Пытаюсь заговорить с Люси в очереди за ужином, но она напрочь игнорирует меня и несет свой поднос к столику как можно дальше от моего. Ильяс хочет поболтать, но я быстро его отшиваю. По-любому не могу заставить себя хоть что-то съесть, поэтому довольно быстро ухожу из столовой.

В башке полный кавардак.

Иду за последними за день лекарствами, а потом забредаю в музыкальную комнату, пока все еще сидят в столовой, и хватаю какую-то книжку в мягкой обложке. Надеюсь, это слегка меня отвлечет. Здесь только Шон, но я не жду, что он станет меня беспокоить, и так и происходит. Хотя уголком глаза приглядываю за ним — просто на случай, если ему захочется передать мне еще какое-нибудь послание, — так что по этой причине и из-за всей этой истории с Люси… ловлю себя на том, что раз за разом перечитываю одну и ту же страницу этой дурацкой книжонки.

Вваливается Лорен, плюхается на соседнее со мною кресло и рыгает.

— Читать — только глаза портить, — буркает она.

Я не в настроении клевать на ее наживку.

— Думаешь? Будто ты и сама не прочь книжку полистать… Сбацаешь пару песенок, а потом заваливаешься на диванчик с Диккенсом или еще чем-нибудь в этом роде. Хотя с ходу и не подумаешь, что ты такая любительница чтения.

А она не заглатывает мою наживку. Просто еще раз рыгает и бесстрастно показывает мне средний палец. Произносит:

— Манда ты кобылья.

Я демонстративно возвращаюсь к своей книжке, но ухитряюсь одолеть лишь половину все той же долбаной страницы, прежде чем она подается ко мне.

— Во всяком случае, я думала, что у тебя сейчас слишком уж много дел, чтобы сидеть тут книжонки почитывать.

Откладываю книгу.

— Чего-чего?

— Чего-чего… А того, что тебе новое дело надо раскрывать, так ведь, Коломбо ты наша?

— Разве?

Лорен подается даже еще ближе, отчего ее жирные сиськи перевешиваются через подлокотник кресла.

— Думаю, что стена у тебя в палате сейчас… ну, типа как показывают во всех этих полицейских сериалах. Понимаешь, чтобы детективы могли отслеживать ход расследования. — Она уже раздухарилась и явно довольна собой. Бросаю взгляд на Шона, но он вроде не обращает на нас ни малейшего внимания. — Наверняка где-то посередке пришпилена фотка бедной старушки Дебби, с ее именем понизу, и еще куча линий и стрелок фломастером на стене, ведущие к людям, которых она знала и все такое. Типа к подозреваемым.

— Угу, — отзываюсь я. — Все в точности так.

Лорен демонстрирует мне несколько коричневых и желтых зубов.

— Если только…

Я смотрю на нее. Что глупо, конечно, но просто не могу удержаться.

— Ну, все мы знаем: ты думаешь, что Дебби и убила Кевина, так ведь?

Не знаю, как «все», но меня не удивляет, что Лорен знает. Маркус, должно быть, обсуждал это с остальными санитарами, а кто-то из них в какой-то момент об этом случайно обмолвился. Или просто не удержался от того, чтобы не поделиться кое-какими слухами об одном пациенте с другими. Может, Джордж, а может, Малайка.

— И что?

— А то, что тебе, видать, не давало покоя, что она вышла сухой из воды. В смысле, полиция так до этого и не дотумкала, иначе Дебби давно уже арестовали бы, так ведь? У меня в таких делах, конечно, не такой опыт, как у тебя, но, по-моему, так все и должно происходить. Так что она просто порхала тут, свободная, как птичка, и все это время ты знала, что она сделала. Ты единственная знала, что она преступница. — Лорен качает головой. — Я просто хочу сказать… лично я на твоем месте так не смогла бы. Не думаю, что стерпела бы, глядя, как эта жирная корова расхаживает тут каждый день, как ни в чем ни бывало, как она смеется и шутит после того, что сотворила с бедным стариной Кевином.

Опять бросаю взгляд на Шона. Тот внимательно вслушивается в каждое наше слово.

— Так это все к чему? — спрашиваю я.

— Только лишь к тому, что, может, когда ты поняла, что с нее все как с гуся вода, и, понимаешь ли, правосудие не восторжествовало… — Лорен пожимает плечами, словно продолжать на самом деле нет необходимости.

— Ну давай, рожай уже, — говорю я. — Можешь даже пропеть, если это поможет.

Она медленно подносит палец к губам, словно озорная школьница, пристально смотрит на меня несколько секунд, а потом поднимает свою тушу с кресла и направляется к выходу. Едва дверь успевает закрыться у нее за спиной, как я слышу шуршание и, обернувшись, вижу, как Шон лихорадочно царапает что-то на клочке бумаги. Что бы он там ни писал, времени это много не занимает, и вскоре Шон скручивает бумажку в шарик, подходит ко мне и втискивает его мне в руку, прежде чем тоже поспешить к двери.

Разворачиваю бумажку и читаю записку.