Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Глобальный центр бронирования и обслуживания клиентов Marriott в Омахе (Небраска) – это приземистое двухэтажное здание песочного цвета. Оно расположено напротив аптеки Walgreens и лютеранской церкви, а его большую парковку окружают тщательно подстриженные газоны и ели. Внутри сотрудники отвечают на звонки и обрабатывают запросы клиентов со всего мира – бронирование, жалобы, просьбы о возврате денег. А порой просто выслушивают ругань.
Как-то раз в январе 2018 года Рой Джонс, сорокадевятилетний уроженец Омахи, работал в ночную смену. Этот лысый мужчина плотного телосложения с рыжеватой эспаньолкой носил очки в тонкой оправе, курил электронные сигареты и увлекался хип-хопом779. Он зарабатывал 14 долларов в час, отвечая на вопросы клиентов Marriott через Twitter-аккаунты гостиничной сети.
Джонс сидел за компьютером в течение восьми часов в то время, когда большинство жителей города крепко спали780. Работа в техподдержке может быть чрезвычайно утомительной: нужно снова и снова отвечать на одни и те же бессмысленные вопросы недовольных и раздраженных людей, которые часто не понимают или не задумываются о том, что разговаривают с другим обычным человеком, особенно если общение происходит в Twitter. Джонсу нравилась эта работа. В молодости у него были проблемы с законом, а также с наркотиками и алкоголем, из-за чего не удавалось надолго задержаться в других компаниях. Однако за те полтора года, что он проработал в Marriott, его повысили в должности, зарплата выросла, начальство его ценило.
В обычный день в начале января, когда Джонс прибыл в колл-центр Marriott, на другом краю света назревала буря, которая впоследствии ударила по компании. Электронное письмо, разосланное участникам программы лояльности Marriott в Китае, содержало, казалось бы, безобидный вопрос: в какой стране вы постоянно проживаете? Респонденты могли выбрать в выпадающем меню один из нескольких вариантов: Китай, Тибет, Тайвань и Гонконг. В глазах китайских националистических троллей, ищущих любой повод оскорбиться, это выглядело заявлением в поддержку независимости названных территорий от Китая781. Когда по китайским соцсетям прокатилась волна возмущения, нагнетаемая государственными СМИ, Шанхайская администрация киберпространства приказала гостиничной сети на неделю закрыть свой сайт и приложение на китайском языке, чтобы полностью удалить всю ошибочную информацию. Руководители Marriott были вызваны на встречу с чиновниками, отвечающими за туристическую сферу.
Когда Джонс приступал к работе, он смутно догадывался, что в Китае возникла какая-то проблема. Но его не проинформировали, как с ней справляться. Не сказали, что может потребоваться особая осторожность, чтобы избежать новых обид китайских пользователей. И кроме того, он был занят другой проблемой Marriott: рекламная акция, которая была организована совместно с НФЛ и в ходе которой пользователи получали бонусные баллы за ответы на вопросы спортивной викторины, была заспамлена ботами, которые собирали все баллы и продавали их.
К потоку сообщений от ботов вскоре добавились сотни твитов о проблеме в Китае. Когда Джонс просматривал их, пытаясь понять, какие из сообщений представляют собой реальные запросы клиентов, он случайно лайкнул одно из сообщений, вместо того чтобы проигнорировать его782. Это был твит от индийской группы «Друзья Тибета», выступающей за независимость этой территории. В нем содержалось поздравление Marriott с тем, что компания включила Тибет в список стран наряду с Гонконгом и Тайванем783. Джонс не заметил того, что сделал; позднее у него не было никаких объяснений, за исключением того, что он был перегружен работой и случайно нажал кнопку «Нравится».
Однако через несколько часов высокопоставленный инспектор отдела кадров Marriott вылетел в Омаху, а Крейг Смит, президент азиатско-тихоокеанского офиса гостиничной сети, принес унизительные извинения государственному изданию China Daily. Он просил прощения за действия компании, которые выглядели бросающими тень на давнее уважение Marriott к суверенитету и территориальной целостности Китая784.
