говоришь о Дебби подобным образом.

— Что?!

— Люди, с которыми я работал, и раньше умирали, — говорит он. — Ты это знаешь. Но не таким вот образом. Никогда таким вот образом.

Маркус смотрит прямо на меня.

— Вчера вечером я ездил к ее сестре, выразить свои соболезнования. Посмотреть, как она справляется. Ее совершенно подкосило то, что произошло с Дебби… всю их семью подкосило. — Он качает головой. — Так что нет: то, что ты говоришь, совершенно неприемлемо. Дебби была моей коллегой, но была также и другом.

— Ну да, а Кевин был моим другом!

— Я в курсе, Алиса, но остается тот факт, что некрасиво подвергать нападкам репутацию человека, когда его уже здесь нет и он не может себя защитить. — Маркус встает, потому что не хочет продолжать этот разговор или же ему надо разобраться с лекарствами. Даже не знаю.

— Ну, она мертва, так что ей сейчас наверняка глубоко насрать! — кричу я ему вслед. — Во всяком случае, она не из тех, кто нуждается в защите.