Человек будущего в проекциях мировых идеологий
В рамках религиозной традиции человек мыслился как проект. Человеческое развитие представляло собой развёртку замысла Божьего. Соответственно, должно быть и целевое состояние этого замысла. Человек преображался, и мировая история была путём от исходного несовершенного антропологического состояния – к совершенному. Новое состояние уже даже не являлось антропологическим, поскольку человеческая природа трансформировалось в нечто высшее, чем человек.
Особый интерес к теме человека будущего пришёлся в Европе на период Ренессанса. Выдвигается ориентир создания нового человека как гармонически развитой личности. Гармоническое развитие воспринималось первоначально в качестве создания аналогии олимпийским богам. Над проблемой выведения нового совершенного человека работали алхимики.
В период Модерна своя версия постчеловека была сформулирована в каждой из основных идеологий. Либерализм исходил из образа человека, трактуемого в качестве индивидуума-атома. С проявлением новых технологий пространство проявления индивидуальности расширяется. Человек в логике развёртки либерального подхода получает, например, возможность выбирать свой пол и изменять половую природу. Выбор индивидуальной природы – это тот идеологический мейнстрим, с которым либерализм вступил в эпоху постмодерна.
Идея нового человека в фашизме связывалась с перспективами расовой евгеники. Все великие свершения прошлого связывались с присутствием арийской расовой компоненты. Главным злом, произошедшим в истории и приведшим к деградации человечества, определялось расовое смешение. Ему оказались подвергнуты все без исключения народы в большей или меньшей степени. Антропологическая перспектива будущего виделась в восстановлении чистой арийской или – в более поздней терминологии – «нордической расы». Из этих теорий следовала необходимость принятия практической программы восстановления нордического типа. Получило широкое хождение понятие «расовая гигиена».
О грядущей антропологической трансформации писал Фридрих Ницше. Его Сверхчеловек радикально отрицал человека. Это – радикальный аморалист, в котором находили гипертрофированное выражение черты зверя. И именно в зверином начале виделись ориентиры грядущей постантропологической трансформации. Арнольд Гелен в работе 1940 года, исходя из позиций биоантропологии, развивал представление о том, что человек – ущербное существо, каковым он стал в результате утраты «ощущения биологической борьбы за существование». В восстановлении значения биологически-инстинктивных начал виделся ему исторически необходимый поворот национал-социализма.
Своя версия нового человека была выдвинута и в рамках коммунистической идеологии. Человек будущего должен был преодолеть отчуждение – от общества и от собственной природы (Маркс). Новый коммунистический человек противопоставлялся человеку прежних эпох – индивидуалисту. Предполагалось, что изменения произойдут в самой природе человека и направляться они будут целевым образом на основе передовой науки. Особое внимание уделялось изучению головного мозга и высшей нервной деятельности. Поддерживались проекты по изучению проблем старения организма и способов продления жизни.
XXI век – время «постидеологии». Прежние связанные с классическими идеологиями антропологические проекции частично деактуализируются. Но актуальность самого дискурса о человеке будущего обостряется ввиду появления новых технологий. То, что антропологические изменения будут происходить, – не вызывает сомнений. Вопрос стоит о направленности этих изменений. По большому счёту существуют две антагонистичные друг другу перспективы. Первая перспектива – трансгуманистическая деконструкция человека, реконфигурация его как человеко-киборга. Вторая перспектива – одухотворение человека, его преображение в направлении идеалов «обожения».
Ценностная развилка антропологических перспектив
Возможно ли минимизировать угрозы трансгуманизма? Да, возможно. Первый вариант – отказаться от самой затеи антропологической трансформации как неоправданной с точки зрения рисков. Реалистичность его невелика ввиду того, что не все согласятся прекратить соответствующие разработки, и те, кто не подчинится общему решению, станут технологическими монополистами. Второй вариант – взять целевым образом под контроль проект создания нового человека, наполнить его должным ценностным содержанием.