«Это ужасная ошибка – вероятно, одна из самых серьезных в моей карьере», – сказал он газете, упомянув о восьмиэтапном плане устранения нарушений. План включал в себя расширение обучения сотрудников по всему миру и создание специального канала подачи жалоб для китайских клиентов. Marriott также заморозила свои аккаунты в соцсетях и уволила Джонса. Тот был потрясен и подавлен: после стольких лет нестабильности, в свои почти пятьдесят лет он только-только начал строить карьеру! Он понимал, что Marriott сделала его козлом отпущения, чтобы угодить Китаю, и начал искать информацию о китайской цензуре и стремлении Пекина расширить свое влияние по всему миру. Он делился ссылками на такую информацию в своем аккаунте в Twitter и ретвитил критические высказывания в адрес Marriott. Он внутренне беспокоился о том, что произойдет дальше, и боялся, что разочаровал своих пожилых родителей. «Эта работа была для меня всем, – рассказывал Джонс Wall Street Journal. – В моем возрасте у меня не так уж много возможностей».
Одержав победу над Marriott, националистические тролли начали искать другие компании, оскорбляющие чувства китайского народа. Пользователи проверяли выпадающие меню на десятках сайтов. Раскритиковали Delta Air Lines и испанский модный бренд Zara за то, что поместили в список стран Тайвань. Mercedes-Benz пришлось извиниться за пост «понедельничной мотивации» в Instagram с цитатой из Далай-ламы: «Посмотрите на ситуацию со всех сторон, и вы станете более открытыми»785. Шон Чжан, китайский студент юридического факультета Университета Британской Колумбии, опубликовал в Twitter изображение тибетского флага – и в дом его родителей в Уи (провинция Чжэцзян) пришли сотрудники спецслужб и призвали их заставить Чжана удалить твит. (Он этого не сделал786.) 25 апреля Управление гражданской авиации Китая направило письмо тридцати шести иностранным авиаперевозчикам с требованием признать Гонконг, Макао и Тайвань частями Китая. Позднее Белый дом назвал это оруэлловским абсурдом, но большинство компаний выполнили требование, побоявшись лишиться клиентов на втором по величине в мире рынке авиаперевозок787.
Атака на GitHub, описанная в самом начале этой книги, стала переломным моментом. Именно тогда архитекторы Великого файрвола обратили взоры на внешний мир: они не желали мириться с угрозами своему господству, откуда бы эти угрозы ни поступали. Эта атака была больше похожа на традиционную контрразведывательную операцию. Инструменты, на которые она была нацелена, люди использовали для обхода китайских законов и бросали вызов китайским властям в сфере контроля над внутренним интернетом. Атака на GitHub вызвала, конечно, беспокойство, но она была не хуже прочих шагов, предпринимаемых государствами во имя безопасности, и выглядела менее вопиющей и незаконной, чем ряд других мер, в том числе со стороны демократических правительств и самопровозглашенных защитников свободного интернета. После атаки на GitHub сформировалась гораздо более тревожная тенденция – экспорт китайской интернет-цензуры. Технологии, стоящие за Великим файрволом, уже используют Россия и другие союзники Китая, а страны Африки, Южной Америки и Азии внедряют контроль над интернетом по образцу китайского. Пространство для критики китайских властей было небольшим в самом Китае, стало сужаться и за рубежом. Пекин нападает на любого, кто не согласен с его территориальными амбициями или гегемонией компартии.
В заявлении по поводу требований Управления гражданской авиации Китая Белый дом обещал противостоять попыткам Китая навязать свою цензуру и политкорректность американцам и остальному свободному миру788. Но, как показано в этой книге, чаще всего США поощряют цензуру в интернете, контроль над соцсетями и другими платформами. Когда интернет превращается в поле битвы имперских держав, всех, кто на стороне Вашингтона, рассматривают как его агентов, а их честность и способность самостоятельно действовать за рубежом оказываются под вопросом.
Это было заметно в ходе «арабской весны», «Зеленой революции» в Иране, во время протестов в России и Китае. Тогда и консерваторы, и либералы в США неуклюже пытались представить онлайн-революционеров своими и тем самым делали их потенциальными агентами ЦРУ в глазах людей, которых они пытались склонить на свою сторону.
Я наблюдал то же самое в Гонконге – вдали от цензуры. Там продемократические группы, отчаянно нуждающиеся в финансировании и легитимизации, обращаются к политикам, которые критикуют Китай, и делают так в первую очередь из-за идеологической ненависти к социализму. Это позволяет им найти поддержку в США, но зачастую вредит им на родине, помогает Пекину представить оппозицию в Гонконге как продукт иностранного вмешательства. Кто активно поддерживает диссидентов за рубежом, гораздо менее терпим к подобным явлениям внутри своей страны.
