Четверть четвертого утра, сна у меня ни в одном глазу, и повсюду кровь.

Или была повсюду…

Лежу на кровати и жду, когда сердце прекратит колотиться как бешеное, после чего пытаюсь отрегулировать дыхание — так, как меня учили, когда это произошло впервые. Длинный вдох через нос, считаем до трех, а потом медленный выдох сквозь поджатые губы. Трудно сфокусироваться, потому что кто-то орет дальше по коридору.

Делаю еще один затяжной вдох…

Раньше я уже говорила, что не верю, будто «рекреационные» наркотики, которые я принимала перед тем, как загреметь на принудительную госпитализацию, были единственным, из-за чего я здесь оказалась, и по-прежнему нахожусь при этом мнении. И вот теперь, когда я в этом плане чиста как стеклышко, тоже не думаю, что наркотики, которыми пичкают меня врачи четыре раза в день — «хорошие» наркотики, — являются единственной причиной того, что происходит прямо сию минуту. И что довольно регулярно происходило с тех самых пор, как я здесь оказалась.

Хотя с головой точно что-то не то.

Что сплю я, что бодрствую — нечто явно режиссирует это шоу ужасов.

Опять медленно выдыхаю.

Это лишь одна из проблем. Когда бы такое ни происходило, я никогда не уверена, снится мне это или нет. В смысле, я знаю, что все это не по-настоящему… но когда это заканчивается, я не знаю, проснулась ли я только что или же все это время бодрствовала, а все это прекратилось лишь потому, что мой мозг решил: хватит на какое-то время всяких страстей. Словно автоматический предохранитель в электрической сети, когда грозит короткое замыкание.

Три, два, один… и ты снова у себя в комнате.

Была кровь, как я уже говорила. В таких случаях всегда полно крови. Хотя если поразмыслить об этом с рациональной точки зрения — хотя бы на минуточку, — то все это совершенно предсказуемо. Где бы я в тот момент ни находилась — а эта часть всегда малость расплывчатая и неопределенная, — я не могу удержаться от слез и мечусь в жуткой панике, и мне никак не избавиться от всей этой крови, поскольку ее слишком много, и когда я ухитряюсь стереть лишь достаточное ее количество, чтобы напомнить себе, как на самом деле выглядит моя кожа, из всех моих пор пузырями вылезает еще. В смысле, не моя кровь — не как если бы я порезалась или еще чего. А такая, как будто я живу ею, дышу ею и… сама ею являюсь.

«Это не из-за меня. Это не из-за меня. Это не из-за меня…»

Это кровь Джонно, ясное дело… что тогда фонтаном вырывалась из раны у него на шее. Мне не нужна Бакши или кто-нибудь еще, чтобы понять хотя бы это.

Или, по крайней мере, так было до определенного момента.

Теперь ее даже еще больше — я буквально бреду в ней по колено, умываюсь ею, тону в ней, — потому что к ее общей массе примешалась еще и кровь Дебби, пропитывая абсолютно все в этом сне, или в галлюцинации, или хрен знает в чем вообще.

Хотя есть и одно отличие.

До сих пор все это было связано с чувством вины. Когда это заканчивалось, я могла лежать без сна, дыша так, как дышу сейчас, и чувствовать, как это чувство сжирает меня живьем — независимо от того, сколько раз я твердила себе, что не должна винить себя в том, что случилось с Джонно.

«Я ни в чем не виновата, я ни в чем не виновата!»

Ни в чем. Не. Виновата.

Хотя сейчас я ощущаю кое-что еще, и это парализует меня гораздо сильнее, чем когда-либо удавалось чувству вины. Это неведомое «нечто» стучится ко мне в половину четвертого, и если на тот момент вообще удалось хоть сколько-то поспать, я знаю, что сон больше не придет ни на минутку.

Таращусь на дверь. Жду, когда некая тень двинется за ней. Вслушиваюсь в крики, доносящиеся снаружи.

В полнейшем, блин, ужасе.