Одна перспектива – перспектива преображения – одухотворение, усиление духовной компоненты через преодоление телесной зависимости, трансформация, которую можно было бы охарактеризовать как «ангелическую». Вторая перспектива – перспектива трансгуманизма – расчеловечивание, упразднение социальнокультурной традиции. В рамках второй перспективы также преодолевается телесно-биологическое начало, но только не в направлении одухотворения, а в противоположном направлении – за рамки жизни, к инфернальному хаосу.
В каком направлении пойдёт развитие, если антропологический переход начался бы прямо сегодня? Не вызывает сомнений, что при существующей системе жизнеустройства такой переход и означал бы практически духовную деградацию и распад единства человеческого вида. Иного в рамках модели, которую Эммануэль Макрон сравнительно недавно назвал деградировавшим и сошедшим с ума капитализмом, и быть не может.
Следовательно, основная угроза состоит не в самой перспективе антропологического перехода, а в том, что пролонгация на этот переход нынешних тенденций мирового развития может привести к сугубо отрицательным результатам. Следовательно, необходим целевой переход к иной модели жизнеустройства, основанной на идеалах нравственности. Создание образа идеального человека – антропологический проект будущего – само может оздоровить и очистить настоящее, стать тягачом нравственного развития для России и мира.
Технологии развиваются со значительным, стремительно усугубляющимся, отрывом не только в отношении нравственного состояния человечества, но и его возможностями предвидеть будущее. Степень неопределенности в связи с развитием технологий принципиально возрастает. На этом основании получила распространение теория «эджайлизации», базирующаяся на тезисе о вступлении человечества в эпоху принципиальной неопределенности. Принятие этой теории, безусловно, неприемлемо, ввиду реконструируемого в ней намерения отрицания ценностно-целевого, а соответственно, проектного и идеологического уровня общественного строительства, и закрепления де-факто, как само собой разумеющегося, позиций идеологии либерализма. Но само ее появление фиксирует действительный методологический кризис постижения будущего.
Пример пандемии коронавируса (вне зависимости от реальных масштабов, связанных с ним угроз) показывает, в частности, последствия непредсказуемо возрастающих угроз вирусного воздействия при попытках сущностных изменений природы человека. Усилия всего мирового сообщества быстро создать вакцину не увенчались успехом. И это для человека естественного, биологического, чья иммунная система развивалась сотни тысяч лет в развертке всего антропогенеза. То, что иммунная система человека в результате трансгуманистической трансформации окажется поражена, не вызывает сомнений.
Любой вирус будет способен упразднить разом проект антропологического преобразования. Новый человек может первоначально казаться совершеннее человека природного, но, при вступлении в прямое взаимодействие с природой, он, будучи неадаптивен к ней, с высокой вероятностью не пройдет эксперимент. Осуществить же технологически то, что природа выработала за сотни тысяч, а то и миллионы лет, задача невероятная по сложности.
Непредсказуемость последствий трансгуманистического проекта определила, в частности, негативное отношение к нему провозвестника конца истории Френсиса Фукуямы. Казалась бы, будучи приверженцем либеральных ценностей, он должен был бы поддержать и мейнстримный трансгуманизм. Но Фукуяма, напротив, в своей книге «Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции», вышедшей впервые еще в 2002 году, рассматривал трансгуманизм как главную реальную угрозу для человечества. Наука, полагал он, не может ни увидеть собственные пределы, ни определить в должной мере последствия изобретений и технологических нововведений.
Робот София, обещавшая уничтожить человечество
Фукуяма, как либерал, видит в трансгуманизме и угрозы для ценностей классического либерализма. Вынесенное им в заглавие книги положение о «постчеловеческом будущем» вступало в противоречие с названием его самой известной книги 1992 года «Конец истории и последний человек». Принятие платформы трансгуманизма означало бы, чтобы за последним человеком будет постчеловек. А ввиду того, что переход к постчеловеку не может быть одномоментным, Фукуяма видел угрозу в упразднении через развертку трансгуманистического проекта принципа равноправия. Трансгуманизация, предупреждал он, будет означать дегуманизацию.