Паника из-за так называемых фейковых новостей, обвинения России во вмешательстве в американскую политику, жалобы на телекомпанию RT и другие российские государственные СМИ, критикующие внутреннюю и внешнюю политику США – это зеркальное отражение того, с чем сталкиваются радиостанции «Свободная Азия» и «Голос Америки», когда подробно освещают деятельность китайских и российских диссидентов и берут у них интервью.
Лицемерие – не редкость для политики, но нигде оно не проявляется так ярко, как в действиях технологических компаний, которые стали главными бенефициарами последнего интернет-пузыря.
На удручающе скучной технической конференции в Шанхае в 2015 году я сидел в сверкающем бальном зале и слушал, как топ-менеджер Twitter пытается представить эту платформу китайским бизнесменам. Он хвастался ее глобальным охватом, притом что Великий файрвол не давал никому из присутствующих в аудитории воспользоваться приложением. В следующем году в Twitter наняли первого в истории управляющего директора по Китаю – Кэти Чэнь, бывшую сотрудницу НОАК и Министерства общественной безопасности Китая. После назначения Чэнь первым делом обратилась к китайским государственным СМИ: «Давайте работать сообща, чтобы поведать миру историю великого Китая!»789 Чэнь покинула компанию спустя восемь месяцев – после того, как попытки Twitter добиться хоть какого-нибудь прогресса провалились. Компания перевела китайскую команду по продаже рекламы в Сингапур790.
В попытках добиться расположения Пекина самым беззастенчивым стал Facebook. Марк Цукерберг позировал на фоне пекинского смога, раздавал сотрудникам экземпляры книги Си Цзиньпина «Об управлении Китаем» и даже якобы просил Си дать имя своему первому ребенку (Си отказался). По данным New York Times, Facebook разработала секретный инструмент для сокрытия публикаций в новостных лентах пользователей. Это было сделано, чтобы помочь компании попасть в Китай791. На просьбу прокомментировать эту новость в Facebook ответили так: «Мы давно говорим, что заинтересованы в Китае, уделяем время изучению этой страны и пытаемся лучше ее понять».
Цукерберг пытался найти компромисс, который позволил бы китайским цензорам фильтровать контент на Facebook, а компании – получить доступ к не охваченному ею крупному рынку. Попытки провалились из-за причуд внутренней политики Компартии Китая. В начале 2018 года Лу Вэй, бывший интернет-царь и главный цензор, с которым Цукерберг и другие лидеры американских ИТ-компаний поддерживали особенно тесные отношения, был исключен из партии и изобличен в государственных СМИ. Лу обвинили в коррупции, сексуальном насилии, создании клики и присвоении денег. Китайское антикоррупционное ведомство заявило: Лу комментировал политику центрального правительства с предвзятостью и передергиваниями, препятствовал его расследованиям, с необузданными амбициями использовал госсобственность в личных целях и делал все возможное для прославления себя792.
Падение Лу было только началом проблем для Facebook. Выяснилось, что политическая консалтинговая фирма Cambridge Analytica собирала данные миллионов пользователей соцсети. Этому способствовала слабая защита конфиденциальности на платформе Facebook793. Скандал развернулся на фоне постоянных опасений из-за фейковых новостей: наиболее активно их читали и распространяли пользователи Facebook. Это заметно подпортило репутацию компании, подорвало доверие пользователей к ИТ-гигантам и отбило желание их защищать.
Скептицизм в отношении технологических магнатов можно только приветствовать. Вновь и вновь компании из Кремниевой долины подтверждают, что им нельзя доверять: они не готовы ставить права и конфиденциальность пользователей выше прибыли. Еще в 2013 году благодаря разоблачениям Сноудена стало понятно, как много фирм охотно передают пользовательские данные Агентству национальной безопасности США и другим государственным спецслужбам. Шифрование и более надежную защиту конфиденциальности ввели лишь тогда, когда испугались массового бегства пользователей на другие платформы. Читатель теперь знает: мало кто из крупных компаний может похвастаться хорошим послужным списком в отношениях с Китаем и другими врагами открытого интернета несмотря на риторику в защиту свободы. И даже если они показывают зубы – например, когда Google и другие технологические гиганты сопротивлялись попыткам Китая усилить надзор за интернетом со стороны ООН, – делают это в основном ради защиты собственных доходов, а не пользователей.
Истоки такого подхода следует искать в либертарианской этике. Ею вдохновлялись многие создатели интернета. Лозунг «Информация хочет быть свободной» всегда больше относился к свободе компаний зарабатывать деньги, чем к возможности для пользователей делиться информацией без страха и ограничений.
Компании предупреждают об опасности государственной цензуры. Когда их самих подвергают жесткому регулированию, они сильнее ограничивают и свободу самовыражения пользователей. Facebook подвергает цензуре представителей ЛГБТК, активистов Black Lives Matter и кормящих матерей794. YouTube давно обвиняют в чрезмерном усердии в защите авторских прав, удалении пародий, не противоречащих закону, и видео, соответствующих принципу добросовестного использования795. Последствия паники из-за фейковых новостей 2016 года сведутся, скорее всего, к усилению цензуры и маргинализации голосов меньшинств, особенно с политической периферии: платформы вроде Facebook и Google пытаются сами решать, какие сайты считать легитимными источниками новостей796.
Когда эта книга ушла в печать, стало известно, что Google разрабатывает секретное приложение под кодовым названием Dragonfly для китайского рынка797. По словам рассказавшего об этом журналиста Райана Галлахера, поисковик на базе Android сможет автоматически идентифицировать и отфильтровывать сайты, заблокированные Великим файрволом. Он уже был представлен чиновникам из китайского правительства. Dragonfly хранили в строгом секрете даже внутри Google, и сообщение Галлахера вызвало возмущение среди сотрудников: они увидели в этом окончательное отречение от принципа компании «не быть злом». В открытом письме руководству сотни сотрудников Google жаловались на отсутствие прозрачности внутри компании и предупреждали, что запуск Dragonfly и возвращение в Китай вызовут острые моральные и этические проблемы, которые невозможно будет решить798.
Те, кто помнил первый китайский эксперимент, удивлялся меньше. Брэндон Дауни, бывший инженер Google, сказал в защиту Dragonfly так: «Смотрите, Китай уже цензурирует интернет. Так почему бы нам не дать людям хотя бы ту информацию, которую мы можем им дать? Ведь это же лучше, чем ничего799. Но как бы вы ни относились к этому аргументу, есть один важный факт: Google уже поступила так однажды, и это обернулось катастрофой. Так зачем же это делать? Ответ прост: Google действует как традиционная компания. Она выжимает из рынка все до последнего цента, не обращая внимания на такие нематериальные факторы, как принципы и этические издержки, и даже подвергая риску безопасность пользователей».
Когда Google впервые покинула Китай, главным сторонником этого шага называли Сергея Брина. Сын советских беженцев, он считался моральным флюгером компании. Однако на собрании сотрудников после сообщения о Dragonfly Брин, ныне возглавляющий Alphabet (материнскую компанию Google), заявил, что не знает о проекте. Это показалось невероятным многим наблюдателям800 и не в последнюю очередь Дауни. Он писал: «Именно Сергей Брин принял решение об уходе из Китая. Однако теперь Google использует название яхты Сергея в качестве кодового наименования секретного проекта по встраиванию в поисковик инструмента цензуры на основе искусственного интеллекта. Google меняется».
Поведение Google и Facebook в отношении Китая – веское доказательство того, что технологические гиганты не будут защищать пользователей от цензуры.
К сожалению, многие избранные политики ничем не лучше. Они стараются заработать очки в медийной среде, одержимой опасностями интернета, и некоторые уже склоняются к ограничению свободы слова, даже если не говорят об этом открыто. Во многих странах опасения по поводу фейковых новостей или координации террористов в интернете уже используются как оправдание усиления контроля над всей интернет-активностью. Пекин рад помогать странам, которые хотят перейти к китайской модели. Китайские компании готовы поставлять необходимые для этого инструменты. В большинстве развитых демократий угроза прямого государственного контроля не так велика, но история показывает, насколько опасно чрезмерное спокойствие.
В конце 2000-х годов австралийские политики решили составить черный список сайтов, связанных с детской порнографией. Работавшие в стране интернет-провайдеры должны были блокировать все сайты из списка. Содержимое сайтов хранилось бы в секрете, что крайне затрудняло бы демократический контроль. Конечно, мало кто стал бы возражать против блокировки детской порнографии. Когда в 2009 году WikiLeaks опубликовал копию того самого черного списка, выяснилось: туда попали сайты для азартных игр, отдельные видеоролики с YouTube, обычное порно, страница питомника для собак и сам сайт WikiLeaks801. Австралийские политики, авторы инициативы, действительно хотели защитить детей, даже когда упрямо игнорировали основную часть критики, которая в итоге и потопила законопроект.
Демократические лидеры не застрахованы от желания контролировать интернет и для сохранения собственной власти. В 2017 году в Каталонии, во время референдума по вопросу независимости от Испании, состоявшегося вопреки протестам Мадрида, веб-сайты, связанные с голосованием, подверглись атакам. Из магазинов приложений исчезали программы, а люди лишились возможности обмениваться актуальной информацией802.
Все это не означает, что интернет должен быть полностью свободным от фильтров и пользователи могут публиковать и распространять любой контент, даже самый гнусный, опасный и незаконный. Но меры, принимаемые для повышения безопасности интернета, должны быть направлены на расширение прав и защиту пользователей, а не тех, кто занимается цензурой, будь то государства или частные корпорации.
Самый простой способ сделать это – дать людям возможность влиять на используемые ими сервисы. Речь не об обычной свободе выбора в рамках рынка: мол, человек, недовольный действиями Facebook или Google, может просто отказаться от их услуг. Это неосуществимо. Обе компании, как и другие фирмы из Кремниевой долины, слишком глубоко проникли в нашу повседневную жизнь, слишком важны для нас, чтобы можно было легко бойкотировать их. Допустим, вы можете обойтись без Facebook. Удастся ли вам так же легко отказаться от Instagram и WhatsApp? Многие переходят на альтернативные поисковики, чтобы избежать слежки со стороны Google, но продолжают пользоваться электронной почтой Gmail или смотреть видео на YouTube. Даже те, кто имел дело с цензурой, признают, что используют эти платформы, поскольку издержки и трудности, связанные с отказом от них, слишком велики803.
В еще большей степени сказанное относится к развивающимся странам, там для многих Facebook и есть интернет. «Если вы отключите Facebook, это в буквальном смысле вызовет уличные беспорядки, – объяснял журналу New York Magazine Антонио Гарсия Мартинес, бывший рекламный директор Facebook, после скандала с Cambridge Analytica. – В глубине души руководство Facebook понимает, что задевает чувства людей. В конце концов, люди счастливы пользоваться этим продуктом. Почему бы и не позадевать их чувства?»804
По словам журналиста Марка Скотта, необходимо разобраться с дилеммой между свободой слова и безопасностью в интернете. Какой контент выходит за рамки допустимого – об этом пусть судят не непрозрачные технологические компании, а выборные должностные лица. Лучше сделать так: кто будет этим заниматься, должен отчитываться перед избирателями805.
Наделить пользователей правом голоса и властью над платформами – задача не из легких. Она потребует вмешательства государства, что повлечет за собой ряд дополнительных рисков. Facebook, Google и другие компании вряд ли добровольно пойдут на радикальные шаги, которые коренным образом изменят их работу. Более вероятно, что новый, ориентированный на пользователей, демократический и прозрачный интернет придется создавать с нуля. По словам специалистов по технологиям Бена Тарноффа и Мойры Вейгель, это предполагает разработку совместных общественных альтернатив. Это позволит сотрудникам, пользователям и гражданам самим решать, как ими управлять. Демократические цифровые структуры будут сосредоточены на удовлетворении личных и социальных потребностей людей, а не на наращивании прибыли для инвесторов806.
Мы достигли поворотного момента в истории интернета. Сегодня есть два основных видения, как должны работать технологии. Либертарианская фантазия – «Информация хочет быть свободной» – позволила вырасти огромным технологическим монополиям, которые злоупотребляют нашими данными, контролируют наше самовыражение и ставят под угрозу нашу частную жизнь. В китайской модели гиперконтроля главный арбитр – государство. Оно решает, что можно и нужно говорить для нашего собственного блага и его, государства, вечной власти.
Настоящие перемены произойдут, когда мы выработаем альтернативное видение: управляемый пользователями, прозрачный и демократический интернет, основанный на уникальных преимуществах технологий – свободе, образовании и международной солидарности, а не на погоне за прибылью или тотальном контроле.
Джеймс Гриффитс
Гонконг, сентябрь 2018 года
Войти с помощью соц. сетей: